Читайте также:
|
«Истинно, истинно говорю вам: не Моисей дал вам хлеб с неба, а Отец Мой дает вам истинный хлеб с небес» (Ин 6. 32)
Lex orandi и lex credendi
34. Синод Епископов много размышлял над внутренней взаимосвязью между евхаристической верой и богослужением, указав на связь между lex orandi [ законом молитвы ] и lex credendi [законом веры] и подчеркнув примат священнодействия. Необходимо жить Евхаристией как тайной веры, аутентично совершаемой, с ясным пониманием того, что «intellectus fidei [ разумение веры ] всегда пребывает в исконной взаимосвязи со священнодействием»[105]. В такой перспективе богословская рефлексия никогда не может абстрагироваться от сакраментального порядка, установленного Самим Христом. С другой стороны, священнодействие никогда не может рассматриваться в общих чертах, отвлеченно от тайны веры. Действительно, источник нашей веры и Божественной Литургии – одно и то же событие.
Красота и литургия
35. Связь между тайной, в которую веруют, и тайной, которую совершают, проявляется особым образом в богословской и литургической ценности красоты. Именно литургия, как, впрочем, и христианское Откровение, внутренне связано с красотой: она есть veritatis splendor [ сияние истины ]. В литургии сияет Пасхальная тайна, посредством которой Сам Христос привлекает нас к Себе и призывает к общению. В Иисусе мы созерцаем, как любил говорить святой Бонавентура, красоту и сияние начал[106]. Тот признак, на который мы ссылаемся, не принадлежит к чистой эстетике, но является способом, посредством которого истина любви Божией, явленная во Христе, нас достигает, очаровывает и восхищает, заставляя выйти за пределы самих себя и таким образом привлекая нас к нашему истинному призванию – любви[107]. Уже в творении Бог позволяет угадывать Себя в красоте и гармонии космоса (ср. Прем 13. 5; Рим 1. 19-20). В Ветхом Завете мы находим также заметные знаки сияния могущества Божия, открываемого Его славою через чудеса, явленные в среде избранного народа (ср. Исх 16. 10; 24. 12-18; Числ 14. 20-23). В Новом Завете эта эпифания красоты проявляется окончательно в откровении Бога в Иисусе Христе[108]: Он есть полное явление Божественной славы. В прославлении Сына слава Отца сияет и сообщает себя (ср. Ин 1. 14; 8. 54; 12. 28; 17. 1). Эта красота, однако, не просто гармония форм; Тот, Кто «прекраснее сынов человеческих» (Пс 45 [44]. 3), сакраментальным образом оказывается также Тем, в Ком не было «ни величия», «ни вида, который привлекал бы нас к Нему» (Ис 53. 2). Иисус Христос показывает нам, что истина любви способна преображать даже мрачную тайну смерти в свете сияющего света воскресения. Здесь сияние славы Божией превосходит всякую красоту, присутствующую в мире. Истинная красота – это любовь Божия, которая окончательно открылась нам в Пасхальной тайне.
Красота литургии – часть этой тайны; она является высшим выражением славы Божией и представляет собой, в каком-то смысле, небо, сходящее на землю. Воспоминание искупительной жертвы несет в себе черты той красоты Иисуса, свидетелями которой были Петр, Иаков и Иоанн, когда Учитель по пути в Иерусалим преобразился перед ними (ср. Мк 9. 2). Соответственно, красота – это не декоративный фактор; она есть прежде всего основополагающий элемент, поскольку является свойством Самого Бога и Его Откровения. Всё это должно помочь нам осознать, какими внимательными нам следует быть, чтобы священнодействие сияло сообразно его собственной природе.
Евхаристическое священнодействие – дело Всецелого Христа (Christus Totus)
Christus totus in capite et in corpore [ Всецелый Христос и во главе, и в теле ]
36. Внутренняя красота богослужения имеет собственным субъектом воскресшего и прославленного в Духе Святом Христа, Который включает Церковь в Свое дело[109]. В такой перспективе очень впечатляющими представляются слова святого Августина, который ярко описывает характерную для Евхаристии динамику веры. Великий гиппонский святой справедливо подчеркивает в связи с евхаристической Тайной, что Сам Христос нас принимает в Себя: «Этот хлеб, который вы видите на алтаре, освященный словом Божиим, есть Тело Христово. Эта чаша – вернее, то, что содержит чаша, – освященное словом Божиим, есть Кровь Христова. Ими возжелал Господь Христос передать Тело и Кровь Свою, которую за нас пролил во оставление грехов. Если вы [их] хорошо приняли, то вы – то, что вы приняли»[110]. Значит, «мы стали не только христианами, но и Христом»[111]. Исходя из этого, мы можем созерцать сакраментальное действие Божие, предполагающее глубокую связь между нами и Господом Иисусом: «Христос ведь не во главе и вне тела, но всецелый Христос и во главе, и в теле»[112].
Евхаристия и воскресший Христос
37. Поскольку Божественная Литургия есть по существу actio Dei [ дело Божие ], которое вовлекает нас в Иисуса Духом Святым, ее основание не находится в распоряжении нашего своеволия и не может подвергаться давлению моды данного времени. Здесь непреложное значение имеет также утверждение святого Павла: «Никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос» (1 Кор 3. 11). И Апостол язычников снова в связи с Евхаристией заверяет нас, что он передает нам не какое-то свое собственное учение, но то, что он сам некогда принял (ср. 1 Кор 11. 23). Поистине, совершение Евхаристии несет в себе живое Предание. Церковь совершает евхаристическую Жертву в послушании заповеди Христа, начиная со встречи с Воскресшим и излияния Святого Духа. По этой причине христианская община с самого начала собиралась для fractio panis [ преломления хлеба ] в День Господень. Воскресенье, день, когда Христос воскрес из мертвых, есть также первый день недели – день, который ветхозаветная традиция считала началом сотворения мира. День творения отныне стал днем «нового творения», днем нашего освобождения, когда мы совершаем воспоминание Христа, Который умер и воскрес[113].
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 64 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |