Читайте также:
|
Каждому поколению свойственно
считать себя призванным
переделать мир.
Альбер Камю
- Где же ваша правда: «Выживает сильнейший!»? – издевательски спрашивал теперь майор Джексон Бриггс.
Минуту Джарек находился в мертвом ступоре, уставившись в одну точку мутными безумными глазами и кусая губы. Наконец-то появились силы произнести слова, описать то, что засело в душе. Он метнул на Джакса дикий озлобленный взгляд, шатнулся в сторону и выхватил нож.
- Вы стреляли в спину, а он смог уйти с улыбкой на лице! Так кто сильнее?! Что, ничтожество, нацепил железяки на руки и возомнил себя богом?! К сожалению, зачастую умирают именно те, кто достоин жить. Но «если нам суждено уйти, - повторил Джарек слова Кэно, - то мы уйдем достойно»!
Одним махом ножа он перерезал глотку одному из спецназовцев и выхватил из его рук автомат. Очередь вдвое проредила ряды военных, но прежде, чем агенты опомнились и начали стрелять в ответ, окутанный сталью кулак Джакса ударил Джарека наотмашь по лицу. Послышался хруст костей. Усиленный кибернетикой в четыре раза, кулак раздробил террористу челюсть, выбил несколько зубов и переломил шею. Джарек упал, как подкошенный, раскинув руки и выронив нож и автомат. От правого уголка рта на бетонный пол тонкой струйкой засочилась светлая кровь. Он умер с открытыми глазами, в которых навсегда застыло выражение ненависти, гнева и безумия. Он умолк навсегда, но его последние слова будто парили в задымленном воздухе: «Мы уйдем достойно...».
***
Кобра сидел в допросной за столом, и над ним мигала одна тусклая лампочка. Из темноты в его глаза вглядывался майор Бриггс. Тело Кобры было покрыто кровоподтеками и ссадинами, волосы и одежда вымокли от пота, по лицу и шее стекала кровь.
- Дайте мне воды! – умолял он майора невнятным голосом – у парня были сломаны обе челюсти.
- Расскажешь все – и дам, - отвечал Джакс с такой издевкой, что Кобре становилось трудно дышать от гнева. Но даже зла не хватало, чтобы забыть о боли во всем теле.
- Что, доволен, что переломал мне кости, поотбивал мне почки, печень, повыламывал суставы? А без кибернетических усилителей ты здесь – последняя шавка! Бей меня хоть до смерти – а я ничего не скажу!
Джакс встал и ударил Кобру по спине. Что-то хрустнуло, Кобра растянулся на столе, изо рта пошла кровь. Он хотел сплюнуть, но не получилось – кровь потоком сочилась из его горла.
- Я больше не буду тебя бить, - с усмешкой заявил Джакс, - а вот Кире, наверное, челюсть сломаю...
Кобра поднял глаза в таком выражении, будто он молился. Он не мог произнести ни слова, но из его глаз потоком лились горячие слезы.
- Не трогай ее, изверг! – рыдая, прокричал он. – Я все скажу! И про теракт, и про Кабала...
- А что Кабал? «Самоубийство», - говорят эксперты.
Кобра закрыл лицо руками и громко зарыдал. Он никогда не чувствовал себя таким ничтожеством и подлым трусливым предателем, как сейчас. Но мысли о Кире заставили его говорить:
- Кабала убил я...
Джакс сел напротив и стал с довольной улыбкой слушать его исповедь, потирая испачканный кровью кулак...
- Киньте его в одну камеру с Мавадо! – нелепо ухмыляясь, приказал майор после допроса.
Кобра опешил.
- Что ты за тварь! – простонал он, глядя на ухмылку Джакса и мечтая разорвать этот рот, чтобы по лицу этого гада потекла кровь. Так, как сейчас она струилась по его опухшему от побоев лицу. Задыхаясь, Кобра из последних сил зашагал к камере, кинув на прощанье майору:
- Будь ты проклят, сукин сын!
Мавадо стоял у стены камеры, злорадно смеясь.
- «Черные драконы». Ну что, свободу нашли, анархисты хреновы?
Кобра отвернулся и ничего не ответил.
- Как там Кэно? – продолжал глумиться над ним лидер «Красных драконов». – В гробу не тесно?
- Не смей осквернять память Кэно! – буквально прорычал Кобра, сжимая кулаки.
Мавадо засмеялся.
- Знаешь, Кобра, - смеясь, говорил он, - мне, как и всем вам, вынесли смертный приговор. Знаешь, почему я еще жив? Как бывшему союзнику, Силы спецназа оставили мне право на последнее желание. И я пожелал увидеть смерть «Черного дракона»...
- Не дождешься! – прохрипел Кобра.
Он собрал все свои последние силы, всю свою злобу и отчаянье. Его сжатый кулак уже начал дрожать и болеть от напряжения, на правой руке выступили вены, когда он замахнулся и ударил Мавадо в грудь.
Дыхание Мавадо сорвалось, он услышал хруст собственной грудины. Его сердце просто обезумело в груди, затрепетало, как крылья перепуганной птицы, и в одно мгновение остановилось навсегда. Лидер «Красных драконов» упал замертво, на полу тюремной камеры в беспорядке легли складки его плаща.
Кобра обессилено упал у стены. Он чувствовал жгучую боль в правой руке, но она была ничтожна в сравнении с болью душевной. Сквозь слезы он видел, как на исполнение смертного приговора ведут Киру. Она пела песню группы «Мастер», под которую в баре «Valhalla» танцевала с Кэно много лет назад:
Пей, звонарь, за нашу грусть,
За любовь и черный блюз,
Белый свет везде...
У его камеры девушка остановилась и замолчала. Парень смотрел на нее чистыми серыми глазами, в которых была тоска и скорбь.
- Прощай, братишка, - улыбнувшись, сказала она.
Парень открыл рот, но ничего не смог сказать. Он просунул руку между прутьев решетки и провел ладонью по ее лицу. Сзади стоял и посмеивался Джакс.
- Знаете, - сказала она майору, повернув к нему лицо, - я хочу попросить Вас об одном. Не за себя. За Кэно. Похороните его. Достойно. Прошу Вас. Он заслужил...
Джакс молчал.
- Что ты молчишь, сукин сын! Что, нас за людей не считаешь?! – закричал Кобра, выплескивая всю горечь и боль.
- А вы и есть нелюди! - басом выкрикнул в ответ майор. – Сколько жизней вы погубили, зверье!
Кобра смотрел на Киру, и его сердце стонало.
- Убейте меня первым! – закричал, срывая голос, он. От крика в груди проснулась давящая боль, Кобра закашлялся и сплюнул на пол камеры сгусток запекшейся крови. Боль в груди становилась сильней с каждым вздохом. Кира протянула к нему свободную от наручников руку и погладила его по взмокшим волосам.
- Уже ничего не изменить, - горестно прошептала она. – Смирись. Будь сильным в последние минуты.
Она ушла. Парень слышал, как она тихо напевала на прощанье:
Я пепел на ветру,
Пыль и пепел на ветру...
Он подхватил мотив, глядя ей вслед, ловя каждое движение жадным взором, осознавая, что видит ее в последний раз:
И звони, звонарь, зарю, звони –
Добрым словом братьев помяни.
Бог с тобой, звонарь, и Бог со мной –
Ветер всех развеет над землей...
Из глаз Кобры начинали течь слезы.
Мы – пепел на ветру.
Мы только пепел на ветру...
Кобра лег на холодный пол камеры и зарыдал.
- Я ничтожество! – одолевала его навязчивая мысль. – Ничтожество. Право, это звучит смешно! Кэно прав – я слабак! Я подвел его. Черт возьми, ведь он говорил так, чтобы я пытался доказать ему обратное, чтобы я стал сильным... Я предатель! Я недостоин того, чтобы жить!
Он обыскал труп Мавадо, но не нашел ничего, чем можно было бы свести счеты с жизнью.
- Хрен с ним! – Кобра плюнул в сторону. – Ждать осталось недолго.
Он снял с мертвого тела Мавадо ассиметричный кожаный плащ с ярко-красной подкладкой и накинул его на свои плечи. Плащ сидел хорошо, его блестящие черные складки эффектно разошлись по спине Кобры.
- Кобра, на выход! – услышал он бас майора Бриггса.
Кобра еще раз поправил на себе плащ. Чувствуя на себе его тяжесть, он пытался убедить себя в том, что хоть в чем-то он оказался победителем, оказался сильным, оказался не слабаком. И с этой эйфорией от победы над самим собой, он гордо пошел на смертную казнь, и черно-красный плащ Мавадо торжественно развивался за его спиной...
***
Лейтенант Соня Блейд сидела у стены в своем кабинете, кинув на пол пистолет и закрыв лицо руками. Из ее разгоряченного сознания не шел посмертный образ лидера «Черных драконов».
- Ведь это мои слова: «Он – не человек! Такие, как он, зря землю топчут!». А чем я лучше его? Я тоже убийца. А ведь первый раз он по-человечески поступил со мной. Я не заметила этого... Да, он убивал невиновных, в отличие от меня, но с другой стороны... Только чрезвычайно гордый и глупый человек мог возложить на себя функции правосудия. Человек всегда выбирает для себя дело, которое ему не по плечу... Но приходится жить дальше... Нет, не моему пистолету Desert Eagle решать, кому жить, а кому умереть!
Стук в дверь заставил ее моментально вскочить и распрощаться со всеми мыслями. Соня подняла свой пистолет, быстро запрятала его в кобуру и одела кепку.
- Входите, - попыталась спокойно сказать она, но почувствовала, что ее голос дрожит. В кабинет строевым шагом вошел Джакс.
- Наша миссия выполнена, - улыбаясь, сказал он. – С террористами покончено. Это конец анархического бунта. И так будет с каждым, кто поднимется против всех. Отныне и всегда.
Соня ничего не ответила. Она прошла в другой конец кабинета и стала смотреть в окно. В сумерках еще можно было различить серые стены домов, на которых за один день появились изображения герба «Черных драконов», анархические символы, портреты Кэно и надписи вроде: «Anarchy for this fucking world!», «Kano, you will live forever!», «Vivat anarchia! We fuck them all!», «Kano, we’ll remember you!»... Сильнее всего ее поразила самая огромная, красно-черная надпись на стене прямо перед окном: «Kano. We forgive and ask for the forgiving». На улицах толпились огромные сборища людей, одетых в черную кожу или камуфляж. В руках одни держали черные и красные флаги анархистов, другие – зажженные свечи. Кто эти люди? Единомышленники «Черных драконов»... Воздают почести памяти погибшего кумира... Только где они были, когда «Черные драконы» гибли за свои идеи? Где они были, когда в Кэно – их кумира и героя – стреляли? И что они здесь делают теперь? Что пытаются доказать? Что они всегда были за Кэно, только боялись сказать? Арестов, преследований, смерти боялись? А теперь кому эти признания нужны! Кэно не услышит! Прощения, о котором они просят, от Кэно они не дождутся – нет больше этого человека, и их прощение не вернет его. А сейчас придут стражи порядка и разгонят этот митинг...
Уже идут. Уже звучит приказ: «Сомкнуть щиты!» И три сотни человек с дубинками и щитами, в касках, в один голос отвечают: «Есть!». Побоище началось. Толпа с таким же единодушным криком «За Кэно!» выхватывает оружие, начиная от автоматов и ружей и заканчивая кастетами и бейсбольными битами. Резня... К утру здесь останутся только трупы бунтарей. Кровь на асфальте будут присыпать песком...
Соня сорвала с шеи военный жетон. Она увидела истинное лицо своего «правого дела». Сегодня, как показалось ей, человечество запустило программу самоуничтожения. «Человек всегда бывает добычей исповедуемых им истин», - всплыла знаменитая фраза одного философа в сознании лейтенанта, а в глазах отражалась бойня между агентами, слепо выполнявшими чужой приказ, и анархистами, ринувшимися в бой с именем Кэно на устах...
- Правда, один из «Черных драконов» убил Мавадо, - продолжал свой отчет о проделанной работе Джакс, - но я сам виноват: не нужно было сажать их в одну камеру. Он дал нам чистосердечное признание, и теперь дело можно закрыть. Знаешь, что попросила та рыжая террористка? – майор засмеялся. – Похоронить Кэно. Причем достойно. Он, видите ли, «заслужил».
- Чего смеешься-то? – с укором ответила Соня. – Вполне закономерная просьба...
Она вспоминала лозунги анархистов, красивые лозунги, как говорила она сама. Ее мучил вопрос: неужели это действительно конец? Конец борьбы... Столько лет... и вдруг напрасно... Это страшная участь. И смех майора теперь звучал совершенно неуместно и нелепо на фоне таких траурных мыслей.
- Ха-ха! Да не смеши меня, Соня! Еще скажи, что собираешься эту просьбу выполнить?
Соня резко повернулась и возмущенно взглянула на Джакса.
- Я тебе не Соня, а лейтенант спецназа Соня Блейд! Это - во-первых. А во-вторых, я действительно выполню эту просьбу. Думай что хочешь, - она запнулась, говорить было очень сложно – ранее она никогда не могла и мыслить, а сейчас не могла поверить, что способна сказать такое: - думай, что хочешь, но я теперь уверенна, что они все заслужили это. Они тоже люди. У них была идея. И они за нее погибли...
Джакс тоже не мог поверить тому, что услышал. он усмехнулся, но его сарказм сменился негодованием.
- И с каких это пор, интересно мне знать, мы хороним террористов? – грозно прикрикнул он. - Что скажете, товарищ лейтенант?
Соня опустила голову. Ей почему-то снова вспомнилась смерть Векслера. Но отчетливее всего сейчас обозначилась в ее памяти фраза Кэно: «Идешь с пистолетом на безоружного? Дерись по-честному, как мужчина, а то стрелять в спину умеют все!».
- Джакс, выметайся! – резко приказала она, подняв глаза.
- Я тебе не Джакс, а майор спецназа Джексон Бриггс! Научись разговаривать со старшим по званию! – гневно закричал он.
- Да мне начхать на тебя и твое звание, - равнодушно ответила она. – А уволишь меня – я скажу тебе спасибо. А сейчас убирайся – и без тебя тошно...
- Не ожидал от тебя, - подавленно произнес он. – И было бы из-за кого? Из-за террориста!
Майор ушел, хлопнув дверью так, что она чуть не слетела с петель.
***
В день похорон Кэно была сильная гроза. Его хоронили в его старых черных в серую полоску штанах и военных ботинках, в потертой, поношенной косухе и футболке «Iron Maiden» «A Matter of Life and Death». Его черный гроб был окован сталью, и на крышке была стальная пластина, на которой был выгравирован герб «Черных драконов» и надпись: «Свобода или смерть!». Но иногда даже смерть это свобода...
Его хоронили без эпитафии, ибо никто ничего не знал об убитом: ни настоящего имени, ни даты рождения – ничего. Свое истинное имя этот человек унес с собой в могилу. На черно-сером гранитном надгробье был изображен портрет анархиста, а ниже было всего две строчки: «Кэно. Убит 7 июня 2008 года.». У Сони по этому поводу возникла в голове лишь одна, но самая верная мысль: «Никто в этом мире не рождается и не умирает просто так!».
Парадокс, но на его похоронах присутствовала только Соня Блейд...
Глубины Нижнего мира
2007-2008
Примечание: Имена персонажей принадлежат «Midway». Выражение «Вера и террор» принадлежит А. Елину. Автор на них не претендует.
В тексте использованы песни групп «Iron Maiden», «Manowar», «Мастер», «The Immortals», а также Брюса Дикинсона и Вантолы.
Сарина фон Шиннок выражает благодарность за содействие Дракуле, Виконту Релаю, Мастеру Смерти, Sumac’у, Нику, Алисе и Nightwolf’у.
Дата добавления: 2015-09-11; просмотров: 15 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |