Говард Лавкрафт. Сны ужаса и смерти

Читайте также:

----------------------------------------------------------------------- Журнал "Икар", 1992, N 3. Пер. - И.Чебартынов. OCR & spellcheck by HarryFan, 29 August 2000 ----------------------------------------------------------------------- Грезилось ночью Барону немало жутких страстей: Ведьмы и демоны, сонмы гигантских могильных червей. Черное воинство снилось Барону недаром, Мучило, мучило это его бесконечным кошмаром. Китс Несчастен тот, кому при воспоминаниях о детстве приходят на ум толькострахи и печаль. Несчастен тот, кому вспоминаются только проведенные водиночестве долгие часы в громадном мрачном зале с коричневыми портьерамии сводящими с ума длинными рядами старинных книг, кому снова и сновамерещатся бесконечные страшные сумерки в роще гигантских, причудливых,увитых виноградными лозами деревьев с их молчаливо скрученными в вышиневетвями. Такой судьбой наделили меня боги - меня, ошеломленного,разочарованного, опустошенного и разбитого. Но я довольствуюсь тем, чтоимею, и отчаянно цепляюсь даже за эти скудные воспоминания в те мгновения,когда мысли мои внезапно устремляются вовне - к _другому_. Я ничего толком не знаю о том месте, где я родился. Знаю только, чтозамок был невероятно старым и ужасным, с темными переходами, высокимипотолками, где глаз натыкался только на паутину и тени. Камни в ветхихкоридорах всегда казались мне отвратительно влажными, и меня постояннопреследовал тошнотворный запах - словно здесь гнили трупы бесчисленныхдавно умерших поколений. В замке всегда царил полумрак и я, время отвремени, чтобы испытать хоть какое-то облегчение, зажигал свечи ипристально смотрел на них. Ни за одной дверью нельзя было увидеть солнца,потому что суровые гигантские деревья намного возвышались над самойвысокой из доступных мне башен. Только одна единственная черная башняподнималась над деревьями и уходила в неизвестное и непонятное мне небо,но она была уже полуразрушена и невозможно было подняться на ее верх,разве что невообразимым образом вскарабкаться по отвесной стене, цепляясьза камни. Я, должно быть, прожил годы в этом месте, хотя и не могу точноопределить сколько. Наверное обо мне кто-то заботился, но я не помнюникого, кроме себя, ни одного живого существа, кроме бесшумных крыс,летучих мышей и пауков. Я полагаю, что тот, кто присматривал за мной, былневероятно стар, потому что мое первое воспоминание о ком-то живом рисуетмне кого-то похожего на меня, но разбитого и ветхого, как сам замок. Дляменя не было ничего гротескного в тех костях и скелетах, что былиразбросаны в склепах глубоко под основанием замка. Я, фантазируя, связывалэти предметы с каждодневными событиями и находил их вполне естественными,даже более естественными, чем цветные картинки с изображениями живыхсуществ, которые я обнаруживал в многочисленных заплесневелых книгах. Изэтих книг я узнал все, что знаю теперь. Ни один учитель не понуждал и ненаставлял меня, и я не помню, чтобы слышал когда-нибудь человеческий голосза все эти долгие годы. Даже свой собственный голос мне был незнаком,потому что хотя я и читал в книгах о разговорах, но никогда сам непробовал говорить вслух. Точно так же я не представлял себе своейвнешности, потому что в замке не было ни одного зеркала, и я инстинктивносчитал себя сродни тем юношам, чьи нарисованные и раскрашенные фигуркипопадались мне на рисунках в книгах, Я ощущал себя молодым, потому чтознал мало и почти ничего не помнил. Выбравшись из замка за гнилым рвом,под темными безмолвными деревьями, я часто лежал, часами мечтая опрочитанном в книгах и страстно воображая себя среди пестрой толпы всолнечном мире за этими бесконечными лесами. Однажды я попробовалвыбраться из этого места, но чем дальше в лес я углублялся, тем большесгущались тени и тем больше воздух вокруг наполнялся тягостным страхом, и,наконец, в исступлении я бросился бежать назад, к замку, боясь заблудитьсяв лабиринтах ночного безмолвия. Так долгими, казавшимися бесконечными сумерками, я мечтал и ждал, хотяи не знал, чего я жду. Потом в полумраке и одиночестве моя жажда светасделалась такой неудержимой, что я не мог больше оставаться там и протянулмолящие руки к единственной высокой черной башне, которая поднималась надлесом и уходила в полное неизвестности небо. И, наконец, несмотря наугрозу сорваться, я решил взобраться на башню, потому что лучше быловзглянуть на небо и погибнуть, чем прожить всю жизнь в сумерках, так и неувидев ни разу дневного света. Погода стояла сырая, я поднялся по стертым древним каменным ступеням доуровня, где они кончались, а дальше, ежесекундно рискуя упасть, сталкарабкаться вверх, цепляясь за мельчайшие выступы. Страшным и грознымказался мне этот мертвый каменный цилиндр без ступеней, черный,разваленный и заброшенный, полный взбудораженных летучих мышей сбесшумными крыльями. Но еще более страшной и грозной казалась мнезамедленность моего продвижения: я карабкался уже из последних сил, а тьмавсе не рассеивалась и вокруг по-прежнему царил холод, подобный холодудревних могил. Я содрогался всякий раз, когда пытался понять, почему ещене видно солнце, и каждый раз, когда отваживался взглянуть вниз. Я вдругвообразил, что уже настала ночь и тщетно ощупывал свободной рукой стены впоисках оконного проема, в который я мог бы заглянуть и посмотреть вверх,даже не в силах оценить высоту, которой смог достичь. Внезапно, после бесконечно долгого и страшного карабканья во тьме этойвогнутой кошмарной пропасти, я почувствовал, что моя голова уперлась вочто-то твердое, и понял, что наконец добрался до потолка или, по крайнеймере, до перекрытия. Протянув в темноту свободную руку, я ощупал преградуи обнаружил, что она каменная и недвижимая. Потом я пробирался вокругбашни, цепляясь за любые выступы в слизистых стенах до тех пор, пока моярука не ощутила, что эта преграда на моем пути наверх чуть подалась. Тогдая уперся в плиту (или люк?) головой, используя обе руки, чтобы поднять ее.Там, наверху, тоже не оказалось света, и когда мои руки откинули этупоследнюю преграду, я сообразил, что мой путь окончен, потому что плитаоказалась обычным люком, ведущим на горизонтальную каменную поверхностьдаже большей окружности, чем основание башни. Несомненно, это был полкакой-то высокой и просторной наблюдательной камеры. Я осторожно вполз внее, стараясь при этом не дать тяжелой плите упасть на свое место, преждечем я выберусь, но в последний момент она все-таки выскользнула из моихрук и захлопнулась. Когда я, измученный, лежал неподвижно на полу, тослышал жуткое эхо ее падения, и все же в душе надеялся, что когдавозникнет необходимость, я снова сумею открыть люк. Убежденный, что теперь я нахожусь на достаточной высоте над проклятымивсе закрывающими ветвями деревьев, я поднялся с пола и стал искать окно,надеясь наконец-то, впервые в жизни, взглянуть на небо, луну и звезды, окоторых я столько читал. Но меня ждало горькое разочарование, я повсюдунатыкался только на громадные мраморные выступы, на которых размещалисьотвратительные продолговатые ящики разных размеров. Все больше язадумывался над обнаруженным и изумлялся древним тайнам, которые хранилисьмногие века здесь, в этих верхних, отрезанных от жилых помещений замкаапартаментах. Затем неожиданно мои руки нащупали портал с каменной дверью,украшенной какой-то глубокой резьбой. Дверь оказалась закрытой, но,собравшись с силами, я преодолел сопротивление и опрокинул ее внутрь. Кактолько мне удалось это сделать, меня захлестнула волна неописуемоговосторга, какого мне никогда не приходилось испытывать ранее: через богатоорнаментированную железную решетку, освещая каменный свод с несколькимиступенями, поднимающимися от только что открытой мною двери, сияласпокойная полная луна, которую я до этого видел разве что во сне или всмутных видениях, которые я даже не осмеливаюсь назвать воспоминаниями. Вообразив, что я достиг наконец наивысшей точки замка, я сделалнесколько поспешных шагов по ступеням, но споткнулся и замер, когда лунавнезапно зашла за тучу и оставила меня в кромешной тьме. Я сталпродвигаться осторожнее. По-прежнему было очень темно, когда я наконецдобрался до решетки. Осторожно ощупав ее руками я обнаружил, что она незаперта, но не стал сразу открывать ее, опасаясь упасть с огромной высоты,на которую взобрался. А потом вышла луна. Я испытал неописуемое, какое-тодьявольское потрясение, абсолютно неожиданное и гротескно невероятное. Мнене с чем было сравнить то ужасное воздействие на мои нервы, котороепроизвела увиденная картина странных чудес открывшегося мне вида.Представшее передо мной зрелище оказалось настолько же простым, насколькои поразительным, потому что вместо головокружительной перспективы верхушекдеревьев вокруг меня на уровне железной решетки простиралась всего лишь...ТВЕРДАЯ ЗЕМЛЯ, украшенная мраморными плитами и колоннами и затененнаядревней каменной церковью с призрачно сверкающим в лунном светеполуразрушенным шпилем. Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я открыл решетку и шагнул набелесый гравий дорожки, проходившей под окном. Мой разум, оглушенныйувиденным и находившийся в смятении, все еще безумно жаждал света, и дажеоткрывшееся фантастическое диво не могло насытить эту жажду. Я не знал ине задумывался над тем, не являются ли мои переживания приступом безумия,сном, или вызваны магией, и просто решил любой ценой продолжитьрассматривать открывшееся великолепие ярких картин. Я не знал кто я иличто я такое, и что мне видится вокруг, хотя когда я, пошатываясь, шел погравию, в моем сознании пробудились некоторые пугающие воспоминания,сделавшие мое продвижение по дорожке не совсем случайным. Пройдя подаркой, я выбрался с участка, занятого плитами и колоннами и побрел дальшепо открытой местности, иногда придерживаясь едва видимой дороги, а поройсходя с нее и пробираясь лугами. Один раз я переплыл бурную речку околоразрушенной, заросшей мхом кирпичной кладки, говорившей о давно ужеисчезнувшем мосте. Должно быть прошло не менее двух часов, прежде чем я достиг того, что,казалось, могло стать целью моего путешествия - древнего, увитого плюшемзамка в густо заросшем деревьями парке, безумно мне знакомого, иодновременно полного приводящих в недоумение странностей. Я видел, что ровздесь наполнен водой, а некоторые хорошо знакомые мне башни почему-торазрушены, в то время как возникли какие-то новые пристройки. С огромной радостью я обнаружил сияющие ярким светом открытые окна, изкоторых доносились звуки веселой пирушки. Подойдя к одному из окон, язаглянул внутрь и увидел весьма странно одетую компанию людей, которые,смеясь и шутя, переговаривались друг с другом. Я никогда раньше не слышалчеловеческой речи и поэтому только смутно мог догадываться о чем ониговорят. Некоторые лица казалось будили во мне какие-то невероятно далекиевоспоминания, но большинство было совершенно незнакомо. Тогда я перешагнул через низкий подоконник в блистающий огнями зал и,переступая его, я шагнул из моей чистой и светлой надежды к мрачнейшимконвульсиям отчаяния. Кошмару начался сразу после моего появления. Кактолько я оказался внутри зала, мирная пирушка мгновенно превратилась в рядужасающих сцен. На всю компанию словно обрушилась волна внезапного инепредсказуемого страха чудовищной интенсивности, исказившая все лица иисторгшая почти из каждого горла жуткие вопли. Началось всеобщее бегство,среди криков и паники многие падали в обморок, их подхватывали и тащилиболее крепкие, хоть и обезумевшие компаньоны. Другие, закрыв глаза руками,слепо и неуклюже мотались в поисках выхода, опрокидывая мебель и без концанатыкаясь на стены, прежде чем им удавалось добраться до одной из дверей. Вопли были настолько пронзительными, что я, оказавшись в одиночестве вблистающих апартаментах и прислушиваясь к затихающему вдали эху,содрогнулся от мысли, что где-то рядом скрывается что-то невидимое иужасное, При беглом осмотре зал показался мне совершенно пустым, но когдая двинулся к одной из ниш, мне почудилось чье-то присутствие там -обозначился намек на движение за позолоченной аркой дверного проема,ведущего в соседний, но чем-то похожий на первый, зал. Приближаясь к арке,я заметил, что там происходит отчетливое встречное движение. И вдруг, спервым и последним звуком, который я когда-либо издавал, с тем страшнымвоем, что потряс меня почти так же, как и его мерзкая причина - я увидел вневероятно четкой и ужасающей яркости непостижимое, неописуемое инемыслимое чудовище, которое одним своим видом превратило веселую пирующуюкомпанию в толпу исступленных обезумевших беглецов. Я не могу даже приблизительно описать его, хотя бы намекнуть на что онопоходило, потому что оно было воплощением всего нечистого,противоестественного, нежеланного, ненормального и отвратительного. Онобыло вампирической тенью гниения, дряхлости и распада, разлагающимсявлажным идолом патологических откровений, страшной непристойностью,которую должна скрывать милосердная земля. Бог знает, было ли оно не отмира сего - или нет, но, к моему ужасу, я разглядел в его изъеденном, собнаженными костями абрисе проглядывающую отвратительную пародию начеловеческий облик, а его разорванная, покрытая плесенью одежда еще болееусилила ледяной озноб моего кошмара. Я был почти парализован, но все-таки предпринял слабую попытку бежать,сделав нерешительный шаг назад, но это, однако, не ослабило чар, в которыхдержало меня неведомое молчащее чудовище. Мои глаза были завороженыжуткими, вперившимися в них остекленевшими глазищами урода и отказывалисьзакрыться, хотя милосердно затуманились, и после первого шока я сталвидеть грозного монстра не очень ясно. Я попробовал поднять руку, чтобыприкрыть глаза, но мои нервы были настолько ошеломлены, что рука совсем неподчинилась моей воле. Этой попытки, однако, оказалось достаточно, чтобынарушить равновесие, в котором находилось мое тело и чтобы не упасть, япошатнувшись шагнул вперед. Делая это, я внезапно и отчаянно осознал_близость_ гниющего существа, чье отвратительное глухое дыхание я,казалось, уже ощущал. Полуобезумев, я все-таки нашел в себе силы вытянутьвперед руку, чтобы оттолкнуть зловонный призрак, придвинувшийся такблизко, и, в катастрофический миг космического кошмара и адскогокатаклизма, _мои пальцы коснулись протянутой из-за позолоченной аркислизистой лапы_. Я не закричал, но вместо меня завопили все дьявольские вампиры,кружащиеся в ночных ветрах, когда в этот миг на мой разум обрушиласьсокрушающая лавина просыпающейся убийственной памяти. В этот миг явспомнил все, я унесся далеко за страшный замок и окружающие его деревья,я узнал изменившееся здание в котором теперь стоял, и, самое ужасное,отдернув запачканные пальцы, я узнал это вглядывающееся в меняомерзительное чудовище. Но в космосе существует бальзам от любых потрясений и горечи и этотбальзам - забвение. В тот миг наивысшего ужаса я забыл то, что тольконедавно напугало меня, и порыв черной памяти исчез в хаосе вторгшихсяобразов. Как во сне я бросился вон из этого призрачного проклятого дома имягко и бесшумно помчался в лунном свете назад. Возвратившись на церковныйдвор к мраморным плитам, я спустился по ступеням в свой склеп, нообнаружил, что тяжелую крышку каменного люка я не могу сдвинуть. Тем неменее я не опечалился, потому что ненавидел тот старинный замок и нависшиенад ним деревья. Теперь я кружусь вместе с насмешливыми и дружелюбными вампирами вночных ветрах, а днем играю среди катакомб Ненхем-Ка, в скрытой инеизвестной долине Хадет на Ниле, Я теперь знаю, что свет не для меня,кроме света луны над каменными гробницами Геба, не для меня и веселье,кроме безвестных празднеств Нитокрис среди Великих Пирамид, но в своейновой дикости и свободе я почти смирился с горечью изгнанника. Потому что, хотя забвение и успокоило меня, я всегда помню, что я -посторонний, чужой и в этом столетии и среди тех, кто еще являетсячеловеком. Это я знаю с того момента, когда протянул свои пальцы кчудовищу внутри большой позолоченной рамы, протянул свои пальцы и коснулся_холодной и твердой поверхности полированного стекла_.

Говард Лавкрафт. Сны ужаса и смерти

--------------------------------------------------------------- © Copyright перевод Thary (thrary@hotmail.com) Origin: Тексты Лавкрафта на http://literature.gothic.ru/classic/prose/lavcraft/--------------------------------------------------------------- Вновь поведаю - не знаю я, что стало с Харлеем Вареном, хотьдумаю,- почти надеюсь, что пребывает он ныне в мирном забвении,если там существует столь благословенная вещь. Истинно, в течениипяти лет я был его ближайшим другом, и даже разделил с нимисследования неизведаного. Я не стану отрицать (нашелсясвидетель, пусть слабый и ненадежный - моя память) похода к пикуГаинсвиль, на дороге к Большому Кипарисовому Болоту, тойотвратительной ночью, в полдвенадцатого. Электрические фонари,лопаты, катушка провода, что мы несли - лишь декорации комерзительной сцене, сожженой моей поколебавшейся памятью. Нозатем, я должен настоять, что не утаил ничего, что следовало бысказать, о том почему меня нашли следующим утром на краю болотаодинокого и потрясенного. Утверждаете - ни на болоте ни рядом небыло ничего, что могло бы вселить страх. Я соглашусь, но добавлю,оно было вне - я видел. Видение, кошмар, должно быть это быловидение, либо же кошмар - я надеюсь - все же лишь это сохранилмой разум о тех отвратительных часах, когда мы лишилисьчеловеческого надзора. И почему Харлей Варрен не вернулся, он,либо его тень, либо некая безымянная вещь, которую я бы даже нерискнул описать, лишь сам он может поведать. Говорю я, мне было известно, о изучении сверхъестественногоХарлеем Вареном, и до некоторой степени я помогал ему. В егообширной коллекции странных, редких книг о запретном, я прочелвсе на языках которыми владел, но как мало их. Большинство книг,я полагаю, было на арабском, а книга злодея-предателя,приобретенная последней, и которую он всегда носил в кармане,вовсе написана письменами подобных которым я не видал. Варенникогда не говорил, что было в ней. О его исследованиях, надо липовториться, - теперь я не знаю, что он искал. И не слишком лиэто милосердно ко мне, я не заслужил такого, учитывая нашиужасные занятия, в которых я участвовал скорее под его влиянием,чем в силу действительной склонности. Варен всегда подавлял меня,а временами я боялся его. Помню, содрогался, ночью перед ужаснымпоходом, когда он расказал свою теорию, что некоторые трупыникогда не распадаются, но остаются крепкими в своих могилахтысячи лет. Но я не боюсь его теперь, подозреваю, он познал ужасынедоступные моему жалкому разуму. Теперь я боюсь за него. Вновь повторюсь, теперь я не знаю наших намерений той ночью.Конечно, книга которую Варрен нес с собой - та древная книга снепонятными символами, попавшая к нему из Индии месяц назад,должна была как-то использоваться - но клянусь я не знаю, что мыожидали найти. Свидетель утверждает, что видел нас вполдвенадцатого на пике Гайнсвиль, по дороге к БольшомуКипарисовому Болоту. Возможно это верно, но моя память ненадежныйсвидетель. Все размыто и в моей душе осталась лишь единственнаякартина, что могла существовать лишь много познее полуночи -полумесяц изнуренной луны застыл высоко в облачном небе. Наша цель - древнее кладбище, столь древнее, что я дрожалпри многочисленных знаках незапамятных лет. Кладбище в глубокой,сырой лощине, заросшей редкой травой, мхом и вьющимисястелющимися сорняками, заполненной зловонием, которое моепраздное воображение абсурдно связало с выветренными камнями. Повсякому, знаки запустения и ветхости были везде, и замечаниеВарена, что мы первые живые создания вторгнувшиеся в смертельнуютишину веков, показалось мне правдой. Над оправой долин, бледный,изнуренный полумесяц выглядывал сквозь нездоровые испарения,казалось, исходивших из катакомб, и в его слабых, нерешительныхлучах я едва мог разглядеть отталкиваюшие массивы античных плит,урн, кенотафий и фасадов мавзолеев, разрушающиеся, поросшие мхом,съеденые влажностью и частично скрытые под грубым богатствомнездоровой растительности. Первое яркое впечатление в этом ужасном некрополисе - Вареностановился перед наполовину разрушенной могилой и бросил наземлю вещи. Тогда я заметил у себя электрический фонарь и двелопаты, а у компаньона кроме фонаря еще и переносной телефонныйаппарат. Мы не проронили ни слова,- место и цели казались ясны, ибез малейшей задержки схватились за лопаты, и стали расчищатьтраву, сорняки, снимая землю с плоского, архаического погребения.Когда мы полностью расчистили погребение, состоявшее из трехогромных гранитных плит, я отступили назад, чтобы рассмотретьлучше, а Варен казалось занялся умственными расчетами. Затем онповернулся к могиле и используя лопату как рычаг попыталсязаглянуть под плиту, находящуюся ближе всего к каменнымразвалинам, которые должно быть когда-то были памятником. Он непреуспел и направился ко мне за помощью. Вместе мы расшаталикамень, а затем и перевернули его. Отодвинув плиту мы обнаружили черный провал, из которогохлынули миазмы испарений, столь тошнотворные, что мы отпрянули вужасе. Но через некоторое время, мы приблизились к яме вновь инашли, что испарения менее тошнотворны. Фонари показали сырыестены и каменные ступени, на которые капала отвратительнаямерзость внутренней земли. И тогда впервые моя память сохранилапроизнесенное вслух: Варен, обратился ко мне низким тенором,слишком невозмутимым для ужасающего окружения. "Извини, я должен просить тебя, остаться на поверхности, -сказал он, - но будет преступлением, позволить кому бы ни было состоль слабыми нервами спуститься вниз. Ты не можешь представить,хоть и читал, да и я тебе рассказывал, то что я увижу и сделаю.Это дьявольская работа, Картер, я беспокоюсь, сможет ли человекне обладающий чувствительностью дредноута лишь взглянув на то,вернуться живым и нормальным. Я не хочу оскорбить тебя, и лишьнебеса знают как я был бы рад захватить тебя с собой, ноответственность на мне,- я не могу тащить комок нервов (а ты иесть комок нервов) вниз к возможной смерти и безумию. Говорютебе, ты не можешь представить на что это действительно похоже!Но клянусь сообщать по телефону о каждом своем шаге - у меняхватит провода до центра земли и обратно." Я еще слышу, в памяти, те холодно произнесенные слова, и ещемогу вспомнить свои протесты. Кажется, я отчаяно волновался ипытался убедить друга позволить сопровождать его в те могильныеглубины, но тот оказался тверд. Он даже пригрозил, отказаться отспуска вовсе, если я продолжу наставивать, и угроза подействала -лишь он знал, что делать дальше. Это я еще помню, хоть больше незнаю, что мы искали. Я уступил, а Варен стравил провод и началсобирать оборудование. По его кивку я взял аппарат и сел настарую, обесцвеченную могильную плиту рядом с недавно раскрытымотверстием. Затем он пожал мою руку, взвалил на плечи катушкупровода и исчез склепе. Еще с минуту я видел отсветы его фонаря, и слышал шелестпровода падающего за ним, но свет внезапно исчез, как если бы былпройден поворот каменной лестницы, а звук умер почти также скоро.Я был одинок, и все же привязан к неизвестным глубинам волшебнойнитью, чья изолированная поверхность лежала под воставшими лучамиизнуренного серпа луны. В свете фонаря я постоянно сверялся с часами, с лихорадочнымбеспокойством вслушиваясь в телефоную трубку, но более четвертичаса не слышал ничего. Затем из телефона раздался слабый треск ия позвал друга тревожным голосом. Я был полон предчувствий,однако к словам произнесеным из того странного обиталища, намногоболее встревожено, чем когда либо ранее я слышал от Варена, небыл готов. Он, кто так спокойно оставил меня недавно наверху,теперь звал снизу дрожашим шопотом более зловещим чем самымгромкий вопль. "Боже! Если бы мог видеть что я вижу!" Я не мог говорить. Безмолвно я мог только ждать. Тогдаиспуганные звуки раздались вновь: "Картер, это ужасно-чудовищно-невероятно!" В этот раз голос не подвел меня, и я вылил в передатчикнаводнение переполняемых меня вопросов. Испугано, я повторял,"Варен, что там? Что там?" Еще раз раздался голос моего друга, хриплого от страха, иразбавленного привкусом отчаяния. "Я могу сказать тебе, Картер! Это вне человеческого сознания- я не смею тебе сказать - человек не может узнать это и выжить.Великий Боже! Я не когда не думал о таком!" Вновь немота спасла меня от безмолвного потока дрожашихвопросов. А затем раздался голос Варена в диком успуге. "Картер! ради любви к господу, верни плиту на место иубирайся как только можешь! - бросай все что ты делаешь снаружи иуноси ноги - твой единственный шанс! Делай что тебе говорят, и непроси объяснений!" Я слышал, но был способен лишь повторять свои испуганныевопросы. Вокруг меня были могилы, темнота и тени; подо мною,некая опасность за пределами человеческого разума. Но друг мойбыл в большей опасности чем я, и сквозь страх, чувствовалопределенное негодование, что он должно быть считает меняспособным бростить его сейчас. Еще щелчок и после паузы жалкийкрик Варена. "Уничтожь его! Ради господа, положи плиту на место иуничтожь его, Картер!" Голос компаньона освободил меня от паралича. "Варен,подбодрись! Я спускаюсь!" И в ответ крик отчаяния. "Нет! Ты не понимаешь! Слишком поздно - моя ошибка. Задвиньплиту на место и беги - ничего иного ты или кто-либо другой и неможет сделать." Голос изменился вновь, становясь тише и обретая безнадежноесмирение: "Быстрей - прежде чем станет слишком поздно." Я пытался не слушать его, пытался прорваться сквозь паралич,сковавший меня, и броситься вниз напомощь. Но его следующие словазастали меня все еще неподвижным в цепях абсолютного ужаса. "Картер торопись! Это бесполезно - ты должен идти - лучшеодин чем два - плита - " Пауза, щелчки, слабый голос Варена: "Уже почти - не будь упорен - скрой эти проклятые ступени ибеги ради собственной жизни - ты теряешь время - пока, Картер -мы не увидимся больше." Здесь шопот Варена раздулся в крик; крик постепенно дорос довопля преисполненного ужасами веков - "Проклинаю адовы создания - легионы - мой бог! Бей! Бей!БЕЙ!" После - тишина. Я не знал сколько нескончаемых вечностейсидел ошеломленным; шопот, бормотание, крики в телефоне. Вновь ивновь сквозь вечности в которых я шептал, бормотал, кричал ивскрикивал, "Варен, Варен! Ответь мне - ты там?" А за тем я очнулся коронованый ужасом невероятным,невообразимым, почти необъяснимым. Я говорил, что вечность,казалось прошла после крика Варена, визжащего последнеепредупреждение, и лишь мой собственный крик разбил отвратительнуютишину. Но после, в трубке раздались щелчки и я прислушался.Вновь я позвал в провал: "Варен, ты там?" и ответ принеспомрачение разуму. Я не пытаюсь, джентльмены, объяснить ту вещь -тот голос - ни рискуть описать в деталях, - первые слова удалилимое сознание и ввергли в мысленную пустоту длившуюся допробуждения в больнице. Я должен сказать - голос был низкий,пустынный, студенистый, отдаленный, таинственный, жестокий,лишенный человеческой оболочки? Что я должен сказать? Я слышалего, и знаю при этом про него ничего - поскольку слышал его сидяокаменевшим на неизвестном кладбище в пустоте, среди понижающихсямелодий, падающих могил, рядов растительности и паров миазма -слышал хорошо из самых глубин этих заслуживающих осужденияразрытых могил, где я наблюдал бесформеный, могильный танец тенейпод проклятой изнуренной луной. И вот что оно сказало: "Ты идиот, Варен - МЕРТВ!"

Дата добавления: 2014-12-18; просмотров: 105 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав

<== предыдущая лекция	\|	следующая лекция ==>
Говард Лавкрафт. Чужой	\|	Лабораторная работа 1. Обозначение границ моделируемой системы.

lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2025 год. (0.01 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав