Главная страница | Контакты | Случайная страница Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

I. ВЫШЕ ТОЛЬКО НЕБО

Нигде небо не бывает таким синим, таким ослепительно радост­ным, как в горах...

Впрочем, любоваться природой мне сейчас некогда — просто то и дело смотрю вверх и машинально, каким-то краем сознания от­мечаю: какая синева!..

Две сходящиеся внутрь скальные плоскости — будто раскрытая книга, внутренний угол, который я буду помнить долго: довольно сложное лазание, но особенно беспокоит то, что впереди.

Ощупываю скалу рукой, а взгляд непроизвольно — вверх. Ищу место, чтобы поставить ногу, а думаю: «Что там, выше?» Забиваю крюк и чувствую, просто физически ощущаю тяжесть нависшей сверху ледяной глыбы.

Снизу казалось: снежные надувы — обычное дело в горах. По­том, когда подошли поближе, увидели — глыбы льда, огромные, в неустойчивом равновесии на гребешках, на полочках. То, что было когда-то снегом, ветер и солнце превратили в лед. Одна глыба тор­чит прямо над головой. А обойти нельзя — путь только здесь. И мы идем по внутреннему углу, который замыкается этой льдиной.

Лазание требует предельной собранности, выверенности каждо­го шага. На гладкой поверхности скалы рука находит крошечную зацепку. Держит? Держит! Ногу — на едва заметный выступ. Те­перь подтянуться, достать следующую зацепку...

Александр Толстоусов, партнер по связке, выдает веревку. На­пряженно следит за каждым моим движением: весь — внимание, го­тов в любую минуту прийти на выручку. Обработка маршрута, особенно на сложных скальных участках, доверяется лучшим ска­лолазам, технически наиболее подготовленным восходителям.

Сейчас в нашей связке первым иду я: забиваю крючья, навеши­ваю перильные веревки, по которым поднимается вся группа. Кому из двоих сейчас труднее? Наверное, первому, то есть мне: выбрать наиболее логичный, рациональный путь подъема, пройти его сво­бодным лазанием, технично, красиво... Это и есть альпинизм в чистом виде — работа на грани риска. Идти прищелкнутым к уже закреп­ленной веревке — совсем не то. Позже мы поменяемся с Сашей ро­лями. Это меня не радует. Стоять в полной неподвижности, в тисках нервного напряжения, когда расслабиться нельзя ни на секунду — ведь ты страхуешь товарища, выдаешь или выбираешь веревку и непроизвольно критикуешь действия партнера: зачем пошел вле­во — вправо надо было... Нет, труднее тому, кто внизу.

Вижу, как ниже проходят уже обработанный участок Григорий Еременко с Владимиром Моногаровым. Примерно в километре подо мной бесшумно кипит на дне ущелья река. Туда я не смотрю. Ощущение глубины давно стало привычным, не сковывает движения, не парализует мысли.

Я смотрю вверх, на глыбу льда. Какие у нее намерения? Сколько она собирается вот так простоять — столетие или минуту? Этого не может знать никто. Вспомнил, как утром очень медленно собирал­ся. Как-то не по себе было: вялость, апатия. Почему, откуда — не­понятно. Все делал через силу, будто кто-то невидимый нашепты­вал на ухо: «Постой, не спеши». И мы вышли не в восемь, как обычно, а позже. Чуть ли ни заставлял себя работать. Потом увлек­ся, забыл об утренних неясных тревогах, нехороших предчувствиях. И вот теперь — эта глыба. Скорее бы пройти внутренний угол. Даль­ше будет траверс (движение по горизонтали) вправо и выход на полку, где мы предполагаем поставить палатки. Две предыдущие ночи спали кое-как. Одна ночевка была, так сказать, висячая, в га­маках на стене, другая — сидячая: устроились рядком на полке, дремали, то и дело просыпаясь. Теперь есть надежда отдохнуть по-настоящему, хоть немного восстановиться.

Спокойно, Бершов, ты еще, кажется, не в палатке. Забиваю крюк в едва заметной ложбинке в стене. Хорошо забитый крюк должен отзываться на удары молотка чистым, ясным звуком — «петь», говорят альпинисты. Что-то не нравится мне эта его песня. И тут...

Вот оно! Удар по каске. По плечу, по рукам... Держись! Дер­жись же, черт возьми!

Грохот. Снова удар. Еще. Опять. Лед. Много льда. Брызги. Кус­ки. Обломки. Острые. Твердые. По рукам. По спине.

Изо всех сил прижимаюсь к скале. Вцепился в зацепки мертвой хваткой. Доброго слова не стоят эти зацепки. Выдержи, крюк! Бес- * покойные, беспорядочные обрывки мыслей.

...Тихо. Отчетливо понимаю — я остался. Не улетел. Это лед оборвался... А Саня? Кричу внизу:

— Саня! Ты цел?

— Цел!

— Что это, лед?

— Да нет, сосульки...

Какие сосульки? Ах да, наверху, метрах в трех надо мной, в самом деле висела ледяная бахрома. Не хилые, свисающие с город­ских подоконников сосульки, которые так любит сосать детвора, а мощные, увесистые. Значит, это сосульки. Если бы сорвалась глы­ба, нас бы уже... Мы бы уже... Значит, она висит? Вот же она!

Наверное, если бы фиксировались рекорды по прохождению внут­ренних углов на высоте пять тысяч метров, мы с Толстоусовым стали бы рекордсменами. В невиданном темпе прошел я опасный участок, принял Саню. Предупредили идущих ниже ребят, чтобы не очень расслаблялись под этой глыбой, и двинулись дальше. Клю­чевой, технически самый сложный участок стены был еще над на­ми, пройти его предстояло завтра.

Это первовосхождение наша команда Украинского республикан­ского общества «Авангард» заявила для участия в первенстве стра­ны по альпинизму в техническом классе восхождений.

Вершину на стыке Мазарского и Дарвазского хребтов решили назвать пиком Советской Украины. Очень красивая двуглавая гора.

Совершать восхождение первым всегда трудно. Не существует описания маршрута — ведь на вершину еще никто не поднимался. Мало было у нас и фотографий нашей восточной стены. То, что на снимках или под маршрутом казалось понятным, простым, на­верху вдруг оборачивается трудноразрешимой проблемой. Впрочем, проблемы начались еще раньше. Оказалось, что нижняя часть стены сложена из песчаников: мягких, податливых, очень ненадежных. Это я увидел еще с вертолета, когда мы делали облет стены.

В прошлом году в Язгулемском ущелье на Памире мы отказа­лись от восхождения, тоже заявленного на первенство страны. Из-за таких вот песчаников. Крюк в них не забьешь, веревку не закре­пишь... Умение вовремя отказаться от рискованного варианта вхо­дит в перечень бесспорных альпинистских достоинств. Но сейчас об отказе не может быть и речи. Надо искать выход.

Команда — заслуженный тренер УССР Владимир Моногаров, Юрий Григоренко-Пригода, Виталий Бахтигозин, Григорий Ере­менко, Александр Толстоусов, Владислав Пилипенко и я, капитан,— все опытные восходители, не раз ходившие вместе. Высматриваем, обсуждаем, отвергаем одно за другим разные предложения. Нако­нец надежное, безопасное начало пути найдено. Проходим без при­ключений злополучные песчаники, от всей души желая себе никогда больше с ними не встречаться. И тут — новая проблема. Заболел Владислав Пилипенко. У него флюс: температура, боль. Сочувству­ем Владиславу, лечим чем можем, но пока это мало помогает. А ид­ти надо. Причем вверх, а не вниз. Внизу песчаники, по ним жела­тельно не спускаться. Владислав это отлично понимает. Когда спра­шиваем его мнение — а оно в данном случае решающее, — говорит, что вниз пойдет через вершину. И идет, проклиная про себя зубную боль.

Сегодня у нас последняя ночевка на стене. Завтра пройдем на­висший скальный бастион и возьмем вершину, если все будет так, как мы планируем.

Облюбованная нами полка недостаточно широка, чтобы разместить на ней две палатки. Откладываем камни, выравниваем, подсыпаем. Наконец удается изобразить некоторое подобие гори­зонтальной плоскости. Ставим палатки. Григоренко-Пригода разжи­гает примус, Григорий Еременко открывает консервы. Еда на восхождении, особенно после трудного дня,— дело, так сказать, пер­востепенной важности. Самые нехитрые блюда, вроде супа из тушен­ки, радуют, как редкие деликатесы. Ужинаем с удовольствием. По­сматриваем вниз. Дарвазское ущелье укрыто толстым серым одея­лом кучевых облаков. А наверху солнышко и такое голубое небо...

Ночью непогода добралась до нас. Выла, засыпала снегом, дер­гала растяжки палаток.

Непогода на восхождении всегда некстати. Даже если не слу­чается никаких происшествий, она нарушает запланированные гра­фики, лишает альпинистов возможности двигаться. На высотах за пять тысяч метров, где организм восстанавливается плохо, засижи­ваться просто опасно.

...За тонкими стенками наших палаток — ветер, метель. Выхо­дить нельзя — видимость нулевая. Отсыпаемся. Нехотя, без аппе­тита завтракаем. Необходимо что-то делать, как-то шевелиться. По нашей полке не погуляешь. То и дело, прищелкнувшись к верев­ке,— страховка здесь обязательна, улететь вниз ничего не стоит,— выходим наружу, очищаем от снега палатки, укрепляем растяжки. Вдруг вспоминаем — как же мы забыли! — сегодня у Моногарова день рождения.

Альпинист с завидным стажем, Владимир Дмитриевич не раз встречал этот день в горах (август — разгар сезона). Но говорит, такого праздника у него еще не было. Наверное, и не будет: на стене, среди свистопляски ветра и снега, набившись в палатку, произносим в честь именинника витиеватые тосты, чокаемся круж­ками с чаем из растопленного снега.

Новый день радует нас солнцем. Но выходить все равно нель­зя: скалы обледенели и засыпаны снегом.

Вышли на следующее утро. Вот и последний, самый трудный бастион. Мы с Толстоусовым снова идем впереди. Крюк. Карабин. Веревка. Несколько метров вверх. Зацепки очень маленькие, скало­лазы называют такие «мизерами». Снова крюк. Карабин. Веревка. Снова вверх. Всего несколько шагов. Ведь шаги — по вертикали.

Как много значит сильный, ровный состав команды. Сложный, очень сложный участок стены, а впечатление такое, будто все прос­то, понятно и здесь уже не раз хожено. Больше всего я боялся за Владислава — как он дальше пройдет? Отлично прошел. Альпинист­ское терпение помогло.

И вот уже мы на вершине. Традиционные заботы первовосходи­телей: сооружаем из камней тур, чтобы те, кто будет подниматься сюда, нашли и сняли нашу записку и смогли оставить свою. Слу­чается, записки ждут по многу лет, пока их снимут. Нашу, во вся­ком случае, с главной вершины не сняли и по сей день. А вторая вершина горы еще лишь ждет своих покорителей.

...Все пути только вниз. Какой же выбрать? Обычно выбирают самый легкий: силы оставлены на сложном подъеме. Опять проблема: легких путей спуска здесь нет. Вдобавок туман, видимости — никакой. Григоренко-Пригода уходит на разведку, я выдаю ему веревку. Наверное, придется долго Юрия ждать. Ребята устали. Обычно спокойные, добродушные, начинают сейчас терять терпе­ние: «Где он? Зачем пошел в ту сторону? Надо было вот по этому кулуару. Нет, не по этому, по тому...»

У каждого имеются свои соображения, но устраивать сейчас дис­куссию не в наших интересах.

— Спокойно, — говорю ребятам.— Юрий Иванович знает, что делает. Он нашел очень хороший путь.— Я в этом не уверен, но главное сейчас — не дать разгореться страстям. Спускаюсь в кулуар к Григоренко-Пригоде. Путь совсем не такой хороший, как хоте­лось бы, но и другие не лучше.

Спуск — опасная штука. Все, от новичков до асов, знают это. Большинство аварийных ситуаций возникает именно на спуске. На­копившаяся усталость, радостное возбуждение от того, что вершина взята, подводили порой и опытных, бдительных альпинистов. Пото­му главное на спуске — внимание, осторожность, отсутствие спешки. На такой стене поспешишь — можешь оказаться внизу значительно быстрее, чем рассчитывал.

Навешены веревки, один за другим спускаются ребята. Пройден ледовый кулуар, довольно крутой сброс, еще кулуар. Иду послед­ним с нижней страховкой — снимаю перила.

Солнце медленно катится на запад. Успеваем до темноты? Успе­ваем! Ледник уже совсем рядом — рукой подать. Последние сорок метров веревки, отрезав, оставляю висеть на стене. Мы спешим. Лед­ники проходятся засветло: трещины, снежные мосты через них в темноте не видны. И вот наконец морена — скопление камней, вы­таявших из тела ледника и движущихся вместе с ним. Огляды­ваемся на путь, по которому только что спустились,— очень впечат­ляющая картина: примерно семьсот метров ледовой стены...

Ставим палатки. Жаль, не успели спуститься пониже, к зелени и теплу альпийских лугов.

Быстро темнеет, но краешек нашей вершины еще освещен солн­цем. Разве внизу увидишь такую красоту?

Восходы и закаты в горах — сказочное зрелище. Даже равно­душный к природе человек застывает в изумлении, наблюдая, как меняются каждую секунду цвета и оттенки, как массивная громада горы вдруг становится невесомой, светится изнутри...

Наш пик и сейчас у меня перед глазами: в розовом, алом, сире­невом, оранжевом сиянии, в голубой дымке вечера.

Одна за другой вспыхивают звезды. Это правда, что звездное небо, давно покинувшее города, во всем великолепии можно увидеть только в горах. Одна из радостей, которые нам дарят покоренные вершины, — ощущение, что звезды очень близко, — вот они, только протяни руку.

Долго ворочаемся в палатках, не засыпаем.

— А знаете, ребята, есть у меня на примете одна гора, — подает из темноты голос Григоренко-Пригода. — Не стенка — мечта.

Так всегда: не успели закончить одно восхождение, а мысли уже о новых вершинах. И это понятно: каждая новая высота вызывает стремление к следующей. И так же, как рекордные секунды, санти­метры, килограммы становятся для десятков спортсменов заветным рубежом, который необходимо превзойти, так и уже побежденные вершины будят у восходителей желание подняться на еще более сложные.

Один из моих друзей Вячеслав Антипов, любитель парадоксов, часто шутит: какие альпинисты спортсмены? Мы — участники со­ревнований по борьбе с трудностями природы: метелями, ветрами, камнепадами, лавинами... В такой же мере, как альпинисты, ут­верждает Вячеслав, спортсменами могут считать себя зимовщики на полярных станциях, чукчи-оленеводы или, скажем, моряки. Им тоже необходимо умение противостоять стихиям, предусмотреть все­возможные неожиданности, в трудной ситуации не растеряться, не отступить.

Все это так, и тем не менее, альпинизм — спорт. Со своими лиде­рами и звездами, с выдающимися достижениями, рекордами и сен­сациями, с азартом борьбы и трудностями тренировок.

Преодоление препятствий, воздвигнутых природой, требует силы и выдержки, ловкости, находчивости, техники. Покорение горных вершин так же входит в понятие «спорт», как атлетика, плавание или борьба, поэтому не случайно альпинизм в свое время был олим­пийским видом спорта. Еще на учредительном конгрессе МОК было принято решение присуждать «приз для награждения в период между Олимпийскими играми альпинистам, достигшим выдающих­ся результатов в любой части света».

Сегодня альпинизм не принадлежит к числу олимпийских видов спорта — слишком он специфичен. Но олимпийский девиз: «Быст­рее, выше, сильнее» — в полной мере присущ и ему. Все более трудными путями идут к вершинам восходители. Исключительно сложные, головокружительные маршруты прокладываются на высо­чайшие горы — семитысячники, восьмитысячники. Растущий уро­вень знаний, опыта, мастерства, достижения научно-технической ре­волюции позволяют проходить эти маршруты с большой скоростью.

Нам не рукоплещут многотысячные трибуны переполненных ста­дионов, не обсуждают перипетии наших баталий толпы болельщи­ков. Мамы будущих восходителей не докучают тренерам просьбами принять в секцию сына или дочь, утверждая, что «у ребенка исключительные способности». О риске, опасностях, часто преувели­ченных, мамы наслышаны.

Даже самых именитых из нас не осаждают любители автогра­фов, не узнают на улицах и в метро. Вспоминаю, незадолго перед отъездом в Непал участников первой советской гималайской экс­педиции пригласили на восстановительный сбор в Эшеры, под Су­хуми. На базе Спорткомитета СССР тренировались в то время сбор­ные страны по волейболу, легкой атлетике.

Была послеобеденная передышка между тренировками. Мы не спеша возвращались из столовой. Радовались красоте парка и воз­можности никуда не торопиться. Ушел в свои мысли замкнутый Владимир Балыбердин, Эдуард Мысловский рассказывал что-то смешное нам с Валентином Ивановым. Немного поотстал Михаил Туркевич.

— Слушай, не знаешь, кто это такие? — вопрос, явно о нас, заставил невольно прислушаться к разговору двух тренеров, иду­щих чуть позади.

— Сам вторую неделю смотрю на них. Не могу понять, чем за­нимаются. Тренеры они или спортсмены?

Мы и вправду проигрывали на фоне рослых, косая сажень в плечах волейболистов, стройных, длинноногих легкоатлетов. Забав­но: даже спортивные тренеры не признали в нас членов сборной страны по альпинизму. А ведь после проверок и экспериментов в Институте медико-биологических проблем Минздрава СССР специа­листы констатировали: с нашей подготовкой не то что в Гималаи — а хоть завтра на орбитальную станцию.

Да, внешней эффектности альпинизм не прибавляет. Вообще, если подходить с позиций житейских, он не дает ничего — ни благ, ни популярности.

Умение собственные интересы подчинить интересам коллектива, команды важно для любого спортсмена. Для альпиниста — в осо­бенности. В горах, на восхождении ты не имеешь права распоря­жаться собой. Ты — частица единого целого. Суммарная сила коман­ды, общий запас ее энергии берутся в расчет в борьбе за вершину. И потому очень многое в достижении общего успеха зависит от индивидуальных качеств каждого.

Альпинисту необходима выносливость марафонца и взрывная реакция хоккейного вратаря, гибкость и координация движений гимнаста, сила тяжелоатлета. А еще — быстрая адаптация к высо­те, устойчивость нервной системы, высокий уровень технической и тактической подготовки, опыт и интуиция. Проявлять все эти ка­чества восходителю приходится не на холеном газоне стадиона, не па ровной глади катка или освещенном юпитерами помосте дворца спорта, а на крутых горных склонах, порой в непогоду, под акком­панемент лавин и камнепадов, вой ветра, нередко па такой высоте, где нет уже ничего живого.

На гору всегда поднимается коллектив, команда, но каждый метр на пути к вершине — твой. В этом нет парадокса. Только ты сам можешь и должен пройти через трудности намеченного марш­рута — иначе на вершину не подняться.

Экстремальные условия восхождения, хочешь — не хочешь, вы­являют в каждом его человеческую суть. В горах узнаешь себя и людей, как никогда бы не смог узнать на равнине.

Иногда покажется поначалу — парень что надо: хорошо подго­товлен, к тому же спокойный, простой, веселый и идти с ним будет одно удовольствие. А на восхождении команда попадает в какую-то переделку. Смотришь — расклеился парень, в глазах — страх. Куда подевалась спокойная уверенность, где открытая улыбка? Не скры­вает раздражения всем и вся... Нет, такого на серьезное восхожде­ние брать не стоит.

А другой вроде и звезд с неба не хватает, и подготовкой особо не выделяется. Но на горе самую трудную часть работы старается взять на себя. В сложной ситуации не теряется, не падает духом. Такие в альпинизме остаются.

На восхождении, как ни старайся, не спрячешь ни одного из имеющихся недостатков, не станешь сильнее, честнее, добрее, чем ты есть. Долгие дни, недели ты постоянно в окружении одних и тех же людей. Футболист, отыграв матч, может сменить обстановку, быть с семьей, друзьями или побродить по городу в одиночестве... У альпиниста все иначе. Куда уйдешь, с кем встретишься, к при­меру, на скальной стене, когда под тобой вертикаль в полкиломет­ра и такая же — сверху? Команда, товарищи по восхождению — единственно возможное твое общество. С ними ты все двадцать че­тыре часа в сутки. В рамках этого замкнутого круга не все и не всегда чувствуют себя уютно. Не раздражаться по пустякам, не дать волю эмоциям бывает трудно.

Альпинистские команды нередко складываются долго, но и су­ществуют по многу лет: не просто хорошо знающие друг друга спортсмены, выступающие за один клуб, равные по мастерству и опыту, а друзья, единомышленники, прошедшие огонь и воду — вот что такое альпинистская команда.

Как и в любом виде спорта, в альпинизме проводятся соревно­вания: первенства страны, отдельных республик, регионов. Правда, наши состязания мало похожи на другие. Соревнуются альпинисты в пяти классах восхождений: скальном, техническом, высотно-техническом, ледовом и в классе высотных восхождений, или траверсов вершин. До недавнего времени формула соревнований была такой: команды-участницы заявляют на чемпионат свой маршрут в одном из классов. Нередко это вершина, на которой еще никто не бывал — подъем на нее называется первовосхождением. Таких вершин ос­тается все меньше, хотя на наш век, думаю, хватит. А вот непройденных, сложных маршрутов на каждую из гор — великое множест­во. Выбрать такой маршрут — трудный, интересный, пройти его — не менее почетно. В дальнейшем маршрут первопрохождения будет носить имя руководителя команды: маршрут Абалакова, маршрут Хергиани, маршрут Мышляева.

В альпинизме все маршруты в зависимости от уровня сложности делятся на шесть категорий: от первой — самой легкой, до шестой — наиболее сложной. Все категории, кроме шестой, имеют в порядке усложнения подкатегории А и Б.

Скальный и технический классы требуют отточенной альпинист­ской техники, свободного владения всем ее арсеналом. В последнее время в этих классах восходители соревнуются уже не заочно, а на одной вершине, одновременно. Каждая команда выбирает свой маршрут и проходит его. Различия между классами — в высоте вер­шин. Но и в том, и в другом альпинисты штурмуют вершины отно­сительно невысокие, но трудные в техническом плане.

В высотно-техническом классе сложные скально-ледовые стены испытывают альпиниста еще и высотой. В классе траверсов альпи­нисты, поднявшись на одну из вершин по сложному маршруту, про­ходят, не спускаясь вниз, сразу несколько вершин, стоящих в ли­нии горной цепи. Высотные восхождения требуют от альпинистов особых навыков, связанных с трудностями пребывания на высоте, во в техническом отношении они относительно несложные.

Соревнования в ледовом классе начали проводить в 1982 году. Состоят они из двух этапов. Сначала техника прохождения ледовых участков проверяется на избранном судьями участке ледника. За­тем на участке скально-ледовой или снежно-ледовой с преобладанием льда стены каждая команда выбирает свой маршрут, составляет тактический план его прохождения. В соответствии с этим планом проходит маршрут. Судейская коллегия следит за ходом восхож­дения, оценивает его. Эти соревнования достаточно зрелищны.

И все же альпинистские чемпионаты, по моему мнению, во мно­гом носят условный характер, ведь при отсутствии объективных критериев оценки (голы, метры, секунды) победителями не всегда становятся наиболее достойные.

Тем не менее состязания эти, так мало похожие на любые дру­гие, полезны, показывают уровень роста альпинизма в целом. Участие в чемпионатах, кроме того, необходимое условие для полу­чения так называемых мастерских баллов — без них не станешь мастером спорта. Впрочем, для большинства достижение этого ру­бежа — не самоцель. Просто награды, звания становятся законо­мерным и, конечно, радующим итогом твоей работы, определенным этапом спортивной биографии, открывают возможности для новых, более сложных восхождений, а значит — новой, более сложной про­верки твоих сил, возможностей, мастерства, характера.

Помню, участвуя в первенстве Кавказа, мы, пятеро инструкто­ров альплагеря «Эльбрус», поднимались на Чатын по северной сте­ке. Альпинисты знают, что это за стена: в нижней части 500 мет­ров нависающей скалы, по которой безостановочно бегут потоки воды — ощущение такое, будто идешь под нескончаемым дождем. Дальше — так называемая крыша, шестьсот метров крутых засне­женных скал.

Понятно, что шутя и играя, по нависающей стене не побежишь. Здесь каждый метр требует огромного напряжения. А тут еще вода (подводное лазание — шутили мы). Между прочим, за рубежом лю­бители острых ощущений изобрели и такой вид лазания: в гидро­костюмах поднимаются по водопадам. Нас острые ощущения, свя­занные с водой, в восторг не приводили — гидрокостюмов у группы не было. Поднимаешь руку — вода в рукаве, холодные ручейки, об­жигая тело, бегут по тебе, выливаясь из ботинок... Несколько ми­нут — и ты вымок до нитки. Но мы все же поднимаемся. Метр за метром.

Вот уже почти вся первая часть маршрута позади. До «кры­ши» — одна веревка. Мокрые, взъерошенные, обессиленные, выле­заем на полку, где нам предстоит ночевка. Сейчас бы вытянуться во весь рост в теплом, сухом спальнике... Как бы не так! Для на­чала — строительные работы: откалываем ледорубами куски скалы, лепим из камней и снега площадку.

Кавказ — это не только пальмы и пляжи, где «утомленное солн­це нежно с морем прощалось», это — горы. Наша гора с узкой по­лочкой, на которой мы ставим палатку. Лязгая зубами от холода, втискиваемся в нее вчетвером, чтобы просидеть, тесно прижавшись друг к другу, засыпая и поминутно просыпаясь, до рассвета.

Зачем? Во имя чего? Кому это нужно? Вопросы вечные, как го­ры. Знаю точно, их задают себе и сами альпинисты в трудные ми­нуты, когда кажется, что сил больше нет.

«Я иду с опущенной головой, шаг за шагом, с трудом вырывая ногу из снежных тисков. Меня охватывает умственное оцепенение. Я не управляю уже своим телом, оно управляет мной. Скажи — вот это называется альпинизмом? Зачем ты здесь? Чтобы получить удовлетворение от борьбы с природой и с самим собой, или же ты сам приговорил себя к каторжным работам?»

Эти слова одного из сильнейших альпинистов Франции Яника Сеньера, рассказывающего о восхождении на восьмитысячник Макалу по сложнейшему маршруту, западному ребру, на мой взгляд, достаточно точно передают мысли и ощущения, знакомые многим из тех, кто ходит в горы. Потом, когда восхождение заканчивается, эта внутренняя борьба с самим собой как бы забывается, тускнеет и человек снова мечтает о восхождении.

Но я, как бы сурово не приходилось, никогда не спрашивал се­бя: зачем, ради чего? Альпинизм — всегда борьба, трудная, изма­тывающая, но тем дороже победа. И если решил подняться на вер­шину, не стоит думать, скажем, о том, что загорать на черномор­ском пляже приятнее, чем топтать ступени по колено в снегу, рубить натечный лед, ползать муравьем, с его же скоростью, по скальной стене.

И вот выше только небо, все пути — вниз. Вершина! Каким не­уместным, просто глупым кажется тебе сейчас этот вечный воп­рос — зачем?

Ты счастлив, переполнен эмоциями. Вопреки всему: опасностям, высоте, собственной слабости — ты взошел! «Пройти такую круго­верть дано совсем немногим»,— поется в альпинистской песне. Не­многим. Значит, чего-то в этой жизни ты все-таки стоишь... Но, кро­ме пьянящей радости, чувствуешь неудовлетворение: хочется, что­бы счастье, которое испытываешь сейчас, разделили все!

Помню, когда начал заниматься альпинизмом, поражался, что более опытные восходители знают вершины, так сказать, в лицо. Понимал уже, что горы — как люди: не встретишь двух одинако­вых, а все-таки удивлялся. А ведь горы к тому же — это и скалы, и ледники, и снежники, и морены, и травянистые склоны. Горный рельеф разнообразен. И чем труднее маршрут, тем больше ты дол­жен знать, помнить, уметь.

Альпинизм — это прежде всего труд, работа. По-настоящему мужская, требующая сил, выдержки, терпения, максимальной само­отдачи. Приносящая огромную радость, но чаще — изматывающая, на пределе твоих сил и возможностей, а может, и за пределом — кто знает, где он, каков он?

Есть в этом деле свои азы, без знания которых не обойтись и новичку, есть свои топкости и секреты. Чего только не должен уметь альпинист: работать с веревкой и забивать крючья, рубить ступени и ставить палатку, готовить еду и вытаскивать из трещи­ны сорвавшегося товарища, делать укол или перевязку.

Как и во всякой работе, в альпинизме — в цене мастерство, та особая легкость, которая достигается лишь годами тренировок. Спорт не терпит сачков, любителей отсидеться за чужой спиной. Выгонять, отчислять таких из альпинистских секций обычно не приходится — уходят сами, прикрываясь, как щитом, расхожей фра­зой «умный в горы не пойдет». Интересно, что вариации на эту, весьма спорную, на мой взгляд, тему есть и в других языках — английском, немецком, французском.

Некогда восхождения были спортом элиты. Только у пресыщен­ного праздностью богача могло возникнуть желание испытать себя в единоборстве с горами. Остальным вполне хватало испытаний и трудностей обычной жизни. Потому большинству людей альпинизм казался бессмысленным занятием, ненужной тратой сил и средств.

Времена меняются, меняется и отношение к альпинизму. Прав­да, он по-прежнему не укладывается в рамки трезвых житейских расчетов. Но, может, этим и привлекает он в наш такой деловой, рациональный век все больше людей в разных странах?

Массовым стал советский альпинизм, отмечавший в 1983 году свое шестидесятилетие. У его истоков стояли коммунисты-ленинцы С.М. Киров и Н.В. Крыленко, прославленные ученые Б.Н. Делоне, О.Ю. Шмидт, Г.Н. Николадзе. Профессор Николадзе, взошед­ший в 1923 году на Казбек, писал: «Так пусть наша экспедиция послужит началом, фундаментальным камнем развития нашего аль­пинизма, требующего, правда, настойчивости, отваги и некоторых средств, но дающего человеку столько здоровья, выносливости и зна­ний, а главное, столько возвышенных, благородных чувствований и мыслей».

Сегодня больше тридцати тысяч человек в нашей стране активно занимаются альпинизмом. Это рабочие и студенты, врачи и педаго-1И, инженеры и ученые. Ни одним видом спорта у нас не занимает­ся столько академиков, докторов и кандидатов наук, столько людей с высшим образованием.

Путевкам в санатории они предпочитают путевки в альпинист­ские лагеря, заманчивым морским круизам и тихим радостям дач­ного отпуска — спартанский быт экспедиций, трудные будни вос­хождений.

Но у альпинизма не только спортивные цели. Тысячи километ­ров государственной границы СССР — на Памире, Тянь-Шане, Кав­казе проходят по горам. Чтобы умело и надежно охранять их, нуж­на основательная альпинистская подготовка. Без помощи альпи­нистов не обойтись сегодня геологам, геодезистам, топографам, гля­циологам, строителям, метеорологам, реставраторам архитектурных памятников.

На строительстве Нурекской, Токтогульской, Саяно-Шушенской, Красноярской, Зейской, Вилюйской, Чиркейской и многих других гидроэлектростанций отлично трудились альпинисты. К примеру, только на возведении Токтогульской ГЭС работало больше пятисот строителей-скалолазов.

Для многих, очень многих (и меня в том числе) альпинизм из увлечения стал профессией. Но даже те, кто занимается им по дол­гу службы, не мыслят иного отдыха, чем в горах па восхождениях.

Это, очевидно, не все могут понять. Но я уже говорил, что к нашему спорту обычные мерки не подходят. Альпинизм — совер­шенно особый мир, со своим, ни на что не похожим образом жизни. Его суровые будни помогают в истинном свете увидеть, что в жиз­ни по-настоящему ценно, а что — лишь суета, размениваться на ко­торую не стоит.

В 1982 году в Гималаях, познакомившись с нашей жизнью вбли­зи, корреспондент ТАСС в Непале Юрий Родионов сказал однажды: «Да, ребята, чтобы делать то, что делаете вы, надо быть романти­ками».

Романтиками? Смотря что подразумевать под этим словом. Пес­ни у костра и улыбки загорелых девушек на фоне скал, что тоже неплохо? Нет, не за этим мы ходим в горы. Но если романтику понимать как трудную работу во имя высокой цели, тогда, без­условно, альпинизм полон ею. Впрочем, когда лезешь по сложной стене и руки сводит от напряжения, когда, хоть плачь, не найти места, чтобы забить крюк, когда засыпаешь в гамаке, а под тобой километровый отвес, думается о чем угодно, только не о романти­ке. Слово это у альпинистов не в ходу, как и вообще громкие слова. Мера, которой определяется твоя сущность, — поступок. Только он.

Можно сказать: «Хороший товарищ, надежный парень, я в нем уверен, как в себе». Альпинист все это уместит в короткой фразе: «Я хожу с ним в одной связке».

Альпинизм немыслим без риска и потому немыслим без настоя­щих друзей. Выходя на сложный маршрут, ты должен быть уверен: друг готов пренебречь любой опасностью, чтобы спасти тебя, так же как ты — ради него. Это бесконечно далеко от обывательского «ты — мне, я — тебе». Связка в альпинизме — не только самый рас­пространенный способ взаимостраховки, а нечто неизмеримо боль­шее. В основе взаимоотношений товарищей по связке не может ле­жать расчет, корысть, поиск какой-то выгоды. Эти отношения очи­щены высокой целью, трудностями, которые необходимо преодолеть для ее достижения. Я бы сказал, что связка — своеобразный эталон спортивного коллективизма. Впрочем, такой коллективизм — при­вилегия не только спортсменов. Не в меньшей степени, он свой­ственен всем, кто берет на себя ответственность за трудную, часто рискованную работу: космонавтам, полярникам, летчикам, морякам-подводникам.

Осознание этих истин происходит далеко не сразу. В первые го­ды занятий альпинизмом, когда сложность восхождений небольшая, этого попросту нельзя ощутить. Ходишь в связке с тем, кого тебе выбрал в напарники инструктор, в компании таких же «зеленых» и восторженных ребят, как сам. Но по мере того, как накапливает­ся количество восхождений, растет их сложность, приходит альпи­нистский опыт и умение разбираться в людях, ты учишься видеть и оценивать в себе и других главное, настоящее.

Меня, например, многое заставил увидеть по-новому один слу­чай. Я был тогда третьеразрядником по альпинизму и одновремен­но серьезно занимался спортивным скалолазанием. Со старшими друзьями, опытными альпинистами и скалолазами Владимиром Поберезовским и Владимиром Сухаревым прошел в горах Крыма де­сятки, если не сотни сложных маршрутов. Сделали мы и немало интересных первопрохождений. Это была отличная школа, особен­но в плане тактики — технически к таким маршрутам я был под­готовлен раньше.

Крымские горы — популярный скалодром у альпинистов и скало­лазов всей страны. Здесь сотни маршрутов для спортсменов любого уровня плюс прекрасные погодные условия, удобные подходы. В Крыму по традиции проводятся многие соревнования скалолазов.

После соревнований, окрыленные успешными выступлениями, решили мы с одним пареньком, Василием Волкодавом (мы и знакомы-то были всего несколько дней), сделать восхождение. Конеч­но, интересное, сложное. Мне давно хотелось испытать, что я уже умею сам, без учителей. Маршрут пятой категории трудности тех­нически был нам вполне по силам. И вот он — над нами. Уверенно начинаем. Где-то недалеко нарядная курортная публика спешит к морю, ветер доносит обрывки мелодий с прогулочных катеров, а у нас — веревки, крючья, молотки. Словом — работа.

Сначала первым иду я. Пройдя одну веревку, становлюсь на страховку, выпускаю Васю вперед. И вдруг... Вырвав крюк, он про­летает несколько метров и зависает на страховочной веревке. Срыв!

Конечно, я знал, что такое возможно. Был готов к этому. Тео­ретически. Психологически — нет. Веревка в моих руках, наверное, дрожала. Бил озноб. Не за себя испугался — за Васю, хотя, в це­лом, страховал грамотно. Впервые ощутил, что это такое — жизнь в твоих руках. Не в фигуральном, а в буквальном значении слова.

В таких случаях реакция у тех, кто сорвался, бывает самая раз­ная, порой непредсказуемая. Многих срыв просто заставляет отка­заться от восхождения, вернуться.

— Вася, может, теперь я вперед выйду?

— Нет, сам пойду...— Он снова начал подниматься.

Васина невозмутимость вернула самообладание и мне. Мы про­должали подъем. Срывов больше не было.

На следующий день поезда уже мчали нас в разные стороны, ме­ня — в Харьков, Васю — в Кривой Рог. Больше ходить вместе нам не довелось. Но случай тот помню. Он помог понять, насколько все серьезно. Идти в связке — значит быть в ответе за жизнь товари­ща. Каждое восхождение, работа на маршруте — это проверка не только твоих собственных сил, характера, но и испытание на проч­ность твоих отношений с партнером по связке, умение в критиче­ской ситуации думать не о себе.

Горы, восхождения соединяют в незримую связку альпинистского братства тысячи людей.

У восходителей не принято много говорить о дружбе. Просто, если другу нужно, без лишних слов оставляют свои дела и спешат на помощь. Так же поступают, если помощь понадобилась челове­ку вовсе незнакомому, не только в горах — внизу тоже.

Когда команда, находящаяся на восхождении, посылает сигнал бедствия, все группы, принявшие этот сигнал, немедленно спешат на выручку — не имеет значения, кто попал в беду: знакомые или не знакомые. Неважно, что вершина уже близко и мечту о ней ты вынашивал годами, а другого случая взойти на нее может и не представиться — каждый, не раздумывая, спешит на помощь тер­пящим бедствие. Таковы непреложные законы товарищества. Созна­ние этого придает сил в самых трудных ситуациях: за тобой, вместе с тобой десятки людей, но прежде всего те, с кем идешь к вершине. Альпинизм подарил мне прекрасных друзей. О каждом из них — Владимире Поберезовском, Михаиле Туркевиче, Вячеславе Онищенко, Александре Мелещенко, Вячеславе Антипове, Александре Толстоусове, Владимире Дмитриевиче Моногарове я постараюсь рас­сказать в этой книге. В каждом из них я уверен, прочность нашей дружбы не раз проверяли горы. С каждым из этих друзей я ходил и хожу в одной связке.

Прочитав все это, кто-то вправе задать все тот же вопрос — за­чем? Зачем рисковать? Разве стоят горы того, чтобы ставить на карту жизнь?

Риск, как уже говорилось, присутствует в альпинизме. Пройти по его незримой грани, проверить себя таким образом — возможно, и это в какой-то мере привлекает нас, как привлекает прыжок — парашютистов, скорость — автогонщиков, полет — дельтаплане­ристов. А те, кто отправляется на лыжах к полюсу или в крохот­ной лодке — через океан? Разве они не рискуют?

Жизнь в альпинизме ставится на карту лишь в исключительных случаях, критических ситуациях, которых быть не должно. Безава­рийность восхождений базируется в советском альпинизме на по­этапном, от простого — к сложному, обучении в секциях и альпи­нистских лагерях, строгой регламентации постепенного нарастания трудности маршрутов.

Жажда испытать себя в нелегком, опасном деле знакома мно­гим. Наверное, она заложена в людях генетически, осталась с тех давних пор, когда борьба со стихиями была главной проблемой че­ловечества. Замечено: среди увлекающихся альпинизмом лишь сов­сем небольшой процент составляют коренные горцы — в подавляю­щем большинстве восходителями становятся жители равнин. Поче­му? Наверное, нами всеми движет желание, осознанное или неосознанное, сменить равнину привычной, размеренной, налажен­ной жизни на полную неожиданностей вертикаль, где право на риск дается лишь уверенностью в себе и ^товарище, идущем с тобой в одной связке.

Это не значит, что на восхождении альпинисты специально идут навстречу опасности, выбирают, где бы рискнуть, пощекотать себе нервы. Наоборот: надежность, безаварийность — главные критерии в оценке восходительских качеств. Но как бы хорошо ни знал ты горы, как бы ни был готов к любой их каверзе, неожиданности слу­чаются. К примеру, внезапная непогода или землетрясение — как его предусмотришь? Или острый камень, пролежавший на каком-то гребешке неизвестно сколько лет, вдруг с этого гребешка летит вниз и перебивает веревку. Вероятность таких случаев ничтожна, но она не исключается.

И с дилеммой типа «пройдем — не пройдем» альпинисту все же приходится сталкиваться. Скажем, проходишь сложный скальный участок первым в связке, то есть с нижней страховкой, свободным лазанием. Крюк забит далеко, это значит, что срываться нельзя ни в коем случае, опасно... Когда все уже позади, можно сбросить с себя груз неимоверного напряжения и расслабиться, тебя начинает колотить озноб, не слушаются руки.

Не думаю, чтобы сознание, что вот сейчас ты ходил по грани между жизнью и смертью, может доставлять удовольствие. Совсем не хочется все это еще раз переживать.

А переживать, и не раз, приходилось, особенно в пору альпи­нистского становления, когда технические навыки не были под­креплены достаточным опытом. Через такие испытания неизбежно проходит каждый. Я часто думаю: не только в горах возможны кри­тические ситуации, испытывающие человека на прочность. Как пар­ни, не выдержавшие испытания горами, поступят, окажись в труд­ной жизненной переделке, что выберут — для себя, для тех, кто рядом?

Нередко приходится слышать, что главная особенность нашего спорта, отличающая его от всех прочих, в том, что соревнуемся мы не столько друг с другом, сколько с горами. Горы называют сопер­ником альпиниста. Соперником, который не признает правил игры и всегда в отличной форме.

Называют их и другом, который дарит ни с чем не сравнимые радости, учит человека быть Человеком, помогает ему проверить себя и поверить в себя; называют и врагом — коварным, безжа­лостным, караулящим каждый твой шаг.

Считать горы своим личным врагом у меня есть основания более чем веские: в семьдесят четвертом на восхождении погибла моя жена.

Но я не считаю горы ни врагом, ни другом, ни соперником. Вообще не склонен их одушевлять. Горы — это горы. Они — разные: суровые, прекрасные, жестокие, сказочные, грозные, сверкаю­щие, фантастические...

Чудом и сказкой, сильнейшим магнитом, заряжающим на всю жизнь, врагом или другом они становятся для нас по нашей воле.

Никакая сила не может заставить человека идти наверх, если нет у него желания покорять вершины. Но зато,— и это еще одна прекрасная грань нашего спорта,— если такое желание с годами не угасает, ходить в горы можно до преклонного возраста. Летом 1983 года тренер красноярских альпинистов Владимир Григорьевич Путинцев в возрасте 67 лет поднялся на самую высокую вершину страны — пик Коммунизма. Далеко не всякому молодому восходи­телю высота 7495 метров по силам, а Владимир Григорьевич взял и взошел. И записку оставил: «Пусть эту записку снимет с верши­ны тот, кто старше меня».

Сколько лет лежать на горе записке Путинцева? Не знаю. Зави­дую Владимиру Григорьевичу. Хотел бы приблизительно в таком же возрасте оставить свою записку на одном из пиков.

...Через трудности, через преодоление — к вершине, к поставлен­ной цели! Не это ли, если отбросить частности, и есть жизнь? Аль­пинизм, восхождения, где ты сам, твои поступки оцениваются толь­ко по самым высоким меркам,— сжатая во времени, сконцентриро­ванная эмоционально модель жизни.

И так же, как в большой жизни, в твоей альпинистской за взятой высотой начинается путь к новой. Все выше.