Главная страница | Контакты | Случайная страница Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

В. Брюсов (1873-1924)

На всех вершинах -

Покой.

В листве, в долинах'

Ни одной

Не вздрогнет черты...

Птицы дремлют в молчании бора.

Подожди только: скоро

Уснёшь и ты!

Перевод: 1913 Рисунок 3

У всех поэтов – первые 6 строк – о природе, две последние – о человеке – на лицо раздумья поэтов о природе, о человеке, о смысле жизни.

Стихотворения Иоганна Гёте, Иннокентия Анненского, Валерия Брюсова написаны дольником. Этот распространенный размер немецкой поэзии был любимым у русских поэтов начала XX века.

Михаил Лермонтов отступает от оригинала, он использует трехстопный хорей – наиболее привычный уху русского читателя первой половины XIX века. Рифма у всех поэтов полная.

И. Гёте И. Анненский В. Брюсов М. Лермонтов

Gipfeln горной вершинах вершины

Ruh тишь покой ночной

Wipfeln черной долинах долины

du ощутишь Ни одной мглой

Первые четыре строки у всех поэтов имеют перекрестную рифму. (М. Лермонтов «Горные вершины… Тихие долины»; И. Анненский «Над высью горной… В листве, уж черной»; В. Брюсов «На всех вершинах… В листве, в долинах»). У И. Гёте и у В. Брюсова последние четыре строки имеют опоясывающую рифму (И.Гёте «Kaum einen Hauch…Ruhest du auch»; В. Брюсов «Не вздрогнет черты… Уснешь и ты!»), у М. Лермонтова и И. Анненского отступление от оригинала: последние четыре строки этих поэтов имеют перекрестную рифму (М. Лермонтов «Не пылит дорога… Подожди немного», «Не дрожат листы… Отдохнешь и ты»; И. Анненский «Ни дуновенья… О, подожди!... Мгновенье», «В чаще затих полет… Тишь и тебя… возьмет»).

Характер исследования рифм покажем в такой таблице (буквы М и Ж обозначают соответственно мужские и женские рифмы):

У переводчиков, так же, как и у автора, женская рифма чередуется с мужской. Следовательно, на этом уровне много общего.

Но у В. Брюсова и И. Анненского пауза слышна сильнее, чем у И. Гёте, так как вторая и четвертая строки состоят из одного слова с мужской рифмой и это слово («покой» у В. Брюсова и «тишь» у И. Анненского) выделяется интонационно. Эта пауза во второй строке обусловлена знаком препинания (точкой).

Мне в этом видится не успокоение, а, скорее, желание уйти в другой мир – мир, где покой, где нет страданий.

Здесь же стоит обратить внимание на звукопись.

У И. Анненского в первых четырех строках – это шипящие, свистящие, дребезжащие звуки, то есть аллитерация.

Над вы С ью гоРной

Ти Ш ь.

В лиСтве, у ЖЧ ё Р ной,

Не о Щ ути Ш ь

Зачем? Это горы… может быть, и тишина… и покой… - то есть жизнь природы. Последние две строки – о человеке. Мы видим сразу другую звукопись (ассонанс): появляются звонкие согласные, в том числе сонорные звуки:

О, подожди!.. М г Н ове Н ье —

Тишь и тебя... возь М ёт.

Почему так строится звуковой ряд? Мне в этом видится не успокоение, а скорее, напряженность и желание уйти в другой мир – мир, где покой, где нет страданий.

Проанализируем звукопись В. Брюсова. В этом плане, как мне показалось, его звуковой ряд более звучен, нежели у И. Анненского:

Н а В сех В е Р ши Н ах -

П око Й.

ВЛ ист В е, ВД о Л и Н ах

Н и о ДН о Й

Н е ВЗДР о ГН ет че Р ты...

Я пришла в выводу, что перевод В. Брюсова, все-таки, несмотря на внешнее сходство с И. Анненским, ближе по звукописи к подлиннику:

Ü B e R a LL e NG ipfe LN

Ist R uh,

I M a LL e NW i R fe LN

S P u R est D u.

Kau M ei N e N Hauch:

Но ближе всех в плане звукописи перевод М. Лермонтова: здесь с самой первой строки до последней преобладают звонкие согласные и гласные звуки:

ГоРНыеВ е Р ши Н ы

С пят во тьМеН оч Н о Й;

Тихие Д о Л и Н ы

ПоЛНы с В ежей МГЛ о Й;

Н е пы Л ит Д о Р о Г а,

Н е ДР ожат Л исты…

По Д ож Д и Н е МН о Г о,

От Д ох Н ешь и ты.

Поэтому перевод М. Лермонтова, может быть, легче, воздушнее, чем даже у И. Гёте, он наполнен светом. В силу этого мы воспринимаем это стихотворение как самостоятельное – собственно лермонтовское.

Что касается синтаксиса, то у М. Лермонтова строение предложения традиционно: это бессоюзные сложные предложения, состоящие из простых двусоставных предложений. Лермонтовский синтаксис исключает неожиданные паузы. Мы наблюдаем у поэта параллелизм строк, создающий чувство соразмерности. Даже сочетания частей речи близки к параллельности.

1-я строка: Прилагательное + существительное

2-я строка: прилагательное + существительное

5-я строка: «не» с глаголом + существительное

6-я строка: «не» с глаголом + существительное

1 и 3 строки («Горные вершины… …Тихие долины…») имеют прямой порядок слов. А 2,4,5,6 строки – это инверсия.

(Спят во тьме ночной

…

Полны свежей мглой;

Не пылит дорога,

Не дрожат листы…)

Почему? Мне кажется, что для М. Лермонтова важнее предметы, а не определения. А далее – действия. Но глаголы-сказуемые употребляются с частицей «не»:

Не пылит дорога,

Не дрожат листы…

Поэту удается через глаголы, обозначающие действие, передать покой и умиротворение в природе.

Обратимся к переводам И. Анненского и В. Брюсова. Первое предложение назывное (В. Брюсов – «На всех вершинах - Покой»; И. Анненский – «Над высью горной Тишь»). Далее следуют определенно-личные предложения. Поэты, скорее всего, таким образом обращаются к себе, это, может быть, диалог с собой. Частицы «НЕ» и «НИ» подчеркивают отрицание движения в природе.

Обилие знаков препинания(6) в последних строках у И. Анненского ведет к выделению слов, наличию длительных пауз, изменчивости ритма. Мне кажется, это вызывает чувство напряженности, ожидание чего-то непоправимого.

В чаще затих полёт.

О, подожди!.. Мгновенье —

Тишь и тебя... возьмёт

(У И. Гёте – 3; у М. Лермонтова – 3; у В. Брюсова - 3)

Грамматический строй стихов И. Анненского и В. Брюсова ближе к оригиналу, нежели у М. Лермонтова, но по духу лермонтовский перевод ближе к гётевскому стихотворению. Отчего?

У М. Лермонтова со стихотворением И. Гёте совпадают 1, 7 и 8 строки. Появляются образы тихих долин, горных вершин, дороги.

Uber allen Gipfeln Горные вершины

Warte nur, balde Подожди немного

Ruhest du auch Отдохнёшь и ты.

У И. Гёте отмечаем лаконизм, отсутствие эпитетов, что в русской лирике лермонтовской эпохи показалось бы сухим, аскетическим, холодным. У М. Лермонтова – метафоричность, пластическая изобразительность. Природа у него одушевлена, что создает единство человека и природы. Эпитет «тихие долины» в сочетании со «свежей мглой» создает атмосферу не умирания, увядания, а покоя, полного жизни.

У И. Анненсокого эпитет «черная листва» говорит не только о времени суток. Слово «черный» несет эмоциональную нагрузку: что-то тревожное, трагичное слышится в нем. Это не случайно, ничто не удавалось в стихах И. Анненского так ярко, так убедительно, как описание кошмаров и бессонниц.

Если у М.Лермонтова в стихотворении создаётся ощущение жизни, то у И. Анненского - смерти, которое подчёркивается отсутствием движения в следующих строках, и особенно последней строкой: "Тишь... возьмёт". Это сочетание звучит как приговор: «Тишь возьмёт» = уничтожит.

Такое же ощущение безысходности и в переводе В. Брюсова. (В 1913 поэт переживает личную трагедию, вызванную мучительным для обоих романом с молодой поэтессой Надеждой Львовой и её самоубийством.)

Сопоставим глаголы "не вздрогнет" у В.Брюсова и "не дрожат" у М. Лермонтова. (Перевод этого стихотворения был сделан за год до смерти М. Ю. Лермонтова)

У М. Лермонтова значение слова близко к слову «трепетать», у В. Брюсова - к слову колебаться. М. Лермонтов здесь ближе к И. Гёте, у них тоньше передано состояние природы. Сопоставим " die Vogelein " у И.Гёте и " птицы " у В.Брюсова. У И.Гёте - ласкательная форма, у переводчика - нет. И его последние строки звучат как грозное предупреждение: " Уснёшь и ты ". И этот сон похож на смерть.

Покой у М. Лермонтова не эквивалентен смерти. Это уход от суеты в мир гармонии, освобождение от земных страстей, приобщение к вечности. У М.Лермонтова - космичность в стихотворении, взгляд от глобального к малому: вершины - долины - дорога - листы. Покой не в отдельно взятом месте - гармония во всём мире. И человек - часть этого мира. Образ дороги связан с образом странника и мира, в котором странник найдёт успокоение.

М. Лермонтов, так далеко ушедший от Гёте внешне (стихотворение Иоганна Гёте написано дольником. Михаил Лермонтов отступает от оригинала, он использует трёхстопный хорей), сохранил и передал главное в его философской миниатюре. Лермонтовские «Горные вершины» остались в истории русской поэзии наиболее близкими духу гётевского стихотворения. Я предполагаю, что за гётевским лиризмом Лермонтов уловил глубину философского раздумья. У И. Гёте и у М. Лермонтова человек находится наедине с природой. Духовное единство человека и природы показано как погружение человека в целительное спокойствие природы, как приют для утомлённого. У И. Гёте и у М. Лермонтова - гармония человека с миром. У поэтов XX века(В. Брюсова и И. Анненского) - горькое ощущение отторженности человека от спокойствия природы, враждебно-равнодушной к человеку в роковое мгновенье его жизни.

У И. Гёте и у М. Лермонтова пейзаж окрашен личным восприятием человека, его присутствие очеловечивает пейзаж. У И. Гёте само название стихотворения указывает на то, что это песнь странника, что восприятие мира передано лирическому персонажу, что это "ролевое" стихотворение. У В. Брюсова и И. Анненского перевод более бесстрастный, авторский.

У И. Гёте и у М. Лермонтова - простота и естественность песни, у В. Брюсова и И. Анненского - книжный стих, литературный, культивированный.

Недаром именно лермонтовские «Горные вершины» вошли в песенники, и фольклористы записывали их в народном исполнении.

Проведя анализ стихотворения и его переводов, я выяснила, что художественные переводы могут отчасти поменять смысл стихотворения. Каждый поэт понимал это произведение по-своему и переводил его, исходя из своего личного восприятия стихотворения И. Гёте. По моему мнению, перевод В. Брюсова и И. Анненского несколько суховат, и только М. Лермонтов сумел передать лиризм стихотворения И. Гёте «Песнь одинокого странника».

Я разделяю мнение С. Финкеля, что «субъективная окраска в переводе В.Брюсова проявляется в меньшей степени». С другим замечанием С. Финкеля по поводу перевода В. Брюсова я позволю себе не согласиться. С. Финкель писал: «Совершенно очевидно, что с точки зрения лексико-семантический перевод Брюсова и по содержанию, и по эмоциональному тону наилучший». Содержание стихотворения развивается у И. Гёте как бы по спирали, ведущей от природы к человеку, что выражено в четырех предложениях, так же как и у М. Лермонтова (Вершины - долины - дорога - листы), но не у В. Брюсова. Несмотря на то, что перевод Лермонтова, может быть, далёк от оригинала, допускаю, что первые шесть строчек действительно субъективны и отклоняются от оригинала, но они сохраняют гётевский философско-поэтический подтекст.

Именно поэтому перевод М. Лермонтова стал пользоваться большой популярностью и выдержал проверку временем.

В результате сравнительного анализа исследуемых переводов были сделаны следующие выводы:

Очевидно, что при переводе поэт-переводчик имеет право:

- заменить один художественный прием другим, производящим равный эффект

- чем-то пожертвовать, опустить какие-либо детали

- иногда ослабить или усилить высказывание

- перестроить предложение в соответствии с синтаксисом русского языка

- если синтаксис вынуждает переводчика опустить какой-то элемент, имеющий важное значение в оригинале, то нужно найти замену и чем-то возместить его

- объединять или разделять предложения, где этого требует синтаксис русского языка и его логика.

Глава 2. “My soul is dark”: история создания оригинала

Тема стихотворения Дж. Байрона “My soul is dark” из цикла “Еврейские мелодии” (обращение царя Саула к Давиду) заимствована из Библии. В первой “Книге царств” в 16 главе (стихи 14 – 23) рассказывается о том, как израильского царя Саула стал мучить злой дух (“А от Саула отступил Дух Господень и возмущал его злой дух”). В мучительном своем состоянии царь находил облегчение и успокоение, лишь слушая музыку, и потому он распорядился, чтобы привели к нему музыканта, особо искусного в игре на гуслях (по другим переводам – арфе). Им оказался Давид; так юный пастух попал в царский дворец. Святым Духом дана была Давиду способность отгонять своей игрой злого духа от царя, “…и отраднее и лучше становилось Саулу, и дух злой отступал от него”.

14 А от Саула отступил Дух Господень, и возмущал его злой дух от Господа.

15 И сказали слуги Сауловы ему: вот, злой дух от Бога возмущает тебя;

16 пусть господин наш прикажет слугам своим, [которые] пред тобою, поискать человека, искусного в игре на гуслях, и когда придёт на тебя злой дух от Бога, то он, играя рукою своею, будет успокаивать тебя.

17 И отвечал Саул слугам своим: найдите мне человека, хорошо играющего, и представьте его ко мне.

18 Тогда один из слуг его сказал: вот, я видел у Иессея Вифлеемлянина сына, умеющего играть, человека храброго и воинственного, и разумного в речах и видного собою, и Господь с ним.

19 И послал Саул вестников к Иессею и сказал: пошли ко мне Давида, сына твоего, который при стаде.

20 И взял Иессей осла с хлебом и мех с вином и одного козлёнка, и послал с Давидом, сыном своим, к Саулу.

21 И пришёл Давид к Саулу и служил пред ним, и очень понравился ему и сделался его оруженосцем.

22 И послал Саул сказать Иессею: пусть Давид служит при мне, ибо он снискал благоволение в глазах моих.

23 И когда дух от Бога бывал на Сауле, то Давид, взяв гусли, играл, – и отраднее и лучше становилось Саулу, и дух злой отступал от него. [1]

У Байрона в стихотворении “My soul is dark” этот незатейливый сюжет обретает огромную зловещую силу, превращаясь в излияние тоски, отчаяния, страстной жажды исцеления.

Глава 3. Анализ формы: строфическое построение и размер стихотворений

Переводчики не часто воспроизводят интонационную и ритмико-мелодическую структуру оригинала. Байроновское стихотворение написано четырехстопный ямбом со сплошными мужскими рифмами.

Рассмотрим перевод Гнедича. Первое, что обращает на себя внимание, это резкое изменение ритмомелодики стиха. Байроновский четырехстопный ямб со сплошными мужскими рифмами Гнедич заменил четырехстопным амфибрахием с мужской рифмовкой в нечетных стихах и женской в четных.

Строфическое построение иное: каждое восьмистишье разбито на четыре четверостишья. Мы не можем точно сказать, чем эти замены были вызваны. Возможно, Гнедич сознательно отказался от четырехстопного ямба, поскольку в те времена он воспринимался как суровый и мрачный[2], а это противоречило его интерпретации данного стихотворения. В результате четкий ритм оригинала превратился в элегический. При этом увеличился объем перевода. Приведем цифры:

Увеличив вместимость перевода, Гнедичу удалось сохранить то же количество знаменательных слов, что в оригинале.

В отличие от Н.И. Гнедича, П.А. Козлов стремился приблизиться к размеру подлинника, сохранив четырехстопный ямб, заменив в нечетных стихах мужские рифмы на женские.

Это увеличило количество слогов. Если в оригинале 77 знаменательных слов, то в переводе их только 61. Данное обстоятельство требовало от переводчика тщательного отбора того, что необходимо сохранить, а от чего можно было отказаться.

Перевод М.Ю. Лермонтова, как и оригинал, построен в форме восьмистиший. Анализируя структурные особенности, мы видим, что Лермонтов не сохранил размер стихотворения. Лермонтов чередует шестистопный ямб с мужскими окончаниями в нечетных стихах и четырехстопный ямб с женскими окончаниями в четных стихах (в стихе втором первой строфы не четыре стопы, а три с цезурой).

«Стремительность и отрывистость речи подлинника, создаваемая большим количеством коротких, преимущественно односложных слов, сменяется в переводе иным течением речи, то замедленной, то убыстренной и состоящей из более длинных и весомых словесных групп» ^[3]:

Перевод Лермонтова выделяется своей емкостью.

Глава 4. Поэтический язык: выразительные средства

4.1 Стихотворение Дж.Г. Байрона «Mysoulisdark»

My soul is dark - Oh! quickly string

The harp I yet can brook to hear;

And let thy gentle fingers fling

Its melting murmurs o'er mine ear.

If in this heart a hope be dear,

That sound shall charm it forth again:

If in these eyes there lurk a tear,

'Twill flow, and cease to burn my brain.

But bid the strain be wild and deep,

Nor let thy notes of joy be first:

I tell thee, minstrel, I must weep,

Or else this heavy heart will burst;

For it hath been by sorrow nursed,

And ached in sleepless silence, long;

And now 'tis doomed to know the worst,

And break at once - or yield to song.[4]

Вданномстихотворениивстречаютсяэпитеты: quickly string, gentle fingers, melting murmurs, in this heart a hope be dear, notes of joy, sleepless silence, ‘tis (heart) doomed to know the worst … break at once … yield to song.

Такжездесьнайденыметафоры: my soul is dark, … fling it’s melting murmurs o’er mine ear, that sound shall charm it (heart) it forth again, lurk a tear, burn my brain, strain be wild and deep, this heavy heart, will burst, it … sorrow nursed.

В 14, 15 и 16 строках обнаружена анафора:

And ached in sleepless silence, long;
And now 'tis doomed to know the worst,
And break at once - or yield to song.

Встихотворениичеткоотмечаетсяградация: sorrow nursed, ached, doomed to know the worst, break.

Установленаантитеза: And break at once – or yield to song.

В 5 и 7 строчках автор употребляет параллелизм:

If in this heart a hope be dear…

If in these eyes there lurk a tear

Английскому языку характерен строгий порядок слов в предложениях, однако, в стихотворении Байрона «Mysoulisdark» найдена инверсия:Oh!Quickly string The harp I yet can brook to hear.