Читайте также:
|
а) к силе
б) к любви
в) к истине
г) к человеку
Народы циркумполярного мира, проживающие на побережье моря, издавна занимаются морской охотой. Объектами морского зверобойного промысла являлись различные породы тюленевых. Основное место охота на морских животных занимала у алеутов. Морской зверобойный промысел на втором месте после рыболовства стоял в хозяйстве оседлых коряков и ительменов. Ительмены практиковали охоту на лежбищах и в прибрежной зоне загоном в сети. Коряки в море выходили на байдарах, обтянутых шкурами. В нерпу, лахтака и, главное, кита метали гарпун, привязанный к носу судна, а добивали китов копьями с каменными наконечниками. Важнейшим объектом промысла эскимосов был морж. С конца 19 века появилось новое промысловое оружие и снаряжение, распространилась охота на пушных зверьков. Добыча моржей и тюленей сменила пришедший в упадок китобойный промысел.
В данном разделе пособия мы рассмотрим материальную и духовную культуру чукчи, коряков, алеутов, эскимосов
Места их расселения.
Название «алеут» русского происхождения. Оно было дано после открытия Алеутских островов, впервые встречается в документах в 1747 г. Некоторые ученые считают, что слова «алеут» обозначает «команда», «община», другие – «обод» (по всей видимости, имелось ввиду, что алеуты носили деревянные головные уборы). Но, все же наиболее убедительным представляется объяснение происхождения этого названия от чукотского «алиат» (остров), «алиут» (островитяне).
Алеуты — коренное население Алеутских островов, островов Шумагина, а также западного берега Аляски вплоть до р. Угашика на севере. После прихода русских алеуты в 1825 году поселились также на островах Командорских, Прибылова, на некоторых прибрежных островах и на материке Северной Америки. Алеуты в составе арктической расы занимают особое положение, у них обнаружена примесь южных элементов тихоокеанской ветви монголоидов. Широкое, плоское лицо с выкатившимися скулами и вкось прорезанными глазами скорее заставляет предполагать родство этого племени с монгольскою, чем с американской расой. Алеуты говорят на алеутском языке, который относится к эскимосско-алеутской семьи языков.
Чукчи (самоназвание луораветлан, анкалын, чаучу), территория, на которой проживает основная часть чукчей, занимает: Чукотский полуостров, Чукотское нагорье, бассейн р.Анадыря, северную часть Корякского нагорья, Нижнюю Колыму. Говорят на чукотском языке. По происхождению чукотский язык относится к чукотско-камчатской группе палеоазиатских языков. Чукчи относятся к материковой группе популяций арктической расы монголоидов.
Коряки (самоназвание нымылан, чавчыв), проживают южнее Полярного круга. Основное место их расселения – север Камчатского полуострова. Коряки проживают в составе Камчатского края и Магаданской области. Язык коряков, относится к чукотско-камчатской семье палеоазиатских языков. Коряки, как и другие палеоазиатские народы северо-восточной Сибири, относятся к материковой группе популяций арктической расы монголоидов.
Эскимо́сы — народ проживающий в северных полярных регионах Западного полушария (от восточной оконечности Чукотки до Гренландии), на Аляске (США, 44 тысячи человек, 2000), севере Канады (41 тысяча, 1996), острове Гренландия (50,9 тысячи, 1998) и в Российской Федерации (Чукотка, 1,73 тысячи, 2010). Общая численность — около 130 тысяч человек. Восточные эскимосы называют себя инуитами, западные — юпиками. Языки относятся к эскимосской ветви эскимосско-алеутской семьи. Арктическая (или эскимосская) малая раса один из крайних вариантов большой монголоидной расы, переходный к американоидной расе.
Основной вид деятельности
Морская охота - основа жизнедеятельности жителей побережья моря. Моря, омывающие Чукотку, Камчатку, Аляску с древнейших времён славились богатством и разнообразием морских животных. Гренландский и серый кит, белуха, морж, тюлени, лахтак (морской заяц) и нерпа составляли в прошлом основу экономики азиатских эскимосов, приморских чукчей и, отчасти, береговых коряков.
До распространения огнестрельного оружия основным орудием охоты на морских животных у чукчей являлся гарпун. Зимой и весной на нерпу охотились у так называемых продухов - отверстий во льду, проделываемых нерпой для дыхания. На зимнем промысле охотник с помощью обученной ездовой собаки отыскивал продух и ставил в него сеть в форме люльки, в которой запутывался тюлень. Другой, более распространенный вариант этого способа заключался в том что, найдя продух, охотник садился около него с подветренной стороны и ждал появления зверя. Услышав дыхание подплывавшего тюленя, он бросал в него гарпун, вытаскивал добычу на лед и добивал ее ударом по носу. Кроме такой охоты у продухов, чукчи выезжали зимой на собаках к кромке льда и охотились с гарпуном на тюленей, появлявшихся в разводьях.
Весной, когда начинало пригревать солнце, и тюлени вылезали через продух на снег греться на солнце, охотник подползал к лежащему на льду зверю и убивал его гарпуном. При этом применялась маскировка: охотник надевал специальную шапку из шкуры тюленя, имитирующую его морду. Он полз медленно, подражая движениям этого животного, и время от времени царапал снег особым скребком с прикрепленными к нему когтями тюленя. Когда тюлень поднимал голову, охотник замирал, затем продолжал ползти, пока не приближался на расстояние броска гарпуна. Летом охотники добывали тюленей с помощью такого же гарпуна с небольшой байдары (кожаной лодки) или сетью, сплетенной из тонкого прочного ремня, сделанного из шкуры лахтака.
Тюленей промышляли индивидуально, а охота на моржа и, особенно, на кита производилась коллективно. Моржа промышляли главным образом весной и летом (с начала мая до октября). На промысел выезжали на байдаре. На носу байдары находились один или два гарпунщика, посредине—5 или 6 гребцов, на корме— «байдарный хозяин» (владелец байдары). Обнаружив плывущих среди льдов моржей, охотники догоняли их, и гарпунщики бросали в них гарпуны. Поплавок из шкуры тюленя, снятой «чулком» и надутой воздухом (буек), привязанный к ремню гарпуна, затруднял движения раненого моржа, стремившегося спастись бегством, а также не давал затонуть убитому зверю и указывал его местонахождение. Обессилевшего моржа добивали копьем, буксировали к ближайшей льдине и там свежевали.
В охоте на кита участвовало несколько байдар. Осторожно на веслах приблизившись к киту, охотники бросали в него гарпуны, более длинные, чем моржовые, и снабженные 2—3 парами поплавков. Добивали обессиленного кита специальным длинным копьем и буксировали к берегу. Чтобы душа забитого кита не обиделась на человека, у нее требовалось просить прощения, для чего проводился праздник.
О том, что охота прошла успешно, в поселке узнавали благодаря гонцам, которых зверобои заблаговременно отсылали на берег. Гонцов принято было приглашать к ритуальному костру и угощать всякой снедью. Насытившись, охотники рассказывали, как прошла охота, чья байдара первой загарпунила кита. Потом весь поселок отправлялся к океану встречать китобоев. Те подплывали поближе и в знак приветствия поднимали весла. Навстречу им в сопровождении женщины - хранительницы традиций выходила девочка с ритуальным деревянным подносом. По окончании буксировки животного мужчины с помощью особых копьевидных ножей разделывали тушу. Сырое мясо, разрезанное на тоненькие пластины, раскладывали на деревянное блюдо и подносили откушать мальчикам - будущим охотникам. На этом первый день праздника завершался.
Во второй день охотники приходили на благодарственный обряд. Место для проведения покрывали моржовыми шкурами. Из кубиков снега складывали стенку позади площадки. Вертикально укрепляли двухметровые колья, на которые горизонтально устанавливали по два весла, у задней части - руль байдары (символ байдары на суше). Сам ритуал начинался с клича «О-ок-ок». В круг выходили женщины, одна другой краше, с распущенными волосами, в головных повязках из белых шкурок горностая, в перчатках из белой мандарки (выделанной нерпичьей шкуры без шерсти) с орнаментом и меховой опушкой. Чукчанки исполняли необычный сидячий танец, изображающий охоту на кита. Потом в пляс пускались мужчины и тоже сидя. Дальше следовало соревнование певцов и танцоров. Лучшие исполнители получали призы - шкуры животных, гарпуны, ножи, в общем, все то, что пригодится в любом чукотском хозяйстве.
Кульминация праздника - принесение жертв Кэрэткуну, хозяину морских зверей. Веди именно от него, полагали чукчи, зависит успех на охоте. В яранге, где проходил праздник, вывешивали сплетенную из сухожилий оленя сеть Кэрэткуна, устанавливали вырезанные из кости и дерева фигурки зверей и птиц. Одна из деревянных скульптур изображала самого хозяина морских животных. Люди, облаченные в специальные непромокаемые плащи из морских кишок, просили прощения у кита. «Это не охотники убили тебя! Камни скатились с горы и убили тебя!» - пели, оправдываясь, чукчи.
Потом все направлялись к берегу и торжественно опускали в море китовые кости. В морской воде, по мнению местных, кости превращаются в новых зверей, благодаря чему на следующий год к берегам Чукотки вновь приходят киты.
Во второй половине XIX в. широко распространилось огнестрельное оружие (нарезные магазинные и специальные китобойные ружья); применение его привело к исчезновению одних из описанных способов охоты и к упрощению других. Зимой и весной стали убивать тюленя у продуха из винтовки. Во время весенней охоты отпала необходимость подползать близко к дремлющему тюленю, а в связи с этим исчезла и маскировка всеми ее принадлежностями (специальной одеждой и скребками). Иногда охотились прямо с нарты. Почуяв зверя, упряжка собак так быстро мчалась, что тюлень не успевал уйти под лед, и охотник, соскочив с нарты, стрелял в него. Выезжая на собаках к кромке льда, охотники брали на нарту маленькую байдару. Убитого из винтовки тюленя вытаскивали выброской — особым приспособлением с крючками на длинном ремне.
При охоте на моржей с огнестрельным оружием охотники с байдары (или вельбота) стремились сначала ранить животное. Когда раненый морж начинал выбиваться из сил, к нему подплывали ближе и убивали его выстрелом в голову. Одновременно с последним выстрелом бросали и моржа гарпун и выбрасывали за борт поплавок для того, чтобы убитый зверь не затонул. При преследовании группы моржей немедленно после убоя первого моржа, гнались за следующим, выбрасывая каждый раз поплавки, затем буксировали убитых зверей к ближайшей льдине, где и свежевали.
Продукция морского зверобойного промысла для приморских чукчей имела громадное значение. Мясо убитых животных составляло основу их питания. Оно же шло на корм ездовым собакам. Шкуры нерп использовались для пошивки летней одежды и обуви; шкуры моржей употреблялись при устройстве яранги (летняя покрышка, подстилка на полу), на обтяжку байдар и т. д.; из шкур лахтака делали подошвы и ремни разной ширины и толщины для хозяйственных и промысловых надобностей. Собачья упряжь целиком изготовлялась из шкур морских животных. Моржовый клык шел на мелкие поделки, кости кита — на подполозья для нарт и т. д. Таким образом, благосостояние приморского населения всецело зависело от удачной охоты на морских животных.
А вот как проходил в традиционное время китовый промысел у коряков. Перед выходом в море коряки собирались в одной юрте под вечер, разводили большой огонь, над которым трещали кумирной дощечкой. Вовремя этой церемонии шаман подходил первым к дощечке, держа над нею руку, и пел, потом по очереди остальные. После этого шаман с бубном, приплясывая, обходил трижды вокруг огня, затем бросал в огонь жир — это жертва. После этого они все садились за еду, а наевшись, расходились по домам.
На следующий день, когда должна произойти охота, все опять собирались в той же юрте, оттуда шаман с бубном шел впереди, бил в бубен и пел. За шаманом шли мужчины, назначенные для охоты, а за ними остальные мужчины, женщины, мальчики и девочки, которые пели первый куплет. За ними идут сзади двое и поют второй куплет, размахивая при этом руками и делая всякие движения. Третий куплет поют, поводя плечами и жестикулируя.
Когда все подходили к берегу, то те, кто назначен на охоту, садятся в байдару и берут с собой шамана, который должен заговорить кита. После этого байдара отчаливает, а другие остаются на берегу.
Прежде чем приблизиться к киту, коряки подвязывали по бортам байдары 8 пузырей, а когда они подплывали достаточно близко к киту, то один из охотников становился с гарпуном спереди и бросал гарпун в кита. Остальные же гребут весла лодки так быстро, как только могут, и быстро спускают ремень, к которому привязан гарпун, чтобы кит не утянул их за собой под воду. Когда они, таким образом, ловили кита, они возвращались с ним к берегу, где их встречали с ликованием.
Но были случаи, когда кит утаскивал их за собой в море, и они погибали. В таких случаях никто не приходил им на помощь, а только говорили, что не следует отнимать у воды то, чего она требует, потому что духи запретили им так поступать. Все ложились на землю и ползли или же мотали вверх и вниз головой, подобно киту, издавая при этом резкий возглас, якобы передразнивали кита. Если же лов кончался удачно, то морю приносится в жертву кусок ольхового дерева.
Главным источником жизнеобеспечения алеутов было незамерзающее море. Оно обеспечивало мясом морских животных и рыбой. Из шкур морских животных и птиц изготовляли одежду. Шкурами сивучей, нерп и моржей обшивали каркасы лодок. Выброшенные на берег доски и бревна использовали при строительстве жилищ, лодок, изготовлений орудий труда, домашней утвари. Кости морских животных, клыки моржей шли на изготовление наконечников стрел и копий, при строительстве жилищ использовали ребра и челюсти китов.
Ритм жизни моря и его обитателей (приливы и отливы, миграции морских животных, косяки идущей на нерест рыбы, оживление птичьих базаров весной, появление на береговых лежбищах морского зверя и т.п.) определяли ритмичность сезонных занятий алеутов в течение года.
Умение предсказывать погоду жизненно важно для обитателей островов, и алеуты умели делать это в совершенстве. От правильного предсказания погоды зависели возможность и способы охоты.
Исчисление месяцев у алеутов начиналось с марта. Их названия были связаны с особенностями годового хозяйственного цикла и с сезонной миграцией животных и птиц.
Главную пищу для алеутов составляет мясо кита. Из разных видов китов, обитающих у Алеутских островов, алеуты промышляли малого полосатика – алямак. Охотились обычно группой и в одиночку с байдар. В кита вонзали копья, наконечники которых смазывали растительным ядом (аконитом). Гарпуны и копья бросали с помощью копьеметалок — деревянных дощечек 50-70 см длиной с продольным желобком, углублениями для пальцев на одном конце и костяным упором на другом. Вонзив копье поближе к плавнику, уплывали прочь. Через 2-3 дня умерших животных выбрасывало на берег. Члены общины, на чью территорию волны выбрасывали кита, осматривали копья, имевшие тамги охотников и давали знать о находке общине, к которой те принадлежали, делили с нею добычу.
На нерпу алеуты охотились как на воде, обычно в одиночку с байдарки или с берега, используя тяжелый гарпун. При охоте с берега охотники использовали манщика – надутую нерпичью шкуру, имитируя крик самки, затем загарпунивали и вытаскивали на берег.
Морского бобра добывали в открытом море при помощи легкого неповоротного гарпуна на длинной веревке. На море, где охотники замечали бобра, обычно несколько байдарок образовывали большой круг. Как только бобр показывался над водой, вздохнуть воздуха, ближайший охотник очень ловко кидал гарпун и поднимал весло, показывая, что бобр здесь. На следующий раз гарпун кидал другой охотник, круг все сужался, пока, наконец, охотники не добывали добычу.
На моржей и сивучей, очень неповоротливых на суше охотились только на лежбище, где животные были беспомощны. К лежащим животным старались подойти со стороны моря и заколотить ближайшего.
На котиков также охотились на берегу, отгоняя животных подальше от воды, где они становились беспомощными. Несколько человек шли цепью вдоль берега, отрезая от воды, и убивали ударом палки по носу.
Рыболовство. Алеуты ловили рыбу, используя длинные удочки, изготавливаемые из водорослей. К этим прочным и крепким приспособлениям крепились крюки. Удочки можно было использовать для ловли морской рыбы, такой, как палтус и треска. Речную рыбу ловили при помощи мешкообразных сетей, изготавливаемых из китовых сухожилий.
Птицеловство. Охотились на птиц при помощи метательных копий (шатин) и метательного снаряда (бола) — связки ремней с каменными или костяными грузиками на концах. Раскрутив, бола бросали в стаю, и запутавшаяся в ремнях птица становилась добычей охотника. Отлавливали их и на птичьих базарах большим сачком на длинном шесте (чируча), а также сетями.
Важную роль в морской охоте играли байдара — плоскодонная лодка с деревянным каркасом, обтянутая сивучьей или нерпичьей кожей, и каяк — закрытая кожаная лодка с деревянным каркасом и отверстием-люком, куда садился охотник. Управляли ею двухлопастным веслом. С появлением огнестрельного оружия стали делать двухлючные байдары (во время стрельбы второй гребец должен был удерживать равновесие).
Распространились и некоторые нехарактерные для культуры алеутов приспособления для передвижения. На острове Беринга, например, появились нарты (сани) с собачьими упряжками, на острове Медном — короткие, широкие лыжи, подбитые шкурой нерпы.
Из камня мужчины изготавливали ножи, топоры, наконечники для стрел и копий, сосуды для приготовления еды, жировые лампы с фитилем из мха для освещения и обогрева жилища. Женщины шили и вышивали одежду, изготавливали обтяжки для байдар, плели циновки и корзины. Женским универсальным орудием труда была пекулка — широкий короткий и слегка изогнутый нож. Иглы делали из птичьих костей.
Характерной чертой системы хозяйствования эскимосов была комплексность использования природных ресурсов, при котором морской промысел в течение многих веков оставался их основным занятием.
Охота на кита носила сезонный характер. Когда море освобождалось ото льдов, эскимосы выходили бить гренландских и серых китов. Охота всегда была коллективной, использовали поворотные гарпуны, позднее гарпунные пушки. Охотились обычно на молодого кита, который только перестал кормиться материнским молоком. Такой промысел не влиял на численность и структуру стада китов.
При охоте на гренландского кита был выработан набор правил и запретов для успешного и относительно безопасного промысла. Охотники подходили к животному почти вплотную, метали поворотные гарпуны с поплавками и копья.
С середины XIX в. добыча китов сократилась из-за их истребления китобоями.
Охота на моржей и тюленей велась круглый год – на лежбищах, летом с лодок, зимой на льду у лунок.
Основным объектом охоты на моржей были самцы. Молодых били для еды, старых из-за клыков, из которых изготавливали разные предметы. Охота на моржей носила сезонный характер. Так, весной на моржа охотились на плавучих льдах. Охотники находили льдины, где располагались моржи, высаживались на лед, подкрадывались и забивали спящих животных копьем или гарпуном с каменными или костяными наконечниками. Разделывали добытых зверей здесь же на льдине и транспортировали их к селению. Летом на моржей охотились в открытом море с байдарок.
Поселения и жилища
Алеуты жили в постоянных поселениях, свойственных всем оседлым рыболовам и морским охотникам. Свои селения они располагали на побережье, поскольку здесь были наиболее благоприятные условия для промысла рыбы, морских животных, имелся плавник для хозяйственных нужд.
Селения обычно устраивались на мысах или перешейках между двумя заливами, что было важно в смысле обороны: при приближении врагов байдарки можно было перенести с одного залива на другой. Выбирали высокие, открытые места, чтобы удобно было наблюдать за морскими животными и приближением неприятеля.
Почти во всех алеутских селениях имелись укрепления – аттагин - для защиты от врагов, это была большая яма, обнесенная по периметру досками в человеческий рост.
Характер селений на западной и восточной части Алеутских островов был различен. У западных алеутов они состояли из индивидуальных для каждой семьи жилищ и одного общественного здания, где жил тойон со своими родственниками. Селения восточных алеутов состояли обычно из больших коллективных домов (улягам), в каждом из которых располагалось от 10 до 40 семей. Внутренние несущие столбы, расположенные вдоль стен жилища, выделяли места для отдельных семей. Внутри вдоль стен сооружали нары. Каждая семья жила на своей части нар, отделенных друг от друга столбами и занавесками. Под нарами хранили утварь. За нарами часто выкапывали секретное хранилище – агаяк. Их могли использовать и как кладовые, и как спальни для детей и как укрытие от врагов.
Жилище отапливали и освещали жировые лампы из камня или глины, которые выполняли также роль очага.
Ко времени прихода русских алеуты жили в полуподземных жилищах – барабара или улах. Их каркас делали из прибитого к берегу плавника и китовых костей, покрывали вязанками сухой травы, шкурами и поверх всего дерном. В крыше оставляли несколько четырёхугольных отверстий для входа, забирались туда по бревну с зарубками. Некоторые дома достигали до 60 м. в длину и 15 м. в ширину. Жилище обычно ориентировалось на восток.
Летних жилищ у алеутов не отмечено. Летом они обычно не жилил на одном месте, на ночлег обычно устраивались в вырытых ямах, выстланных мхом и травой, покрываясь парками и циновками. Или ночевали под байдарками.
В XIX веке традиционная полуземлянка видоизменилась: стены и крышу, сделанные из жердей и досок, обкладывали дерном. Наверху находился люк для освещения, сбоку — выход через небольшие сени. Освещали жилища жировыми лампами, иногда клали печи. Наряду с традиционной утварью пользовались привозной посудой фабричного производства.
Селения приморских чукчей состояли обычно из 2-20 яранг, разбросанных на некотором отдалении друг от друга. Размеры селения определялись промысловыми возможностями того или иного района. К приходу русских чукчи жили в полуземлянках. Круглый каркас жилища делали из челюстей и рёбер кита. Отсюда её название валхаран – «дом из челюстей кита». Покрывали каркас дёрном и засыпали сверху землёй. Жилище имело два выхода: длинный коридор, которым пользовались только зимой, т.к. летом его заливало водой, и круглое отверстие сверху, закрываемое лопаточной костью кита, служившее только в летнее время. В центре жилья помещался большой жирник, горевший целые сутки. По всем четырём сторонам полуземлянки устраивали возвышения в виде нар, и на них сооружали по числу семей пологи обычного типа. Около яранг устанавливали 4 китовых ребра с поперечинами на высоте около 2-х метров от земли. Потом на них ставили нарты, а зимой байдары, чтобы предохранить от собак ремни, скрепляющие нарты и кожаные покрышки байдар. Другой тип жилища называли «клерган» («мужское жилище»), на самом деле это было зимним жилищем, в котором селилось несколько семей, ближайших родственников. Тогда как в валхаране жила одна семья. Летние жилища оседлых чукчей XVIII в. отличалось тем, что их обитателями были члены одной семьи. Таким образом, если было, например, 7 зимних юрт, то летних было 26. Оно не имело дымового отверстия, т.к. при отсутствии очага (не было леса) пищу готовили на жировых лампах или специальных помещениях около яранги, где жгли кости морских животных.
В XIX в. валхаран и клерган исчезли из обихода, вместо них зимой использовали яранги со спальными пологами из шкур оленя.
До XIX в. поморами употреблялись собачьи упряжки веером в дугокопыльную нарту. Пользовались также лыжами – ракетками ступательного типа.
Поселки береговых коряков располагались по берегам рек, чаще в устьях и на морском побережье. Основным типом жилища была полуземлянка, отличающаяся от аналогичных построек других народов Сибири воронкообразным сооружением на крыше, в поселениях имелись свайные хозяйственные постройки. У оседлых коряков преобладающим типом жилища была полуземлянка длиной до 15 метров, шириной до 12 метров и высотой до 7 метров. При ее сооружении в круглую яму глубиной 1-1,5 метра по окружности вкапывали восемь вертикальных столбов и четыре - в центре. Между наружными столбами вбивали по два ряда распиленных вдоль бревен, образующих стены жилища, сверху скрепленные поперечными балками. От квадратной рамы, соединяющей четыре центральных столба и образующей верхний вход и дымовое отверстие, к верхним поперечным балкам стен шли плахи восьмискатной крыши. Для защиты от снежных заносов коряки западного побережья сооружали вокруг отверстия воронкообразный раструб из жердей и плах, а коряки восточного побережья - заслон из прутьев или циновок. К одной из стен, обращенной к морю, пристраивали углубленный в землю коридор с плоской крышей. Законопаченные сухой травой или мхом стены, крышу и коридор жилища засыпали сверху землей. Очаг, состоящий из двух продолговатых камней, располагался на расстоянии 50 сантиметров от центрального бревна с зарубками, по которому зимой через верхнее отверстие попадали в жилище. В промысловый сезон входом служил боковой коридор. Внутри такой землянки на стороне, противоположной коридору, устанавливали помост для приема гостей. Вдоль боковых стен подвешивали спальные пологи из вытертых шкур оленя или выношенной меховой одежды.
Расположение поселений эскимосов зависело от условий охоты и рыбной ловли. Места для них выбирались так, чтобы было удобно наблюдать за передвижением морского зверя. Селения обычно располагались на возвышенных местах: зимние на высоких террасах, летние – на выдающиеся в море галечных косах, т.н. «поворотных мысах», поскольку к ним близко подходят киты, моржи, тюлени во время своих сезонных миграций.
На стойбищах эскимосов было от 10 до 50 яранг. Продолжительность совместной жизни членов общины в стойбище зависела от наличия охотничьей добычи.
Наиболее древний тип азиатских эскимосов (нынлю) – полусферическая каркасная постройка с углубленным в землю полом, четырехугольная в основании. Этот тип жилища был распространён по всему побережью Чукотского полуострова и сохранялся до XIX в. В нынлю эскимосы жили в зимний период. Они были углублены до половины в землю; свод над ним был сделан из китовых ребер и жердей, покрыт травою, дерном и засыпан землей. В землянку входили через небольшое отверстие наверху. Внутри жилища было довольно просторно, и представлял собой продолговатый четырехугольник. По сторонам были сделаны небольшие возвышения, на которых под пологами жили семьи. Посередине было отведено место для очага, который выкладывали большими камнями. На очаге варили только пищу. За неимением дров жгли китовые кости.
Длинные и толстые кости китовых челюстей либо бревна из плавника служили центральными и боковыми опорами, на которые клали поперечные балки (тоже из челюсти кита) для настила потолка из китовых ребер или деревянных брусьев. Основу каркаса составляли 8 столбов виз центральной линии. Стены ямы укрепляли камнями, черепами и ребрами морских животных. Сферическую кровлю устраивали из китовых ребер, установленных выпуклой стороной наружу. Пол мостился костями черепа кита и его лопатками. Каркас покрывали оленьими шкурами, обкладывали слоем дерна (до 2м толщиной) с камнем, на крышу наваливали траву, засыпали землей и сверху еще раз покрывали шкурами. Большие каркасные землянки делились валиками-перегородками на три жилые камеры либо устраивали спальни-отсеки. Позже на возвышении в виде нар ставили меховые пологи, отапливаемые жировыми лампами.
Жилища различались устройством входа. У одних был единственный вход – углубленный в землю коридор, у других – два: верхний - наземный (не через крышу), нижний – подземный. Верхним пользовались летом, нижним - зимой. Стены подземного коридора обкладывали позвонками кита. Отверстие в крыше служило для освещения и проветривания. Если землянку строили с одним входом, то летом жители покидали ее, оставляя для просушивания, а сами располагались в о временных шалашах.
В XVII- XVIII вв. основным зимним жилищем эскимосов стали цилиндроконические каркасные яранги из оленьих шкур. Нижняя цилиндрическая часть состояла из вертикально поставленных деревянных или костяных столбов, обитых досками. Стойки нижней части соединялись обручем из деревянных планок. Внутри ставили столб, к которому крепили жерди конического покрытия. В результате получалась ассиметричная крыша в виде смещенного с сторону конуса. Внутри такое жилище делилось пополам: холодную и теплую, состоящую из мехового полога. Полы были земляными, иногда их застилали досками.
Если полуземлянку со временем сменило наземное зимнее жилище, то летнее почти не претерпело изменений. Летний шалаш эскимосов – это каркасная из жердей прямоугольная постройка с односкатной крышей. В нем жили с июня по август.
До XIX в. у азиатских эскимосов еще встречались общинные дома – большие полуземлянки, в которых проживали несколько семей, а также проходили собрания и праздники.
В центральных районах американской Арктики каменные жилища сменились снежными хижинами — иглу, которые возводят до настоящего времени. На Лабрадоре, в северных районах Аляски и Гренландии иглу также были известны, но служили лишь временными жилищами при переездах, в охотничьих экспедициях. Иглу строятся из снежных плит. Укладку их ведут по спирали, справа налево. Чтобы начать спираль, в первом ряду срезают по диагонали две плиты до середины третьей и начинают второй ряд; каждый следующий ряд наклоняют несколько больше нижнего, 'чтобы получилась сферическая форма. Когда наверху остается небольшое отверстие, строитель поднимает изнутри боком заранее поданную ему глыбу, обрезает ее клинообразно и замыкает ею свод. Замуровав себя в хижине, он заделывает щели снегом; снаружи сквозь сугроб роют туннель, ведущий к хижине и заканчивающийся люком в ее полу; если подстилающий слой снега неглубок, то выкладывают коридор из снежных плит и прорезают входное отверстие в стене иглу.
Наружный вход в снежный туннель имеет в высоту около 1,5 м, так что можно идти согнувшись или с наклоненной головой, но вход из туннеля в самую хижину обычно настолько низок, что вползать в нее надо на четвереньках, а стать во весь рост можно только очутившись внутри. Хижина имеет обычно 3—4 м в диаметре и 2 м в высоту, так что, стоя посередине, можно рукой достать до потолка. Реже строят крупные хижины. Большой снежный дом может быть размером до 9 м в диаметре у пола, с высотой от пола до центра свода около 3—3,5 м; такие крупные дома используются для собраний и празднеств.
Для окончательной отделки хижины зажигают внутри лампу-плошку с тюленьим жиром. От нагревания воздуха снег начинает таять, но не капает, так как образующаяся от таяния вода впитывается толщей снега. Когда внутренний слой свода и стен достаточно увлажняется, в хижину впускают холодный воздух и дают ей промерзнуть; в результате стены жилища покрываются изнутри стекловидной ледяной пленкой (полярники, заимствовавшие снежную строительную технику у эскимосов, называют это глазированием хижины) — это уменьшает теплопроводность, увеличивает прочность стен и делает жизнь в хижине удобнее. Если бы не было ледяной корочки, то стоило бы только задеть за стенку, как снег осыпался бы и приставал к одежде. Пока хижина не выстоялась на морозе, прочность ее невелика. Но благодаря прогреванию происходит общая осадка снега, швы спаиваются, и хижина становится прочной, превращаясь в монолитный снежный купол. На нее могут взобраться несколько человек, а случалось, что влезали и белые медведи, не причиняя ей вреда.
Днем в снежной хижине достаточно светло, даже в пасмурную погоду (можно читать и писать); в солнечные дни освещение настолько ярко, что может вызвать заболевание так называемой снежной слепотой. Но во время полярных сумерек эскимосы вставляют иногда в снежные хижины окна из тонкого озерного льда; для окон вырезают небольшие отверстия над входом. Для освещения и отопления хижины служат лампы - плошки, или жирники; свет их, отражаясь от бесчисленных ледяных кристаллов купола, становится мягким и рассеянным. Если в хижине даже нет ледяных окон, ее видно ночью за полкилометра, благодаря розовому свечению купола.
Если от тепла лампы свод начинает таять, то взбираются на купол снаружи и соскабливают сверху ножом слой снега в 5—10 см, чтобы охладить хижину и прекратить таяние. Если, наоборот, хижину не удается нагреть, а на своде изнутри образуется иней, падающий вниз снежными хлопьями, значит крыша тонка, тогда на купол набрасывают лопатами снег.
Большая часть хижины внутри, против входа, занята снежной лежанкой. Для нее стараются использовать или поверхность сугроба, на котором стоит хижина, или естественный уступ почвы; если этого нет, то складывают ее из снежных глыб. Лежанку устилают двойным слоем шкур; нижний слой обращен шерстью вниз, верхний — шерстью вверх. Иногда под шкуры подкладывают старую кожу с каяка. Эта трехслойная изолирующая подстилка не пропускает тепло человеческого тела и предотвращает таяние снежной лежанки и в то же время защищает спящего от холода. Иногда в толще лежанки сбоку вырезают небольшие углубления для вещей. Ниши эти затыкают небольшими снежными глыбами. На лежанке спят, едят, работают и отдыхают.
Направо и налево от входа к большой спальной лежанке примыкают небольшие снежные нары; на них ближе к лежанке стоят лампы, а у двери лежит мясо и накапливаются отбросы. В середине остается проход метра в полтора шириной.
Хижина занята обычно двумя семьями, одна живет справа, другая слева. У каждой хозяйки своя лампа-плошка, возле которой она сидит на лежанке, готовит пищу, шьет и т. д. На лампе варят пищу, растапливают снег для питья, сушат одежду и пр. Обычно для тепла ставят еще две небольшие лампы: одну в проходе близ входа в хижину для согревания холодного воздуха, идущего через дверь, другую — в дальней части спальной лежанки. Лампа-плошка, или жирник, вырезается из мыльного камня, причем форма ее различна у отдельных групп эскимосов.
Спят эскимосы головой к двери; ложась, они свою одежду, кроме обуви, кладут в изголовье на край лежанки, под шкуры. В двух семейной хижине каждая семья занимает половину лежанки. Женщины ложатся по ее краям, рядом укладывают маленьких детей, далее лежат мужчины, а в середине — большие дети или гости. Каждая семья покрывается одним одеялом, сшитым из нескольких оленьих шкур. Иногда употребляют спальные меховые мешки. На ночь вход в хижину загораживается большим снежным блоком, который в течение дня стоит в проходе. Пока его не отодвинут сами хозяева жилья, считается неприличным заходить к ним.
Одежда
Основным материалом для изготовления одежды для приморских чукчи были шкуры морских животных для осенне-весенней одежды, а для зимней приобретали шкуры оленя. Мужская и женская одежда отличалась по покрою и декору.
Типичной мужской и женской верхней одеждой чукчей была глухая плечевая одежда типа рубахи. Мужская кухлянка обычно была двойная и без капюшона. Она состояла из двух отдельно сшитых меховых рубах, надеваемых одна на другую. Верхнюю кухлянку шили из больших шкур оленя мехом наружу, нижнюю - из двух мягких тонких шкур пыжика ворсом внутрь. Для того, чтобы их отдельно просушивать, их не сшивали вместе. Рубаху одевались через голову, подол, рукава и ворот обшивались пушистым мехом. Длина кухлянки доходила до колен. Ее подпоясывали кожаным ремнем, делая большой напуск. Мехом внутрь.
Весенне-летние кухлянки шили из дымленой шкуры оленя.
Женская кухлянка была одинарной, так как ее носили поверх двойного комбинезона, иногда с капюшоном. Шили кухлянки из стриженного меха оленя ворсом внутрь. В отличие от мужской женские кухлянки имели расширяющийся к низу подол и были более нарядными.
Следующая верхняя одежда чукчи камлейки, которые по покрою были похожи на кухлянки, но дополнительно имели капюшон и нагрудник. Его одевали поверх кухлянки для предохранения меха от снега и сырости. Камлейки шили из меха, ровдуги, из кишок морских животных, из птичьих шкурок.
Основу женской одежды составляли двойные комбинезоны. В теплое время женщины носили комбинезон в качестве нательной одежды из мягкого пыжика. В зимнее время надевали верхний комбинезон мехом наружу из шкур оленя осеннего забоя.
Мужчины носили две пары штанов длиной до щиколоток, которые также в зависимости от сезона шили из разнообразного материала. Весной и осенью предпочитали наружные штаны из оленьего камуса, зимой из шкуры годовалого оленя или из волчьих лап. Для защиты от сырости носили штаны из шкуры нерпы.
Чукчи мужчины зимой носили двойную обувь: сначала на ноги надевали чулки из пушистого меха оленя ворсом внутрь, сверху одевали короткие торбаза. Обувь убирали под штанины. Торбаса шили из камуса с короткими голенищами, мехом наружу. Летняя обувь изготавливалась из тюленьих или нерпичьих шкур мехом внутрь. Женщины зимой в основном носили обувь из камуса или шкуры, летом из оленьей шкуры ворсом внутрь или из ровдуги.
Подобно другим частям одежды чукчи носили двойные шапки. У мужчин зимней шапкой был капор общесибирского типа. Во время дальних зимних поездок одевали поверх капора шапки из толстых оленьих шкур или головной шкуры волка. В сильные морозы и в пургу поверх капоров носили шапки капюшоны с пелериной.
У всех групп одежда коряков была глухого покроя. Чавчувены шили ее обычно из оленьих шкур, приморские использовали, наряду с оленьими, шкуры морских животных. Украшением служил мех собак и пушных зверей. Зимой носили двойную (мехом внутрь и наружу), летом - одинарную одежду. "Всепогодный" мужской комплект состоял из меховой рубахи-кухлянки с капюшоном и нагрудником, меховых штанов, головного убора и обуви. Верхние штаны шили из тонкой оленьей шкуры или камусов оленей, нижние и летние - из ровдуги или кожи, вырезанной из старой покрышки яранги. До конца XIX века береговые коряки-охотники во время промыслового сезона ходили в штанах из тюленьих шкур.
Защищая кухлянку от снега, надевали широкую рубаху - камлейку - с капюшоном из ровдуги или ткани, которую носили также и летом в сухую погоду. Для дождливой погоды служила камлейка из ровдуги, обработанной мочой и прокопченной дымом.
Зимняя и летняя мужская обувь - башмаковидного кроя с длинным (до колен) или коротким (до щиколоток) голенищем. Зимнюю шили из оленьих камусов мехом наружу, летнюю - из тонких оленьих, собачьих, тюленьих или нерпичьих шкур, ровдуги или непромокаемой продымленной шкуры оленя с подстриженным ворсом. Подошву делали из шкуры лахтака, кожи моржа, оленьих щеток (часть шкуры с длинной шерстью с ноги оленя над копытом).
Меховой мужской головной убор - малахай капорообразного кроя с наушниками - носили зимой и летом. В комплект зимней мужской одежды входили двойные или одинарные рукавицы (лилит) из оленьего камуса.
Женщины шили для себя меховой двойной комбинезон до колен. Для нижнего комбинезона чавчувенки подбирали однотонные тонкие шкуры молодых оленей, для верхнего предпочитали пестрые. У приморских корячек в одежде преобладают чередующиеся белые и темные полосы оленьего камуса и меховая мозаика. Летние комбинезоны изготавливали из продымленной шкуры оленя или ровдуги, украшали их полосками красной ткани, вставленными в швы. Поверх комбинезона женщины зимой носили двойную или одинарную кухлянку, сходную с мужской, а весной, летом и осенью - меховую рубаху гагаглю мехом внутрь, значительно длиннее мужской кухлянки. Перед и спинку гагагли украшали бахромой из тонких ремешков, подвесками из крашеного меха нерпы, а также бисером. Специальных головных женских уборов не было. Во время перекочевок женщины оленных коряков носили мужские малахаи. Женскую обувь украшали аппликацией из тонкой белой кожи с шеи собак, но по крою и материалам она была идентична мужской. Зимой женщины носили меховые двойные рукавицы.
До пяти-шестилетнего возраста ребенку шили комбинезон с капюшоном: зимой - двойной, а летом - одинарный. Рукава и штанины комбинезона зашивали, а после того как ребенок начинал ходить, к штанинам пришивали меховую или ровдужную обувь. В одежде детей пяти-шестилетнего возраста уже четко прослеживалось предназначение ее по половому различию.
Традиционной одеждой алеутов была парка — длинная глухая (без разреза спереди) одежда из меха морского котика, калана, птичьих шкурок. Поверх неё надевали камлейку — глухую непромокаемую одежду из кишок морских животных с рукавами, глухим закрытым воротом и капюшоном (прообраз европейской ветровки). Края капюшона и рукавов затягивали шнурками. Парки и камлейки украшали вышитыми полосами и бахромой. Сохранились традиционные промысловые куртки с капюшонами из сивучьих кишок и горл, штаны из нерпичьей кожи. Мужская и женская одежда полностью совпадала по крою и украшениям. Позже появился новый тип одежды — бродни — штаны из сивучьих горл, к которым пришивали непромокаемые торбаса — мягкие сапоги из кожи морских животных. В повседневной жизни носили европейскую одежду. Промысловыми головными уборами были деревянные шляпы конической формы (у вождей — тоёнов) либо без верха, с сильно удлиненной передней частью (у простых охотников), богато украшенные полихромной росписью, резной костью, перьями, сивучьими усами. Их надевали на капюшон камлейки. Шляпы выдалбливали из целого куска дерева, затем распаривали и, придав нужную форму, расписывали в яркие тона с причудливым орнаментом. С боков и сзади украшали резными пластинками из моржового клыка, гравированными геометрическим орнаментом, в который втирали краску. На вершину задней пластинки, служившей одновременно и верхушкой шляпы, крепили костяную фигурку птицы или зверя. В боковые отверстия пластинки вставляли 50-сантиметровые сивучьи усы, количество которых зависело от охотничьего достоинства владельца. Эти головные уборы носили только мужчины.
Празднично-обрядовыми головными уборами служили шапки разнообразной формы из кожи и птичьих шкурок с украшениями, кожаные повязки с узорными швами.
Типично эскимосская одежда веками вырабатывалась в условиях холодного климата. Теплый олений мех, из которого ее шьют, и глухой покрой прекрасно защищают тело от холода, ветра и сырости. Эскимосы носили одежду и обувь из шкур морского зверя и оленьего меха. Только некоторые, наиболее богатые эскимосы пользовались бельем и имели верхнюю хлопчатобумажную или шерстяную одежду городского типа.
Мужская одежда состоит из короткой кухлянки, сшитой из оленьих или тюленьих шкур, обращенных мехом к телу, В случае холода покрой позволяет, вынув руки из рукавов, греть их о голое тело. Кухлянки имеют капюшоны. Поверх коротких (15 см) кожаных натазников мужчины надевают штаны, сшитые из шкуры оленя, тюленя или белого медведя. Штаны достигают колен. На ноги надеваются меховые чулки, обращенные мехом к ноге, в меховые сапоги мехом наружу, сшитые из оленьего камуса (кожа с ноги оленя) или из нерпичьей шкуры.
Зимой в дальнюю поездку поверх одинарной рубахи надевали широкую из оленьих шкур кухлянку (парку) длиной до колен, с капюшоном.
Женскую одежду шьют из того же материала, что и мужскую; по форме она очень напоминает мужскую. Женщины надевают на тело кожаную рубашку с хвостовидным удлинением сзади. Короткая кухлянка без разреза обычно украшена вышивкой, имеет мысики (выступы) спереди и сзади. В отличие от мужской, на женской кухлянке есть заплечный кожаный мешок, в котором носят грудного ребенка. Одежда шьется и подгоняется с таким расчетом, чтобы нигде не поддувало. Локальные варианты эскимосской одежды различаются длиной кухлянки, деталями покроя и отделки. Наиболее отличны от общеэскимосского типа одежды парки тихоокеанских эскимосов и алеутов. Их шьют из шкурок морских птиц, без капюшона. Кроме того, эти эскимосские группы не носят натазников. Для охоты в каяке надевается непромокаемая одежда из кишок морских животных.
XIX в., а в единичных случаях и позднее, эскимосы носили длинные кухлянки из птичьих шкурок, которые с развитием обмена с чукчами-оленеводами были вытеснены одеждой из оленьего меха. Из птичьих шкур в старину делался также спальный полог и постели.
Меховую шапку и рукавицы мужчины и женщины носили только и дороге. В остальное время, даже на сильном морозе и ветру, они ходили с непокрытой головой.
Социальная жизнь
К XVII–XVIII векам основной общественно-экономической единицей у чукчей была патриархальная семейная община, состоявшая из нескольких семей, имевших единое хозяйство и общее жилище. В состав общины входило до 10 и более взрослых мужчин, связанных узами родства.
У береговых чукчей производственные и социальные связи складывались вокруг байдары, размер которой зависел от количества членов общины. Во главе патриархальной общины стоял старшина — "лодочный начальник".
У них отсутствовали такие показатели родовой организации, как экзогамный обычай (запрет вступать в брак внутри рода) и родовое самоуправление. Знали патриархальное рабство. Рабы, мужчины и женщины, захватывались во время военных столкновений с эскимосами, юкагирами и коряками. Они жили в яранге хозяина, пасли его оленей и выполняли другие хозяйственные работы. Иногда рабом считались, и чукча-убийца или кто-нибудь из членов его семьи, выданный родственникам убитого. Этот человек приходил в семью убитого, и выполнял всю его работу, заменяя мужа его жене и отца его детям.
Обычным условием заключения брака была отработка за невесту. Калыма не знали. Существовал также брак путём похищения и путём обмена женщинами. Свадебный обряд состоял из помазания кровью принесённого по этому случаю в жертву оленя. Причём невесте наносили на лицо знаки помазания семьи жениха. Жена переселялась в семью мужа. Таким образом, в общественных отношениях с одной стороны, у них сохранялись пережитки матриархальной организации при хорошо проявляемых патриархальных порядках, с другой - чётко выступали признаки соседской общины, и в этой связи отчетливо сказывалось имущественное и социальное неравенство.
Типичное селение береговых коряков объединяло несколько родственных семей. Существовали производственные объединения, в том числе байдарные (пользующиеся одной байдарой), ядром которого была большая патриархальная семья. Вокруг нее группировались другие родственники, занимавшиеся промыслом.
У коряков существуют запреты на брак между родными и двоюродными сестрами, и братьями. Вступают в брак обычно в 16 – 20 лет, но бывает и в 12, 14 лет. Если муж уходил к другой, дети оставались с матерью. Существовало многоженство, при этом жены жили не все вместе, а каждая оставалась в той юрте, где муж ею завладел. Спал он с ними поочередно, а добытое на охоте должен был отдать той, с которой он перед этим провел ночь, но если добыча была большая, то она поровну делилась между всеми женами. Жены были покорны своим мужьям, а к свекру и свекрови, а также к старшему брату мужа они относились с большим почтением, чем к своим собственным родителям.
Алеуты. К середине XVIII века население каждого острова или группы островов представляло самостоятельное территориальное объединение со своим названием и диалектом. Предположительно это были племена, состоявшие из родовых общин — объединений лиц, связанных кровнородственными отношениями и именем общего предка. Родовую группу возглавлял тоён. Он либо получал власть по наследству, либо избирался. В его обязанности входили торговые и политические связи, судебные дела, охрана лежбищ морского зверя, контроль других угодий. Как военный глава вождь имел экономические преимущества только после военных походов и торговых сделок, в повседневной хозяйственной деятельности ему полагалась равная со всеми доля.
При охоте на морских животных, ловле рыбы в море, охоте на птиц у алеутов существовала кооперация труда как средство повышения его производительности. Участники охоты, как правило, были членами одной расширенной семьи. Наряду с кооперацией у алеутов существовали развитые формы индивидуального труда, которые строились на высокой квалификации охотников. Во время распределения добычи учитывались степень участия охотника в промысле. Тушу погибшего кита, выброшенного на берег делили строго на всех. При охоте на морского бобра добыча принадлежала тому охотнику, чья стрела поразила зверя. Но собственник никогда не оставлял добычу себе, а отдавал своему ближайшему родственнику. Впрочем, последний, при добыче поступал также
Однолючная байдарка и охотничьи орудия принадлежали лично охотнику, что способствовало самостоятельности отдельной семьи.
Но в алеутских селения существовали и бедные, которые жили за счет сбора ракушек и отбросов еды состоятельных семей. Таким образом, коллективное распределение добычи сосуществовало с единоличным присвоением добычи.
Социальное неравенство традиционного алеутского общества проявлялась также в распределении полезной площади в длинных домах и на похоронах. Форма охотничьего головного убора также указывала на положение его владельца.
У алеутов, как и у индейцев Северо-Западной Америки существовал обычай потлача. Эта ритуальная форма дарения выражалась в угощении, плясках, раздаче подарков, которые получали только приезжие гости. Потлач был также и погребальный, здесь угощение и подарки получали все члены селения.
Кроме вождя родовую группу возглавлял совет старейшин. В литературе есть упоминания о существовании родовых общинных домов для собраний и проведения праздников.
Судя по источникам у алеутов достаточно развитым и древним институтом было патриархальное рабство, которое широко распространилось в конце XVIII в. Некоторые алеуты имели по 20 рабов. Количеством рабов измерялось богатство. Рабами (калга) в основном были военнопленные, зпа редким исключением соплеменники, которых покупали. У алеутов существовал обычай после смерти хозяина убивать и раба. Раб участвовал в обычной хозяйственной деятельности, в войнах. За храбрость или за хорошую работу он мог быть отпущен на свободу.
Сохранялись традиционные социальные нормы, связанные с пережитками группового брака (древней формы брака, когда группа мужчин считалась потенциальными мужьями группы женщин) и нормами матрилинейности, когда счета родства велся по материнской линии; кросс-кузенные браки: браки двоюродных братьев и сестер — пережиток группового брака, заключаемого между членами двух родов; многоженство и многомужество, авункулат (от лат. avunculus — "брат матери") — обычай покровительства дяди по матери в отношении племянников; гостеприимный гетеризм (обычай, по которому муж предоставлял свою жену на ночь гостю).
Были распространены либо выкуп за жену – реже, либо отработка за жену – чаще. Жених год или два жил и работал в семье невесты. Особых брачных обрядов не было. Только если жених получал невесту без отработки, он должен был дарить ее родственникам подарки. Молодые жили в семье невесты до тех пор, пока у них не рождался ребенок. Потом они переселялись в семью жениха. Но если в доме у невесты не было помощников, а в доме у жениха были еще сыновья, молодая семья могла остаться жить в семье невесты.
В XIX веке родовые общины распались. С принятием христианства к середине XIX века в основном исчезли калым — выкуп за жену и заменяющая его отработка за жену (муж один-два года жил в семье родителей жены и помогал вести хозяйство), а также многоженство, многомужество.
В конце XIX — начале XX в. эскимосы жили еще первобытнообщинным строем. Рода у эскимосов в это время уже не было. Основной социальной единицей являлось стойбище. Почти все его обитатели были связаны между собой родством или свойством. На западе Аляски уроженец чужого стойбища противопоставлялся человеку «моего» стойбища, считавшемуся родственником.
У центральных и гренландских эскимосов родственные связи были менее ярко выражены, чем на Аляске, и больше выступали на первый план соседские связи между обитателями стойбища. В целом эскимосское стойбище являлось соседской общиной, несущей в себе значительные родовые пережитки, более сильные на западе и несколько ослаблявшиеся по направлению к востоку. Родовые отношения особенно полно сохранялись в отношениях производства и потребления. В некоторых видах охоты и рыбной ловли участвовали все охотники стойбища. Например, всем стойбищем охотились на карибу или ловили лосося во время весеннего нереста. Добыча от индивидуальной охоты также поступала в общее распределение по определенным нормам. Эти нормы были неодинаковы для различных эскимосских групп, но в этом отношении можно проследить некоторые закономерности. Так, охотник, добывший тюленя, получал обычно очень мало, большая часть туши распределялась между остальными охотниками данной охотничьей партии. Кроме того, получали свою долю члены стойбища, не участвовавшие в охоте из-за неотложной работы или по болезни, а также старики, вдовы и сироты. К концу XIX в. этот порядок распределения добычи в значительной степени выродился. Однако обычай взаимопомощи еще сохранялся, в особенности во время голода, когда имеющиеся запасы пищи, как бы малы они не были, делились между всеми членами стойбища.
Первобытнообщинные нормы в конце XIX — начале XX в. продолжали сохраняться в отношении распределения китового мяса: каждый мог брать его себе в любом количестве.
В эскимосском обществе описываемого периода личной собственностью считалось оружие, каяк, сани, охотничьи ловушки, одежда, предметы домашнего обихода, игрушки и т. п. Личной собственностью считались площадки льда с отверстиями для дыхания тюленей. В Гренландии охотник, нашедший продушину, ставил около нее отметку, указывающую ее владельца. У эскимосов Берингова пролива каждая семья все принадлежавшие ей вещи помечала своим знаком— тамгой. Наличие знаков собственности свидетельствовало о разложении первобытнообщинного строя.
Собственностью всей семьи были запасы пищи. Собственностью всего стойбища в целом считались: каменные изгороди, строившиеся всеми членами группы и использовавшиеся для ловли оленей; запруды для ловли рыбы; дом для общественных праздников и т. д.
Племенная собственность на охотничьи земли и районы лова морского зверя, по-видимому, отсутствовала.
Предметы личной собственности можно было одалживать. Утерю или поломку взятого взаймы предмета можно было не компенсировать или вернуть его в испорченном виде, и владелец не имел права требовать возмещения за нанесенный убыток. Более того, на Аляске владелец обычно считал неудобным просить обратно одолженный предмет, так как, по мнению эскимосов, человек, который может дать другому часть своей собственности, имеет больше, чем ему необходимо. А владелец ловушки, если он ею не пользовался, обязан был уступить ее тому, кто в ней нуждался.
Когда умирал женатый мужчина, часть имущества, умершего клали вместе с ним в могилу. Остальное имущество наследовали его родственники, главным образом дети: сыновья наследовали орудия охоты, дочери — предметы домашнего обихода. Вдова ничего не наследовала, но получала обратно свое приданое. В Гренландии человек, имевший одну палатку, не мог наследовать другую, как и владевший одним умиаком не получал другого и т. п. На Аляске таких ограничений в наследовании уже не соблюдалось, и среди аляскинских эскимосов имущественное расслоение зашло дальше, чем среди эскимосов других районов. Доли наследства, получаемые старшими и младшими детьми в разных местах, были различны. Так, в Гренландии большую часть имущества отца получал старший сын. Среди «медных» эскимосов не устанавливалось какого-либо различия в порядке наследования старшими и младшими сыновьями. На Аляске же старший сын получал меньше младших. Все ценные вещи шли младшему из сыновей. Распределяла наследство у аляскинских эскимосов жена умершего.
Во второй половине XIX в. между различными эскимосскими территориальными группами наблюдались прочные торговые связи, осуществлявшиеся из года в год по одним и тем же путям. Торговые ярмарки, особенно на Аляске, проводились в форме празднеств с танцами и различными ритуальными церемониями. Такие ярмарки обычно устраивались в одних и тех же местах, а именно, на границе между различными группами. Торговля проводилась путем обмена одних продуктов на другие. За единицу стоимости принималась шкурка взрослой выдры, а позднее — бобровая шкурка.
По сообщению американского ученого Е. У. Нельсона, на Аляске в 90-х годах XIX в. в каждом селении можно было найти богача, собравшего путем торговли значительную по эскимосским понятиям собственность (ценностью в несколько сот долларов). Такие богатые люди обязаны были время от времени устраивать празднества для своих односельчан и раздавать им пищу и подарки. Если богатый эскимос уклонялся от организации празднества, односельчане или убивали его и забирали все, что у него было, или же насильственно заставляли устроить празднество и раздать на нем все свое имущество. В последнем случае он должен был, под страхом смерти, оставить всякую мысль о том, чтобы снова разбогатеть. Это свидетельствует о том, что для эскимосов во второй половине XIX в. имущественное неравенство было явлением новым и непривычным. Но уже в этот период решающий голос в селении обычно принадлежал самому богатому односельчанину, так как все остальные в той или иной мере зависели от него.
На о-ве Нуниваке еще несколько десятилетий назад, собственность в каждой родственной группе носила общественный характер. Все предметы метились знаками собственности, имевшими вид прямых или ломаных линий, но число знаков было очень ограничено. Все лица, имевшие общего мужского предка, метили свою собственность одним знаком. Для выделения отдельных ветвей генеалогического древа или отдельных семей внутри родственной группы на предметы ставили несколько знаков (но не свыше пяти).
На Аляске у эскимосов, живших между р. Кускоквимом и заливом Коцебу, в конце XIX в. сохранялось деление на тотемные группы. Наиболее распространенными были тотемы Волка, Сокола и Ворона. Все члены тотемной группы считались родственниками. К сожалению, неизвестно, была ли такая группа экзогамна, или нет, т. е. являлась ли она родом или только его остатком.
У эскимосов Аляски и Гудзонова залива до середины XIX в. были повсеместно распространены мужские дома (кажимы), существование которых обычно связывается с материнским родом. В каждом эскимосском стойбище имелось особое здание, где мужчины проводили свободное от охоты время. Там они работали, ели и спали. Там же устраивались все совещания и проводились праздники.
Брак у эскимосов парный. На тихоокеанском побережье в конце XVIII— начале XIX в. существовал кросс-кузенный брак, т. е. брак между детьми брата и сестры. Эта форма брака связывается с родовым строем, а точнее с материнским родом и дуальной экзогамией. Поселение после брака могло быть и матри- и патрилокальным, но на Аляске и островах Нунивак, Кадьяк и Алеутских до XIX в. преобладало первое. Развод совершался без всяких затруднений по желанию, как мужа, так и жены. Дети оставались с матерью, и отец терял на них все права. Женщина в семье была вполне равноправна с мужчиной.
В терминологии родства различаются отцовская и материнская линии, что может быть удовлетворительно объяснено только тем, что эта терминология возникла как отражение существовавшего в прошлом родового строя. Есть и многие другие доказательства существования у эскимосов в прошлом рода, и именно материнского. По-видимому, родовая организация исчезла в связи с освоением-огромных незаселенных пространств Арктики, когда отдельные роды далеко уходили друг от друга, часто распадались и перемешивались в процессе передвижения.
В последующем разложении экзогамии большую роль сыграл также и кочевой образ жизни центральных и восточных эскимосов, затруднявший поддержание межродовых связей. В этой связи интересно отметить, что у эскимосов западного побережья Америки пережитки родового строя сохранялись в значительно большей мере, чем у всех остальных эскимосов. Это объясняется тем, что им не пришлось осваивать таких больших пространств, как центральным и гренландским эскимосам, а также и тем, что жизнь их носила более оседлый характер благодаря возможности морской охоты не только зимой, но и летом.
Процесс разложения родовых отношений у эскимосов тесно связан, разумеется, с ходом колонизации Арктики американцами и влиянием капиталистических отношений.
Вероятно, процесс разложения родового строя завершился совсем недавно, особенно на Аляске и прилегающих островах, где род, возможно, существовал еще в XVIII в. или даже позднее. Материнский род сменился, по-видимому, непосредственно соседской общиной, а не отцовским родом. Во всяком случае для эскимосов Аляски — это можно утверждать вполне определенно.
У большинства эскимосов в середине XIX в. и позже не было вождей, но всегда в стойбище один из старших, опытных охотников, особенно если он к тому же был шаманом, пользовался большим авторитетом, чем другие старики; его называли «знающий», «думающий», «советчик»: он мог указывать, куда лучше перекочевать всему стойбищу, кому идти на тюленью охоту, кому за оленями; но следовать его советам было не обязательно, и он не обладал властью заставить выполнять свои приказания.
Огромную роль играло в жизни эскимосов общественное мнение. Каждый мог поступать как ему вздумается до тех пор, пока не нарушал общего благополучия. Если человек преступал обычные нормы, его увещевал кто-либо из стариков или старух. Большей частью подобные увещевания хорошо действовали, так как они считались очень обидными. Если же он продолжал нарушать правила охоты, надоедать соседям и раздражать их, то подвергался бойкоту: ему не позволяли участвовать в делах общины, не пускали в свои хижины, никто не желал с ним разговаривать или иметь какое-либо дело; если же он, из-за совершенных им обид, стал ненавистен своим соседям, то его можно было убить, когда община считала это нужным. Иногда кто-нибудь сам вызывался совершить казнь; тогда вызвавшийся опрашивал всех соседей и, при их согласии, убивал обидчика. Иногда соседи устраивали совещание и выбирали исполнителя своего решения из состава общины, и он не имел права отказаться, хотя бы осужденный был его родной брат. Семью казненного забирал исполнитель приговора или кто-нибудь из членов общины.
В противоположность этому убийству, носившему как бы законный характер, всякое другое убийство должно быть отмщено ближайшими родственниками убитого, и обычай кровной мести являлся одним из самых обязательных в обычном праве эскимосов.
Дата добавления: 2014-11-24; просмотров: 117 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |
| Приведите по 3 примера сложных суждений, определив связку и записав формулу . | | | Оленеводы, жители циркумполярного мира. |