Если кому-нибудь из старминцев пришла бы идея провести конкурс на самую уродливую достопримечательность нашей столицы, то победителем в таком соревновании безусловно стала бы конная статуя Наума-Воссоединителя. Появившись буквально шесть лет назад, монумент успел благополучно пережить милость и гнев короля, законодательное забвение, несколько ''тайных'' попыток сноса и, в конце концов, завоевать привязанность столичных жителей. Наверное никто из тех больших дядь и тёть, ради интересов которых десять лет назад заварилась кровавая каша на наших границах и не догадывались к чему приведет их попытка возблагодарить короля за его же счёт.
Когда нужные люди презентовали Науму некоторую сумму деньжат с пожеланием об увековечении победы, они рассчитывали, что король – натура весьма увлекающаяся – быстро растратит презент, а дальше, поскольку остановиться на полпути было не характере белорского монарха, коронованный мечтатель станет закупать у них необходимые материалы, залезая всё глубже в долговую яму. Расчёт оказался верен. Наш Наум и в самом деле буквально заболел прожектёрством, тратя дни и ночи на разработку композиции, цветовой гаммы и всего остального, что полагалось иметь гигантскому монументу. Отвлечь нашего короля от радужных задумок не смогло даже некое грозное прорицание.
Дело в том, что одна молоденькая пифия, будучи в изрядном подпитии, впала в транс, где изрекла, что в ближайшее время смерть заберёт троих отцов короля: хапугу, мямлю и весельчака. Всё бы было хорошо, ведь отец Наума – наследный принц Илия – слыл любителем хапнуть то, что не слишком хорошо лежит (например чужых жен), к государственным делам, скромняга такой, подходить не решался да и повеселиться за государственный счёт был не дурак. Беда была в том, что такой образ жизни довёл принца до могилы еще в 980 году и каким это образом он мог умереть в ближайшее время да ещё и три раза, оставалось для следователей и дознавателя загадкой. Как впрочем и для самой пифии. Сидя в допросном кресле, она могла вспомнить лишь успешную переэкзаменовку да игру в рюмочку, в которой она – себе на горе – оказалась победительницей. Мой отец, проводящий в том деле дознание, просто-напросто пожалел дурёху и не стал применять к ней крайнюю степень допроса. А потом следствие и вовсе заглохло. Предсказание пифии Наум просто пропустил мимо ушей. Мало ли что брешут эти дипломированные гадалки: всё одно – не сбывается. Поэтому девочка, на этот раз отделалась лёгким испугом и принципиальной трезвостью до конца жизни. У короля, меж тем, были свои заботы - он встречал главного монументального мастера, призванного воплотить монаршие мечты в жизнь.
Отдадим господину Цурабу Долото должное – в чём-чём, а в ваянии и скульптуре он разбирался неплохо. Про него правда ходили слухи, что своих учеников и натурщиков скульптор держал в чёрном теле, но кто будет верить каким-то домыслам? В то голодное время мне и еще двадцати трём счастливчикам работа на шаккарского мастера казалось высшим счастьем. Не подумайте ничего такого, наш фарт заключался не в самом служении искусству, а в обильной, на тот момент, кормёжке. Бывало даже, что мы - прообразы могучих мечников, стремительных конников или метких стрелков приспосабливали свои бутафорские доспехи и шлемы под хранилище прикарманенной еды, на что господин Долото смотрел сквозь пальцы, посмеиваюсь над нашей игрой в маститых воров. Ни у кого из нас в тот момент не возник вопрос, а чем же вызвана столь неслыханная щедрость? Ларчик открывался просто – все эти пиры не стоили Цурабу Долото ни медяка, потому как были организованы купеческими старшинами и прочими личностями, обогатившимися на войне. На таких вот дружеских посиделках шаккарский мастер банально распродавал места на будущем монументе. Долото, намёками и якобы случайными обмолвками, давал понять имущему люду, что на рельефе постамента есть места не только для молокососов, которых хотел видеть король, но и для людей почтенных и солидных. Вот тут-то и вступало в дело человеческое тщеславие. Не многие устояли от искушения остаться в истории на века в образе арбалетчика, мечника или конного воина. Поэтому и устраивали старминские богатеи пирушки ''для вспоможения высшему из искусств'', на которых за кружечкой вина десятилетней выдержки обсуждались места для заказчиков, размер ''вспоможения'', целесообразность появления в «солдатской среде» каких-либо родичей благотворителя и прочее, и прочее и прочее…
Как мне кажется, главный монументальный мастер мог бы озолотиться на подобном деле, если б не потерял чувство меры, но, увы, жадность сыграла с ним злую шутку. Слишком многим людям Цураб Долото наобещал с три короба и с каждого из них снял неслабую деньгу. А вот про места на рельефе постамента мастер явно позабыл. Но не забыли про них благотворители. Сначала тонкими намёками, затем уговорами и наконец прямыми угрозами, денежные мешки стали требовать исполнения обещаний. Долото, до того момента открытый и хлебосольный, превратился в задёрганного параноика, шарахающегося от малейшего намёка на встречу с кинутым заказчиком. В конце концов, поняв что ни денег, ни своих лиц никто из благотворителей не дождётся, облапошенные жертвователи приплатили нужному человечку, и однажды, следуя позыву естества, шаккарский мастер пошел в нужник, где и скончался. В силу естественных причин. Так сбылась первая часть предсказания - Смерть забрала хапугу.
Горе короля от потери талантливого скульптора было безмерно. Безмерней оказалась лишь королевская ярость, когда Наум узнал, что покойный, за время пребывания в должности, успел сбыть на сторону подавляющее число строительных материалов, а из самого монумента был готов только постамент да ноги королевского коня. Но даже такая неудача не сумела выбить Наума из колеи. Потерпев поражение в выборе заморского скульптора, белорский монарх обратился к местным мастерам. Новым руководителем стройки был назначен Арсен Бык – человек не обладающий великими талантами, но всегда послушный воле заказчика. У некоторых белорцев даже зародилась надежда, что королевский долгострой благополучно завершится. Слишком смелые то были мечтания, скажу я вам.
Если в прошлый раз Наум почти не вмешивался в процесс работы скульптора, а теперь следил за каждым шагом нового монументального мастера, чуть ли не каждый день внося изменения, требуя переделать ту или иную деталь. То что получалось в итоге Быка явно не устраивало. Он чуть ли не ежедневно репетировал выступление, в котором учёнейшими словами объяснял к чему может привести очередная монаршая правка, но едва только оказывался перед Наумом, как вся заготовленная речь улетучивалась из его памяти. Что бы хоть как-то донести до беспечного монарха свою точку зрения, бедный скульптор не придумал ничего лучше, чем залезть ночью на крышу дворца, спуститься по водосточной трубе до королевской опочивальни и в ней, в разговоре тет-а-тет убедить Наума в некорректности некоторых монарших пожеланий. Увы и ах! Бык запамятовал, что его величество не ночевал в своей спальне уже больше года. За несколько лет брака четвёртая супруга обрыгла королю настолько, что Наум был готов спать хоть на сеновале, лишь бы лишний раз не видеть физиономию жены. А что может подумать честная и не блещущая умом одинокая замужняя женщина, когда к ней в комнату лезет незнакомый мужчина? Правильно: завопить ''Каракуль!!! Майн хотят робин-бобин!!!'' и обрушить на мнимого насильника корзину, картину, картонку и попавшую под горячую руку собственную маленькую собачонку. Последняя угодила несчастному Быку прямо в лицо и вцепилась в него мёртвой хваткой. Несчастный монументальный мастер попытался отодрать от себя напуганное животное, потерял равновесие и упал с третьего этажа. Ловкий пёсик каким-то чудом выжил и даже не особенно пострадал, чего нельзя сказать о Быке. Когда тело монументального мастера осматривал придворный медик, исключительно для констатации смерти, во внутреннем кармане погибшего был обнаружен длиннущий свиток. Большая часть текста оказалась просто-напросто перечёркнута. Единственные слова, которые удалось разобрать, были: ''ЭТО построить НЕЛЬЗЯ!''. Так Смерть забрала второго ''отца'' короля.
В последующие дни старминцы только и говорили о начинающемся сбываться предсказании молодой пифии. Новости о том, что чиновники, ответственные за строительство, разбазарили железо, дерево и камень прошли как-то мимо столичных жителей. Всех интересовал вопрос: кто будет третьим? И будет ли вообще? Собирать материалы в третий раз Наум не решился. Высокий ''монументальный'' сбор приводил белорцев в состояние пока еще тихой ярости, которая вот-вот должна была стать громкой. К тому же никто из более-менее известных скульпторов ближних и дальних стран не решался приезжать в Стармин, памятую о незавидной судьбе предшественников и страшном прорицании. Король решил уже было отказаться от затеи с памятником, но неожиданно нашелся тот, кто задумал-таки достойно окончить столь затянувшуюся работу.
Старминцы ахнули от удивления, когда узнали, что новым главным монументальным мастером назначается Шиван Горобец. Человек, не имеющий никакого скульпторского образования, прослуживший всю свою долгую жизнь военным инженером, он предложил собрать статую из того, что осталось после своих незадачливых предшественников. Весёлый старик, еще недавно казавшийся почти уже покойником, будто бы сбросил три десятка лет и с шутками и прибаутками руководил строительством. Дело двигалось споро. На Ржавой Кружке соорудили огромный кокон, внутрь которого завозили по частям ту или иную часть монумента. Абсолютно непроницаемый для взглядов любопытных горожан, он интриговал народ не хуже опытного придворного. Местные сплетники пытались расспросить рабочих о том, что творится там, но трудяги лишь пожимали плечами. Мол откроют – узнаете.
Летом 1023 года, многострадальный монумент был завершен. На его открытие съехался народ со всей Белории. Иноземные послы и торговцы также решили посетить такое мероприятие. Всех собравшихся интересовал ровно один вопрос: что же получится в итоге? А вышло всё как в поговорке о семи няньках и дите.
Медный коняга, которому полагалось яростно топтать нежить и пресмыкающихся с рожами врагов короля, широко и беспомощно расставил копыта на все четыре стороны и вот-вот готов был рухнуть на радость железным гадам. На лошадиной морде рисовалось скорее страдание и недоумение о том как же это занесло его в такое гиблое место. Голова коня будто бы пыталась выгнуться и поглядеть на своего всадника, который обрёк благородное животное на роль закуски для мракобесов. Но и сам скульптурный Наум тоже был хорош. Ноги изваяния были настолько тонкими и длинными, что почти доставали до постамента, так что неясно было конь ли везёт короля или это король скачет как заяц, держа бедное животное промеж ног. И, наконец, голова нашего монарха. Своими ''конструктивными'' предложениями Наум не только довёл до смерти прежнего монументального мастера, но и изуродовал себя, хотя конечно для этого нужно было очень постараться. Судите сами: длинная шея подходила скорее гусю, нежели человеку – так покойный Бык понял королевское требование ''дабы мы не напоминали быка''. А глаза? Ну не желал король иметь мелкие свинячьи зенки и в итоге получил лупоглазые жабьи. А выражение лица? С таким видом мужички требуют у своих жен рассолу в праздник Похмеляйнен, а насчёт того чтобы повергнуть наземь врагов… Можно. Думаю они сверзились бы… от смеха.
Таким образом памятник не оставил никого неравнодушным. «Рассолу ему, рассолу!» - кричала раззадоренная толпа, а король, красный как варёный рак, наплевав на церемониал, вскочил со своего переносного трона и драпанул по направлению к карете. И всюду где только он не проезжал ему слышалось: «Рассолу! Рассолу!». Вот так и сбылась мечта Наума попасть в историю. Но о такой ли славе мечтал король? Думаю, что нет. Он хотел побыстрее избавиться от такого напоминания о себе и покарать старого шутника-инженера. Ни того, ни другого ему осуществить не удалось. Шиван Горобец, сидевший во время открытия монумента на почётном месте, там же заснул и не проснулся. Так Смерть забрала последнего из трёх отцов монументального Наума. Он отошел в мир иной с улыбкой, ибо не каждому дано в конце жизни похохмить так, чтобы тебя потом поминали добрым словом, а твоё детище защищали бы от мала до велика. Поэтому и по второму вопросу королю пришлось отступить. Он тем не менее издал указ строго воспрещающий вести какие-либо разговоры не только о статуе, но даже и о площади Ржавой Кружки, на которой возвышался злосчастный монумент. Но от этого стало только хуже. Лёгкий флер запретности придавал особый шарм МЕСТУ-КОТОРОЕ-НЕЛЬЗЯ-НЫЗАВАТЬ.
Не было ничего лучше чем заключить не слишком честную сделку на неназываемой площади, а потом обмыть её в одном из ближайших кабачков. Или тайно встретиться с какой-нибудь особой, желающей сохранить инкогнито. Поэтому-то прохожих вряд ли удивлял довольно высокий и плотный молодой человек в плаще с капюшоном, который уже несколько часов лицезрел фигуры на постаменте, будто пытаясь найти там кого-то знакомого.
Скажите, ну неужели ни у кого из вас не возникало такого, что о времени и месте встречи вы помните, а на уточнение о том с кем и зачем она вообще состоится ваша память молчит как муж о заначке? Нет? А вот у меня сейчас именно такое состояние, потому-то я и стою на продуваемой всеми ветрами площади да изучаю фигурки каменных солдат. Скучно однако, ну кто-нибудь сыграйте что-нибудь бодренькое – озолочу право-слово.
Мои мольбы были услышаны: совсем рядом зазвучала старинная незатейливая баллада о веселом и находчивом шуте. Мотивчик был прост и приятен, а слова можно было напевать хоть весь день, поэтому музыканты – играющий на дуде паренёк – ровесник Розика и бьющая в бубен болезненная рябая девчонка чуть помоложе, – не стали заморачиваться с вокалом. Постепенно, вокруг них начал собираться народ. Разносчики, рассыльные, лоточники да и просто зеваки образовали вокруг парочки своеобразный круг, но смотрели почему-то не на музыкантов, а вверх. Я откинул капюшон и последовал примеру остальных. Вот это да! Неожиданное и вместе с тем совсем не удивительное зрелище. На конной статуе Наума-Рассольника, на тонком железном копье стояла… Вика. Я не сразу узнал свою недавнюю знакомую. Облаченная в широкие синие штаны из парусины, белую с лоскутами-язычками и бубенчиками кофту, с двумя большущими красными помпонами, вплетёнными в две льняные косички, моя подруга напоминала самого настоящего скомороха. Даже лицо свое Вика сумела размалевать так, что отсюда, с мостовой, казалось будто на щеках её играют сполохи пламени. Акробатка казалось самым настоящим солнышком, которого так не хватало в это пасмурное и серое время. И всё же я узнал этот весёлый слегка насмешливый взгляд зеленых глаз, а потому улыбнулся гимнастке. Похоже, что Вика разглядела меня в толпе. Её лицо выражало приятное удивление, она, казалось, ненадолго потеряла концентрацию и покачнулась на копье, но быстро восстановила равновесие, подмигнула мне и начала свой танец.
Музыка играла всё быстрее, пляска становилась всё затейливее. В такт мелодии, Вика ловко и уморительно смешно изображала в лицах как шут - главный герой песни - потешает короля, спит с королевой, обводит вокруг пальца палачей и дурит напропалую придворных шаркунов. Даже в финале баллады, когда неугомонный обладатель колпака с бубенчиками попадает-таки на плаху, то он встретил Смерть как давешнего приятеля, которому стоит похвастаться своим сыном - будущим королём. Иногда акробатка выдавала такое, что иной раз в толпе, собравшийся внизу, раздавался боязливый возглас. Казалось, что Вика вот-вот упадёт, но пляска продолжалась. Назло всем страхам. Наконец, песня была закончена. Вика, сев на почти идеальный шпагат, поклонилась собравшимся. Толпа зааплодировала.
- Браво! Браво! – кричали одни зеваки.
- Отлично девочка! Еще покажь! – вопили другие.
Вика коротко кивнула и её подруга начала часто-часто бить в бубен.
- Почтеннейшая публика! – прокричала акробатка – Сейчас вы узрите короннейший из короннейших номеров, самый гвоздистый гвоздь старминских забав – Полёт Огненной Льнянки! Готовы ли вы увидеть сие душераздирающее зрелище?!
- Готовы!!
- Лети!
- Согласны!!!
Вика схватилась за копьё, на котором только что балансировала, раскрутилась на нём и, сделав в воздухе пару сальто назад, зависла над площадью. У меня и остальных собравшихся невольно вырвался крик восхищения, густо замешанного со страхом. Но самое чудное случилось потом. Вика закружилась и стала медленно опускаться вниз. С каждым мгновением её силуэт всё больше и больше размывался, фигура всё сильнее и сильнее окутывалась разноцветным пламенем. Казалось вот-вот она исчезнет, сгорит без следа, унесется в пасмурное старминское небо вслед за искрами и сполохами. Но тут-то всё пошло наперекосяк. Где-то на уровне второго этажа, лицо моей подруги исказила судорога, еще через пару мгновений она камнем полетела на мостовую. Я рванулся и каким-то чудом успел подхватить гимнастку. Толпа облегченно выдохнула.
- Что с тобой?! – со страхом выкрикнул я.
Она с большим трудом повернула голову и посмотрела на меня. Лицо её, несмотря на яркий грим, казалось мертвенно бледным, под глазами высвечивались темные круги, а стиснутые зубы говорили о жестокой боли, которую испытывало тело. И тут истошно заиграла дуда. Парень-музыкант наяривал всё тот же простенький мотив, лишь бы отвлечь собравшуюся публику, доказать ей, будто всё так и задумано. Воспользовавшись этим, из зазевавшейся толпы ко мне протиснулась та самая девчушка, что в начале представления била в бубен. Силой разжав Вике зубы, она влила ей в рот какой-то жидкости. Почти сразу же наступило облегчение: тело юной волшебницы расслабилось, черные круги под глазами исчезли, а на лице показался румянец.
- Благодарю вас, господин, – произнесла Викина подруга – Если бы и с ней случилось несчастье, я бы не пережила такого.
- Хоть я знаком с Викой не слишком давно, но мне бы не хотелось, чтобы она разбилась в лепёшку.
- Вы её знаете?!
- Позавчера познакомились… Гляди, она в себя приходит.
Вика с трудом открыла глаза и поглядела на меня, а затем на свою подругу.
- Гелерт? Как тебе удалось поймать меня? – слова и мимика давались моей подруге пока с трудом, но, глядя на меня, магичка улыбнулась. – Я не ожидала тебя увидеть здесь сегодня. Мы ведь договаривались встретиться тут, но на Снегостав[5], а до него… Гел, ты что не помнишь? Мы ведь говорили с тобой тогда…
Ну не гхыра себе?! Выходило, что я ошибся не с часом встречи, а с днём. Никогда не приходилось мне особо жаловаться на собственную память, если не считать последних событий.
- Так ты и вправду ничего не помнишь? – с тревогой произнесла моя подруга.
- Скажу честно – из вчерашнего я не могу вспомнить ничего. Розик говорил, что вчера я чуть не помер и если бы не ты со своим ’’Птичьим молоком’’, то меня можно было смело отправлять на урожаи в качестве удобрения.
- У-у-у – простонала Вика – прости меня, похоже я напутала с ингредиентами, я торопилась в тот раз сварить зелье для тебя…
- Просить прощение? – недоумённо ответил я – Вика, я же благодарить тебя должен. Без того противоядия мне бы пришел полный и окончательный мамырц. Если ты не возражаешь, я поставлю тебя на землю, а то после купания как-то мышцы у меня побаливают.
- Купания? Гел, как же ты мог лезть в воду! Я же говорила твоему дяде, что тебе нельзя мыться в течение двух недель, иначе твоё сердце просто не выдержит. Неужели он не сказал тебе об этом?!
- Видишь ли, Вика, королевские приказы в моём ведомстве обсуждаются после, а не до исполнения. Да и поговорить с дядей я не смог.
- Король взял и с бухты-барахты отправил тебя в баню?!
- Не король, а королева; не в баню, а в пруд; и не просто так направила, а из-за любви к искусству.
- Ох, Гел, говорила же я тебе, что в артисты тебе прямая дорога.
- НЕ НАДО! Я уже проходил сегодня пробы, очень надеюсь, что они были неудачными. Давай лучше я спущу тебя на землю, ты представишь меня своим друзьям и мы пойдём обедать в одно весьма недурное заведение, где ты напомнишь мне тот позавчерашний разговор.
Вика согласно кивнула и я поставил магичку на землю. Между тем, музыкант закончил своё выступление и собравшийся народ, в благодарность за фокусы и музыку, принялся одаривать его мелкой деньгою. Спустя некоторое время, паренёк присоединился к нам и продемонстрировал выручку. В потёртой беретке было от силы четыре десятка монет, достоинством в одну, две, самое большое – в пять медяков. Посчитав в уме, Вика лишь грустно хмыкнула, но затем глянула на меня и обратилась пареньку и девчушке.
- Ребята, перед вами Гелерт. Помните, я рассказывала вам про человека, который заступился за меня на Мытной площади? Так вот – это он. Гелерт, вот Ташка и Евген – мои лучшие друзья во всём Стармине и мире. Без них и Диши я бы не выжила здесь в первый год.
Двое глядели на меня несколько настороженно. Я не винил их – такая уж была у нас, у палачей, репутация, которую, чего греха таить, создали мои предки. Вот только у Вики никакой снисходительности к суевериям не было.
- Ташка, Ёжик, я же вам говорила, ну выбросьте вы из головы все эти суеверия про Гелерта[6]. Если бы эти глупости имели под собой хоть что-то, стал бы он вмешиваться тогда? Неужели вы верите в поговорки типа: «пришёл палач – не жди удач»?
Викина подруга немного смущенно улыбнулась. Её взгляд будто бы говорил: ’’ уж ты извини, меня, мил человек, не хотела я тебя обидеть’’. А я собственно и не в обиде. Паренёк же продемонстрировал мне, что он выше всяких бабьих сплетен и пересудов и пожал мне руку настолько крепко, насколько позволяло его отнюдь не богатырское телосложение.
- Рад знакомству – сказал я – А теперь, предлагаю отметить такое событие в «Третьим будешь». Слыхали про такое заведение? Я угощаю.
- Постой – ответила мне Вика – мы не можем пойти с тобой пока не наберём нужной суммы на ’’Розовое масло’’. Ташка, сколько нам ещё надо?
- Три кладня – ответила она.
- Ладненько, отдохнём и продолжим у Пяти Буков.
- Продолжим?! – взвизгнула Ташка – Вика, ты уже третий раз за седмицу срываешься! Те два раза ты у самой земли долбанулась, в этот раз – спасибо Гелерту – поймали тебя, а дальше? Я не хочу плакать еще и по тебе…
- Ташка, ну не убивайся ты так. Не случится ничего со мной, а твоей сестре нужно это лекарство и я достану денег на него, – в голосе магички прорезались жесткие нотки, которые говорили, что она не отступит.
- Вика – чуть ли не плача произнесла её подруга – Ну на кой ляд ты себя гробишь? Это уже пятое представление за сегодня! У нас есть еще немного того масла, Дише на неделю хватит. Гхыр с ними, с деньгами, мы как-нибудь сами заработаем и госпожа Аннагуша даст она хорошая, хоть и строгая.
- А знаете, что, – вмешался я – не нужно никакой Аннагушы, если речь конечно идёт о Блюстительнице Нравственности, думаю не даст она ничего сегодня-завтра, и Буков никаких не надо. Вот, возьмите.
И я протянул Ташке четыре кладня.
- Благодарю вас, Гелерт – растроганная Ташка обняла меня – Я обязательно отработаю вам эти деньги.
- Какое еще отработаю? – возмутился я – Мне представление понравилось вот я делаю небольшой вклад в дело продвижения независимых артистов и не о какой отработке слышать не хочу, ясно? И ещё, давай без этих выканий, ладно?
- Гел, ты просто чудо! – поддержала свою подругу Вика и также обняла меня, слегка чмокнув в щеку.– Я одного не пойму: почему ты думаешь, что Аннагуша не поможет Дише? Она часто приглашала её к себе и давала несложную работу и платит за неё куда щедрее остальных. А самое главное, она в отличие от многих других не отвернулась от Диши, когда её чахотка стала видна всем.
- Девчата, у меня ощущение, будто мы говорим о двух разных людях. Чтобы та Бледная Моль, которую я знаю, сделала кому-нибудь что-нибудь хорошее…
- Зачем вы, то есть зачем ты обзываешь её? – с упреком прервала меня Ташка.
- И прям, Гел, может ты просто не знаешь Аннагушу так как знает Диша? – поддержала подругу Вика.
. – Может она и в самом деле не такая плохая, но дело в том что я сегодня уже видел её и скажу вам, что она уже безусловно… хорошая. И дать-то она даст, но только не вам, а одному… писателю.
Ташка, Вика и Ёжик вопросительно посмотрели на меня и мне ничего не оставалось как поведать им историю о королевских пробах. И пускай мой рассказ был далеко не полон - я благоразумно опустил любые упоминания о допросе – ребятам хватило и этого. Ёжик, Вика и Ташка, придерживая друг друга, едва стояли на ногах от распирающего их хохота.
- Нет, Гелерт, мне кажется зря ты отказался от такой роли, - сказала магичка, после того как мы немного успокоились. – Ты однозначно стал бы знаменитостью.
- Это точно, - поддержала свою подругу Ташка. – В чём-чём, а в веселье и выдумках наша королева большая мастерица. Я вот, например, никогда не додумалась до розового ушастика.
- Значит вы были на последнем новогоднем представлении?
- Конечно мы там были, - подтвердила Вика. – Все свои сбережения потратили, но оно того стоило.
- И вам там… понравилось?
- Ага. Ушастик и впрямь оказался няшкой. Он так забавно шепелявил и скакал по цепи, что я не удержалась и слегка её заколдовала.
- Так это я по твоей милости всю ночь просидел на привязи?!!
- Так это был ты? Ой, Гел, я не хотела тебя… О, нет опять они.
По резко посерьёзневших лицам ребят я без труда догадался, что не сдержу данное Всеславу обещание. Воспользовавшись тем, что народ уже покинул Ржавую Кружку, к нам подошло четверо типов. Троих из них можно было смело назвать простыми сельскими раздолбаями, совсем недавно оказавшимися в столице. Не нашедшие себя ни в хлебопашестве, ни в ремесле, ни в торговле, но в то же время жаждущие легкой жизни, эти юнцы становились лакомым куском вербовщиков или мелкого ворья. Готов дать руку на отсечение, что тех трёх кто-то недавно облапошил и теперь они примкнули к неформальному лидеру дабы самим заняться ночной торговлей кирпичами[7]. Я еще раз оглядел площадь. На Ржавой Кружке почти никого не осталось, если не считать зеленщика, забывшего на время представления о своей тачке с товаром и теперь собирающего раскатившиеся овощи. Ждать от него помощи не приходилось. Надеяться на Ташку или Ёжика – глупо, а Вика еще не оправилась от приступа, поэтому разбираться со шпаной, вообразившей из себя невесть кого, предстояло мне.
- Ты типа черепичник[8] у этих ымрюков? – Спросил меня один из них – самый высокий и крепкий в четвёрке и похоже бывший у остальных за главного.
- На кой ты прилабыррился к нам? – нагло ответил вопросом на вопрос я.
- А… они, того… этого на нашем лужке пасутся, а этот… как его там… хабар не несут, -
вставил своё слово второй, но быстро осёкся под взглядом своего вожака.
- Мы твоих хвыб с утреца пасём, а теперь им пора доится, – ехидно продолжил главарь.
- С утра и всё на вашем лужке? - с издёвкой спросил.
- А то.
Остальные трое согласно закивали, я же гаденько улыбнулся. Похоже, дорогие мои подгхырики забылись вы. Будь здесь хоть один более-менее высокопоставленный уголовник, я бы посоветовал вам хватать ноги в руки и бежать топиться в ближайшей выгребной яме – во избежание медленной и мучительной смерти. За не в меру длинный язык и присвоение себе участков уважаемых людей. Но поскольку никого подобного я не разглядел, то решил преподать дурачкам урок своими силами.
- Ёжик, дай-ка мне свою беретку, будь ласков, – подражая деловым произнёс я.
Может в моем голосе проскользнули какие-то властные нотки, может он прочёл в моём взгляде просьбу подыграть, но головной убор, в который паренек пару мгновений назад вцепился мертвой хваткой, был протянут мне.
- Не балуй, дядя, – процедил главный. – Гони хабар, иначе порежем к Коврюжей Маме.
- И чо? Вы пасли их с утра? И заради вот этого?! За полста кругляшей?!
- ….? Нас …. Пущай твоя варакка гонит всё, что сёдни зашибли.
- Хотите залапать весь хабар? Тогда лови, – с этими словами я схватил горсть медяков и их подкинул вверх.
Вот тут-то вся сельская придурковатость, старательно загоняемая внутрь блатными словечками и позами проявила себя во всей красе. Позабыв о девчатах, Ёжике и обо мне троё из четверых кинулись на мостовую и начали собирать раскатившиеся медяки, пихаясь и ругаясь друг с другом. Главарь же так и остался стоять столбом и, тупо разинув рот, пялится в серое небо. Воспользовавшись заминкой, я врезал крепышу по печени, солнечному сплетению, а затем добавил ногой пониже колена. Трое остальных не сразу заметили как их главарь упал, по-прежнему собирая мелочь. Вытащив из-за пазухи пернач, я уж было решил заняться и этими.
- Оставь их мне, – произнес негромкий, но твёрдый голос.
Не успели вымогатели вскочить, как по их головам ударило несколько гнилых картофелин, прилетевших неизвестно откуда. Обалдевшие бандиты от неожиданности разинули рты, в которые не замедлили влететь… нет, не вороны, а перезрелые помидоры, раскатившиеся из опрокинутой тачки зеленщика. Отплёвываясь от уцененного товара, раздолбаи упустили из виду начало ’’гигиенических процедур’’. Первый подвергся атаке кочана капусты. Словно кусок мыла тот летал около перемазанной помидорами рожи незадачливого преступника и пытался вытереть её. Понятное дело, что от такого мытья грязь только размазывалась по лицу, но поделать с ним первый вымогатель ничего не мог. Он конечно пытался отшвырнуть кочан, достать его кулаком ногой или заточкой, но противный овощ уклонялся от неловких ударов и, залетев с другой стороны, продолжал пытку гигиеной. Второму из незадачливых ’’торговцев’’ повезло ещё меньше. По заклинанию Вики, несколько морковин залетели ему в уши и в ноздри и стали прочищать их. Стоит и говорить, что любое поползновение к бегству овощи пресекали на корню?
- А! Ведьма! Ведьма! – завопил третий из несостоявшихся вымогателей и бросился наутёк, но споткнулся на ровном месте, упал и попал под душ из гороха.
Над Ржавой Кружкой бушевал самый настоящий овощной смерч, вызванный к жизни разгневанной студенткой Школы Чародеев, Травниц и Пифий. Гнилые помидоры, перезрелые огурцы, увядшая спаржа, лежалая петрушка и прочие вкусности так и норовили залететь в рот, в нос, в уши, в глаза или за шкирку несостоявшихся вымогателей. Незадачливые шантажисты, давно оставившие попытки отбиться от бешеных овощей, просто-напросто прижались к земле, стараясь зажать какие только можно отверстия своих тел. Только зеленщик скакал как заяц, вопя об украденном товаре, призывая стражу и безуспешно стараясь поймать хоть что-то из содержимого свое тележки. Завершающим аккордом овощной бури стал полёт упомянутого транспортного средства торгаша. Послушная Викиной магии, тележка поднялась в воздух, воспарила над вращающимися обезумившими продуктами не первой свежести, а затем начала медленно опускаться на сбившихся в кучу и распластавшихся на мостовой вымогателей. Еще немного и заляпанные с ног до головы раздолбаи скрылись под опрокинутой тачкой торговца.
- Вот так-то лучше – сказала удовлетворённая расправой Вика и свалилось на руки Ташке и Ёжику.
- О нет! Вика, Вика!! Очнись!!! Ну пожалуйста! – завопила Ташка.
- Т-а-а-ш – еле ворочая языком ответила ей подруга – голова болит… ты своим криком и мертвого разбудишь.
- Живая! – и радостная Ташка обняла подругу
- Пока да, но того гляди окачурюсь.
Радостная сцена была прервана Ёжиком.
- Стража идёт! – крикнул он.
Голос паренька, очень высокий почти девичий, смущал своего обладателя и он старался лишний раз не открывать рот. Однако теперь, когда дело запахло действительно крупными неприятностями, Ёжик всё-таки поборол стеснительность. Я оглядел площадь. Ведомые озлобленным зеленщиком к нам быстро приближались семеро стражников. Эх, обещал же я Порохне не попадаться в передряги, но выходит, что это они попадают в меня.
- Бежим скорее! – скомандовал Ёжик.
Подхватив на руки Вику, я драпанул вслед за Ташкой и пареньком. Давненько я так не носился. Мы юркнули в ближайший проулок, затем, едва не угодив в какой-то тупик, свернули к бочарной мастерской. Бежавший замыкающим Ёжик успевал по дороге осложнять путь силам правопорядка, опрокидывая всё, что попадалось под руку. Некоторое время мы бесцельно петляли в окрестностях площади Ржавой Кружки. Ни я, ни мои спутники не разбирались в этой мешанине переулков, проходных дворов и закоулков, из-за чего пару раз нас едва не схватила стража и лишь в самый последний момент нам удавалось избежать встречи. Впрочем надолго ли? Где-то через четверть часа мои руки начали деревенеть. Казалось еще немного и я окончательно выдохнусь. Ёжик понял меня без слов.
- На сарай – скомандовал парень.
Быстро взобравшись на крышу ближайшей поленницы, он подтянул наверх Ташку, принял с моих рук Вику и с трудом помог залезть мне. Как раз вовремя. Едва только мы успели прижаться к крыше как во двор влетели стражники и зеленщик.
- Они где-то тут! – верещал он - схватите их! Кладень даю тому, кто заловит этих ымрюков!
- Двое – налево, ты – осмотри колодец, остальные – за мной! – прорычал командный бас десятника. – Они далёко не убежали.
- Попались! – раздался молодой еще ломающийся голос одного из стражей.
Ташка едва не вскочила, но я успел удержать её. Этот старый трюк был мне известен с детства. Когда я играл в прятки и подозревал, что где-то рядом скрывался один из игроков, то тоже кричал: ’’Попался!’’. Бывало, что у кого-то не выдерживали нервы и он срывался на радость мне. Со мной же такой трюк не проходил никогда раньше. Не пройдёт он и на этот раз. Я ещё раз осмотрелся вокруг. Стража похоже не догадалась посмотреть наверх и бестолково шлялась вокруг. Я облегченно вздохнул: короткий осенний день клонился к закату. Ещё час и стражникам надоест слоняться по неприветливым развалинам да и смена их вот-вот должна подойти к концу. Главное чуть-чуть потерпеть.
И мы терпели. Ташке и Ёжику - моим товарищам по передряге приходилось несладко на крыше под мелким дождем, но никто из них не смел даже пикнуть. С Викой было всё гораздо хуже. Её тело била мелкая дрожь, собрав свои силы и сжав зубы, она едва удерживалась чтобы не застонать. Я осторожно стянул с себя плащ и закутал её. Ташка пыталась своим дыханием согреть ледяные руки подруги, Ёжик же глядел вниз и его губы чего-то бесшумно шептали. Паренёк молился. Я мысленно присоединился к нему. Кто бы там ни был, пожалуйста не выдайте ребят. Пусть я попадусь, будут у меня неприятности – перетерплю, лишь бы они ушли целыми.
Время протянулось для нас словно вечность и, наконец, на город опустились столь долгожданные сумерки.
- Похоже эти ымрюки свалили, – не выдержал один из стражников.
- А был ли ымрюк? – вопросительно протянул другой.
- Как это не было?! – взревел зеленщик – Ну-ка еще раз всё проверьте! Неужели никому из вас, дуболомов, не хочет деньжат?
- Ты это кого дуболомом обозвал? – недобро спросил десятник
- Ой, извините, господин командир – поняв свою ошибку замямлил зеленщик – Я имел в виду, то, что готов повысить презент за поимку этих гадов до двух кладней.
- Два кладня! – радостно и возбуждённо крикнул первый голос – Это дело!
- Погодь, - остановил приятеля более взрослый и опытный товарищ – а есть ли у тебя такие деньги?
- А как же – ответил зеленщик, совершая роковую ошибку, - посмотрите сюда. Видите? Али по-вашенски это не деньги?
- Деньги. Вестимо деньги – протянул командирский бас – и ты, гхыр этакий, пытаешься взятку нам всучить.
- Что?!
- А то. На площади намусорил? Намусорил. Платить штраф не хочется, вот и выдумал колдунов, которые якобы тебя обобрали. Что на это скажешь?
- Да вы! Да я вас… засужу! Сгною! У меня…
Продолжить зеленщик не успел. Раздалось пара хлёстких ударов и несчастный застонал.
- В холодную гада, парни. За дачу взятки и угрозы представителю власти - прогудел командирский бас под дружный хохот остальных.
Вскоре, шум солдатских сапогов и всхлипы уволакиваемого зеленщика стихли. Выждав для верности некоторое время, я дал знак Ёжику спускаться вниз, затем спрыгнул сам, аккуратно принял на руки Вику. Ташка кое-как слезла самостоятельно. Теперь у нас появилась возможность вздохнуть немного посвободнее. Похоже, что из этой передряги нам удалось выбраться целыми и практически невредимыми, а то что вывалялись, так это плюнуть да растереть. Стоп! Как быть с Викой? Помочь ей я не в силах. Единственное, что я могу поправить – это последствия допросов, но что делать сейчас я не представлял.
- Ташка, Ёжик, вы знаете как помочь Вике?
- Я знаю! Я знаю! – воскликнул парень – она на этот случай давала нам пузырёк. Таш, он же у тебя, не правда ли?
- Я уже использовала его там, на Ржавой кружке.
- Гхырово, весьма гхырово – произнёс я – А всё-таки, что с ней?
- Ей нельзя слишком много колдовать, а она… она ради Диши – и Ташка заплакала.
- Старалась и надорвалась – продолжал за рыдающую подругу Ёжик.
Значит это какая-то магическая болячка да еще возможно с летальным исходом. Единственное, что мог предложить это доставить Вику в Школу. Надеюсь, что там смогут ей помочь. Главное сейчас выбраться из этого лабиринта, ну так кто же поведет нас? Ждать помощи от Ташки сейчас бесполезно – она сама выглядела не намного лучше своей подруги, поэтому кивнул Ёжику. Веди нас браток. Мы пошли медленно, часто останавливаясь передохнуть. Сил идти после бешеной гонки от стражников и лежания на холодной крыше под мелким противным дождём почти не осталось, но я знал только одно мы должны любой ценой выбраться отсюда, потому и брёл. Через силу.
Пока мы еле передвигали ногами, стало совсем темно. Я едва различал спину впередиидущего Ёжика и силуэт покачивающейся от усталости Ташки. Вике становилось всё хуже. Словно в бреду, она повторяла фразы на непонятном мне языке, будто зовя кого-то. Ташка гладила подругу, шептала ей сквозь слёзы какие-то ласковые успокаивающие слова. Дороге, казалось не будет конца, но вдруг, на одном из привалов, Ежик приложил палец губам и прислушался. Мы с Ташкой замерли.
- Я слышу, – возбужденно сказал парень – тут рядом собрались люди. Много людей. Мы дошли! Вперед, за мной!
Известие о том, что наши бесцельные скитания близки к благополучному исходу вызвала у меня прилив бодрости. Оставаться в этой части города, почти обезлюдившей во время Призрачной чумы и до сих пор лежащей в запустении, никому не хотелось. Поэтому чем скорее парень выведет нас отсюда, тем лучше. Мы немного прошли вслед за Ёжиком. Теперь я отчётливо слышал приближающийся гомон толпы. Главное не расслабляться, главное…
- Вика, что с тобой – раздался взволнованный голос Ташки – Ты что-то видишь?
- Там… - еле вымолвила она.
Взор магички был направлен куда-то в сторону. М-да отвык я за десять лет от такого. На единственном негорящем фонаре были повешены двое. За ноги. Парень, судя по одежде, был подмастерьем, а чахоточная девушка – горничной или кухаркой. У обоих повешенных было перерезано горло и, судя по всему, перед смертью их жестоко пытали. Значит Дикий Охотник снова вышел на тропу. Полгода о нём не было ни слуху, ни духу, все надеялись, что сгинул он, мракобесово семя. Ошиблись выходит…Я не успел додумать эту мысль как над проходным двором раздался вопль. Так вопит смертельно раненное животное, так вопила Ташка…
- Диша!!! … порву…!!! Пустите меня!!
- Ташка, не трогай! Ежик, останови её!
- Не трогай?! Останови?!! – её глаза уставились на меня.
Это был тот ещё взор. В нем смешались ярость, бессилие, ненависть, боль и злоба. Все эти чувства были направлены на меня.
- … ты … лабыррье …это из-за тебя убили, гхырово…
- Таша, перестань! – взвизгнул Ёжик.
- Таш… не сме… - попыталась заступиться за меня Вика.
- Перестань?!! Если бы не…
Дальше Ташка не произнесла не слова. Ёжик крепко обнял её и прижал к себе. Так, что же нам теперь делать, что делать? Тихо уйти? Поздно! Буквально из ниоткуда, в проходной двор хлынула толпа. Через пару мгновений мы оказались в кольце враждебных, кем-то возбужденных и взвинченных людей. Драпать – некуда. Ждать стражников – бессмысленно. Толпе только дай повод – порвут. Ну всё-таки, какой же гхыр так раскочегарил их. А вот, собственно, и он. Молодой, аскетичного вида дайн в новенькой черной рясе.
- Чего вы боитесь, праведные дети Четверых?! Кто устоит против нашей веры?!!
- Верно!
- Правильно!
- Нас много и у нас факелы!
- Истребим Дикого Охотника!!!
Я вынул из-за пояса пернач. Мне было понятно – это конец. Десять лет назад я от страха и трусости сбежал от опасности, бросив своих товарищей. Все они тогда погибли, а я в тот раз выжил. Но теперь видно настал и мой черёд. Жаль только, что со мной на тот свет отправятся три невинных души, не успевших толком пожить.
- А-а-а!!! Среди них ведьма – завопил кто-то.
Покачиваясь, рядом со мной встала Вика. Её грим практически растекся, превращая лицо магички в какую-то страшную маску. Вика попыталась сделать какие-то пасы, но руки не слушались её.
- Праведные дети Четверых, Вам явлено чудо! – вновь заорал дайн - Ведьма не может совершить свою чёрную ворожбу!! Так обрушится же…
- Мир вам, братья и сёстры – прервал проповедника знакомый мне голос.
Вот она, наша единственная надежда на спасение. Среди толпы началось шевеление и к молодому дайну, опираясь на посох подошел еще один. Гораздо более старый, толстый и обрюзгший, облаченный в видавшую виды серую рясу, он окинул взором толпу. Та притихла. Я убрал своё оружия и мягко коснулся Викиной руки. Потерпи, девочка моя, если у отца Пилипа дело выгорит, то мы тебя обязательно спасём.
- Братия, - с хрипотцой произнёс старик – истребить скверну – дело благое. Но цель наша выше и благороднее сего деяния. Мы должны очистить огнём грешные души их.
- Правильно!
- Верно!
- Хворосту сюда! Хворосту!
- Но перед очищением ОГНЁМ – продолжил старый дайн Пилип – мы сами должны очиститься. Склоним же колена наши да прочтем из Огнеписи.
- согласны!
- Читай, батюшка!
- Святой брат, – обратился Пилип к молодому коллеге – раз уж ты первый воззвал на них Священный Огнь, то давай же начни молитву с семнадцатого листа да с четвертого стихаря.
- Но святой брат – молодой дайн явно не ожидал такого и растерялся – ты более опытен в этом деле…
- Никогда не жег ведьму? – старый священник заговорщицки улыбнулся – Ну ничего. Все когда-то делают ЭТО в первый раз. Ты, главное, не волнуйся. Сперва давай огласовку, а затем уж и остальные подтянут.
Молодой дайн неуверенно оглянулся вокруг, встал на колени и возгласил: ’’ К огню же взовём, к листу же семнадцатому, стихарю же четвертому…’’. На этом мошенник и погорел. Едва только эти слова были произнесены, как познал он на спине своей посох истинного дайна Пилипа. (сказанул прям по Писанному)
- Ах ты, лабыррий хвост, игошин рот, троллий пызюк! Святотатствовать вздумал?! От тебе наука.
Каждое своё поучение дайн сопровождал ударом посоха либо моканием головы богохульника в грязь и лужи. Толпа обомлела. Народ просто позабыл про нас и глядел только на внутриконфессиональную тёрку. А дайну Пилипу это-то и было нужно. Не переставая пинать мошенника в рясе, святой отец обратился к собравшимся.
- Братья и сёстры, кто знает, сколько всего листов в Огнеписи?
- Так…
- Э…
- Дык вроде…
- Пятнадцать, батюшка, – наконец произнёс какой-то старушечий голос.
- Так какого же вы, братья и сестры, этого ымрюка-то слушали?
Поименованный ымрюк застонал и попытался перехватить инициативу и что-то вякнуть. Зря он это сделал. У отца Пилипа, пока урок не усвоен, вякать не рекомендуется. Мошенник тут же был прижат к земле острым концом посоха, а старый дайн продолжил проповедь.
- А раз знали вы, то выходит невинного на смерть обречь решили?!
По толпе пробежал смущенный рокот.
- Дык, батюшка – начал один смельчак
- На ’’Дык’’ гхыр в рот проник! А ну отыдите с миром! И чтоб к завтрему всю Огнепись от корки до корки прочли, иначе…
Остальное дайн Пилип дал домыслить толпе, а уж она додумала и сие ей совершенно не понравилось. Собравшиеся, по одному или маленькими группками, стали покидать проходной двор, обсуждая не то Дикого Охотника, не то проповедь, а может быть и то и другое вместе. На небольшом пятачке земли осталось еще около полдюжины любопытных, жавшихся по углам и старавшихся не попадаться на глаза неистовому дайну. Впрочем, как только опасность для нас четверых миновала, отец Пилип
быстро сник, превратившись из блестящего оратора в больного старика, которому и возраст давит на плечи, и левая нога едва двигается да и отдышка замучила. Не глядя на нас, дайн поковылял в сторону тихо плачущей Ташки. Тяжело сейчас святому отцу да и остальным не легче. Среди оставшихся в проходном дворе зевак, я отыскал глазами торговца сбитнем. Думавший погреть руки на возбужденной толпе, торгаш едва не обмочился от страха, когда прямо перед ним оказался высокий человек с очень недобрым взглядом – несостоявшаяся жертва самосуда. Без всяких вопросов сбитенщик отдал мне кувшинчик с ещё теплым напитком и вместе с немногочисленными зеваками покинул проходной двор. Я отдал сбитень Ёжику и приступил к допросу мошенника в рясе. То почти уже оклемался и глядел на нас злобным и презрительным взором. В надменного аристократа играешь, лабыррье семя? Это я уже проходил, многие у меня начинали так, но все сдувались очень быстро. Урок первый: не дергайся. Лжедайн завопил благим матом. Больно? Это всего лишь вывих руки.
- Ну что, будешь говорить? Кто тебя подослал?
- Да пошел ты…… мать… …помойная…!!
- Урок второй: вежливость превыше всего. Попей водички – и я окунул фальшивого проповедника мордой в лужу.
Тот задергался всем телом, захлёбываясь и стараясь вырваться. Ну уж нет. Подохнуть раньше времени я тебе не дам. Вытащив его голову из лужи, я продолжил допрос.
- Ну что, освежился? Повторяю вопрос: кто тебя подослал?
- Да я… я… - только рыдая смог произнести он
Слёзы и сопли? Уже неплохо. После них признания обычно текут из клиентов рекой. Опаньки, а бородёнка у тебя, подхырик, мне не нравится. Так и есть, накладная, отклеиваться начала. Я рванул её и осмотрел мошенника. Уж больно мне твоя физия знакомой кажется? Где это я тебя видел раньше? Увы на этот вопрос я не добился ответа. В проходной двор ворвалось полтора десятка стражников. Не говоря ни слова, двоя самых дюжих кинулись на меня и без труда отшвырнули от лжедайна.
- Не трогайте его! - завопил Ёжик - это не он злодей!
- Другого хватайте. На нём святотатство, призыв к мятежу и самосуду – хрипло поддержал дайн Пилип – этот богохульник обрядился в рясу и попытался смущать честной народ…
- Ясно – не дал договорить священнику десятник – увести его!
Двое стражников взяли лжедайна под руки и покинули двор. Что-то необычное было в их поведении. Обыкновенно, городская стража – народ бесцеремонный, будешь копошиться – вдарят не задумываясь, а тут что? Мошенник еле передвигал ногами, а те двоя не только не подгоняли его затрещинами, но даже не бранились. Странное поведение скажу я вам. Да и остальные вели себя не лучше, будто кто-то заранее дал им приказ вести дело спустя рукава. Не удосужившись опросить никого из нас, они лишь дождались телеги, на которую положили убитых и засобирались уйти отсюда поскорее.
- Эй, вы куда?! – удивленно крикнул вслед уходящим стражам Ёжик. - Гелерт, что они творят?!
- Судя по тому, что на телеге клеймо с ложкой - везут тела к черпаку[9] - ответил я. – Хотя как мертвые заговорят с перерезанным-то горлом понятия не имею.
- Они даже не стали говорить с нами. – Паренёк буквально кипел от возмущения. – Так ведь нельзя!
- Увы, но так есть. Жизнь несправедливая штука.
- Несправедливая?! Нет уж, а ну стойте!
- Прекрати! – я схватил разъярённого паренька за рукав – ничего ты от них не получишь кроме побоев и колодок.
- Не получу справедливости от этих – с трудом выговаривая слова, произнесла едва оклемавшиеся Вика – сама ей стану. Сама найду этих… и они… они…
- И эта туда же. Да ты едва жива.
- А мне теперь жизни нет, пока не порву…
Вику явно понесло. В таком состоянии от больной магички можно было ждать чего угодно. Надо было что-то делать. И я решился. Схватив Вику за плечи, я хорошенько встряхнул её.
- Слушай меня внимательно и не спорь! – непривычно жестко произнёс я – сейчас мы с отцом Пилипом отведём тебя и ребят по домам, поняла?! Затем, завтра я, ты меня слышишь, я, а не ты, пойду к моему знакомому следователю и буду давить на него пока этот убийца не будет найден. Ты поняла меня?!
- О.. они… зарезали Дишу и Сержана – не слушая меня всё повторяла магичка
- И тебя они зарежут. Этот гад за два года убил двадцать шесть человек. Я не хочу чтобы ты стала двадцать седьмой и вообще никакой…
- Ну-ка, дочь моя, прими сие, – вмешался старый дайн и не дожидаясь ответа влил ей в рот успокоительное, которое всегда носил с собою.
Лекарство подействовало не сразу, но постепенно Вика успокаивалась. Я подвел мою подругу к ближайшей бочке с дождевой водой и смыл с её лица остатки её грима. Она еще некоторое время повторяла что-то убитую сестру Ташки, но постепенно средство отца Пилипа взяло своё и магичка, как и её подруга, впала в состояние между сном и бодрствованием.
- Ну вроде подуспакоилась. Не выдохлось ещё мое снадобье, – произнёс дайн.
- Уж не опиума ты им дал, святой отец? – спросил я, оглядываясь на полусонных девчат.
- Типун тебе, Гелька. Это же кошачья настойка. Без неё мне никуда, сам знаешь. Эй, отрок – обратился старик к Ёжику. – Бери-ка свою отроковицу и пойдем отсель. Ты хоть знаешь куды идти-то?
Паренёк коротко кивнул и мы пошли. Подумать только, всего несколько шагов и мы снова на площади Ржавой Кружки у Рассольника, а попали будто в другой мир. Видать хорошо поработали те стражи, что похоже никто в этой пёстрой гомонящей толпе не знает, что буквально под боком какая-то мразь оборвала жизни двоих ребят, которым может быть было ещё жить да жить. Мы пятеро были чужыми на этом празднике вечерней жизни, поэтому старались как можно быстрее и незаметнее проскочить мимо гуляк.
Я не помню подробностей пути до Работного Дома на Пеньковой улице. Новость о гибели Диши и её парня переполошила обитателей этого барака. Соседи засуетились и быть бы сейчас стону на всю округу, если бы не дайн Пилип. Пригрозив местным кликушам и плакальщицам, анафемой от Церкви и крепким посохом от себя, святой отец обеспечил хоть какую-то тишину, так необходимую настрадавшимся за сегодня Ташке и Евгену. Девушку увели сразу наверх, а Ёжик попрощался с каждым из нас.
- Благодарю вас, Гелерт и святой отец – тихо сказал он.
- Меня-то ты почему благодаришь? – удивился я.
- За Ташку. Ты уж прости её за те слова, она…
- Не она говорила, но се горе глаголило в ней – догадался старый дайн.
- Ты давай, береги её – добавил я от себя и пожал пареньку руку, а отец Пилип благословил его.
Нам оставалось только отвести Вику в Школу Чародеев. Дорога предстояла неблизкая, но на этот раз долго идти нам не пришлось. Удалившись от Пеньковой улицы буквально на несколько минут пеший ходьбы, мы услышали резкий треск, увидели яркую вспышку и буквально нос к носу с нами возник человек. Судя по одежде, это был один из старминских магов, только что-то мне не нравилось в нём. Вроде и внешность у него была самой обычной, человеческой, и рогов с копытами не было, но всё равно – колдун вызывал у меня невольную дрожь. И не только у меня. Дайн Пилип осенил нас обережным знаком, а глаза Вики наполнились какой-то тщательно скрываемой, но так и не скрытой до конца болью. Маг не обращал внимание ни на меня, ни на святого отца. Его взор был направлен исключительно на мою подругу. Такой взгляд чем-то напомнил мне Ташкины глаза, когда она впервые увидела свою замученную насмерть сестру, но в том взоре было нечто страшное, но живое. Здесь же глаза колдуна выражали одну мертвую пустоту.
- Викея Шаонелл – произнёс маг – Тебя вызывает Директор. На Разговор.
Голос, произнёсший это был таким же пустым и безжизненным как и глаза.
- Ишь, чего удумал, мракобесово семя! Девочке покой нужен, а ты… - и отец Пилип замахнулся на мага посохом.
Тот никак не отреагировал, смотря лишь на Вику.
- Ты что, болван, в молчанку играешь? – дайн разгорячился, похоже тот сбитень слегка ударил старику в голову.
- Не надо на него кричать – тихо произнесла Вика – бесполезно. Он смиренец, потому и не реагирует.
Отец Пилип отпрянул как ошпаренный, суеверно пробормотав какой-то заговор. Я непонимающе поглядел на магичку.
- Маг, который заболел Призрачной чумой, - слабым голосом пояснила она - никогда не сможет выздороветь. Он или умирает или становится одержимым, уничтожающим всё на своём пути. Поэтому всех заболевших чародеев и пифий смиряют. Они не могут творить волшебство, но и испытывать какие-либо чувства тоже не могут.
- Но как же он появился тут?
- В Школе отследили меня, открыли портал и послали… Не беспокойся за меня. Со мной всё будет в порядке.
- Надеюсь на это… ты – я немного замялся – ты это… отдохни обязательно и выспись. Я обязательно зайду к Порохне, а потом, не сегодня – завтра, навещу тебя.
- Идёт – Вика попыталась слабо улыбнуться
Она приобняла меня и отца Пилипа, отдала мне плащ с капюшоном, подошла к магу и взяла его за руку. Тот, не изменив ни на йоту взгляда, несколько раз стукнул посохом. На этот раз портал открылся без световых эффектов. Вика и маг шагнули в него и в тот же миг исчезли без следа.
- Вот значит как это деется – произнёс старый дайн – сподобился, понимаешь, увидать это штуку в действии.
- О чем это ты, батюшка?
- О портале, Гелек, о нём родимом. Дай Четверо, чтоб девчоночка права оказалась, чтоб её там вконец не добили, а то у этих безбожных колдунов ни стыда нет, ни совести.
Старый дайн ещё поворчал немного, промыл косточки магам. Впрочем, как мне показалось, брюзжание это было скорее для проформы и чтобы показать мне – единственному собеседнику, мол магия и вера вещи несовместные. Такие уж них профессиональные тёрки.
- А теперь, сын мой, поговорим о тебе – сказал дайн Пилип, когда ему наконец надоело ’’проповедовать’’ о нечистоте магии.
- Обо мне? И чего ты хочешь узнать?
- Не хочешь ли ты в ближайшее время пойти паломничать?
- Э, батюшка, ты загнул. Да кто ж меня отпустит.
- Ежели тебя башка твоя стоеросовая дорога – сам себя отпустишь. Думаешь это случайно в нежилом дворе три из четырёх дверей затворенными оказались?
- Закрыты? А ведь и вправду, когда мы зашли, а потом забежал народ… ой-ё! Я ведь и не услышал как они закрылись.
- То-то и оно. Старые, ржавые, а затворились бесшумно. А тот ымрюк-проповедник, думаешь случайно на Ржавой Кружке у Рассольника о Диком Охотнике трезвонил?
- Ну то, что он трезвонил – это я догадываюсь, а вот как – не мог я слышать – не было меня там.
- И меня там тоже быть не должно было. Это всё из-за мамки твоей, да пребудет она на Небесах Хлебосольных отныне и до века. Любит она тебя, храпоидола, и после смерти своей заботами не оставляет.
- К тебе явилась моя мама?!
- Ой, ну и дурень ты у меня. Учишь тебя, учишь, а одна гхырня выходит. Ты думаешь Четверо, всякий раз когда кому беда грозит, благовестников шлют? Ну вот скажи, с чего мне было с Привоза на Ржавую Кружку идти? Так нет же – пошёл. Словно меня кто-то знакомый под руку толкает. Иди да иди. И пришел ведь, а тут этот стоит – глаголет. Вроде и по Писанному всё, а ряса-то новёхонькая, чуть-ли не бархатная, а ручки-то лощеные… И тут на полуслове прервался и кричит: ’’Знак мне явлен, за мной братия’’. Тут-то я понял – нечисто дело сие. Скрыться бы тебе надобно.
- Скрыться - не скрыться… Бесполезно уже. Этот гхыр похоже догадался, кто я да и я его где-то видел. Теперь не отстанут. А за спасения ребят благодарю тебя, отец Пилип.
- Благодарность не булькает.
- Намек понял. Знаешь где тут ближайшая кормильня? Сам с утра толком не ел...
Глава 4.
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 82 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |
| Её величество Рифма-С-Плёткой. | | | Львиный Зев. |