Студопедия  
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Не на жизнь, а на смерть!

Читайте также:
  1. Бог так устроил человеческую и ангельскую жизнь, чтобы сперва стало очевидным, что может свободное решение, а затем - что может дар благодати и суд справедливости
  2. В Нем была жизнь, и жизнь была Свет Человеков.
  3. Вопрос: Как появилась жизнь, какой мы ее знаем?
  4. Глава 17 Как выбрать жизнь, которая вам нужна
  5. Глава I ЖИЗНЬ, ИЛИ ОПЫТ СО СМЕРТЕЛЬНЫМ ИСХОДОМ
  6. Главный волшебник, способный изменить вашу жизнь, вам хорошо знаком – это вы сами.
  7. Жизнь, любимая моя жизнь!
  8. жизнь, протекающую, так сказать, вне общих рамок,-- отсюда сцены
  9. Жизнь, свободная от драконов: мужское и женское начало
  10. Жизнь, свободная от драконов: мужское и женское начало.

Войны бывают очень долгими. Например, известна Столетняя война. Вообще трудно вообразить, как это можно двум соседним народам воевать сто лет подряд - целый век. Однако воевали по глупости.

 

Мало того, есть случаи, когда воюет меж собой один и тот же народ, разделённый надвое только словами и мыслями. Такие гражданские войны - верх глупости.

 

Но всё-таки есть войны более или менее умные - освободительные! Против захватчиков.

И многие люди воюют сами с собой, пытаясь освободиться от того, что им в себе противно, что захватило, поработило и не даёт житья. День изо дня сражаются, то проигрывая, то побеждая.

 

В общем-то это справедливые войны. Хотя они могут длиться всю жизнь, поскольку сложно раз и навсегда избавиться от мерзкого рабства. Часто оно уходит в подполье. А потом, едва расслабишься, начинает партизанить, мелко пакостить.

 

Победу нужно утвердить всем своим существом - душой и телом! Помнить каждую минуту, что ты свободен, что иного и быть не может, что ты - победитель во веки веков.

 

Вот уже целый месяц Шухлик бился не на жизнь, а на смерть с братцем-ленью.

Иной раз так не хотелось просыпаться ни свет ни заря, выходить из сада в пустыню на поле боя, но ослик принуждал себя усилием воли. Чтобы победить лень, надо показать ей свой характер, делать через "не хочу". А начинается всё с простых мелочей, которые должны стать привычкой, - например, чистить зубы по утрам и вечерам, убирать постель или делать зарядку, хоть порой и очень не охота.

 

Зато как радостно одолеть в себе то, что мешает жить! Сразу чувствуешь, какую огромную тяжесть уже сбросил с плеч, и понимаешь, что тебе по силам освободиться от других изъянов.

 

Шухлик стал опытным воином и не давал спуску Танбалу. Молотил его, крушил, рвал на мелкие клочки, раздувал пылью среди барханов. Танбал выглядел чахлым, хворым и квёлым, умолял простить и отнести в сад Багишамал к пруду, как больного шакала Чиябури.

 

Но на следующее утро, устроив коварные ловушки и засады, обернувшись летучей саранчой или сворой чёрных пауков, вновь поджидал Шухлика. Ослик поражался, как он мог раньше жить с подобной дрянью внутри, буквально душа в душу.

 

Шёл, кажется, тридцать седьмой день войны. Шухлик, честно говоря, сбился со счёта. Впрочем, и на этот день у него был готов план наступления. Ослик хотел заманить Танбала в зыбучие пески, откуда сам едва спасся.

 

Прискакав на окраину сада, Шухлик замер от неожиданности - в пустыне его поджидали трое. Рядом с Танбалом стоял Кайсар, братец-упрямец, похожий на старую жилистую корягу, усеянную шипами. А чуть поодаль - Бетоб, братец-больной, напоминавший жабу величиной с павлина.

 

Шухлик давно позабыл о них. И вот здрасьте! Выстроились, как три богатыря.

Лёгкое облачко сомнения и неуверенности окутало всего на миг голову рыжего ослика. Но подлый братец Бетоб, высунув длинный змеиный язык, сразу напустил на него кашель, чихание и ломоту в костях.

 

В былые времена этого хватило бы, чтобы Шухлик окон-чательно расклеился, почувствовав себя неизлечимо больным. Однако теперь многое изменилось - начиная с нержавеющего характера и кончая пятью личными деревьями в саду Багишамал. Ослик не терял веру в себя. Если и обронил на секунду, тут же поднял!

 

- Чихать я хотел и кашлять на вас! - крикнул он, заходя с того края, где ошивался битый-перебитый-измочаленный Танбал, принявший на этот раз вид варёной курицы, только что из бульона, - на большее уже не был способен.

 

Шухлик резво поскакал на Танбала, но перепрыгнул и нежданно обрушился всеми копытами на шипа-стую башку Кайсара, расколов её, как трухлявый пень. Тут же развернулся и со всего маху лягнул Бетоба точно в нос, совершенно его расквасив.

 

Танбал закудахтал от ужаса и снёс яйцо всмятку. Кайсар, ничего не видя и не соображая, крутился на месте, упрямо пытаясь боднуть хоть кого-нибудь, кто подвернётся.

 

Тут и подвернулся слепо ковылявший Бетоб. Получив шипами по разбитому носу, он горестнд квакнул и отскочил, угодив прямо в зыбучие пески. Ещё с минуту слышалось его хриплое кваканье, пока песок не сомкнулся над головой. Последним исчез длинный фиолетовый язык, извивавшийся над песком, будто ядовитое растение. А вместе с ним - кашель, чихание и ломота в костях у Шухлика. Как рукой сняло!

- Пере-пере! - кудахтал Танбал, уворачиваясь от обезумевшего Кайсара. - Мирие!

 

Шухлик примерился и одним ударом, как дровосек колуном, расщепил Кайсара пополам. Братец-упрямец крякнул, будто старый дуб, сокрушаемый ураганом, и затих навсегда.

 

- До завтра! - крикнул ослик вслед Танбалу, который удирал, взмахивая варёными крылышками.

 

Вернувшись в Багишамал, Шухлик застал у пруда шакала Чиябури и дайди Дивана-биби. Они оживлённо беседовали на шакальском языке.

 

- Что это за имя такое дурацкое - Диван-биби? - тявкал Чия-бури.

- Именно что дурацкое! - радостно соглашался дайди, тоже потявкивая. - Понимаешь ли, шакалок, много лет назад у нас в доме был диван с колесиками. Я любил ездить на нём по улицам, приговаривая "би-би! би-и-б-и-и!", чтобы прохожие расходились. С тех-то давних пор меня и прозвали - Диван-биби.

- Я бы обиделся! - взвизгнул шакал.

 

- Представь, шакалок, и я, глупец, обиделся! - завыл дайди очень натурально. - Настолько, глупец, обиделся, что ушёл из дому.

 

Диван-биби посыпал свою лысую голову травой, которая сразу прижилась - даже несколько жёлтеньких цветочков распустились, - и продолжил:

 

- Долго бродил в одиночестве по свету. Но со временем понял: нет никаких обид в этой жизни! И нет ничего важнее самой жизни. Мы родились, чтобы жить, обретая добро и любовь. Примерно так, как пчёлы собирают мёд. Такое у нас задание. Если в душе добро, ты идёшь лучшими дорогами жизни и не лезешь в капканы, как некоторые, - не будем указывать пальцем, кто.

 

У Чиябури уже зажила нога, повязку сняли, и он стал прежним, настырным, вредным и приставучим шакалом.

 

- Добро, любовь, душа - какая-то тёмная заумь и сплошная дурь! - Очень неприятно оскалился он. - Ты, дедок, говори, да не заговаривайся! Кто такие "некоторые"? Укажи прямо пальцем!

 

- Это опасно - тыкать пальцем, - покачал Диван - биби зелёной шевелюрой. - Всякое может случиться!

Чиябури клацнул зубами:

 

- Ой-ой-ой, не надо пугать! Чем только в меня не тыкали! И всё нипочём! Эх, честно скажу, так хочется за палец тяпнуть! Впрочем, и ослиный хвост подойдёт! - покосился он на Шухлика. - Давненько не кусал.

- Не шали, шакалок, не то опять в историю влипнешь, - предупредил Диван-биби.

 

Однако тот подскочил к Шухлику и уже разинул пасть, собираясь-таки цапнуть за хвост. Дайди прошептал какую-то скороговорку, указывая пальцем на шакала, и в тот же миг он превратился в розовую свинью. Всё как полагается - пятачок, хвостик завитушкой!

 

- Ну, прекратите издеваться! - захрюкал Чиябури. - У меня же душа шакалья! Куда это годится - шакал в свинячьей шкуре?! В конце концов я сам себя искусаю до смерти.

 

- Смотри-ка, о душе заговорил! - усмехнулся дайди. - Катись ты со своей шакальей душонкой! - хлопнул он ладонями. - Чтобы духу твоего тут не было!

 

И действительно, свинья покатилась-покатилась по тропинкам, по дорожкам, меж деревьями, прочь из сада, хрюкая и тявкая через раз, оборачиваясь постепенно шакалом. Только пятачок остался поросячий.

 

- Что же получается? - спросил Шухлик. - У Чиябури совсем нет света в душе?

 

Диван-биби, задумавшись, сорвал с головы цветочек, понюхал и обратно посадил.

- Есть, конечно, свет, да очень слабый, рассеянный. Хоть мы на шакала зла не держим и прощаем его неблагодарность, но пусть себе живёт, как знает, в своей пустыне. А в саду Багишамал ему делать пока нечего.

Дайди поднялся, и видно было, что он опечален. Даже цветочки на голове чуть привяли. Плотно запахнув полы халата, он пошёл к своей кибитке под платаном, напоминая издали засушенный красный перчик.

 

Шухлик подметал шакалий дух и думал, поглядывая вслед дайди: "Тот, кто долгие годы бродит по миру, у кого сад внутри и вокруг, должен многое знать и быть очень мудрым. А знания и мудрость живут, видимо, рядом с печалью, которая жжёт, как печка. Печаль мудреца - это, наверное, забота, волнение и хлопоты о тех, у кого в душе мало света".

 

День уже угасал. Света было не больше, чем в душе шакала Чиябури. Но уже появились звёзды и полная улыбка луны.

 

Шухлик навестил свои деревья. Погладил каждое и вдруг сообразил, что деревьев прибавилось. На два больше - не пять, а семь! Они чувствовали себя хорошо, хотя плодов покуда не давали. Ослик пошептал что-то ласковое, ободряющее и отправился спать.

 

Оставалось ещё три дня войны.

Танбал с утра поджидал на прежнем месте. Сидел на обломках Кайсара, почитывая газету. В очках и та-'почках, в соломенной шляпе с петушиным пером он выглядел на редкость добродушным. Такой милый толстячок!

 

- Обещают на сегодня грозу с градом и молниями, - засопел он, увидев Шухлика. - Кстати, угадай, пожалуйста, слово из четырёх букв! Животное, обитает в пустынях, под угрозой исчезновения, занесено в Красную книгу. Есть "Л" и "Е"!

 

- Это мой предок, - ответил Шухлик. - Дикий африканский осёл!

- Как бы не так! - подскочил Танбал. - Слишком много букв - "дикийафриканскийосёл"! Это, прошу прощения, - "лень"! Из семейства оленей, вероятно. Такое милое животное лень, а под угрозой исчезновения! Очень обидно! Уже занесено, представь, в Красную книгу! Подумай, не ты ли виноват?

 

Танбал скомкал газету и запустил в Шухлика. Она просвистела, как пушечное ядро.

 

За газетой полетела шляпа. Яростно вращаясь и кукарекая пером, она неслась над пустыней, будто газонокосилка, - срезала по пути холмики и бугорки, кусты саксаула и верблюжью колючку. Ослик едва успел подпрыгнуть, спасая ноги.

 

А Танбал уже метнул сразу обе тапки и следом очки. Тапки порхали неровно, точно летучие мыши. Вверх-вниз, влево-вправо, - не уследишь! Только слышно, как скрипят - то ли гвоздями, то ли зубами. Им так хотелось вцепиться в ослика - кто вперёд! - что они столкнулись, не долетев. Кувырнулись в воздухе, шлёпнулись оземь и, униженные, расползлись, пятясь, как раки.

 

Зато очки ослик прозевал. Незаметно подкрались. Прыгнули и оседлали нос, ухватившись дужками за уши. И стряхнуть невозможно! Какие-то особенно хитрые очки. Сквозь их стёкла Шухлик видел вроде бы лучше, чётче, но совсем не то, что происходило на самом деле.

 

Танбал показался отцом родным - заботливым и участливым. Хотелось обнять его и никогда не расставаться.

 

- Драгоценный мой, рыженький, золотой! - ворковал Танбал без умолку, заговаривая уши. - Я тебя ни в жизнь не брошу, не оставлю, не покину. Ненаглядный мой, мы всегда будем вместе. Иди ко мне, голубок! Отдохни на моей груди!

 

Пожалуй, перестарался братец-лень. Слишком приторной и длинной была его речь. Шухлик понял, что делать. Закрыл глаза, чтобы очки не обманывали, и пошёл вслепую на голос Танбала. И вот, когда услышал совсем рядом его тяжёлое, сиплое дыхание, ударил наугад копытом. И попал!

 

Шухлик бил стремительно и точно, будто вовсе не копыто, а рыжая молния сверкала над пустыней.

 

- Вот тебе гроза! - приговаривал он. - Вот тебе град и молнии! Вот тебе лень из семейства оленей! Исчезни наконец проклятый!

 

- Всё-всё-всё! - завопил Танбал. - Сквозь землю провалюсь! В воду кану! В Красную книгу запишусь!

Шухлик плюнул и отправился домой с закрытыми глазами. Хорошо, что кукушка Кокку непрестанно куковала, как специальньпЧ звуковой маяк для слепых.

 

- Эй, дуралей, - послышалось сзади. - Мы ещё не весь кроссворд разгадали. Жду тебя завтра с большим нетерпением.

 

Ослик невзначай приоткрыл глаза, и сквозь чёртовы очки увидел перед собой страшную картину. Сад Багишамал стоял сухой и чёрный, без единого листочка, а в небе над ним зависла тяжёлая сизая туча, напоминавшая Танбала.

 

У Шухлика сердце оборвалось, хоть он и понимал, что это оптическое очковое враньё. Однако дальше шагал, не глядя, натыкаясь на деревья, продираясь сквозь кусты, оступаясь, пока не бултыхнулся со всего маху в пруд, перепугав сестричку выдру Ошну.

 

- Умоляю! - отфыркивался ослик. - Нужна срочная операция! Удали эти лживые стеклянные очики!

Ошне пришлось долго возиться. Очки держались намертво, будто лесной клещ. Медсестричка и зубами пробовала, и когтями. Чуть уши не отодрала.

 

- Есть одно средство, - сообразила она. - Набери побольше воздуха, нырни и сиди под водой, сколько выдержишь!

 

Шухлик так и поступил. Страшно сидеть под водой с закрытыми глазами, но ещё страшнее открыть: мало ли что привидится? Ослик просидел минуту, другую, третью. Наконец очки захлебнулись, отцепились и всплыли, прикинувшись на поверхности рыбьим пузырём. Не долго думая, Ошна его проглотила.

 

А когда вынырнул счастливый Шухлик, сказала ему медово-строгим голосом, каким только очень хорошие медсестры разговаривают на медосмотре:

 

- Пожалуй, пора заняться твоим зрением. Даже обманные очки это показали! Если бы ты хорошо видел, они бы не смогли задурить тебе голову.

 

- Конечно, - согласился ослик. - Надоело, когда вроде видишь, а толком не поймёшь, что именно. Мои собственные глаза, а тоже любят поднаврать! Хотелось бы отучить их от этого.

 

- Дайди Диван-биби знает как, - улыбнулась Ошна. Распростившись с сестричкой выдрой, Шухлик

прогуливался по цветущему саду и беседовал со своими глазами:

 

Что вы, ребята, дурака валяете? Ну, даже странно! Вы же мои родные, и я к вам со всей душой. Зачем меня подводите? Вот, к примеру, вы говорите, что это фига, то есть фиговое дерево, а при ближайшем рассмотрении оказывается - липа. Разве так честно поступать? Нет, я вас, ребята, не упрекаю, но надо же совесть иметь. Глаза и на самом деле застыдились. Начали щуриться, подмигивать и слезиться, а потом вообще закрылись, и Шухлик вскоре заснул.

 

Он устал от этой войны - не на жизнь, а на смерть. Скорее бы она, проклятая, кончалась!

Ему приснились всадники в латах, все, как один, на белых ослах. Они скакали-скакали незнамо куда по пустыне. Потом взлетели, выстроились клином и врезались в сизую грозовую тучу. Засверкали молнии, хлынул плотный ливень с градом. Шухлик проснулся мокрый от дождя.

 

Когда он вышел из сада, пустыня предстала перед ним особенно скучной, тусклой под бледными низкими облаками, сильно пустынной. Никого до самого горизонта. Может, Танбал уже сдался, утёк без следа под ночным ливнем? Да не тут-то было!

 

- Поговорим как мужчина с мужчиной, - послышалось знакомое пыхтение. - Во-первых,, будем считать нынешний день за два! Сегодня или никогда! Это наша последняя схватка! Во-вторых, то же самое, что и в-третьих, а именно ни-че-го. Попробуй одолеть "ничего"!

 

Шухлик осмотрелся. Пусто вокруг. Действительно, ничего! Даже сад Багишамал растворился в тумане. И ослик вдруг вспомнил свою прежнюю полужизнь-полусмерть рядом с чёрным гудящим столбом.

 

Его охватил ужас. Хотел уже поскакать в сад к своим деревьям, но померещилось, будто невидимый Танбал примеривается на-всегда оседлать его.

 

Шухлик остановился. Вновь огляделся - и повеселел.

Глаза его, пристыженные накануне, видели не так уж мало. Влажный песок под копытами. Вот ползёт жук-скарабей, отделяя песчинку от песчинки. Маленькая ящерка, высунувшись из норки, кивает кому-то головой. По стволу саксаула проложили бесконечную тропинку чёрные крохотные муравьи. Завис под облаками, едва заметно мельтеша крыльями, знакомый жаворонок Жур.

 

А на горизонте - стадо носатых сайгаков с вожаком Окуйруком, кажется не крупнее муравьев. И совсем ничтожный плетётся за ними шакал Чиябури, нос свиным пятачком.

 

Да разве это пустыня, когда столько в ней жизни? Разве может быть "ничего"? В любом "ничего" своё житьё-бытьё, которое посильно, если не разглядеть, то ощутить и понять душою, коли очень захочется.

 

Единственное подлинное "ничего" - всё то, что тебе неинтересно или противно, то, что ты не хочешь видеть и понимать. Вот это для тебя натуральное "ничего"! Зачем с ним бороться? Просто отвернись да иди своей дорогой.

 

Так Шухлик и поступил. Танбал перестал для него существовать, умер. И пыхтение его рассеялось в воздухе, как дождевая пыль.

 

"В общем, в сражениях на войне нужны не только копыта, - улыбался рыжий ослик, спеша вприпрыжку к саду. - Не обойтись без пристального взгляда из умной головы!"

 

Конечно, трудно назвать это открытием. Но именно такой победоносной мыслью завершилась сорокадневная война, которая шла, как известно, не на жизнь, а на смерть.

 




Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 13 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав

Черная яма | Тяжёлое имя | Лис Тулки, или День открытых зверей | Пустыня | Сад северного ветерка, или Багишамал | Садовая голова | Корзинка с чувствами | Прощальный день | Нло - неопознанный летающий осёл | Огромная Cекунда жизни |


lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2024 год. (0.018 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав