Студопедия  
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

I. Предмет этики

Читайте также:
  1. B. Предмет політичної економії
  2. D)& предупреждение, штраф, конфискация предмета, явившегося орудием совершения правонарушения, лишение специального права, административный арест
  3. I. Семинар. Тема 1. Предмет, система, задачи судебной медицины. Правовые и организационные основы судебно-медицинской экспертизы, Понятие, объекты, виды, экспертизы
  4. V. Личностные, метапредметные и предметные результаты освоения учебного предмета 3 класс
  5. V. Теоцентризм средневековой этики
  6. V2: Предмет, задачи, метод патофизиологии. Общая нозология.
  7. VI. Основные направления поисков этики Нового времени
  8. XII. Проблемы биоэтики
  9. Алфавитно-предметный указатель

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие

I. Предмет этики 7
Этимология слов: «этика», «мораль», «нравственность».
Предварительная характеристика морали. Три уровня этического знания. Нормативность этики.

II. Предэтика 32
Социальные истоки и идеологическое назначение этики в классовом обществе. Гомер, Гесиод, Семь греческих мудрецов. Гераклит и формулировка коренной этической проблемы.

III. Античная этика как учение о добродетелях 50
«Человек есть мера всех вещей...» Учение Аристотеля о высшем благе. Что такое этические добродетели? От индивида к полису. Этика Эпикура.

IV. Моральная концепция христианства 67
Отчуждение личности от государства и кризис античной этики. Плебейский элемент в моральном содержании христианства. Любовь к богу – центральный пункт библейской моральной доктрины.

V. Теоцентризм средневековой этики 80
Объективно-божественное обоснование нравственности Августином Блаженным. Компромиссный характер этики Фомы Аквинского. Этический дуализм народно-еретических движений.

VI. Основные направления поисков этики Нового времени 100
Социально-договорная концепция нравственности Гоббса. Этика личности Спинозы. Кантовский опыт синтеза противоречивых определений нравственности. Исторический смысл этического формализма Канта.

VII. Направления и школы домарксистской этики 122
Типологизация этических учений: проблема критерия. Эмпирические школы. Трансцендентное направление.

VIII. Нравственность в свете материалистического взгляда на историю 146
Нравственность как объективное отношение. Два круга общественного бытия человека. Первобытная, дорефлексивная нравственность. Классово-антагонистические отношения и нравственность. Разделение труда: частичный индивид. Частная собственность: эгоистический индивид. Социальное отчуждение: несчастный индивид. Удвоение нравственной жизни. Среднее звено в историческом развитии нравственности. Коммунистическая перспектива общества и структура нравственности.

Заключение 203

 

 

[5]

Предисловие

Введения являются традиционным жанром систематизирующей философской литературы. Они бывают, как правило, двух родов. В одном случае дается общедоступный обзор основных проблем и современных течений философской теории с целью ввести читателя в их серьезное самостоятельное изучение. Таким является, например, «Введение в философию» Г. Челпанова (Киев, 1907). Другой род Введения носит по преимуществу исторический характер; ставит целью предварить изучение определенной философской системы суммирующим обзором исторического пути, который ее подготовил. В качестве примеров можно сослаться на «Введение в философию» В. Вундта (Спб., 1903) или «Введение в философию диалектического материализма» А. Деборина (М., 1922).

Предлагаемая вниманию читателя работа относится к философским введениям второго рода. Ее задача состоит в том, чтобы показать связь марксистско-ленинской теории морали с этическими поисками предшествующих эпох. Если говорить предельно кратко, то в ней обосновываются две основные идеи: а) марксистско-ленинская этика в содержательном отношении является разрешением дилеммы субъективизма и объективизма (понимание морали как совокупности личностных добродетелей и понимание ее как системы надындивидуальных норм), над которой билась западно-европейская этика, начиная с греческой античности; б) ограниченные результаты домарксистских этических теорий в решающей мере были обусловлены общегносеологическими основаниями и классовыми ориентациями; только историко-материалистическая методология и коммунистическая нормативность создают необходимые предпосылки для объективного, всестороннего изучения нравственных процессов.

Данная работа создана на основе курса лекций, на протяжении ряда лет читавшихся автором на философском факультете Московского университета

 

[6]

им. Ломоносова. И, тем не менее, ее не следует считать упорядоченным изложением бесспорных положений, а тем более учебным пособием. Наша этика находится на той стадии развития, когда ее учебно-педагогические задачи неизбежно приобретают исследовательский характер. Автор, разумеется, не претендует на несомненную истинность всех своих суждений и рассматривает свою работу как поиск, один из опытов марксистской систематизации домарксистской этической мысли.

Автор книги, которая рождалась в живом процессе учебной деятельности, не берется установить все содержательные и психологические влияния, которые способствовали ее появлению. Он в этом смысле обречен быть неблагодарным. Однако основные благоприятствовавшие работе воздействия выделить можно. Среди них хочется прежде всего назвать духовную, творческую атмосферу кафедры марксистско-ленинской этики философского факультета Московского университета и выразить благодарность своим коллегам и друзьям по работе.

 

[7]

I. Предмет этики

Тема предмета(1) в этике не является простым введением, которое получает обоснование в рамках общей классификации научного знания. Существующие в литературе классификации общественных наук устанавливают только тот несомненный факт, что она есть наука общественная, социальная. Дальше уже возникают затруднения. Если исходить из предлагаемого Б.М. Кедровым разграничения наук по сферам, то этика должна входить в группу наук об идеологической надстройке и иметь своим предметом мораль как форму общественного сознания.(2) В действительности моральная форма общественного сознания не является последней моральной реальностью, за ней лежит область моральных отношений. Кроме того, особенность морали, как мы позже увидим, состоит в том, что она пространственно не локализована и не существует в виде особой предметной сферы. Если основываться на другой авторитетной классификации, предлагаемой В.Ж. Келле и М.Я. Ковальзоном, которые выделяют в общественных науках три большие области (частные, исторические и философские науки),(3) то мы сталкиваемся с той трудностью, что этика в строгом смысле не укладывается ни в одну из этих рубрик. С одной стороны, она является частной наукой, поскольку изучает не все общество, а один из его частных аспектов. Но, с другой стороны, по историческому происхождению и по существу используемых в ней методов она относится к группе философских наук.

 

[8]

Тема предмета этики органически входит в саму этику, прямо зависит от ее содержательной глубины. Хотя при систематическом изложении, и в частности в ходе преподавания этики, она является исходной, тем не менее фактически она представляет собой ее заключительный итог, обобщение основных теоретических результатов. То, что в свое время Гегель писал о философии, утверждая, что установление ее понятия равносильно рассмотрению всего ее содержания, может быть отнесено и к этике. Поэтому тема предмета в этике является не столько вводным, основанным на очевидности или на общих представлениях о структуре научного знания обозначением области ее изучения, сколько предварительным обзором ее специфики и основного содержания. Поэтому она, на наш взгляд, может быть решена не путем сопоставления с другими специальными науками (этика и педагогика, этика и психология и т.д.), а непосредственным углублением в ее собственное содержание. Начнем с истории самого термина «этика».

Термин «этика» этимологически восходит к древнегреческому слову ethos, которое первоначально (в частности, еще в «Илиаде» Гомера) обозначало местопребывание, совместное жилище. Впоследствии оно приобрело новые значения: обычай, темперамент, характер, образ мысли. Античная философия придала ему терминологический смысл, обозначив им природу, устойчивый характер того или иного физического или социального явления. История слова «этос» зафиксировала то важное наблюдение, что обычаи и характеры людей рождаются в совместном общежитии, или, говоря языком современной социологии, пространственная близость вызывает атракцию (взаимное тяготение индивидов друг к другу).

Отталкиваясь от значения этоса как характера (темперамента), Аристотель образовал прилагательное «ethicos» (этический). Им он обозначил особый класс человеческих добродетелей, а именно добродетели характера (мужество, умеренность и др.), которые отличаются от добродетелей разума или диано-этических добродетелей. Для обозначения науки, которая изучает этические добродетели, Аристотель образовал новое существительное «ethice» (этика),

 

[9]

Встречающееся в названиях его соответствующих сочинений («Большая этика», «Никомахова этика», «Эвдемова этика»). Так в IV в. до н. э. этическая наука получает свое имя, которое носит до сих пор.

История понятия «этика» повторяется еще раз на римской почве. Приблизительным латинским аналогом слова «ethos» является слово «mos» (moris), которое также означает нрав и характер человека, покров одежды и моду, обычай и порядок. Римские философы, ориентируясь на греческий опыт и прямо ссылаясь на Аристотеля, образовали от слова «mos» прилагательное «moralis» (относящийся к характеру, обычаям), а от него позднее возникает термин «moralitas» (мораль). Следовательно, по этимологическому содержанию греческое «ethice» и латинское «moralitas» совпадают. Эти понятия родились не в стихии народного сознания, а были образованы философами для обозначения определенной области исследования.

В некоторых европейских языках наряду с заимствованным термином «мораль» существуют собственные слова для обозначения того же явления: в русском языке – «нравственность», в немецком – «Sittlichkeit». В русском языке первоосновным является слово «нрав» (характер, т.е. отличающаяся от ума совокупность душевных качеств, страсти, воля и т. д.) и происходящее от него «нравно» (то, что по нраву). Оба эти слова зафиксированы в «Лексиконе» Ф. Поликарпова (1704) и включены в древнерусский словарь И.И. Срезневского. Слово «нравственный» впервые встречается в словаре И. Нордстета (1780), а слово «нравственность» – в словаре Академии Российской (1793). Аналогичная последовательность прослеживается в истории возникновения соответствующих немецких терминов. По свидетельству авторов классического толкового словаря немецкого языка братьев Гримм, в начале XIII в. возникает слово «Sitte» (нрав, нравы), от которого позже (в XIV в.) производится прилагательное «sittlich» (нравственный) и только в XVI в. образуется существительное «Sittlichkeit» (нравственность). Как легко заметить, и русский и немецкий термины в общем и целом повторяют историю латинского слова «moralitas» с тем существенным обогащением, что они с самого начала употребляются по преимуществу

 

[10]

или исключительно для обозначения реальных процессов, а не науки; слова эти, кроме того, не являются искусственным продуктом творчества философов, а, насколько можно судить, имеют естественное происхождение.

В ходе историко-культурного развития термины «этика» и «мораль» наполняются различным содержанием. Этика обозначает науку, а мораль – то реальное явление, предметную сферу, которая данной наукой изучается. Правда, в живом языке они и по сей день употребляются как взаимозаменяемые. Например, такие достаточно обычные для повседневного языка словосочетания, как «этика ученого», «профессиональная этика», «этические нормы» подразумевают определенные моральные процессы. С другой стороны, если речь идет о моральной теории, моральной философии, то имеются в виду этические учения. Подобное смешение терминов, хотя оно традиционно и даже в известном смысле содержательно детерминировано, может быть извинительным только в речи, не претендующей на особую строгость. В научных рассуждениях следует различать этику как определенную отрасль знания и мораль (или нравственность) как объект ее изучения.

История терминов подводит к первому обобщению: этика есть наука о морали (нравственности). Чтобы углубиться в понимание предмета этики, необходимо определить, с одной стороны, место морали в ряду явлений и процессов внешнего мира, а с другой – место этики в системе научного знания, т.е. выявить бытийный статус морали и научный статус этики.

На уровне эмпирической фиксированности мораль предстает в двух основных формах: а) как личностные свойства, именуемые обычно моральными качествами (мужество, честность, щедрость, сдержанность и т.д.); б) как совокупность общественных норм поведения (не кради, не убий и т.д.) и оценочных понятий (добро, справедливость и др.). Моральные качества характеризуют личность с точки зрения ее способности общаться с себе подобными, жить в общежитии. Когда об индивиде говорят, что он простой, скромный, уживчивый, то речь идет о таких свойствах, которые обнаруживаются в его взаимоотношениях

 

[11]

с другими людьми. Моральные качества есть прежде всего качества характера. Они формируются в реальном опыте общения, борьбы и сотрудничества индивидов. В этом отношении они отличаются, а нередко и противостоят интеллектуальным свойствам личности, которые выражают познавательную мощь, способность проникнуть в глубь причинно-следственных взаимосвязей окружающего мира. Моральные нормы и оценочные представления выражают интересы той или иной социальной группы и выставляют их в качестве основы поведения отдельных людей. Они представляют собой общественно значимый знаменатель многообразия индивидуальных действий, один из способов сведения индивидуального к социальному, задают тип поведения, который необходим данному обществу, его господствующим привилегированным слоям. Таким образом, и качества, и моральные нормы имеют своим содержанием отношения между индивидами, их общественную связь. Только в одном случае эта связь выступает в субъективно-личностной форме, а в другом – предстает как объективированная, надындивидуальная.

Охарактеризовав мораль как общественное отношение, общественную связь, мы установили лишь тот, хотя и важный, но тем не менее весьма тривиальный, факт, что она относится к классу социальных явлений. Каково же место морали уже в рамках собственно социальной действительности, каково моральное качество общественных связей между индивидами?

В развернутом виде этот вопрос будет рассмотрен в заключительной главе книги. Сейчас же ограничимся некоторыми общими замечаниями.

Мораль не имеет своей внешне строго и постоянно очерченной сферы. Она имманентна всякой общественно значимой деятельности, всем общественным отношениям. Политические решения характеризуются как гуманные или антигуманные, экономические отношения – как справедливые или несправедливые, духовная позиция – как честная или бесчестная и т.д. Мы рассуждаем о политических, экономических, духовных и иных процессах так, как если бы они по сути своей были моральными. Мораль представлена в каждом контакте индивида с индивидом.

 

[12]

Всякое общественное действие, т.е. всякое человеческое действие, имеет свою моральную глубину, свою меру моральности; наряду со специфичным для каждого отдельного случая предметным результатом онапроизводит и воспроизводит определенные моральные ценности. Моральные ценности не существуют отдельно от технологии, вещественного содержания ирезультата действий, хотя, разумеется, не сводятся к ним. Вся многообразная гамма телесных и предметных проявлений человеческой активности может служить способом фиксации морали: мимика, жест речь, молчание, одежда, жилище и т.д. – за всем этим может скрываться и на деле, как правило, скрывается определенная нравственная позиция.

Мораль как общественное отношение в ее, так сказать, чистом виде обнаруживается (отражается) в моральном сознании, в нравственных чувствах и понятиях. Чувства (вины, раскаяния и т. д.), требования (личностные добродетели, нормы, кодексы и т.д.), другие проявления морального сознания представляют собой специфичные формы описания моральных отношений, они, собственно, и есть их непосредственная действительность.(4) За формами нравственного сознания скрыты конфигурации реальных общественных взаимодействий между индивидами. К примеру, ключевые для нравственного сознания понятия добра и зла выражают меру полноты, с которой общественные отношения входят в содержании жизнедеятельности каждого из индивидов. Они выявляют основную ценностную альтернативу в отношениях индивидов друг к другу. Когда эти отношения являются отношениями сотрудничества, взаимосозидания индивидов и для одного индивида другие индивиды, включенные вместе с ним в единую сеть общественных связей, приобретают самоцельную, смысложизненную значимость, когда, следовательно, общественные отношения во всей своей человеческой полноте входят в содержание жизнедеятельности каждого

 

[13]

из них, тогда это добро.

В самом общем, абстрактном виде добро можно было бы охарактеризовать как отношения бескорыстия и солидарности. Это такой тип связи, когда один индивид развивается, утверждает себя вместе с другими и через других. Зло, напротив, возникает, когда отношения между индивидами приобретают характер взаимоиспользования, в предельном случае – угнетения одних индивидов другими. Общественные отношения в этом случае входят в содержание жизнедеятельности различных индивидов с различной степенью полноты, они связывают их через противопоставление, через взаимное отчуждение. Зло в самом общем, абстрактном анализе можно определить как отношения своекорыстия, как такой тип связи, когда одни индивиды утверждаются за счет других.

Противоположность добра и зла специфична для морали, но она, разумеется, не исчерпывает ее содержания. Добро и зло, как и другие нравственные понятия (долг, честность и т. д.), в своей основе являются конкретными формами общественных связей между индивидами, объективными свойствами их поступков. В этом смысле моральное сознание является отражением и выражением моральных отношений, способом их фиксации. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в определениях морали очень часто содержится логический круг, а именно ссылка на сами моральные понятия, прежде всего на понятия добра и зла, которые являются в этике основополагающими. Без обращения к данным морального сознания нельзя идентифицировать мораль. Можно сказать, что мораль есть такое качество общественных отношений между индивидами, которое позволяет охарактеризовать их в рамках противоположности добра и зла.

Однако на определенной ступени исторического развития моральное сознание эмансипируется от живой нравственной практики, начинает противопоставлять себя ей. Относительная самостоятельность морального сознания обнаруживается в уродливой форме: оно предстает не столько как способ выражения, сколько как способ искажения действительных нравственных отношений. Более того, моральное сознание противопоставляет себя реальным нравственным отношениям как некий образ единственно допустимого

 

[14]

и оправданного поведения. Моральная жизнь человека рассекается на два уровня: сферу сущего, т.е. реально практикуемых нравов, и сферу должного, т.е. нормативных установок воспарившего морального сознания. Выявление причин такого удвоения и раздвоения моральной жизни – это особый и для этической теории один из самых существенных вопросов, которого мы кратко коснемся в следующей главе. Сейчас же следует подчеркнуть, что мораль не сводится к моральному сознанию. Мораль – это не только моральные понятия, добродетели и нормы, но, прежде всего то, что лежит за ними и находит в них отражение (не всегда адекватное, а зачастую и вовсе искаженное). Это не те назидания, которые индивид слышит от родителей, учителей, со страниц газет и с экранов телевизоров, а тот действительный ценностный смысл, который заключен в составляющих его сущность общественных отношениях.

Чтобы показать своеобразие морали, попытаемся кратко сопоставить ее с наукой. Они отличаются между собой и по предмету, и по целям, и по способам функционирования. Предметом науки является мир сам по себе, в его объективных, внутренне закономерных связях; наука занимается вопросом, что собой представляют те или иные вещи и процессы. Предметная область морали иная, она может быть обозначена вопросом: как следует относиться к вещам, к миру? При том имеется в виду только такое отношение индивида к миру, которое реализуется в свободном выборе. Мораль имеет дело с человеческим поведением; она выражает внутреннюю, нерасторжимую связь между общественными индивидами, являющуюся способом их самосозидания. К примеру, законы движения планет относятся к компетенции науки, они совершенно чужды морали, не подлежат моральной квалификации. С другой стороны, вопрос о том, следует ли родителям применять к детям физическое наказание, является по преимуществу моральным и к науке прямого отношения не имеет. Можно, конечно, его подвергнуть рационально-аргументированному разбору, что отчасти и делается в педагогике, этике, но полученные при этом выводы мало меняют существо дела, ибо родители бьют своих чад не потому, что невежественны, и перестают это делать не потому, что стали просвещенными.

 

[15]

Основную цель науки можно определить как производство знаний, наука движется в рамках альтернативы истины и заблуждения. Мораль же производит ценности, выявляет меру человечности процессов внешнего мира и движется в рамках альтернативы добра и зла. К примеру, утверждение о существовании Атлантиды может быть истинным или ложным, оно находится вне противоположности добра и зла, тогда как, скажем, вопрос о допустимости прелюбодеяния является по своей природе ценностным и может быть осмыслен только на основе понятий добра и зла, он мало связан с альтернативой истины и заблуждения.

Наука и мораль различаются также и способами функционирования в живом индивиде. Психологической движущей силой науки является разум. Психологические основания морали значительно шире, они коренятся и в эмоционально-бессознательной сфере. Так, может ли человек усвоить теорию относительности или нет, зависит от мощи его интеллекта, но причины, по которым он является скупым или щедрым, не сводятся к состоянию его ума.

Знания приобретаются в процессе обучения, тогда как моральные ценности усваиваются в живом опыте общения, в значительной мере выступая результатом навыка, привычки. Индивид, например, не может стать человеком чести и долга только через усвоение книжное, даже если он будет читать «Никомахову этику» или «Критику практического разума»: для этого ему надо каждодневно практиковать соответствующие поступки. С другой стороны, он не сможет усвоить философию Аристотеля и Канта путем выработки определенных привычек, даже если это будет привычка к чтению. Для этого ему надо понимать философский язык.

Специфика предмета (морали) порождает особенности этики. В последние годы вопрос о научном статусе этики обсуждался главным образом под углом зрения того, является ли этика частной или философской дисциплиной.(5) Он не получил в литературе

 

[16]

однозначного решения; вероятнее всего, искомая однозначность вообще невозможна и применительно к этике союз «или» следует заменить на «и».

По крайней мере, в одном отношении этика выступает как частная, эмпирическая наука. Она призвана выполнять по отношению к своему предмету описательную функцию. Характеризуя мораль, нельзя не отметить, что она есть явление в определенном значении расплывчатое, неуловимое, что она лишена субстанции, не является четко фиксируемой, чувственно очерченной. Поэтому задача ее вычленения из многообразия проявлений человеческой деятельности включается в само этическое исследование в качестве исходного пункта. Этика, как видим, призвана описать, обозначить мораль. Конечно, при идентификации моральных явлений она может опираться на моральное сознание, однако моральное сознание не только выражает, но и скрывает нравственные реалии и в контексте поведения живых индивидов нередко оборачивается незнакомым текстом, найти шифр которого весьма сложно. Описание морали не только вопрос внимания и добросовестности, но и трудная исследовательская задача. Описательную функцию выполняют такие разделы этической науки, как история нравов, социология морали, психология морали.

Какова роль описательной этики в общей структуре этической теории? Как этика относится к реально практикуемой в обществе нравственности? Является ли последняя единственной фактической основой этики, ее живым источником, или этика стоит выше реальных нравов? Может ли она игнорировать моральную практику или, напротив, должна считаться с ней как с высшей инстанцией? В ответе существуют две полярные исторические традиции.

Согласно одной из них, которую наиболее полно выразил Кант, этика не может быть описательной наукой, не может исходить из фактов. Ее задача состоит не в том, чтобы анализировать реальные нравы, обычаи, мотивы поведения и т.д., а в том, чтобы открывать подлинные моральные принципы, имеющие априорное происхождение. Кант вообще предпочитает называть свою науку не этикой, а метафизикой нравственности, которая свободна от всего эмпирического, не имеет ничего общего с антропологией, физикой и другими науками, основанными на опыте.

 

[17]

«Ты можешь, потому что должен» – такова, по мнению Канта, логика морали. Поэтому для понимания ее сути не нужен никакой анализ реальных нравственных отношений. Такое понимание, надо заметить, является довольно устойчивым, его отголоски встречаются и в нашей литературе.(6)

В истории этики представлена и противоположная традиция, рассматривавшая этику как учение о сущем и придававшая первостепенное значение анализу реального поведения индивидов. Это направление последовательно сформулировал Спиноза. «Я, – писал он, – буду рассматривать человеческие действия и влечения точно так же, как если бы вопрос шел о линиях, поверхностях и телах».(7) Марксистско-ленинская этика развивает именно материалистическую традицию.

Мораль не является результатом человеческого произвола, она объективно детерминирована и выступает необходимой формой самоосуществления общественных индивидов. Думать, что человек может измениться внезапно, в любом направлении, что он может выработать в себе любые моральные качества и следовать любому принципу и что задача состоит, собственно, в том, чтобы придумать самый верный, истинный принцип, думать так – значит в лучшем случае предаваться романтической иллюзии. Социально-нравственное поведение имеет свою строгую логику и, может быть, не менее строгую, чем каузальность природы. Задача этики и состоит в том, чтобы изучать реальные нравственные процессы. Марксизм имеет прекрасные традиции такого изучения, свидетельством чего является, например, работа Ф. Энгельса «Положение рабочего класса в Англии» или

 

[18]

исследования П. Лафарга, посвященные благотворительности, происхождению справедливости.(8)

Итак, на описательном уровне этика вычленяет объект исследования, вводит в научный оборот факты, подлежащие объяснению, теоретической интерпретации. В этом смысле она есть наука о морали в той же мере, в какой, скажем, химия есть наука об атомах. Казалось бы, этику можно назвать частной общественной наукой, поскольку она изучает частное явление. Но тут есть связанное со спецификой морали обстоятельство, не позволяющее сделать такой вывод.

Оказывается, что теория морали неизбежно принимает философский характер. Мораль, о чем уже упоминалось, пронизывает собой все многообразие связей общественного человека, все виды и конкретные проявления его социально значимой деятельности. Эта «повсюдность», «вездесущесть» морали крайне затрудняет, а в дополнение с необычной индивидуализированностью моральных проявлений просто исключает возможность ее целостного описания точными, эмпирическими методами. Еще отец этической науки Аристотель отмечал, что в ней мы имеем дело с истиной в крупных масштабах и со следствиями скорее вероятными, чем необходимыми, и что степень точности, допустимая в этике, отличается от степени точности, свойственной, например, математике и астрономии. В силу природы морали нет иного средства проникновения в ее сущность и выявления ее специфики как целостного явления, кроме абстракции.

Ряд соображений показывает, что сама абстракция в данном случае неизбежно приобретает философский характер. Реальная нравственная жизнь расчленяется на два уровня: с одной стороны, относительно самостоятельное царство морального сознания, а с другой – мир моральных отношений, действительных ценностных значений реальных форм общественных связей между людьми. Теоретик, исследующий нравственную жизнь, вольно или невольно

 

[19]

сталкивается с вопросами о том, как эти два уровня соотносятся между собой, в каком отношении находятся моральные принципы к живой практике морального поведения, к моральным основам самого образа жизни. Ответ на них оказывается конкретизацией основного вопроса философии и зависит от исходной философской позиции исследователя. Коренной исторический порок идеалистической этики и состоит в том, что она субъективные проявления морали принимает за саму мораль и интерпретирует ее как совокупность абстрактных норм и добродетелей.

Далее, одна из центральных проблем, над которой бились все теоретики морали, состояла в том, чтобы осмыслить мораль в ее соотнесенности с другими факторами человеческого бытия. Она формулировалась как соотношение добродетели и счастья, добродетели и пользы, морального совершенства и жизненного успеха, долга и склонностей, категорического и условного императивов и т.д. Проблема не всегда ставилась в адекватной форме, но речь всегда шла о выяснении того, в каком отношении находится мораль к экономическим, политическим и иным предметным целям человека и общества. Нет нужды доказывать, что решение данной проблемы прямо зависит от общей социально-философской теории и объективно подводит к определенному общефилософскому взгляду на общество.

Особенности морали обусловливают тот факт, что ее теория неизбежно принимает философский характер. Конечно, здесь требуется известная осторожность, ибо остаются открытыми вопросы о специфике философского знания, о том, какие признаки придают науке философский статус. Если специфика философии связана с вопросом об отношении бытия и мышления и философской является такая теория, которая для осмысления своих ключевых проблем вынуждена предварительно формулировать и определенно отвечать на этот вопрос, или, решая собственные проблемы, выражать определенную гносеологическую позицию, то теория морали не может не быть философской. Этика как наука покоится на двух основаниях: фактах реальной нравственной жизни и философском мировоззрении. Философия в данном случае играет не только методологическую роль, оставаясь в стороне, за «кадром» при анализе конкретных

 

[20]

фактов, но и выступает в качестве принципа, организующего саму теорию морали. Вопрос о характере теории морали, как и о статусе этики, не решается на уровне логических рассуждений. Серьезным аргументом здесь выступает живой опыт научного познания, показывающий, что трудно найти философско-этическую систему, которая не была бы теорией морали, или развитую теорию морали, которая не была бы философско-этической.

Различные философские принципы применительно к анализу морали выступают не только как теоретические альтернативы, но и как противоположные ценностные позиции. Различие ценностных установок, вытекающих из различных философских оснований этики, можно сформулировать так: человек для морали или мораль для человека.

Идеалистическая этика имеет тенденцию абсолютизировать мораль. Она рассматривает ее как самоцель, как некое самостоятельное царство, находящееся по ту сторону причинности. Она превращает морального человека в человека морали. В ней мораль отчуждается от конкретных индивидов, противостоит им в виде вечных и безусловных законов, требований, правил. Мораль интерпретируется в виде силы, призванной господствовать над индивидами. Предполагается, что быть моральным уже есть счастье.

С точки зрения материалистической этики мораль является одним из моментов в цепи причин и следствий, свойством общественного человека; будучи необходимой для полноты бытия человека, она не исчерпывает его. Мораль выявляет свои гуманистические возможности только в той мере, в какой она не отчуждается от живых индивидов, а получает продолжение в их эмпирических интересах и целях.

Таким образом, философско-мировоззренческие ориентации этики не являются нравственно нейтральными, они содержат в себе ценностные значения, характеризуются моральной определенностью. Выступая конкретной основой теоретического обобщения нравственных процессов, они задают этике нормативные перспективы.

Здесь мы подходим к самой характерной особенности этики, к ее нормативности. Подобно тому как эмпирическая (описательная) этика переходит в

 

[21]

философскую, последняя переходит в нормативную. Нормативная сущность этики состоит в том, что она, оставаясь наукой, одновременно несет и функции морали, выступает в качестве ценностно-ориентирующего фактора. Этикаэто наука о морали и в определенной степени элемент самой морали.

Наука и ее предмет обычно совпадают, изоморфны по содержанию, но принципиально различаются по форме, способу существования. Одна и та же реальность в первом случае проявляется идеально, а во втором существует материально. Однако этика (и в этом ее своеобразие) совпадает со своим предметом (моралью, точнее – с моральным сознанием) не только по существу, но отчасти и по форме.

Моральное сознание как один из структурных элементов морали включает в себя совокупность оценочных и нормативных суждений. Формулировка их осуществляется в стихии общественного сознания. Но на уровне массового (непрофессионализированного) сознания трудно найти адекватное выражение нравственных требований, еще сложней провести их систематизацию, объединить во внутренне-расчлененную целостность (свести в кодексы, выделить главные требования и т. д.) и почти невозможно эмансипировать их от живой практики индивидов. Абстрагирующие возможности непрофессионализированного сознания ограничены. На помощь ему приходит этика, которая поднимает моральное сознание на более высокий уровень обобщения. Само понятие морали родилось в рамках научной (этической) традиции. То же относится к формулировке ряда ключевых моральных требований типа золотого правила нравственности. Можно предположить, что значительным был вклад этики и в выработку наиболее общих моральных понятий: добра, долга, совести. Этика не создает новых норм морали, но дает им законченные формулировки, что само по себе имеет большое значение.(9)

 

[22]

Это направление выхода в реальную практику нравственной жизни весьма актуально также для современной марксистской этики, перед которой стоят задачи более адекватной формулировки многих нравственных ценностей социалистического общества и в особенности их систематизации.

Нравственное сознание выявляет тенденции развития нравов, задает их перспективу. Оно не только фиксирует то, что есть, но и ориентирует на то, что должно быть. Это значительно более сложная и по существу своему аналитическая задача. Для того чтобы из существующего многообразия нравственных ценностей выделить те, которые наиболее полно и точно выражают глубинные интересы общества (класса), имеют историческую будущность, их надо рассматривать в более широком теоретическом и социальном контексте, подвергнуть научному анализу. Формулировку нравственного идеала, долженствовательной программы общество (класс) всегда осуществляло с помощью своих идеологов. Так, например, из многообразия добродетелей, присущих совершенному человеку и гражданину античного полиса, этика выделила четыре основных – умеренность, мужество, мудрость, справедливость – и организовала их в такую иерархическую систему под верховным началом мудрости, которая наиболее полно соответствовала общественному положению и целям эксплуататорского (рабовладельческого) класса. Эту работу завершил Платон, и добродетели, которые теперь получили его имя и стали называться четырьмя платоновскими добродетелями, в особенности их субординация, приобрели в общественном сознании роль нравственного образца, ориентира для стремящихся к совершенству индивидов. Моральное сознание Нового времени выдвинуло лозунг свободы личности. Однако, прежде чем стать вдохновляющим знаменем буржуазных революций и реальным мотивом деятельности подавляющего большинства индивидов, лозунг свободы личности получил широкое обоснование в произведениях Бруно, Монтеня, Гоббса, Спинозы, Руссо, Гельвеция, Канта и многих других выдающихся философов той эпохи. Обратимся к еще одному, с интересующей нас точки зрения наиболее выразительному примеру.

В первые годы Советской власти, когда пришли в

 

[23]

движение вековые пласты привычных форм жизни, рушились старые институты и нравы, когда политический подъем довлел над всеми другими сторонами жизни, нередко сочетаясь и с трудовой апатией и с бытовой распущенностью, когда, оставив в стороне малое, сразу брались за решение больших дел и кропотливая будничная работа на фоне великих революционных преобразований казалась второстепенным занятием, в этом сложном клубке различных настроений, стилей, типов жизнедеятельности появились отдельные случаи самоотверженного, высокопроизводительного труда. В.И. Ленин сразу увидел их исторический масштаб. На примере рабочих Московско-Казанской железной дороги, добровольно взявших на себя обязательство дополнительно и бесплатно работать каждую субботу (она была ими названа коммунистической субботой) вплоть до победы над Колчаком, В.И. Ленин осмыслил эти факты как образец нового отношения к труду, от меры закрепления и распространения которого будет зависеть судьба всего коммунистического дела. В работе «Великий почин» он описал коммунистическое отношение к труду и одновременно обосновал его как величайшую задачу, социально-нравственную перспективу общества. Оно, усиленное идеологической работой партии, стало ориентиром и формой осмысления всемирно-исторического переворота в отношении к труду, которое характерно для социализма, и в существенной мере способствовало закреплению в моральном сознании общества свободного труда как одной из коренных человеческих ценностей. Так, этическое обобщение дало толчок и стало идейным основанием принципиальных изменений в моральных установках общества.

Одна из важнейших общественных функций советской этики состоит в том, чтобы полнее и строже выявлять качественное своеобразие, структуру социалистической морали, конкретное соотношение в реальном обществе различных традиций и форм нравственности, фиксировать стадии ее движения, обозначить болевые точки и ростки нового в нравах, улавливать динамику и ритм социально-нравственных настроений общества – словом, подходить к нравственности исторически, видеть ее вчерашний, сегодняшний и завтрашний день, раскрывать ее тенденцию, перспективу.

 

[24]

Это сложнейшая исследовательская задача, которая одновременно имеет исключительно важное ориентирующее значение для практики нравственного воспитания и которую, кстати заметить, нельзя решить иначе, как средствами этики.

Нравственное сознание и нравственные отношения характеризуются еще одним типом связи между собой. Нравственное сознание способно не только выражать, обобщать, но также искажать, камуфлировать реальные нравственные отношения. И исторически оно это часто делало. Издавна замеченная парадоксальность нравственного поведения состоит в том, что человек одобряет и стремится к лучшему, а в своем поведении зачастую практикует худшее. Конфронтация, ценностный разрыв между нравственным сознанием и нравственными отношениями ставят этику в сложную ситуацию, когда исследование становится одновременно выбором. Она вынуждена отвечать на вопрос, что является первой, более фундаментальной нравственной реальностью – мир помыслов или мир поступков, область должного или область сущего, моральное сознание или моральная практика.

Нравственное сознание в ряде своих функций (обобщающей, систематизирующей, прогностической) получает, как мы видели, свое продолжение и завершение в этической теории. Этика в ряде пунктов совпадает с нравственным сознанием, что в известном смысле позволяет трактовать ее как высший, развитый слой нравственного сознания. Это совпадение (которое, кстати заметить, является одним из оснований отождествления понятий морали и этики) таит в себе одну опасность. А именно, этика обнаруживает тенденцию становиться на точку зрения нравственного сознания, идентифицировать себя с ним и в той части, в какой оно противостоит, конфронтирует с живой моральной практикой, с реальными моральными индивидами. Исторический опыт свидетельствует, что апологетически-приукрашивающая функция нравственного сознания, и даже, может быть, в первую очередь она, получала разработку и всестороннее обоснование в этике как особой отрасли знания.

Этика исторически очень часто страдала и во многом по сей день страдает морализаторством. Она имеет склонность становиться в учительскую позу, выставляя свои доводы в качестве непререкаемых

 

[25]

истин, следование которым якобы только и может способствовать моральному возвышению личности. Исходя из постулата, что не принципы должны выводиться из жизни, а, напротив, жизнь должна соответствовать принципам, она интерпретировала этически просвещенный разум в качестве верховной репрессивной инстанции в индивиде, подчиняющей себе все эмпирические страсти. Типичным выражением морализаторства – причем морализаторства, заложенного в самой теории и потому скрытого, – является рационалистическая этика долга.

Следы этой этики, между прочим, можно усмотреть в позиции некоторых специалистов и практиков, которые работу по нравственному воспитанию сводят к тому, чтобы точно, полно, «научно» сформулировать нормы поведения (отсюда и непомерная страсть к составлению разнообразных кодексов, в том числе и для отдельных коллективов, городов и т.д.), а затем всячески, прежде всего жесткими санкциями, добиваться их неукоснительного соблюдения. Такой сугубо административный взгляд на нравственное воспитание, этот своеобразный нормативный кретинизм, основан на узкорационалистическом, сугубо рассудочном понимании психологических сил, движущих нравственным поведением, и находит продолжение в идее самообуздания. Речь идет о типично морализаторской и, к сожалению, довольно распространенной в нашей этической литературе, а отчасти и в воспитательной практике установке, согласно которой нравственное развитие личности, да и вообще нравственное воспитание понимается как обуздание (укрощение, подавление) живых склонностей. Пожалуй, в этом случае морализаторство наиболее полно демонстрирует свою лицемерную сущность, извращенное понимание мира, ибо «самообуздание» оно рассматривает как форму самоутверждения и возвышения индивидов, как если бы вдруг появилась медицина, которая считала бы членовредительство лучшим способом укрепления здоровья.

Морализаторство – это не просто абсолютизация морали, а такая ее абсолютизация, которая парализует миропреобразующую деятельность людей. Оно переводит социальный протест в план морального возмущения, стремится всю критику общества свести к моральному негодованию. В действительности

 

[26]

нравственные принципы не имеют самодовлеющего смысла, они вторичны, производны, их следует рассматривать в контексте противоречивых социальных интересов и реальных нравов общества. В понимании нравственности следует идти не сверху вниз – от сознания к отношениям, а, наоборот, снизу вверх – от отношений к сознанию. Отсюда следует вывод о том, что нравственность нельзя абсолютизировать, нельзя возвышать ее над миром и человеком. Моральное негодование, как и моральный подъем,это не конец, а начало. Они скорее имеют симптоматическое значение и приобретают действенность, получают нормальное продолжение тогда, когда переходят, сливаются с практической деятельностью, трудом, научно-техническим творчеством и т.д.

Исключительно важное практически-воспитательное значение научной этики состоит в том, что она критически относится к моральному сознанию, сталкивает его с моральными отношениями, рассмотренными в свете интересов и целей передовых социальных сил. Критически недоверчивое отношение к прокламируемым принципам и нормам поведения является предпосылкой объективного анализа реальных нравов. Этика как раз и призвана определить угол искажения, установить меру «кривизны» нравственного отражения (и, надо думать, каждая система морали имеет свою меру апологизирующего лицемерия), ибо без этого нельзя пробиться к фактическим нравам общества. В этом смысле этика, в особенности, конечно, марксистско-ленинская этика, является критикой феноменологии морального сознания. И только став такой критикой, она может быть учением о морали, подняться на уровень обращенного к науке партийного призыва быть постоянным «возмутителем спокойствия».(10)

Может возникнуть вопрос: присваивая себе право критики морального сознания индивидов и групп людей, классов, общества, не становится ли тем самым этика в ту самую учительскую, морализаторскую позу, которую мы только что гневно отвергали? Ни в коем случае. Речь идет о законном праве науки, вытекающей из несовпадения явления и сущности, о ее обязанности не принимать видимость за

 

[27]

действительность. В данном случае не может быть речи о морализаторстве потому, что предметом критики со стороны этики является прежде всего и главным образом моралистическая установка морального сознания, т.е. само морализаторство, и потому еще, что эта критика ведется не с абстрактных позиций вечного нравственного закона, а с точки зрения исторической моральной практики, ее передовых, прогрессивных тенденций.

Таким образом, этика обнаруживает свою нормативную практически-воспитательную действенность тем, что она подвергает критическому анализу реально функционирующее моральное сознание и выявляет степень его соответствия фактическим нравственным отношениям, «декодирует» его действительный ценностный смысл, дает более адекватную формулировку и систематизацию нравственных требований (понятий, норм, оценок и т. д.), обогащает аргументацию нравственного сознания, обозначает исторические координаты, в частности перспективы нравственности. Этика производит знания о нравственности (это ее основная задача, и от меры возрастания истинности этих знаний возрастает также мера ее практической действенности, нормативной эффективности) и одновременно придает этим знаниям форму, в которой они включаются в реально функционирующее нравственное сознание индивидов и общества.

Выявляя основные пункты совпадения этики с моральным сознанием, ее перехода в моральную культуру общества, особо надо сказать о том, что она утверждает определенный, имеющий нормативное значение моральный образ жизни. Речь идет не о тех или иных нравственных формулах и аргументах, а именно о цельном образе, воплощающем в себе определенное нравственное миропонимание и мироощущение – образе, который обладает не только утверждающей, но и заражающей силой, является предметом эмоционально-интеллектуального освоения. Этот образ может быть выставлен на первый план и составлять стержень всей этической системы, как, например, у киренаиков, может занимать в ней особое, но достаточно определенное место, как у стоиков, может быть вообще скрытым, неявным, как у Канта, но он неизменно присутствует. Различным было также его конкретное воплощение: образ – образец

 

[28]

моральной (морально-должной, морально-истинной) жизни замыкался часто на живое историческое лицо (Аристипп в этике гедонизма, Диоген у киников, Сократ у Платона, Иисус в христианской этике и т.д.); получал, если так можно выразиться, безличную персонификацию (образ мудреца в послеаристотелевской античной этике, героический энтузиаст у Д. Бруно и т.д.); описывался (достаточно живо и наглядно) в своих основных чертах, хотя и не персонифицировался (типичным примером такого рода является этика Аристотеля).

Создаваемый этикой нормативный образ имеет также свою структуру, анализ которой еще ждет пытливых исследователей. Мы пока ограничимся указанием на то, что в этом образе, как правило, довлеет основная нормативная установка, которая получает теоретическое обоснование в данной этической системе. Собственно говоря, сам образ конструировался на основе мысленного воспроизведения того, как в реальном мире, в жизненных обстоятельствах эмпирических индивидов мог бы воплотиться главный, обосновываемый философом нравственный принцип. Или, иначе, какими были бы индивид и общество, последовательно придерживающиеся данного принципа. Речь, следовательно, идет о конкретном, а часто и наглядном изображении того пути, на котором человек может справиться с проблемами и трудностями своего бытия, с обстоятельствами своей жизни. Если, например, основной нормативной установкой этики киренаиков являются удовольствия, а этики киников – их умерщвление, то соответственно образы Аристиппа и Диогена должны продемонстрировать: один – как можно приятно наслаждаться при любых жизненных обстоятельствах, а другой – как можно быть счастливым при почти полном отсутствии наслаждений. Если Эпикур в качестве идеала хочет обосновать свободу, понимаемую как отрицание мира, бегство от него, то в качестве совершенного воплощения этого идеала он рисует образы полусонных бездеятельных богов, живущих в межмировых пространствах. Словом, нормативная определенность этической теории предопределяет создаваемый ею образ нравственной личности или нравственного мироустройства, а, следовательно, предопределяет и силу ее возможного воздействия на поведение индивидов.

 

[29]

В зависимости от коренного принципа, лежащего в основе предлагаемого образца нравственной жизни, в истории можно выделить разнообразные типы нормативной этики: этика удовольствия, этика счастья, этика внутренней стойкости, этика скептицизма, этика страдания, этика аскетизма, этика самосовершенствования, этика любви, этика утилитаризма, этика долга и т.д. Они, как правило, фиксируют какой-то один из моментов такого разностороннего, богатого внутренними различиями явления, как нравственная жизнь человека и общества. Само это выхватывание той или иной стороны происходит, разумеется, не произвольно, оно детерминировано и логически (опытом предшествующего развития этики), и психологически (биографией философа), и – самое главное – социально (конкретной общественной ситуацией). К примеру, переход от гедонистически-эвдемонистических ориентаций античной этики к этике внутренней стойкости, от акцента на достижение благ к акценту на внутреннюю мотивацию, т.е. зарождение стоической традиции, в социальном отношении было связано с резким углублением отчуждения индивидов от государства в результате разрушения городов-полисов, возникновения крупных военно-бюрократических политических образований. Потеря индивидами контроля над общественными условиями своего существования достигает такой меры, когда возникает вопрос, как жить в обстановке принципиальной неопределенности, беззащитности, непредсказуемости бытия. Стоицизм дает свой ответ: покориться судьбе и стойко переносить ее перипетии, опираться на внутреннюю силу, выполнять свой долг, не уповая на обстоятельства и счастливый случай. Эта установка является одной из возможных (а для представителей определенных классов и наиболее оптимальных) линий поведения и условиях глубоких социальных кризисов и крайних степеней социального отчуждения. Неслучайно стоическая традиция оказывается в классово-антагонистическую эпоху довольно живучей. Каждая из разновидностей нормативной этики имеет под собой также свою особую социально-историческую подоплеку (наряду, разумеется, с теоретической и индивидуально-психологической), выявление которой в большинстве случаев составляет нерешенную исследовательскую задачу.

 

[30]

Марксистская этика отличается ярко выраженной нормативной определенностью. Это нормативность особого рода. Она вытекает из диалектико-материалистической сущности этики, которая ориентирована на объективное рассмотрение исторического опыта нравственной жизни, а не на искусственное конструирование идеальных моделей поведения. Она является продолжением научного анализа и выступает как сознательная, принципиальная установка. Марксистская этика рассматривает нравственность сквозь призму социально-классовых интересов, в соотнесенности с реальными субъектами исторического действия. При этом она доводит анализ различных функционирующих систем ценностей до выявления той из них, которая обращена в будущее, является наиболее перспективной и в этом смысле более истинной. Позиция объективизма, нейтральности по отношению к живым страстям, сталкивающимся ценностным позициям ей совершенно чужда. Марксистская этика анализирует нравственную жизнь человека и общества в свете целей и перспектив коммунистического преобразования мира, под углом зрения практических задач, которые решаются коммунистическими партиями, передовыми общественными движениями. Коммунистическая нормативность, будучи следствием научного анализа реальных нравственных процессов, становится одновременно его предпосылкой, одним из важнейших условий.

Создаваемый марксистской этикой образец нравственного человека и общества имеет ряд особенностей: он отличается конкретностью, единством всеобщности и непосредственности, теоретической обоснованностью в сочетании с эмпирической наглядностью; замкнут на реальных исторических индивидов и реальные исторические ситуации; характеризуется богатством воплощений, представляет собой не мертвый законченный образ, а живое, исторически подвижное многообразие. Именно такой нормативный смысл имеют марксов анализ нравственного значения революционной стойкости, борьбы и героической гибели парижских коммунаров, энгельсово возвышение моральных ценностей родового строя, ленинское oбобщение первых коммунистических субботников и других примеров нового отношения к труду.

Марксистская этика (и ее история в СССР это

 

[31]

полностью подтверждает) обнаруживает свой практически-воспитательный потенциал в значительной мере благодаря тому, что она ориентируется на реальное воплощение своих ценностных установок, в самой жизни ищет достойные подражания примеры.

В содержательном плане нормативный образец марксистской этики представляет собой решение дилеммы индивида и рода, счастья и долга. Она утверждает такую личность, которая развивает свои многогранные возможности в ходе революционизирования, реально-гуманистического преобразования общества, и такое общество, которое ведет к расцвету человеческих личностей, ориентирована на благо человека. Ей совершенно чужды как позиция героя-одиночки (от выступающего народным заступником мстителя-террориста до обожествленного вождя, от нищенствующего монаха до бога), так и позиция муравейника (от примитивно-уравнительной казармы до тоталитарного, военно-бюрократического нивелирования личности). Марксистская этика обосновывает единство коллективизма и гуманизма, такие формы человеческой деятельности, когда индивиду не нужно отказываться от счастья, полноты удовлетворения эмпирических потребностей, чтобы быть на высоте исторических обязанностей, выполнить моральный долг, и не нужно игнорировать долг, свертывать общественно-политическую активность, чтобы обрести полнокровное счастье личности. Гармонический синтез развития общества и единичных индивидов, совпадение долга и счастья – это общая тенденция развития социалистических нравов, изучение конкретной истории и единичных воплощений которой является важной задачей этической науки.

Этика, таким образом, подразделяется на эмпирическую, теоретическую (философскую) и нормативную, состоит из трех внутренне связанных уровней. Ее содержание развертывается как движение от эмпирически-конкретного к абстрактному и от него вновь к идеально-конкретному. Разные уровни этики, однако, неоднозначны. Для нее как учения о морали специфична не столько фактическая база исследований и следующие из них нормативные выводы, сколько философско-теоретическое содержание. Она, собственно, и развивалась главным образом как философская этика.

 

[32]

Этика имеет длительную, охватывающую более 25 веков историю, в ходе которой она претерпела ряд качественных превращений. Прежде всего в ней следует выделить два крупных периода: домарксистский и марксистский, каждый из которых в свою очередь подразделяется на ряд этапов.

 




Дата добавления: 2015-02-16; просмотров: 99 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав




lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2024 год. (0.032 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав