Читайте также:
|
На протяжении полугода.
Я
Сижу в единственном кресле в комнате.
Смотрю на огонь.
Одна. Почти всегда одна.
Мне двадцать девять, хотя выгляжу гораздо старше.
Не так давно переехала в этот город, изначально казавшийся таким людным и гостеприимным, но на деле я привезла свою безысходность с собой.
Работаю каждый день без выходных с утра до ночи на фабрике - постоянно открываю-закрываю какие-то заслонки и что-то перетаскиваю куда-то. Это само по себе тяжело, а я ещё и беременна.
Семьи у меня нет, живу одна на съёмной квартире, которую мне любезно предоставил Он.
Как и о любой жизни, об этой можно рассказывать неприлично долго. О душащей нищете, с терпением матери поджидающей меня вновь каждое утро, о том, как холодно даже в жару, о многочисленных болезнях, о некачественной редкой еде. Это всё – бич низшего класса.
Что странно: одиночества я не чувствую, несмотря на одинокость.
Я полная (отёчность вследствие нарушенного метаболизма), некрасивая, с жидкими льняными волосами; кожа моя выщерблена из-за болезни.
Но зато посмотрите, как безупречно красиво тлеют малюсенькие угольки!
Он
Я сдавал ей квартиру в помещении, которое изначально годится только для жилища тараканов и крыс. С детства я не бывал там, испытывая перед этим местом непритворное отвращение. Я бы забыл об этой комнатушке, но лишний цент никому не помешает, особенно в наше время.
Она странная; я привык к сварливости бедняков, снимающих у меня жильё; мои посредники были недовольны работой с таким классом, а люди поприличнее не ошивались в таких районах города.
И когда мой представитель ввалился ко мне в кабинет с сияющим лицом и сказал, что новая жительница смирно согласилась на такую цену и на такое жильё, я заинтересовался и захотел лично с ней познакомиться.
Чтобы на меня не обращали внимания в трущобах, я даже соизволил одеться поскромнее.
Но увидел я отнюдь не прекрасную принцессу, случайно затесавшуюся в нищенках, а обыкновенную женщину на вид лет сорока, измождённую и беременную. Мужа у неё нет, какой позор!.. Смею надеяться, что ни одна живая душа не узнает, что я сдаю комнату матери-одиночке. А особенно жена с дочками.
После этого визита я не появлялся там два месяца.
Я
Бывают же такие неиспорченные люди среди богатых! Он сам приехал познакомиться со мной, посмотреть, как я здесь устроилась! Кто бы мог подумать, что он печется об этом!..
Боженька, спасибо за всё!
Он
В последнее время одни заморочки: с женой отношения не клеятся, пора думать о дальнейшем обучении дочерей (безусловно, за границей), боюсь прогореть с бумажными делами...
Когда вечером жена пошла в театр со своим стадом подружек, я решил поехать к Ней. Как бы ужасно это ни звучало, но я хотел посмотреть, как непристойно живут другие люди и в ус не дуют. Питал надежды на то, что я хоть немного успокоюсь, поняв, что на таком контрасте дела у меня действительно идут неплохо.
В глаза сразу бросилась темнота в этой комнате: свет шёл только от камина. Она сидела подле него и зашивала подол платья.
Увидев меня, она страшно смутилась и вскочила со своего места.
Я почему-то тоже смутился (впервые за много лет); было ощущение, будто я проник на запретную территорию. Но, устыдившись такого ребячества, бодро спросил:
- Вечер добрый. Как поживаешь?
- О, сэр, замечательно! – испуганно ответила она.
Повисло неловкое молчание.
- Вы, может, присядете в кресло? - её дрожащий голос еле отделялся от потрескивания дров в камине.
- А где же ты будешь сидеть? Здесь же только кресло. - Бегло осмотрев комнату, понимаю, что здесь нет даже захудалой кровати. Как же она спит?..
- Что Вы, здесь есть ещё стул!
Зардевшись, Она достаёт из-за камина что-то наспех сколоченное и почерневшее; в нашей семье таким даже не топят камин.
Решив, что в таком месте я могу опустить приличия и не предлагать даме лучшее место, устало опускаюсь в кресло.
Она присела подле. Замерла и уставилась в камин. У нас никто не пялится на огонь, ну что там можно разглядеть? Дикость.
Нарушать молчание было неловко, и я тоже стал на него поглядывать. Пламя было не резвое, дров рядом с камином лежало мало, и было весьма прохладно.
Огненные язычки постепенно стали привлекать моё внимание, завораживая своей непредсказуемостью.
Кресло было обшарпанным и неудобным; кое-как устроившись в нём, я невольно стал проваливаться не то что бы в сон, но в дрёму.
Ощущение детства. Мне семь лет, и отец в который раз провёл со мной суровую «воспитательную беседу» (так нынче называется порка). Я должен много работать и учиться; потом я буду должен создать свою семью, найти хорошую жену, обученную манерам и чтобы было не стыдно с ней выйти в свет, а также заботиться о семье отца, когда он будет в преклонном возрасте, я должен продолжить его дело, я должен помогать матери и опекать сестёр (которые старше меня минимум на пять лет), я должен, должен, должен... Не слишком ли много долгов для маленького мальчика?
А воспитательную беседу со мной провели за то, что мы с мальчишками улизнули из дома, чтобы посмотреть на настоящую (!) пятнистую (!!!) корову! Я не должен так делать, я не должен попусту лежать на траве и смотреть в небо, капитал это не увеличит, я не должен общаться с дворовыми ребятами, вдруг это кто-то увидит, что же о нас подумают, я не должен бегать, это мнёт одежду, что я беспризорник, что ли...
И я, заплаканный ("как девчонка"), приходил в комнату к матери и сворачивался калачиком в её кресле. Она нежно гладила меня по голове и шептала ласковые слова. И я засыпал, убаюканный треском, доносящимся из камина. Это была наша тайна, отец терпеть не мог «телячьи нежности».
Так и сейчас.
Слёзы невольно полились у меня из глаз. Кто-то в шуршащем платье подошёл ко мне и что-то сказал, легонько дотронувшись до моих волос, лица. Несмотря на грубую кожу рук, движения очень плавные.
Как у матери.
Я неосознанно прильнул к этому человеку; слёзы, накапливающиеся несколько десятилетий, свободно струились по лицу, их больше не сдерживали манеры и приличия. Меня гладили по спине, как когда успокаивают маленьких детей. У меня опять чувство защищённости и счастья. Я нужен, меня любят и, может быть, даже разрешат облизать ложку, которой мешали тесто при приготовлении клубничного пирога.
Я
Он совсем-пресовсем усталый. Я так испужалась, как господин пришёл, подумала было, что выселяют меня! Никому не хочется ручаться за беременную одинокую босячку.
Он немного приснул в кресле, потом начал бредить, видать, у него жар. Я подошла к нему, он протянул ко мне руки. Я была изрядно смущена, но уже зародившийся материнский инстинкт подсказал, что ему требуется чувство безопасности и поддержка. Я обняла его, он заплакал. Конечно, у них, у богатых, совсем трудная жизнь! Как тут не заплакать! Они ведь постоянно боятся потерять своё состояние, даже когда спят, бедолаги. То ли дело у нас: день прошёл - и ладно. Но я ещё немного стращалась: я одна обнимаю в комнате мужчину! Это что-то совсем из ряда вон выходящее.
Он заснул скоро, я подкинула дровишек и накрыла его единственным пледом, который подъедала моль.
Надеюсь, хоть она сытая.
Он
Проснулся оттого, что озяб; ломило всё тело. Незнакомый запах плесени и отрешённости.
Окончательно стемнело.
Увидел Её, такую неприметную в этой обители горя и страданий.
Вдруг я разом вспомнил всё, что было. Какой позор! Раскиснул при той, которую я побрезговал бы даже взять в служанки!..
С отвращением стянул с себя плед, годившийся разве только для того, чтобы мыть им пол в свинарнике. Я встал; лицо моё пылало.
Не зная, с чего начать и куда вылить моё кипящее раздражение, я прокричал:
- Что это? Что это, я спрашиваю?! Это не одеяло, этим нельзя накрываться; это даже выбросить тёмной ночью будет стыдно! Срам!
Ни один мускул не дрогнул на её лице:
- Чем богаты, тем и рады.
Она ещё будет смеяться надо мной! Змея подколодная!
- Да ты окажешься на улице в два счёта! Что ты о себе возомнила?!
- Право, ничего. Если прикажете, меня мигом тут не будет.
Её нерушимое спокойствие ещё сильнее выводило меня из себя. Не зная, к чему придраться, я спросил:
- Тут даже кровати нет! На чём же ты спишь?
- На полу. Возле камина. Там тёплышко.
- На полу спят только нелюди!
- Пусть так.
В один момент все силы покинули меня; я упал в кресло.
Прошло несколько тягучих минут.
Еле слышно я спросил у неё:
- Вы, верно, считаете меня припадочным?
- Отнюдь нет.
- Я заплакал; это не подобает мужчине.
- Почто же, вся грязь вытекла, теперь Вы чистый.
- Я заснул у Вас в кресле.
- Я не считаю сумасшедшими людей, которые хотят спать.
А она ведь и вправду не видит ничего необычного в этом. Все мои главенствующие суждения о жизни в один момент были свергнуты.
Осипшим голосом я пролепетал:
- Знаете... Чёрт возьми, я не знаю, что здесь происходит, но так сладко и умиротворённо я не спал последние сорок лет.
Она промолчала.
Внезапно я вспомнил, что уже совсем поздно и мне надо возвращаться домой.
Уже надевая цилиндр, я нерешительно спросил:
- Могу ли я снова прийти как-нибудь?
Я
Его сердце размягчилось; сковывающий его лёд таял, выходя через слёзы. Конечно, ему было сначала больно, но так всегда происходит, когда мы кого-нибудь допускаем в свой мир.
Так мне бабушка говорила в детстве.
Он
Я начал навещать её, сначала раз в неделю, потом - почти каждый день.
Как будто грелся около неё.
Меня восхищала её воля к жизни.
Дома никто не задумывался, где я могу находиться; неужели я существую, чтобы оплачивать прихоти избалованных женщин?
Иногда мы обмолвливались парой слов, иногда молчали.
Так прошло еще два месяца.
Потом мы начали разговаривать.
Продолжение следует…
Жизнь III
Дата добавления: 2015-02-22; просмотров: 67 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |