Они прибыли в Неаполь пятого ноября, сделав по дороге остановку в порту Чивитавеккья. Как ни хотелось Бальзаку продолжить путешествие по Италии со своими милыми спутниками, вынужден был думать о скором возвращении – парижские дела и заботы не оставляли его: несмотря на усилия Фессара, не все дела с долгами были урегулированы, новый издатель, Хландовский, оказался неплатежеспособным, «Человеческая комедия» топталась на месте, журналисты трезвонили, что автору больше нечего сказать. Будучи рабом собственного творения, Оноре не имел права на отпуск, как простые смертные. Три дня безумного счастья подле любимой в Неаполе – вот все, что он мог себе позволить. Восьмого ноября – отправление в Марсель. Море волновалось, шел дождь. Морской болезнью страдали все, кроме членов экипажа и Бальзака, который пытался залить горечь расставания шампанским в компании капитана и интенданта: шесть бутылок на троих. Можно ли лучше отметить грядущее супружество?
Его очень заботило их будущее с Евой гнездо, а потому он воспользовался своим пребыванием в Марселе, чтобы обежать местных антикваров. Поэт Жозеф Мери, знавший город как свои пять пальцев, помог ему в этом. В коллекционном угаре были куплены девяносто четыре тарелки, супницы, соусники, блюда, все – за пять тысяч сто франков. Но разве можно скупиться, когда стол любимой должно украшать все самое лучшее. Нельзя было устоять и перед индийским комплектом из кораллов, Бальзак тут же решил преподнести его Ганской: «Это нечто единственное в своем роде. Увидев эти украшения у вас в волосах, на руках, пальцах, шее… самые известные светские львицы готовы будут отдать тысячи франков за что-либо подобное и никогда не получат… Вы будете невероятно счастливы, а я счастлив заранее, зная, что они у вас есть. Подобную возможность нельзя было упустить. Красные кораллы в ваших волосах, у вас на воротничке. Есть брошь, вообще полный комплект». На другой день тон письма становится интимнее: «Киска моя, целую твои хорошенькие глазки, наслаждаюсь твоей шейкой, особенно тем уголком, словно специально созданным для поцелуев, держу твои мягкие лапки в своих руках, вдыхаю аромат, от которого теряю голову, и радуюсь при мысли об этой тысяче сокровищ, даже одного из которых было бы достаточно, чтобы удовлетворить тщеславие глупой бабенки, говорю тебе: котеночек, Евонька, душа моя любит твою душу, и я сожалею, что не могу ее, эту душу, ласкать, владеть, обладать ею, как я ласкал твой лоб, ведь так, проникнув в самую суть твою, возвышенную и совершенную, я и сам стал бы лучше».
Желая внести свой вклад в обустройство их будущего жилища в Париже, Ганская выдала Оноре весьма значительную сумму – сто тысяч франков золотом. Это было священным сокровищем, «сокровищем котеночка». Бальзак поклялся, что не станет касаться этих денег, не согласовав предварительно с Евой. Но ему казалось преступлением, что они будут лежать без движения в банке, и, уверенный, как всегда, что финансовое чутье его не подведет, купил акции Северной железной дороги (специалисты предсказывали их быстрый рост на бирже). Фессар не возражал против такого размещения капитала, методично продолжая разгребать долги своего клиента. Особенное нетерпение проявляла госпожа мать, требуя пятьдесят семь тысяч франков, включая проценты. Сын пытался опротестовать эту сумму. Как матушка не может понять, что непредвиденные расходы вовсе не предусматривают предварительной выплаты всех долгов. Да, ему трудно совладать с собой, покупает картины, резные панели черного дерева, шесть старинных, поистине королевских, стульев, письменный, очень женский, стол, два шкафа с инкрустацией растительным орнаментом. Исключительно выгодные приобретения! Он никогда не ошибается. И всегда оставляет торговцев в дураках. Так, по крайней мере, ему кажется. Ганская в курсе его успехов на этом поприще, но не всегда разделяет уверенность Оноре.
Кроме того, графиня с возмущением узнала, что госпожа де Брюньоль все еще рядом с ним. Но Бальзак никак не мог решиться на этот столь необходимый, требующий деликатности разрыв. Принести в жертву госпожу де Брюньоль – жестокость, которой не может быть оправдания, вызвать недовольство Евы – выше его сил. К счастью, сама госпожа де Брюньоль стала подумывать о замужестве. Ее выбор пал на довольно известного скульптора Карла Эльшота. Теперь она требовала приданого. Увы! Когда невеста навела справки, оказалось, что жених погряз в долгах и к тому же неравнодушен к совсем молоденьким девушкам. Этот проект реализовать не удалось, госпожа де Брюньоль вновь вернулась к мысли о продаже марок. Бальзак хотя и устал от происходящего, но сочувствовал ей, а потому решил обратиться за помощью к барону Ротшильду. Тот уклонился, сославшись на то, что любые дела для него губительны. Положение было весьма затруднительным. Что предпринять, дабы избавиться от «старой карги». И в ожидании, пока та добровольно либо силой покинет его дом, Бальзак радуется, что она заботится о хозяйстве, выполняет мелкие поручения. В общем, раз Евы нет в Париже, госпожа де Брюньоль сохраняет все свои прерогативы служанки, а то и любовницы. Тем более что «небесное семейство» с госпожой матерью во главе явно предпочитает ее польке, которой Оноре так неосторожно увлекся. Близкие считают, что он хорош, только когда пишет. Оставив перо, тут же «сходит с рельсов».
Второго декабря Бальзак присутствует на церемонии пострижения в монахини ордена визитандинок Анриетты Борель. «Плутовки-монахини полагают, что мир существует только ради них, а потому послушница, у которой я спросил, сколько продлится церемония, ответила, что час… Это продолжалось почти четыре», – сетует он в письме Ганской, сожалея о страницах, что, не пойди туда, мог написать. Но надо было представлять свою «дорогую жену» и Анну на «похоронах Анриетты»: «Лиретта и другие новопостриженные выслушали проповедь-наставление, стоя на коленях. Она ни разу не подняла глаза. Белое, чистое лицо, восторженное возбуждение святой. Я никогда раньше не присутствовал при пострижении, смотрел по сторонам, наблюдал, изучал с вниманием абсолютно набожного человека… Был сильно взволнован, когда три новообращенные пали ниц, их покрыли саваном и прочитали над живыми существами поминальные молитвы, и когда потом они появились невестами в венках из белых роз, дав обет стать невестами Христовыми… Я видел Лиретту после обряда, она была весела, как зяблик. Вот вы и невеста, сказал я ей, смеясь».
Несколько дней спустя Оноре посещает Консьержери – это необходимо ему для третьей части «Блеска и нищеты куртизанок». Внимательно осматривает камеры, присутствует на заседании суда присяжных, с увлечением следит за процессом, перипетии которого рассчитывает использовать в своей «Кузине Бетте». В погоне за необычными ощущениями двадцать второго декабря вместе с другими писателями и художниками участвует в коллективном сеансе курения гашиша. Среди приглашенных – Готье и Бодлер, который вспоминал, что Бальзак от гашиша отказался. Сам Оноре утверждал, что попробовал, но это не возымело никакого эффекта. «Я устоял перед гашишем, – поделится он с Ганской, – и не испытал всех положенных „радостей“. Мой мозг настолько силен, что нужна была большая доза. Тем не менее я слышал небесные голоса и видел божественные картины… Встав этим утром, все еще сплю и не способен ничего делать». Первого января 1846 года он наносит матери новогодний визит. Перед ним воплощенное осуждение. Никакая нежность невозможна больше между ними, всему виной его долг. Он возвращается домой с ощущением, что его изгнали, словно парию. Свою горечь поверяет единственной способной понять его женщине, Еве: «У меня никогда не было матери, сегодня она провозгласила себя врагом. Я никогда не говорил тебе о своей ране, слишком мучительной для меня, надо видеть это, чтобы поверить… Но ты должна знать, почему я не хочу никаких родственных сношений между тобой и моими близкими».
В январе 1846 года работа не шла – радости и тревоги были в другом. «Крестьяне» топтались на месте, «Последнее воплощение Вотрена» никак не хотело обрести форму. Бальзак впал в какое-то оцепенение, из которого надеялся выйти после женитьбы. Но Ева все еще не могла решиться. Неужели опасалась его, человека, преданного ей душой и телом? Теперь вдруг заговорила о том, что слишком стара для него. Кокетство или искренняя неуверенность? Он пылко уверял, что истинные страсти не обращают внимания на годы. Для него возлюбленная всегда будет юной и желанной.
И вновь проблеск надежды: Ева приглашает его в Рим. Оттуда они отправятся во Флоренцию, Швейцарию, Баден… «Оставьте нас в Бадене, – пишет она ему, – и возвращайтесь в Париж заканчивать свои дела…» Восхитительное предложение! Отложив все, Бальзак устремляется к портному – именитый Бюиссон должен обновить его гардероб соблазнителя. Выходя, чувствует необычайную бодрость и решает перепрыгнуть через сточную канавку. Разрыв связки, чудовищная боль. Доктор Наккар укладывает его в постель, прописывает лекарства и объявляет, что ехать можно не раньше чем через две недели. Что за невезение! Бальзак вне себя. Впрочем, есть и хорошие новости: благодаря барону Ротшильду и еще нескольким влиятельным людям госпожа де Брюньоль получила, что хотела. Наконец старательный Бюиссон присылает новое платье. Оноре начинает ходить. Ничто больше не мешает, и вот он уже в дороге.
Первый этап его путешествия – Марсель. Отсюда двадцать первого марта морем до порта Чивитавеккья. Двадцать пятого Оноре в Риме, где его ждет Ева. После первых поцелуев и приветствий отчитывается, как удачно вложил «сокровища котеночка». Ганская нисколько не укоряет его за чрезмерные траты. Быть может, прочувствовала, сколько наслаждений доставляет расточительность? Так или иначе вместе они рыщут по антикварным лавкам, навещают торговцев любопытными вещицами. Бывают и в музеях. Часто к ним присоединяются Анна и Георг. Четверка в полном составе, все бодры, как никогда. Во дворце Скьярра Оноре очарован скопищем шедевров, решает, что у него тоже будет своя галерея живописи, в его особняке в Париже, где они поселятся с Евой, когда поженятся. Начало коллекции решено положить покупкой старой поблекшей картины, скорее «останков картины» – «Рыцарь Мальтийского ордена за молитвой», которую приписывают Себастьяно дель Пьомбо, а также «Женского портрета» Бронзино и «Портрета девушки» Мирвеле. Их отреставрирует ученик Давида и Жироде. После трех недель, беспечно проведенных в Риме, все четверо погружаются на корабль, который направляется в Геную, где Бальзак приобретает кровать с балдахином.
Затем неугомонные туристы добрались до Женевы, оттуда переехали в Берн, где стали гостями русского посла, барона Павла де Крюденера. Его дочь Жюльетта, двадцати одного года, не сводила глаз с Бальзака и оставила об этом визите такую запись в дневнике: «Кто мог подумать хоть раз встретить в Берне Бальзака? Он путешествует с некоей госпожой Ганской, прелестной, грациозной полькой, сердечной и довольно соблазнительной, несмотря на славянскую дородность. Эту даму сопровождает ее дочь и будущий зять, и четверка перебирается из страны в страну, приятно проводя время». Сидя рядом с Жюльеттой, Бальзак с упоением рассказывал о своих впечатлениях. «Его лицо, оживляясь, кажется не столь неприятным, – признает девушка, – так как первое впечатление – скорее отталкивающее. Он ниже среднего роста, весьма упитан (что особенно заметно по двум совершенно разным частям его тела: лицу и животу) и выглядел бы несколько нелепо, если бы на его мрачной, задумчивой физиономии не отражалась работа ума. Лоб его не показался мне очень высоким, но между бровями – глубокая черта, которую я замечала почти у всех, чья мысль трудится. У него неопределенного цвета волосы, так же своеобразно подстриженные: они спадают на лоб и ворот его одежды длинными сероватыми прядями, очень неправильными, концы которых острижены прямо, как у женщины. Довольно густые ресницы обрамляют глубоко посаженные, но очень выразительные глаза: впрочем, взгляд его скорее задумчив, это не взгляд наблюдателя, невозможно представить, что этот, кажущийся таким спокойным, тихим, безразличным к окружающему миру человек вдруг окажется восхитительным художником, который не упускает мельчайших деталей. У него резко очерченный нос, рот, несколько утративший форму из-за отсутствия многих зубов, окружен весьма живописными усами. Костюм его, как и сам писатель, был застегнут на все пуговицы, он весь вечер просидел в белых перчатках, которые так контрастировали со всем остальным, скорее оригинальным, чем элегантным».
Из Берна – в Базель, Солер, Гейдельберг. С каждым новым переездом Бальзак убеждается, что Ева готова согласиться выйти за него. Вместе они мечтают о том, где и каким будет их дом, какую светскую жизнь будут вести во Франции: замок в Турени, чтобы проводить там пригожие летние деньки, пристанище в пригороде Сен-Жермен, чтобы не упустить зимних увеселений. Но пока Бальзак должен возвращаться в Париж, где литературные и прочие дела требуют его присутствия. Любовники нежно прощаются в Гейдельберге.
Из столицы Оноре в нетерпении пишет Ганской: «Боже, закончим, наконец! Обвенчай своих детей и приезжай. Не будем больше расставаться…» Он начинает готовить переезд Евы во Францию. Защитив сокровища своего котеночка, вложив их в акции Северной железной дороги, Бальзак в компании Жана де Маргонна направляется в Вувре, намереваясь приобрести там недвижимость. Выставленный на продажу замок Монконтур кажется созданным для него: благородная архитектура XV века, две башенки, террасы, с которых видна Луара. Рядом – двадцать гектаров виноградников. По железной дороге Тур – Париж за шесть часов четырнадцать минут можно добраться до столицы и насладиться прелестями светской жизни. Билет первого класса стоит всего одиннадцать франков восемьдесят пять сантимов, второго – восемь франков девяносто пять сантимов. Но нужна и подобающая квартира в Париже, в хорошем квартале, так, чтобы фасад дома смотрел на юг и было как минимум три комнаты для прислуги. В этом жилище можно будет выставить предметы искусства, приобретенные во время путешествий. Все должно быть отмечено печатью хорошего вкуса. Он сам позаботится об уюте замка и квартиры, госпоже Ганской останется только появиться и оживить их своим присутствием.
Пока все это только планы. Неожиданно приходит известие о смерти отца Георга Мнишека – еще один довод в пользу скорейшего замужества Анны. Тогда у Евы не останется причин откладывать свое. К тому же в июне Ева сообщает Бальзаку, что труды его были не напрасны – она беременна. Это случилось в Солере, где-то между двадцатым и тридцатым мая, во время памятной ночи, несмотря на все меры предосторожности, предпринятые Оноре, за которые котеночек так упрекал его. Бальзак дважды перечитывает письмо, он вне себя от счастья, грудь распирает признательность и самодовольство. И ни с кем нельзя поделиться! Отцовское чувство сродни гордости писателя: с одной стороны – рожденная его разумом «Человеческая комедия», с другой – сын. Да, это будет сын, никаких сомнений, который продолжит его род. И он воспитает его согласно принципам, столь дорогим ему. Назовет – Виктор-Оноре. «Я ощущаю, что в моем сердце, венах, голове достаточно жизни, смелости и счастья на троих, – пишет Бальзак Ганской. – Положись на своего котика… Дети любви не вызывают тошноты, их носят легко. Но береги себя. Бедный маленький Виктор-Оноре!» И еще: «Тысячу раз целую два сердца, которые бьются в тебе. Мне кажется, ты должна быть счастлива, имея этого малыша. Итак, береги себя! Ешь морковку и сообщай мне обо всех твоих желаниях, чтобы я мог удовлетворить их».
Но там, за границами, беременность видится Еве совсем в ином свете. Бальзак торопит ее с замужеством, чтобы Виктор-Оноре был законорожденным ребенком, а не бастардом, появившимся на свет вне официально признанных уз. На исходе июля писатель вдруг заболевает холериной. Доктор Наккар прописывает постельный режим, диету, обтирания, сладкую воду. Недомогание только усиливает нежелание тайного появления на свет его ребенка, он умоляет Ганскую, чтобы из Польши прислали ее метрику и можно было начать оформлять их отношения. Но Ева, рожденная в 1800 году, всю жизнь убавляла себе шесть лет и теперь опасалась сознаться в истинном положении дел. Кроме того, она плохо переносила беременность, а последние ее роды были очень тяжелыми. Разумно ли становиться матерью в сорок шесть лет, когда собственная дочь вот-вот выйдет замуж? Ребенок тем временем уже давал о себе знать. Ждать еще полгода, скрываясь от друзей, избегая соблазнов света? Да и как потом жить с мужем, который не умеет вести себя, и вечно орущим ребенком? Грядущее материнство, радующее Оноре, ее только удручает. Он не в состоянии представить себе, на какие муки обрекает возлюбленную, и та дает ему понять, что весьма озабочена положением, с которым он себя поздравляет. Будущий отец списывает ее тревоги на нервозность, свойственную всем ожидающим младенца женщинам. Чтобы приободрить Еву, присоединяется к ней в Крезнахе под Франкфуртом, где она живет с неизменными Анной и Георгом. Знают ли они о ее беременности? Как бы то ни было, в их присутствии вопрос этот не поднимается. С обычной беззаботностью все четверо совершают вылазку в Майнц. Обласкав Еву, убедив ее, что все к лучшему в этом лучшем из миров, Бальзак возвращается в Париж. По дороге делает остановку в Метце, чтобы урегулировать формальности его тайного брака: в эти планы посвящены только двое – родственник доктора Наккара Жан-Николя Лакруа, королевский прокурор в Метце, и префект Мозеля Альбер Жермо. Оноре рассчитывает на их помощь при содействии мэра и священника.
Пятнадцатого сентября вечером он в столице, настроен как нельзя более оптимистично, тогда как Ева обеспокоена скандалом, который может вызвать этот поздний ребенок, тем более что некоторые ее родственники близки ко двору. Она хотела бы родить потихоньку, доверить малыша Оноре, а самой отсидеться в своем имении, пока недоброжелатели не забудут об этом ее приключении. Ганская сообщает об этом Бальзаку, но столь постыдное решение его никак не устраивает – весь мир должен видеть два предмета его гордости, его жену и его сына. В ожидании славного события он предпринимает еще одно путешествие в Германию, в Висбаден, чтобы тринадцатого октября 1846 года присутствовать на свадьбе Анны и Георга. Встречу с Евой ознаменовала ночь наслаждений и брачный пир, достойный Пантагрюэля. Вернувшись на улицу Басс, он дает объявление в несколько газет о состоявшейся в Висбадене пышной церемонии, уточнив, не без некоторого тщеславия, что одним из свидетелей был господин де Бальзак.
Старшая сестра Ганской, Алина Монюшко, жившая в Париже, пыталась добиться от Оноре, действительно ли тот собирается жениться на Еве. Он отвечал уклончиво, что всем сердцем желает этого, но ничто окончательно не решено, хотя, если случай представится, со своей стороны обещает триста тысяч франков, отсутствие долгов и еще сто тысяч франков, которые принесут его труды. На что коварная Алина сладким голоском заметила: «Итак, моя сестра выходит замуж за большие деньги!» Бальзак был польщен, хотя не знал пока, как оплатить покупку дома и мебели. Ему постоянно приходилось успокаивать Еву в том, что касалось его финансовых вложений: да, биржевые операции сопряжены с определенным риском, акции Северной железной дороги пока не растут, но все это временные явления, и скоро они подорожают настолько, что принесут значительную прибыль. В любом случае котеночек не должен волноваться, его сокровище останется в целости и сохранности.
Главной заботой Оноре в это время остается покупка дома в Париже, где можно было бы наслаждаться супружеским и отцовским счастьем. Исследовав квартал Божон, он обнаружил там на улице Фортюне[24] обветшалый особняк. Название улицы показалось ему обещанием грядущего блаженства.[25] Переговоры с владельцем были возложены на незаменимую госпожу де Брюньоль. Ей удалось сбить цену до пятидесяти тысяч франков: тридцать две заявленные и восемнадцать сверх договора, то есть, исключая взятку, можно было уложиться в стоимость железнодорожных акций. Бальзак был очень доволен и собой, и своим уполномоченным. По его подсчетам, ремонт обойдется всего в десять тысяч франков. В результате будет потрачено шестьдесят тысяч на дом, цена которого года через четыре поднимется до ста пятидесяти тысяч.
Строение, конечно, хотя и большое, но запущенное и унылое. Впрочем, новые рамы на фасаде и садик перед ним. Но если его почистить, привести в порядок, купить хорошую мебель, оно станет настоящим дворцом для принцессы Евы. У него есть и своя волнующая тайна: он стоит спиной к спине с часовней Святого Николая; во времена Людовика XVI его генеральный откупщик и известный распутник Николя Божон велел соединить дом с часовней, так он мог после свиданий прямым ходом попасть на мессу. Бальзак не преминул сообщить Еве об этой детали: «Из спальни ты сможешь пройти на хоры. Вот что заставило меня купить этот дом». Через несколько дней вновь напоминает: «Знаешь ли ты, что ты единственная в Париже, кроме, конечно, королевской семьи, будешь иметь собственные церковные хоры?» И не устанет повторить еще раз: «У меня голова идет кругом, когда думаю о том, что моя любимая сможет из своих покоев, верхних или нижних, попасть на собственные хоры в часовне и присутствовать на службе и что это единственный дом в Париже, дающий такую королевскую или княжескую привилегию».
С ноября 1846 года его заботит только обустройство дома. Он бегает по краснодеревщикам, торговцам декоративными тканями и обивкой для мебели, антикварам. В письмах появляются имена Гроэ, который делает мебель для библиотеки, поставщика тканей Солильяжа, Пайяра, отвечающего за бронзу, не говоря уже о многочисленных лавках старьевщиков, которые он опустошил. Ева получила полный перечень часов, люстр, каминных принадлежностей, кресел и стульев, картин, оживленный планами, чтобы смогла сполна оценить его усилия. При покупке особняка Оноре планировал выделить максимум десять тысяч франков, чтобы привести его в порядок. Теперь заговорил о двадцати трех и даже тридцати. Забросил свои романы и большую часть времени проводил на улице Фортюне, обсуждая узор на полу, форму шпингалета, обнаруживая потайную дверь, устанавливая, по просьбе своей драгоценной мерзлячки, калорифер. Ева издалека одобряла его стремление создать дорогое, уютное гнездышко, достойное его жены. Но расходы не могли не беспокоить: в стремлении к роскоши будущий муж не знал удержу. Не закончится ли все это финансовым крахом? К тому же Ганская никак не могла понять, почему самые деликатные поручения он по-прежнему возлагает на чудовищную госпожу де Брюньоль, которая давно изгнана. Кто эта захватчица – его служанка, секретарь, любовница? Он что, боится ее и потому не хочет избавиться? Бальзак умоляет Еву не беспокоиться, «старая карга» необходима для некоторых второстепенных дел – не может же он всем заниматься сам! Во имя их любви он и так посвящает слишком много времени и сил этому дому.
Дата добавления: 2015-09-09; просмотров: 31 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |