| My Unsentimental Education: Love in Manhattan? I Don't Think So... Here's a Valentine's Day tale. Prepare yourself. An English journalist came to New York. She was attractive and witty, and right away she hooked up with one of New York's typically eligible bachelors. Tim was forty-two, an investment banker who made about $5 million a year. For two weeks, they kissed, held hands—and then on a warm fall day he drove her to the house he was building in the Hamptons. They looked at the plans with the architect. "I wanted to tell the architect to fill in the railings on the second floor, so the children wouldn't fall through," said the journalist. "I expected Tim was going to ask me to marry him.'' On Sunday night, Tim dropped her off at her apartment and reminded her that they had dinner plans for Tuesday. On Tuesday, he called and said he'd have to take a rain check. When she hadn't heard from him after two weeks, she called and told him, "That's an awfully long rain check." He said he would call her later in the week. He never did call, of course. But what interested me was that she couldn't understand what had happened. In England, she explained, meeting the architect would have meant something. Then I realized, Of course: She's from London. No one's told her about the End of Love in Manhattan. Then I thought: She'll learn. Welcome to the Age of Un-Innocence. The glittering lights of Manhattan that served as backdrops for Edith Wharton's bodice-heaving trysts are still glowing—but the stage is empty. No one has breakfast at Tiffany's, and no one has affairs to remember—instead, we have breakfast at seven A.M. and affairs we try to forget as quickly as possible. How did we get into this mess? Truman Capote understood our nineties dilemma—the dilemma of Love vs. the Deal—all too well. In Breakfast at Tiffany's, Holly Golightly and Paul Varjak were faced with restrictions—he was a kept man, she was a kept woman— but in the end they surmounted them and chose love over money. That doesn't happen much in Manhattan these days. We are all kept men and women—by our jobs, by our apartments, and then some of us by the pecking order at Mortimers and the Royalton, by Hamptons beachfront, by front-row Garden tickets—and we like it that way. Self-protection and closing the deal are paramount. Cupid has flown the co-op. When was the last time you heard someone say, "I love you!" without tagging on the inevitable (if unspoken) "as a friend." When was the last time you saw two people gazing into each other's eyes without thinking, Yeah, right? When was the last time you heard someone announce, "I am truly,madly in love," without thinking, Just wait until Monday morning? And what turned out to be the hot non-Tim Allen Christmas movie? Disclosure —for which ten or fifteen million moviegoers went to see unwanted, unaffectionate sex between corporate erotomaniacs—hardly the stuff we like to think about when we think about love but very much the stuff of the modern Manhattan relationship. There's still plenty of sex in Manhattan but the kind of sex that results in friendship and business deals, not romance. These days, everyone has friends and colleagues; no one really has lovers—even if they have slept together. Back to the English journalist: After six months, some more "relationships," and a brief affair with a man who used to call her from out of town to tell her that he'd be calling her when he got back into town (and never did), she got smart. "Relationships in New York are about detachment," she said. "But how do you get attached when you decide you want to?" Honey, you leave town. LOVE AT THE BOWERY BAR, PART I It's Friday night at the Bowery Bar. It's snowing outside and buzzing inside. There's the actress from Los Angeles, looking delightfully out of place in her vinyl gray jacket and miniskirt, with her gold-medallioned, too-tanned escort. There's the actor, singer, and party boy Donovan Leitch in a green down jacket and a fuzzy beige hat with earflaps. There's Francis Ford Coppola at a table with his wife. There's an empty chair at Francis Ford Coppola's table. It's not just empty: It's alluringly, temptingly, tauntingly, provocatively empty. It's so empty that it's more full than any other chair in the place. And then, just when the chair's emptiness threatens to cause a scene, Donovan Leitch sits down for a chat. Everyone in the room is immediately jealous. Pissed off. The energy of the room lurches violently. This is romance in New York. THE HAPPILY MARRIED MAN "Love means having to align yourself with another person, and what if that person turns out to be a liability?" said a friend, one of the few people I know who's been happily married for twelve years. "And the more you're able to look back, the more you're proven right in hindsight. Then you get further and further away from having a relationship, unless something big comes along to shake you out of it—like your parents dying. "New Yorkers build up a total facade that you can't penetrate," he continued. "I feel so lucky that things worked out for me early on, because it's so easy not to have a relationship here—it almost becomes impossible to go back." THE HAPPILY (SORT OF)MARRIEDWOMAN A girlfriend who was married called me up. "I don't know how anyone makes relationships work in this town. It's really hard. All the temptations. Going out. Drinks. Drugs. Other people. You want to have fun. And if you're a couple, what are you going to do? Sit in your little box of an apartment and stare at each other? When you're alone, it's easier," she said, a little wistfully. "You can do what you want. You don't have to go home." THE BACHELOR OF COCO PAZZO Years ago, when my friend Capote Duncan was one of the most eligible bachelors in New York, he dated every woman in town. Back then, we were still romantic enough to believe that some woman could get him. He has to fall in love someday, we thought. Everyone has to fall in love, and when he does, it will be with a woman who's beautiful and smart and successful. But then those beautiful and smart and successful women came and went. And he still hadn't fallen in love. We were wrong. Today, Capote sits at dinner at Coco Pazzo, and he says he's ungettable. He doesn't want a relationship. Doesn't even want to try. Isn't interested in the romantic commitment. Doesn't want to hear about the neurosis in somebody else's head. And he tells women that he'll be their friend, and they can have sex with him, but that's all there is and that's all there's ever going to be. And it's fine with him. It doesn't even make him sad anymore the way it used to. LOVE AT THE BOWERY BAR, PART II At my table at the Bowery Bar, there's Parker, thirty-two, a novelist who writes about relationships that inevitably go wrong; his boyfriend, Roger; Skipper Johnson, an entertainment lawyer. Skipper is twenty-five and personifies the Gen X dogged disbelief in Love. "I just don't believe I'll meet the right person and get married," he said. "Relationships are too intense. If you believe in love, you're setting yourself up to be disappointed. You just can't trust anyone. People are so corrupted these days." "But it's the one ray of hope," Parker protested. "You hope it will save you from cynicism." Skipper was having none of it. "The world is more fucked up now than it was twenty-five years ago. I feel pissed off to be born in this generation when all these things are happening to me. Money, AIDS, and relationships, they're all connected. Most people my age don't believe they'll have a secure job. When you're afraid of the financial future, you don't want to make a commitment." I understood his cynicism. Recently, I'd found myself saying I didn't want a relationship because, at the end, unless you happened to get married, you were left with nothing. Skipper took a gulp of his drink. "I have no alternatives," he screamed. "I wouldn't be in shallow relationships, so I do nothing. I have no sex and no romance. Who needs it? Who needs all these potential problems like disease and pregnancy? I have no problems. No fear of disease, psychopaths, or stalkers. Why not just be with your friends and have real conversations and a good time?" "You're crazy," Parker said. "It's not about money. Maybe we can't help each other financially, but maybe we can help each other through something else. Emotions don't cost anything. You have someone to go home to. You have someone in your life." I had a theory that the only place you could find love and romance in New York was in the gay community—that gay men were still friends with extravagance and passion, while straight love had become closeted. I had this theory partly because of all I had read and heard recently about the multimillionaire who left his wife for a younger man—and boldly squired his young swain around Manhattan's trendiest restaurants, right in front of the gossip columnists. There, I thought, is a True Lover. Parker was also proving my theory. For instance, when Parker and Roger first started seeing each other, Parker got sick. Roger went to his house to cook him dinner and take care of him. That would never happen with a straight guy. If a straight guy got sick and he'd just started dating a woman and she wanted to take care of him, he would freak out—he would think that she was trying to wheedle her way into his life. And the door would slam shut. "Love is dangerous," Skipper said. "If you know it's dangerous, that makes you treasure it, and you'll work harder to keep it," Parker said. "But relationships are out of your control," Skipper said. "You're nuts," Parker said. Roger went to work on Skipper. "What about old-fashioned romantics?" My friend Carrie jumped in. She knew the breed. "Every time a man tells me he's a romantic, I want to scream," she said. "All it means is that a man has a romanticized view of you, and as soon as you become real and stop playing into his fantasy, he gets turned off. That's what makes romantics dangerous. Stay away." At that moment, one of those romantics dangerously ar- A LADY'S GLOVE "The condom killed romance, but it has made it a lot easier to get laid," said acfriend. "There's something about using a condom that, for women, makes it like sex doesn't count. There's no skin-to-skin contact. So they go to bed with you more easily." LOVE AT THE BOWERY BAR, PART III Barkley, twenty-five, was an artist. Barkley and my friend Carrie had been "seeing" each other for eight days, which meant that they would go places and kiss and look into each other's eyes and it was sweet. With all the thirty-five year olds we knew up to their cuffs in polished cynicism, Carrie had thought she might try dating a younger man, one who had not been in New York long enough to become calcified. Barkley told Carrie he was a romantic "because I feel it," and he also told Carrie he wanted to adapt Parker's novel into a screenplay. Carrie had offered to introduce them, and that's why Barkley was there at the Bowery Bar that night. But when Barkley showed up, he and Carrie looked at each other and felt... nothing. Perhaps because he had sensed the inevitable, Barkley had brought along a "date," a strange young girl with glitter on her face. Nevertheless, when Barkley sat down, he said, "I totally believe in love. I would be so depressed if I didn't believe in it. People are halves. Love makes everything have more meaning." "Then someone takes it away from you and you're fucked," Skipper said. "But you make your own space," said Barkley. Skipper offered his goals: "To live in Montana, with a satellite dish, a fax machine, and a Range Rover—so you're safe," he said "Maybe what you want is wrong," said Parker. "I want beauty. I have to be with a beautiful woman. I can't help it," Barkley said. "That's why a lot of the girls I end up going out with are stupid." Skipper and Barkley took out their cellular phones. "Your phone's too big," said Barkley. Later, Carrie and Barkley went to the Tunnel and looked at all the pretty young people and smoked cigarettes and scarfed drinks. Barkley took off with the girl with glitter on her face, and Carrie went around with Barkley's best friend, Jack. They danced, then they slid around in the snow like crazy people trying to find a cab. Carrie couldn't even look at her watch. Barkley called her the next afternoon. "What's up, dude?" he said. "I don't know. You called me." "I told you I didn't want a girlfriend. You set yourself up. You knew what I was like." "Oh yeah, right," Carrie wanted to say, "I knew that you were a shallow, two-bit womanizer, and that's why I wanted to go out with you." But she didn't. "I didn't sleep with her. I didn't even kiss her," Barkley said. "I don't care. I'll never see her again if you don't want me to." "I really don't give a shit." And the scary thing was, she didn't. Then they spent the next four hours discussing Barkley's paintings. "I could do this all day, every day," Barkley said. "This is so much better than sex." THE GREAT UN-PRETENDER "The only thing that's left is work," said Robert, forty-two, an editor. "You've got so much to do, who has time to be romantic?" Robert told a story, about how he'd recently been involved was clear that it wasn't going to work out. "She put me through all these little tests. Like I was supposed to call her on Wednesday to go out on Friday. But on Wednesday, maybe I feel like I want to kill myself, and God only knows how I'm going to feel on Friday. She wanted to be with someone who was crazy about her. I understand that. But I can't pretend to feel something I don't. "Of course, we're still really good friends," he added. "We see each other all the time. We just don't have sex." NARCISSUS AT THE FOUR SEASONS One Sunday night, I went to a charity benefit at the Four Seasons. The theme was Ode to Love. Each of the tables was named after a different famous couple—there were Tammy Faye and Jim Bakker, Narcissus and Himself, Catherine the Great and Her Horse, Michael Jackson and Friends. Al D'Amato sat at the Bill and Hillary table. Each table featured a centerpiece made up of related items—for instance, at the Tammy Faye Bakker table there were false eyelashes, blue eye shadow, and lipstick candles. Michael Jackson's table had a stuffed gorilla and Porcelana face cream. Bob Pittman was there. "Love's not over—smoking is over," Bob said, grinning, while his wife, Sandy, stood next to him, and I stood behind the indoor foliage, trying to sneak a cigarette. Sandy said she was about to climb a mountain in New Guinea and would be gone for several weeks. I went home alone, but right before I left, someone handed me the jawbone of a horse from the Catherine the Great table . LOVE AT THE BOWERY BAR: EPILOGUE Donovan Leitch got up from Francis Ford Coppola's table and came over. "Oh no," he said. "I totally believe that love conquers all. Sometimes you just have to give it some space." And that's exactly what's missing in Manhattan. Oh, and by the way, Bob and Sandy are getting divorced. | 1. Воспитание чувств: Любовь в Манхеттене? Не смешите меня!.. Рассказать вам трагическую сказочку в духе «валентинок»? Слушайте. Жила-была одна английская журналистка. Как-то раз приехала она в Нью-Йорк. Она была хороша собой, остроумна и тут же закрутила роман с одним из самых завидных нью-йоркских холостяков. Тиму было сорок два, он был инвестиционным банкиром и зарабатывал что-то около пяти миллионов в год. Две недели подряд они целуются и нежно держатся за руки — и вот в один прекрасный осенний день он везет ее в свой недостроенный дом в Хэмптоне. Вместе с архитектором они склоняются над проектными чертежами. «Я чуть было не попросила сделать сплошные перила на втором этаже, чтобы дети случайно не упали, — рассказывала потом журналистка, — думала, он мне предложение делает». В воскресенье вечером Тим завозит ее домой и напоминает про ужин во вторник. Во вторник он звонит и просит отложить ужин до другого раза. Две недели — ни слуху ни духу. Наконец она звонит ему и интересуется, не слишком ли затянулся этот самый другой раз. Он обещает перезвонить. Вы-то уже догадываетесь — он не перезванивает. А вот она, как ни странно, никак не хочет понять, что произошло. Говорит, у нас в Лондоне, раз уж дело до чертежей дошло, это что-нибудь да значит. Наконец меня осенило: ну конечно, она же из Лондона! Откуда ей знать о Конце Любви в Манхэттене! А потом я подумала: ничего, освоится. Добро пожаловать в Век Искушенных. Сверкающие огни Манхэттена, некогда столь оживлявшие эпизоды трогательных свиданий, воспетых Эдит Уортон, еще не поблекли — но сцена опустела. И нет здесь больше места ни «Завтраку у Тиффани», ни головокружительным романам — завтракаем мы теперь в семь утра, а романы стараемся как можно скорее выкинуть из головы. Куда катится этот мир? Трумэн Капоте точно предугадал дилемму современных девяностых — коллизию любви и сделки. Пожалуй, слишком точно. В фильме «Завтрак у Тиффани» и Холи Галлайтли, и Пол Варджак связаны по рукам и ногам — оба живут на содержании. Но — о чудо! — им удается вырваться из заколдованного круга: власть денег попрана, любовь торжествует. В Манхэттене такое не часто встретишь. Все мы связаны по рукам и ногам — работой, квартирой, светским кодексом фешенебельных ресторанов, роскошными особняками на хэмптонском побережье, парадной ложей в театре «Гарден», и нам это нравится. Инстинкт самосохранения и деловые интересы стоят на первом месте. Амур отдыхает. Припомните хоть раз, когда в ответ на томное «люблю тебя» вы не добавили бы от себя «как друга»? Когда при виде млеющей от восторга пары вы обошлись бы без циничного «не смешите меня!»? Когда, услышав банальное «я с ума схожу от любви!», вы не съязвили бы: «Утром пройдет»? А что за фильм стал главной рождественской сенсацией, не считая слащавых сказочек с Тимом Аленом? «Разоблачение»! И десять или пятнадцать миллионов киноманов в едином порыве ринулись лицезреть холодный расчетливый секс между корпоративными эротоманами — сюжет весьма далекий от романтики, но глубоко характерный для нравов современного Манхэттена. Секса в Манхэттене по-прежнему хоть отбавляй, но это тот секс, который заканчивается дружбой и деловыми отношениями, но никак не любовью. В наше время у всех есть друзья и коллеги — но нет возлюбленных, даже если мы с кем-то и спим. Вернемся к нашей английской журналистке: каких-то полгода пара новых романов-однодневок, мимолетная связь с человеком, который вечно звонил ей «с дороги» и обещал перезвонить «из дома», но никогда не перезванивал — и она поумнела. — Нью-йоркские романы не терпят чувств, — сказала она. — Но что, если мне нужны чувства? Уезжай, милая. Любовь в баре «Бауэри», часть первая Пятница, вечер в «Бауэри». На улице снегопад, внутри — столпотворение. Среди публики: актриса из Лос-Анджелеса, восхитительно контрастирующая с обстановкой бара в своем виниловом сером пиджаке и мини-юбке, в сопровождении загорелого кавалера в золотых побрякушках; актер, певец и известный тусовщик Донован Литч в зеленом пуховике и мохнатой рыжей шапке-ушанке; Фрэнсис Форд Коппола со своей женой. Одно место за столиком Копполы пусто. Не просто пусто — соблазнительно, призывно, насмешливо, вызывающе пусто. Настолько пусто, что во всем баре не найдется более занятого места. И тут, когда пустота стула грозит разразиться скандалом, за столик подсаживается Донован Литч. По залу прокатывается волна острой зависти. Фрустации. Публика просто кипятком писает. Атмосфера искрится электричеством. Вот она, романтика Нью-Йорка. Счастливый супруг — Любить — это связать свою жизнь с жизнью другого человека, а что, если этот другой окажется обузой? — рассуждает мой приятель, один из немногих моих знакомых, кто вот уже двенадцать лет счастлив в браке. — И чем больше оглядываешься назад, тем больше увязаешь в своих сомнениях. И все меньше и меньше становишься расположен к серьезным отношениям, по крайней мере до тех пор, пока нечто значительное, вроде смерти родителей, не потрясет твою жизнь до основания. — В Нью-Йорке люди возводят между собой железобетонные стены, — продолжал он. — К счастью, я с ранних лет успел устроить свою жизнь — в этом городе так просто не принимать отношений всерьез, что процесс приобретает прямо-таки необратимый характер. Счастливая (в общем и целом) супруга Мне позвонила замужняя подруга: — Я вообще не понимаю, как в этом городе можно строить какие-то прочные отношения. Это же практически невозможно. Столько искушений. Тусовки. Выпивка. Наркотики. Знакомые. Человеку нужны развлечения. А что можно делать вдвоем? Сидеть в четырех стенах и друг на друга любоваться? Когда ты одна, все намного проще. И домой не нужно возвращаться. Холостяк из «Коко Паззо» Много лет назад мой приятель Капоте Дункан, имея репутацию одного из самых завидных женихов Нью-Йорка, крутил романы направо и налево. В то время мы еще наивно полагали, что однажды кто-нибудь его захомутает. Должен же он когда-нибудь влюбиться, рассуждали мы. Рано или поздно все влюбляются, и его избранница уж точно будет красивой, умной и преуспевающей женщиной. Но все эти красивые, умные и преуспевающие появлялись и исчезали. А он так и не влюбился. Мы заблуждались. Сегодня Капоте ужинает в «Коко Паззо» и радуется собственной неприступности. Ему не нужны длительные отношения. Даже слышать об этом не желает. Его не интересуют чужие проблемы. Он прямо говорит женщинам, что предлагает им свою дружбу в обмен на секс, и это все, на что они могут рассчитывать. И ему хорошо. И даже не грустно. Ну, не больше, чем раньше. Любовь в баре «Бауэри», часть вторая За моим столиком в «Бауэри» — Паркер, журналист тридцати двух лет, пишущий романы с неизбежно печальным концом; Роджер, его любовник; Скиппер Джонсон, юрист, специализирующийся на шоу-бизнесе. Скипперу двадцать пять, и он само олицетворение поколения Икс и развенчанный идеал любви. — Я просто не верю, что когда-нибудь встречу женщину своей мечты и женюсь, — говорит он. — Романы — это такой напряг. Верить в любовь — себе дороже. Никому нельзя доверять. Людишки насквозь прогнили… — Да ведь нас только это на плаву и держит! — возразил Паркер. — Без любви мы бы давно погрязли в цинизме. Скиппер был непреклонен. — Сегодня все еще более запущено, чем двадцать пять лет назад! Я на стену лезу от одной мысли, что меня угораздило родиться именно сейчас. Ну что за гребаное поколение! Деньги, спид и любовь — все это между собой связано. Половине моих сверстников приличная работа вообще не светит. Когда у человека нет гарантий финансового благополучия, он не склонен заводить серьезные отношения. Я разделяла его скептицизм — недавно я и сама говорила, что не хочу серьезных отношений, поскольку, как ни крути, все равно в конечном итоге остаешься у разбитого корыта. Разве что умудришься не выйти замуж. Скиппер осушил бокал. — У меня просто нет другого выбора! — Он явно завелся. — Дешевые интрижки я не признаю, вот и сижу ни с чем. Ни любви, ни секса. Может, и к лучшему. Кому все это нужно? Сплошная головная боль — болезни, беременности… Вот взять хотя бы меня — ни забот, ни хлопот! Никаких тебе болезней истерик, всяких заскоков. Почему нельзя просто общаться с друзьями и радоваться жизни? — Чушь! — отрезал Паркер. — При чем здесь деньги? Деньгами мы, может, друг другу и не поможем, но разве в этом дело? Моральная поддержка тоже дорогого стоит. Чувства хлеба не просят. Зато есть к кому пойти. Есть близкий человек. Я давно уже вынашивала теорию, что если в наше время в Нью-Йорке еще и можно где-нибудь найти любовь, то только среди геев — они еще не растеряли душевной щедрости и страсти, в то время как гетеросексуальная любовь давно уже свелась к торопливым обжиманиям в туалетных кабинках. Отчасти эта теория возникла благодаря недавней шумихе вокруг мультимиллионера, который бросил жену ради какого-то мальчика и тут же принялся таскать свою юную пассию по самым модным ресторанам Манхэттена прямо перед носом у желтой прессы. Вот это, подумалось мне, Настоящая Любовь. Паркер лишний раз подтверждал мою теорию. К примеру, когда Паркер заболел, Роджер тут же примчался к нему домой, чтобы приготовить ужин и поухаживать за больным. В гетеросексуальных отношениях это просто невозможно: если бы девушка на заре отношений изъявила желание поухаживать за заболевшим мужчиной, у него бы глаза на лоб полезли — решил бы, что она его окрутить хочет. Тут-то дверь перед ее носом и захлопнулась бы. — Любовь опасна, — произнес Скиппер. — Чем больше это понимаешь, тем больше начинаешь ее ценить! — парировал Паркер. — Любовные отношения неуправляемы, — гнул свое Скиппер. — У тебя просто с головой не все в порядке, — заключил Паркер. Но Роджер продолжал обрабатывать Скиппера: — А как насчет неисправимых романтиков? Тут встряла в разговор моя подруга Кэрри. Уж кто-кто, а она с этим типажом была хорошо знакома. — Как только мужчина говорит мне, что он романтик, мне хочется орать благим матом, — произнесла она. — Это говорит только о том, что он тебя идеализирует, и стоит тебе перестать играть по его правилам и показать свое истинное лицо, как он тут же бежит в кусты. Вот чем опасны романтики. Держитесь от них подальше. В этот момент один из таких опасных романтиков подсел за наш столик. Дамская перчатка — С появлением презервативов романтике пришел конец, зато стало намного легче затащить женщину в постель, — заявил мой приятель. — Презерватив создает иллюзию, что все это не всерьез. Исчезает интимность прикосновения. Поэтому женщину проще расколоть на секс. Любовь в баре «Бауэри», часть третья Баркли, художник двадцати пяти лет, и моя подруга Кэрри всего восемь дней как начали встречаться, то есть они появлялись вместе на людях, целовались, заглядывали друг другу в глаза, и все было трогательно до слез. Досконально изучив тридцатипятилетних мужчин с их великосветским цинизмом, Кэрри решила опустить возрастную планку и попробовать закрутить роман с кем-нибудь, кто еще не успел надышаться ядовитым воздухом Нью-Йорка. Баркли признался Кэрри в том, что он романтик «по зову сердца», а также сообщил, что хочет по роману Паркера сделать сценарий. Кэрри предложила их познакомить, и таким образом Баркли оказался сегодня здесь, в баре «Бауэри». Но стоило ему появиться, как они с Кэрри взглянули друг на друга и… не испытали ровным счетом ничего. Может, в предчувствии неизбежного Баркли привел с собой спутницу — странную девочку с блестками на лице. И тем не менее, усевшись, он изрек: — Я безоговорочно верю в любовь. Без этого жизнь была бы невыносимой. Каждый человек — половинка. Любовь придает нашему существованию целостность. — А потом тебя бросают, и ты разбиваешься вдребезги, — добавил Скиппер. — Просто нужно уметь упаковывать собственную жизнь, — ответил Баркли. Скиппер конкретизировал: — Дом в Монтане, спутниковая антенна, факс и «рэнджровер» — и все тебе нипочем. — А может, мы просто не того хотим? — предположил Паркер. — В смысле не того, что нужно? — Лично мне нужна красота. Я должен быть рядом с красивой женщиной. Ничего не могу с собой поделать, — ответил Баркли. — Вот и оказываюсь все время с круглыми дурами. Скиппер и Баркли принялись разглядывать свои мобильные телефоны. — Таким убить можно, — заметил Баркли, кивнув на мобильный Скиппера. А потом Кэрри и Баркли отправились в клуб «Туннель» глазеть на смазливую молодежь, курить сигареты и потягивать коктейли. Под финал Баркли отчалил с девочкой в блестках, а Кэрри осталась с Джеком, лучшим другом Баркли. Они немного потанцевали, а затем, неприлично поскальзываясь и спотыкаясь, долго ловили такси. Кэрри даже на часы была не в силах взглянуть. На следующий день позвонил Баркли: — Ну, что скажешь, подруга? — Понятия не имею. Ты же позвонил, а не я. — Я же говорил, что не хочу серьезных отношений. Сама виновата. Ты же знала, что я за тип. «Еще бы! — чуть не вырвалось у нее. — Меня всю жизнь тянуло к банальным, пошлым бабникам!» Но она сдержалась. — Вообще-то, если честно, мне наплевать. И самое печальное заключалось в том, что это было действительно так. Последующие четыре часа они провели за обсуждением его картин. — Моя бы воля — я бы круглые сутки вот так трепался, каждый божий день, — сказал Баркли. — Это же в сто раз лучше, чем секс! Великий НЕпритворщик — Работа — это все, — заявил Роберт, издатель сорока двух лет. — Когда у человека столько работы, у него не остается времени на романтику. Роберт рассказал, что какое-то время встречался с одной женщиной, которая ему нравилась, но через полтора месяца понял, что у них ничего не выйдет. — Она меня все время проверяла на прочность — вроде как я еще в среду должен назначать ей свидание на пятницу. А если в среду у меня такое настроение, что хоть в петлю лезь, и я понятия не имею, что со мной будет в пятницу?! Ей хотелось, чтобы по ней с ума сходили. Я могу ее понять. Но не умею притворяться и изображать несуществующие чувства. Само собой, мы расстались друзьями, — добавил он. — Все время встречаемся. Просто не спим. Нарцисс и «Времена года» Как-то воскресным вечером я попала на благотворительный тематический ужин в клубе «Времена года». Тема вечера — «Ода любви». Каждый столик посвящен какой-нибудь прославленной паре: Тэмми Фэй с Джимом Беккером, Нарциссу и ему же, любимому, Екатерине Великой и ее лошади, Майклу Джексону и компании. Аль Д'Амато сидел за столиком имени Билла и Хиллари Клинтон. В центре каждого столика красовалась композиция из соответствующих атрибутов — к примеру, столик Тэмми Фэй Беккер украшали накладные ресницы, голубые тени для глаз и свечи в форме губок. На столе Майкла Джексона громоздилось чучело гориллы и отбеливающий крем для лица. Боб Питтман тоже оказался здесь. — Любовь жива — а вот с курением покончено, — произнес, ухмыляясь, Боб. Рядом стояла Сэнди, его жена, а я все норовила украдкой затянуться сигаретой, прячась за пальмой. Сэнди сказала, что собирается махнуть на пару недель в Новую Гвинею покорять горные вершины. Домой я отправилась в гордом одиночестве, но прежде чем я ушла, кто-то умудрился мне всучить челюсть лошади Екатерины Великой. Любовь в баре «Бауэри», эпилог Донован Линч встал из-за столика Фрэнсиса Форда Копполы и присоединился к нам. — Да что вы?! — вступил он в разговор. — Я ни капли не сомневаюсь во всепоглощающей силе любви. Просто иногда для любви нужно немного воздуха. Именно этого Манхэттену и не хватало. А, кстати, Боб и Сэнди разводятся. |
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 66 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |
| февраля 1971 года, вторник | | | Эпидимиология питания |