|
Читайте также: |
Volgare illustre Данте, воплощенный в его «Божественной комедии» и сочине'
ниях его ближайших современников — Петрарки и Боккаччо, стал образ'
цом, по которому строились другие стандартные европейские языки эпохи
Нового времени. Хотя итальянской национальной идентичности потребо'
валось несколько столетий для того, чтобы обрести свое политическое во'
28 Джон Джозеф
площение, что в значительной степени было обусловлено острой заинтере'
сованностью папы и иностранных держав в сохранении разобщенности на
полуострове, другие европейские национальные идентичности смогли вос'
пользоваться выгодами созданной Данте языковой модели намного раньше.
Ему, бесспорно, удалось доказать возможность существования того, что бы'
ло заявлено в названии его трактата о языке, — народного красноречия.
В этом понятии «красноречия» содержалось множество общих посылок о
природе общения, познания, истины, красоты и, не в последнюю очередь,
о том, каким должен быть «народ». Пока его «естественный» образ речи
считался непокорным (и он действительно был таким в сравнении с латы'
нью, считавшейся искусственной после столетий упорядочения и утончен'
ного использования), ни о каких притязаниях на автономию народа не мог'
ло быть и речи.
Уже в «Грамматике кастильского языка» Антонио де Лебрихи, первой важ'
ной грамматике современного европейского языка, заявленная цель состоит
в превращении кастильского в основу современного испанского языка. Вступ'
ление к его грамматике, адресованное королеве Изабелле, начинается слова'
ми: «Язык всегда сопутствовал империи и следовал с нею таким образом, что
они вместе возникали, вырастали, расцветали и приходили в упадок»
(Nebrija, 1946 [1492]. Р. 5–6). Затем приводится несколько примеров языков,
которые расцветали и приходили в упадок вместе с великими империями. Да'
лее Лебриха объясняет, почему он склонен reduir en artifìcio, «сводить к искусст'
венному созданию» кастильский язык (Р. 9):
И поскольку мои цель и желание заключаются в том, чтобы всегда возвеличивать
наш народ и давать людям моего языка сочинения, которые позволяют им наилуч'
шим образом использовать свое свободное время, которое они теперь тратят впус'
тую, читая романы или истории, окутанные тысячью неправд и ошибок, я решил
прежде всего свести наш кастильский язык к искусственному созданию, чтобы то,
что будет писаться на нем отныне и впредь, могло соответствовать стандарту и рас'
пространяться на все последующие эпохи, по образцу греческого и латинского язы'
ков, которые, будучи подчиненными искусству, остаются единообразными, несмот'
ря на века.
Три цели, указанные Лебрихой, — возвеличение народа, наилучшее заня'
тие людских умов и предотвращение перемен в языке — представляют собой
три основные цели языковой мысли Возрождения вообще. Выражения reduir
en artifмcio и debaxo de arte означают одно и то же — «искусственное» в эту эпо'
ху все еще означало «созданный в соответствии с искусством». Лебриха вос'
принимал написание грамматики языка как его завоевание, покорение и
подчинение. Его покоряли, как покоряют врага, и сокращали в размерах, ус'
траняя те элементы, которые не отвечали логике и правилам. В этом и за'
ключается «искусство» грамматики. В конце вступления Лебриха сообщает
Изабелле (Р. 11):
Поскольку ваше величество покорило множество варварских племен и народов с эк'
зотическими языками, и после завоевания они должны получить законы, которые за'
воеватель устанавливает у побежденных, а с ними и наш язык, при помощи моего Ис_
кусства они смогут познать последний точно так же, как мы теперь сами познаем ис'
кусство латинской грамматики, изучая латынь.
Л О Г О С 4 (4 9) 2 0 0 5 29
Грамматика Лебрихи позволит недавно покоренным подданным короле'
вы изучить кастильский и тем самым установить у себя законы Испании, сде'
лав возможным существование и функционирование испанской империи.
Империя сможет расширяться настолько, насколько широко будет прости'
раться «сопутствующий» ей испанский язык. Это не означает, что кастиль'
ский «принадлежит» Кастилии или Испании в каком'то естественном смыс'
ле или что в нем воплощен дух Кастилии. Лебриха приводит политические и
функциональные доводы: Кастилия победила и потому должны быть уста'
новлены ее законы и язык. Поскольку изучение кастильского языка покорен'
ными народами расширяет территориальные владения Испании, возвели'
чивание языка и империи идут рука об руку.
«Диалог о языке» (1535—1536) Хуана де Вальдеса — это типичное произве'
дение своей эпохи, в котором приводились доводы в пользу отдельного на'
родного языка или утверждалось превосходство одного народного диалекта
над другим при закладывании основ национального языка. Но главным ори'
ентиром всегда служили греческий и особенно латынь, не только как священ'
ные языки, но и как языки, определяющие красноречие, устанавливающие
стандарт, которому должен соответствовать каждый народный язык. Вопре'
ки убежденности большинства в том, что народные языки никогда не смогут
соответствовать стандарту, Вальдес мог ссылаться на toscano, volgare illustre Дан'
те как на пример современного языка, обладающего значительным красноре'
чием и связанного с классическими языками. Количество написанных кас'
тильском литературных произведений также позволяло говорить об очевид'
ных эстетических достоинствах этого языка.
Споры о том, какой язык или диалект лучше, также касались и вопросов
чистоты. Нельзя было допустить даже мысли о том, что национальный язык
многое заимствовал у своих соседей, особенно если когда'то находился под
их властью. Вальдес напрямую связывает наличие языкового многообразия
с отсутствием политического единства и автономии в государстве и тем неиз'
бежным фактом, что периферийные области государства имеют по крайней
мере столько же общего с соседними государствами, сколько с центром и дру'
гими периферийными областями своего собственного государства:
Марцио: Поскольку мы берем за основу кастильского языка латынь, нам остается
только объяснить, как произошло, что в Испании говорят на четырех других языках,
а именно — каталанском, валенсийском, португальском и баскском.
Вальдес: Обычно многообразие языков в провинции вызвано двумя основными при'
чинами; первая заключается в том, что при всяком государе, короле или властителе,
откуда бы он ни происходил, существует столько же языковых различий, сколько
правителей; вторая заключается в том, что, поскольку граничащие друг с другом об'
ласти всегда чем'то связаны между собой, каждая часть провинции, заимствуя что'то
у соседних провинций, постепенно начинает отличаться от других не только по сво'
ей речи, но и по своему говору и обычаям. Испания, как известно, находилась под
властью многих правителей... Такое множество правителей, по'моему, и стало при'
чиной различия в языках, хотя каждый из них имеет больше сходства с кастильским,
чем с любым другим, потому что, хотя каждый из них и заимствовал что'то от своих
соседей, как Каталония заимствовала от Франции и Италии, а Валенсия от Катало'
нии, в целом видно, что в основном они заимствовали из латыни, которая, как я уже
сказал, составляет основу кастильского языка (Valdes, 1965 [1535—1536]. Р. 47–49)
30 Джон Джозеф
Уверенность в том, что кастильский подвергся меньшему внешнему влия'
нию, чем каталанский или валенсийский, подкрепляет его притязания на
роль национального языка в двух отношениях: во'первых, его испанскость
лучше сохранилась, и, во'вторых, чем язык ближе к своей исторической ос'
нове, тем больше вероятность быть понятым б о льшим числом испанцев, не'
жели в случае других, более «искаженных» языков. Что касается баскского и
португальского, Вальдес отказывается принимать их в расчет, исходя из двух
полностью противоположных соображений: баскский, говорит он, попрос'
ту слишком далек от всех остальных, чтобы его можно было понять, а порту'
гальский, по сути, остается кастильским, если не считать небольших разли'
чий в произношении и орфографии2.
Также велись споры о том, насколько серьезному «очищению», то есть ла'
тинизации, должен подвергнуться народный язык. Действительно, при та'
ком очищении народный язык утрачивал свою «естественность», которая
обычно была основным доводом в пользу его использования даже у тех, кто
наиболее жестко настаивал на укрощении его такими средствами. Кроме то'
го, очищению подвергались и диалекты испанского — поэтому возникает во'
прос, какой именно диалект испанского должен быть взят за «основу» и дей'
ствительно ли то, что было удалено из его исходной формы в результате
«очищения», было чем'то несущественным и «чужеродным». Заметим, что
Вальдес связывает заимствование языка с заимствованием обычаев соседей.
Это ставит под вопрос само существование испанскости. Центр, защищен'
ный от внешних влияний своим географическим положением, определяет
суть национального характера и его языковые проявления.
Несмотря на риторически убедительные доводы за использование цент'
рального диалекта в качестве основы национального языка, стратегия мар'
гинализации периферии приводит к ровно противоположным результатам,
нежели те, на которые направлено политическое строительство нации. «Ис'
панский» (итальянский или какой'либо другой) народ представляет собой
конструкцию, основанную на политических границах, которые произволь'
ны в смысле их исторической случайности, возможности пролегания в дру'
гом месте в другие эпохи. Политико'культурной целью становится опре'
деление границ, предотвращающее их изменение (если оно не связано с рас'
ширением). Для этого необходимо убедить тех, кто живет на границах
нации, вблизи этих границ, в том, что они образуют единый народ именно
с теми, кто живет в центре, а не с соседями по ту сторону границы. Необхо'
димо также убедить в этом и тех, кто живет в центре, ибо у них должны быть
веские основания оплачивать войну, позволяющую сохранять национальные
границы неизменными. Крестьян, составлявших раньше основу войска, не
нужно было убеждать идти в армию — они делали так, как им приказывал их
феодальный сеньор, и избежать этого они могли, только оставив свое поме'
стье ради анонимной жизни в городе или за границей. Но в настоящем сра'
жении христианскому солдату, который должен был не бояться смерти, а
Л О Г О С 4 (4 9) 2 0 0 5 31
2 Между кастильским и португальским языками во времена Вальдеса действительно было на'
много больше сходства, чем сегодня, особенно на письме. Однако Вальдес серьезно преуве'
личивает степень этого сходства.
мечтать о славной жизни после смерти, мог потребоваться мотив для того,
чтобы отдать всего себя во имя национального дела.
Таким образом, суть идей нации и национального языка заключалась в том,
что они определяют отличие от ближайших соседей. Англоязычные канадцы
знают, «каковы они», преимущественно благодаря чертам, отличающим их
культуру и язык от культуры и языка Соединенных Штатов; то же относится и
к Шотландии с Англией, французским областям и центру, северному и южному
Китаю и так далее. Такая уверенность в существовании различий неизбежно
тонкого порядка — с учетом близости — приводит к тому, что даже малейшие
различия наполняются огромным культурным смыслом. Можно считать, что
сущность нации и состоит в некоторых внешне незначительных особеннос'
тях — сохранение гуттурального фрикативного согласного в фонетической си'
стеме, церемониальное ношение килта или приготовление блюда, которое сосе'
ди считают настолько отвратительным, что смеются над ним. Неудивительно,
что «эссенциализм» стал общепринятым способом понимания национальной
идентичности в науке, особенно если учесть, что такая идентичность оказыва'
ется эссенциалистской в своих основных проявлениях.
Национальная идентичность — например, «итальянская» — становится оз'
начающим означаемого, которое существует в первом только как желание.
Будучи достаточно сильным, такое желание может достичь критической мас'
сы в предполагаемой нации, и когда это происходит, означаемое — «итальян'
ский народ» — становится реальным, настолько реальным, насколько таким
бывает означаемое, учитывая, что они представляют собой понятия или ка'
тегории, а не действительные физические объекты.
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 84 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |