Студопедия  
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Грехи ума и сердца

Читайте также:
  1. А)графическая регистрация звуковой деятельности сердца
  2. Врожденные пороки сердца
  3. Вы – наше письмо, написанное в сердцах наших, узнаваемое и читаемое всеми человеками; вы показываете собою, что вы – письмо Христово.
  4. ГРАНИЦЫ ОТНОСИТЕЛЬНОЙ ТУПОСТИ СЕРДЦА
  5. ЖЕНЩИНА БЕЗ СЕРДЦА
  6. Ишемическая (коронарная) болезнь сердца
  7. ЛВ, применяемые при брадиаритмиях и блокадах сердца (чаще АВ-блок)
  8. Методические рекомендации к самостоятельной работе студентов по теме: «Атеросклероз. Ишемическая болезнь сердца (ИБС)».
  9. Наружный (непрямой) массаж сердца

Прот. В. Свешников. Очерки христианской этики. Глава 2. Катастрофа и катастрофы

Грехи ума и сердца

Одной из принятых классификаций является разделение греховного пространства на грехи ума и сердца. Основным содержанием грехов ума по первому дьявольскому действию является ложь. Ложь безнравственна не только по конкретным мотивам, но и онтологически, потому что в ее основе — "создание" несуществующей действительности, т.е. стремление к ничто, к "минус-действительности", к онтологическому и нравственному антимиру, и в конечном итоге, к разрушению вместо созидания. Среди разных видов лжи следует отметить самообман как самый существенный; во-первых, как первичный по отношению ко всякому обману; во-вторых, потому, что в нравственном отношении он наиболее трудно различим и понятен, что затрудняет возможность борьбы. Как ни многообразна реальная действительность, ложь может быть столь же и даже более многообразна, потому что одной правде противостоит (по крайней мере, теоретически) гораздо больше форм обмана. Любая человеческая интерпретация любого явления или процесса, даже и очень близкая к верному пониманию — в большей или меньшей степени всегда пронизана обманом, будучи субъективной. По слову царя и пророка Давида, "всяк человек — ложь". Искаженный грехопадением ум не может не ошибаться (в разных случаях — в разных видах, формах и степенях). Самостный человеческий ум (своеумие) неизбежно выпускает продукцию не чистую, ошибочную. Обман возрастает вместе со своеумием, которое обычно сопровождается доверием к собственной способности суждения, нелюбовью проверять и видеть свои ошибки. И не только нелюбовью, но и неумением, что связано с неориентированностью и отсутствием безошибочных критериев. Критерии, условия и способы чистой проверки в поисках неискаженности, и ориентиры, облегчающие возможность точных выборов путей, должно быть объективными; объективно же исключительно Божественное Откровение. Поэтому человек начинает более или менее точно ориентироваться и проверять себя, только когда он принимает и применяет Откровение и в самых общих установках, и в повседневной практике своей жизни. Чем менее точно человек ориентирован, тем очевидней в нем действует глупость, неразумие, умственная слепота, т.е. различные виды слабости ума. Слабоумие клиническое — вещь достаточно редкая, но слабоумие бытовое и философское встречаются на каждом шагу. И здесь дело не столько в неимении даров Божиих, сколько в неумении ими пользоваться, в нежелании их искать; это направление греховной жизни ума можно было бы назвать неисканием истины. И это неискание истины — не такая безобидная вещь, как это может показаться на первый взгляд. Во-первых, человек, не ищущий истины, тем самым не исполняет своего предназначения, своей заданности — и не только по уму, но и по жизни. Во-вторых, именно по этой причине он в жизни совершает целый ряд подмен, которые ему услужливо подсовываются, в частности — так называемым общественным мнением. Последнее же, чем дальше течет история, тем более приобретает характер идеологизмов, т.е. тотальных и массовых форм представлений ума, претендующих на всеобщность (универсальность), обязательность и не-редко на абсолютность понимания мира. Человек, ум которого не склонен искать правду и противостоять общественному мнению, легко включается в структуры массовых идеологических движений, обычно вполне доверяя им. Причем, это особенно заметно, когда собственный ум поражен бессистемностью, переживаемой как порок, из которого не видно выхода, кроме поиска и приятия объективной истины. Разуму свойственно искать систему, потому что он ощущает и переживает, что мир устроен конструктивно, и, будучи не в силах понять и оценить эту одновремен-но простую и сложную систему, он занимается изобретением своих систем, имеющих по форме вид философический, а по сущности — ложный. Ложные философии отравили всю умственную жизнь человечества. Недаром так предупреждал от увлечения ложными философиями св. апостол Павел: "Смотрите, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу" (Кол.2,8).

Это увлечение "по стихиям мира, а не по Христу" особенно опасно тем, что оно исходит от рационализма и приводит к нему же, как к главному направлению развития падшего разума человечества. Рационализм не только односторонен и ограничен, что само собой разумеется, ибо он просто не способен понимать, да и не включает как материал для своей работы явления метафизического характера. При этом сознание рационалистического типа всегда самодостаточно, будучи уверенным, что оно — единственный способ и тип познания мира. На самом деле, самодостаточность, односторонность и ограниченность — даже не главные недостатки рационалистического сознания. Рационалистическое сознание бывает неспособным понимать и материал “посюстороннего” бытия и мышления, ибо не включает механизм духовной диалектики, раскрывающий точные и обширные перспективы. Одно наличие большого числа раз-личных теорий (порою взаимоисключающих), рожденных работой рационалистического сознания, показывает, как нечетко и нечисто работает это сознание. Оно способно рождать не менее страшных чудовищ, чем мечтательный сон разума, разве что облачая их в более благовидную для цивилизованного мышления логизированную форму. Мечтательность умственных конструкций далеко не всегда является результатом работы чистого воображения, предлагающего в основном различные визионерские формы. Такая мечтательность, нередко связанная с вполне конструктивным планированием, является стимулом и сутью работы целых учреждений (типа Госплана). Поскольку мечтательность имеет дело с тем жизненным материалом, которого пока еще нет, в ней, очевидно, раскрывается греховность ума, связанная с ложью. Более обширен тот путь умственного подхода к явлениям внутренней и внешней действительности, который можно назвать романтизмом. Но если мечтательность является грехом ума скорее по материалу работы, то романтизм — более по методу, в широком смысле слова. И потому романтический строй ума особенно связан с идеологизмами. Романтически живущие умы даже способны видеть действительность (в отличие от мечтающих), но они неизбежно создают свои интерпретации действительности, которые им ценнее самой действительности.

В быту романтические личности часто бывают склонны к ситуации скандала, потому что в человеческих взаимоотношениях романтизм приводит либо к чрезмерности самоунижения, либо к чрезмерности самооправдания, которое в свою очередь есть грех ума, нравственно рефлектирующего. Самооправдание — вполне стандартный тип работы ума, постоянно настроенного на вероятность собственной правды и одновременно — неправды любого другого типа. По-видимому, обратными и мечтательности, и романтизму свойствами ума выступают сомнение и скептицизм. Одно — по методу, другое по природе раскрываются в невозможности знания и понимания правды во всей чистоте. Но за этим скрывается внутреннее безразличие к правде, разъедающе действующее на объятые сомнением и скептицизмом души. Наконец, главное нравственное основание для всех грехов ума вообще — непривязанность ума к небесному. Разумеется, если и по материалу размышления, и по позиции ум начинает связываться с небесным, Божественным содержанием, связи, держащие ум в плену земных греховных представлений, ослабевают. Равным образом нравственным основанием для всех грехов сердца оказывается сердечное равнодушие к небесному духовному миру и напротив — расположенность сердца к дольнему миру, лежащему во зле и грехе, а тем самым — расположенность к греху вообще. Грехи сердца в целом — это внутренние сердечные склонности и установки, обычно не требующие никакой аргументации, особенно у людей, не привыкших сознавать власть и необходимость для себя нравственных законов. Греховные склонности, начинаясь в глубинах сердца, большей частью во внутреннем мире и завершаются, и лишь порою выходят наружу, и это только верхушка айсберга. Однако данная "верхушка" составляет почти все внешние проявления человека, и потому весь поведенческий слой пронизан грехом. Если при этом ум человека не контролирует сердечные истоки греховной жизни (а обычно этим занимается лишь ум сознательного христианина, и то далеко не всегда), то человек лишь регистрирует грех. Порою он старается спрятать, сделать невидными внешние проявления грехов, и то, если только они осуждаются общественным мнением. Такова направленность цивилизации. Конечно, это равнодушие к небу порою может означать почти полное, или вовсе полное его нечувствие. С таким нечувствием человек не рождается. Хотя бы некоторая способность ощущать Божественные зовы дарована каждому. Но совместное действие семьи, школы, улицы (мира) и собственных греховных склонностей приводят к тому, что эта способность отнимается, и тогда требуются чрезвычайные усилия к тому, чтобы она вновь была восстановлена. Не слышать божественные зовы особенно опасно для человека, когда эти зовы носят характер повелений — общего ли характера, в виде заповедей, или прямо направленных к нему. Тогда с особенной силой развивается то качество сердца, которое известно под именем своеволия и которое явилось и сутью, и результатом Адамова преслушания. Непрерывно возникающие и кружащиеся, как комариное облако вокруг одинокого путника на Севере, стаи различных пожеланий — от мелких укусов помыслов до тщательного обдумывания планов — становятся главным содержанием душевной жизни. "Я хочу " — становится главным принципом грехолюбивого сердца. Содержанием же общественной жизни в этом отношении является столкновение различных своеволий. Своеволие, будучи одним из наиболее существенных направлений греховной жизни (как по установке, так и по конкретным u1087 проявлениям), в свою очередь генетически связано с целым рядом других греховных установок сердца. И в первую очередь, со слабоволием к добру и одновременно с сильным волевым устремлением ко всяческому злу. Опыт показывает, насколько у людей, зараженных этим греховным состоянием, буквально опускаются руки, если нужно сделать хотя бы малейшее движение, связанное, например, с преодолением явно разрушительных эгоистических устремлений. Известно, напротив, с какой волевой мощью, например, преодолевает слабовольный алкоголик все препятствия, возникающие на пути его стремления напиться. В своих конкретных проявлениях своеволие обычно направляется на одни и те же постоянные объекты, что связано с личностным ощущением ценности объекта. Так возникают различные типы привязанностей, которыми бывает опутана вся жизнь, наполненная в результате многопопечительностью. Эти привязанности по своему содержанию могут иметь вполне нейтральный характер, и становятся греховными лишь тогда, когда душа лишается свободы как драгоценного знака образа Божия. Подобные личностные ценностные ощущения связаны с переживанием греховной радости и греховной печали. Пожелание — вот принцип. "Желаем и не имеем" — содержание греховной печали. "Желаем и имеем" — основа греховной радости. Греховная радость отличается от святой радости, и греховная печаль — от святой печали, вызывающей покаяние, по трем показателям. Во-первых, в греховных радостях и печалях принцип пожелания действует тотально, не координируясь ни с чем иным, а уж с волей Божией и подавно; святая же радость и печаль прежде всего координируются с Божией волей. Во-вторых, сам материал желаний при греховных радостях и печалях обычно склоняется в сторону греха, а часто бывает и особенно греховным; материал святых радости и печали связан с Божией правдой. В-третьих, принцип действия желаний в греховных радостях и печалях всегда абсолютно требователен, а при святых — легко смиряется перед обстоятельствами. Уныние, тоска, печаль, отчаяние всегда следуют за различными индивидуальными претензиями и притязаниями, которые и сами по себе является греховными установками сердца. Почти все желания, претензии и притязания выражают обычно стремление к обладанию, власти всякого рода, включая и обладание людьми. Греховные склонности сердца связаны с фундаментальной сердечной установкой — с гордостью, которая особенно “ эффективно работает на фоне греховного бесстрашия, т.е. нечувствия опасности и разрушительности греха. Это внешне нередко раскрывается в дерзости и наглости. Страх согрешить всегда отсутствует там, где отсутствует благодетельный страх Божий. Это греховное бесстрашие особенно усиливается, когда, с одной стороны нарастает влияние мира в виде агрессивного натиска греховных ощущений, а с другой стороны, имеется личная сердечная слепая доверчивость и привязанность к общественному греховному полю (равно как в области ума — к общественному мнению). Очень многим людям никогда не доводилось переживать подлинный смысл и вкус свободы. Их несамостоятельности жизни и сознания вполне традиционной выражается в сердечной установке на подчиненность греховным социальным движениям. Эта подчиненность проявляется тем больше, чем сильнее действует нежелание сердца вступить в борьбу со грехом. Нежелание психологически очень понятное, потому что для падшей человеческой души сама возможность внутренней борьбы, борьбы с самим собой, противоестественна. Разумеется, при таком нежелании (или желании не) греховные склонности, и конкретные их проявления всячески разрастаются. В условиях бесстрашия и отсутствия борьбы обычно усиливается беспечность. Беспечность (как и отчаяние) — крайние пределы греховной жизни. Возможность духовной работы за этими пределами исчерпана. Всякое греховное движение паразитирует на соответствующем пути правды. Отчаяние паразитирует на страхе Божием, доведенном до своего искаженного предела, за которым стоит полная невероятность выбраться из множества "содеянных лютых" грехов, и потому только и остается, что безмолвный и бесплодный трепет отчаяния. Беспечность паразитирует на светлой христианской надежде на Божественное милосердие, которое кажется настолько всесильным, что любые собственные действия — как греховные, так и добродетельные, кажутся ненужными. Покаянная же работа представляется скорбной, болезненной, а скорбей обычно не хочется. Сердечная установка на нежелание скорбей в частности приводит к принципиальной праздности (если не на деле, что часто невозможно, то, по крайней мере — в стремлениях). Христианской нормой в жизни сего мира является смиренное переживание скорбей и трудностей. В условиях земной, плотской действительности при невозможности удовлетворить нарастающий объем желаний — нормой христианской жизни становится подвиг всяческого воздержания. Обратное тому стремление — ко всяческому невоздержанию — есть существенная почва для всех грехов плоти, прежде всего, для блуда, чревоугодия и сребролюбия. Среди внутренних сердечных греховных установок особенно выделяются те, которые действуют более всего в человеческих взаимоотношениях. Они все связаны с искаженным переживанием ближнего как брата (ибо все — дети одного Отца Небесного). Таким образом, разные виды небратства (неприязнь, осуждение, злобность, равнодушие, обладание и проч.) определяют эту область человеческой жизни. Разъедающая душу склонность к иронии и смехотворству хотя и осуществляется как внутренний процесс, но реализуется, как правило, также в общении с людьми и обычно на других людей и направлена. Расположенность к спору и прекословиям тоже раскрывается в человеческом общении и в направленности на людей. Одной из существенных греховных позиций, на которой строятся небратские отношения, является невнимание к себе и ближним. Оно зависит от нежелания, от неумения, и, наконец, даже от непонимания того, что же это такое — внимать, и как это делается. Наконец, следует назвать три вида грехов сердца, по своему характеру и содержанию как бы стоящие в стороне от прочих греховных установок. Это расположенности к разным видам зависти, садизму, мазохизму и различным экстатическим состояниям; также то, что древние святые отцы называли окамененным нечувствием. По самому механизму и результатам эти грехи действуют также разрушительно, как и остальные, но в содержании их есть нечто иррационально-загадочное. Механизм их довольно тонок. Зависть, как и родственное ей злорадство представляют собой неприятие чужого успеха и основаны на полноте индивидуалистического, небратского отделения себя от всех остальных людей. При этом чужой успех, напоминая о собственном (действительном или мнимом) неуспехе, вызывает с одной стороны, неприязнь к "успевающему" лицу, с другой стороны, ноющая боль о собственном неуспехе, по природе своей бессодержательная, становится почти желанной, т.к. иррационально подменяет собой отсутствующий, но требуемый успех.

Отчасти близко этому понимание садизма как желания причинить боль другому лицу. Обратная сторона садизма — мазохизм, т.е. желание боли для себя: грех, гораздо более распространенный и, кажется, особенно понятный в новейшее время. Эта боль, носящая характер нравственной замены покаяния и исходящая из иррационального психосоматического наслаждения, механизм которого до конца не понят, хотя многократно и подробно описан, по своей душевно-нравственной природе примыкает к экстазам. Экстаз — это эмоциональный “выход из себя”, проявляющийся в автономных, самостных, не предусмотренных Промыслом попытках чувственно преобразить нормальное состояние своей душевно-телесной природы. Напротив того, окамененное нечувствие предполагает странное удовольствие от неподвижности ума, чувств и воли, нежелания мыслить, переживать и действовать. Этот греховный принцип лишь отчасти связан с "удовольствием лени". Нравственная природа его — нежелание быть "соработником" Богу в деле своего же совершенствования. Главный греховный мотив — ложное предположение, что любые действия, направленные во благо, бесполезны и ни к чему не приведут. Здесь проявляется неверие в милость и творческую содействующую человеку Божественную мощь. Следует вновь отметить, что все грехи ума и сердца, как бы они не были действенны, несамостоятельны; они паразитируют на добрых качествах ума и сердца. Так, например, доверие ложным философиям паразитирует на стремлении осознать структурную созданность мира; рационализм — на полноте приятия Божьего мира (через понимание и точное знание); греховная радость — на святой радости; греховная печаль — на святой печали; и даже последнее из названных — окамененное нечувствие — на стремлении к святому бесстрастию.

 




Дата добавления: 2015-04-11; просмотров: 24 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав

<== 1 ==> |


lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2024 год. (0.008 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав