Читайте также:
|
Российский уголовный процесс в своем развитии прошел те же ступени, что и западноевропейские формы правосудия, и эволюция российского уголовного суда протекала в русле общих закономерностей, «по мере развития общества и государства, исторических трансформаций правовой культуры, возрастания роли личностных начал в правовом пространстве Российского государства»[60], но, безусловно, имела и свои национальные особенности.
В ранний период российской истории (период «Русской правды») отечественный уголовный процесс носил ярко выраженный обвинительный характер и назывался «тяжебным»[61]. Пострадавшая от преступления сторона возбуждала перед судом уголовное преследование путем подачи жалобы («поклепа», «челобитной») и самостоятельно без участия органов власти, в том числе суда, производила следствие, используя такие специфические средства отыскания преступника как «свод» и «гонение следа». Суд в процессе выступал в качестве арбитра: рассматривал дело в состязательном и гласном судебном разбирательстве и только следил за состязанием сторон (наблюдал за ходом поединка и применением ордалий – испытаний железом, водой) и представлением ими доказательств (выслушивал свидетелей), а своим решением констатировал результат состязания и объявлял победителя в споре. В литературе отмечается, что при этом судья «мог при определенных условиях оказывать истцу содействие»[62].
В ходе эволюции состязательной формы российского судебного процесса положение суда изменяется, его роль в процессе становится более активной. Так, по Судебнику 1497 г. при получении от истца челобитной судебный орган принимал меры к доставлению ответчика в суд[63]. По Псковской судной грамоте (1462 г.) суд ведет следствие, посылает своих людей для расследования обстоятельств дела, вызывает ответчика, вручает повестки – «позовницы», выдает «грамоту на виноватого», предоставляющую истцу право на его привод к судье[64]. В соответствии с правовыми нормами Судебника 1550 г. суд также требует от сторон доказательств и сам принимает меры к их отысканию, а в судебном обиходе расхожей формулой становится выражение «сыскати всякими сыски накрепко»[65]. Судебник 1589 г. предоставлял суду право по собственной инициативе назначить поединок сторон («поле»). Соборным Уложением 1649 г., сохранившим для менее значительных уголовных дел, не затрагивающих государственные интересы, состязательный тип процесса, именуемый «судом», продолжена практика вызова судебным органом ответчика посредством посылки ему через пристава «зазывной памяти» и предусмотрено новое судебное полномочие – отобрание с истца и ответчика через пристава «справочных поручных записей о том, что им «до вершения судного дела без указу с Москвы не съежжати» (ст. 123 гл. X «О суде» Уложения)[66], которое, по сути, представляло собой применение судом своеобразной меры пресечения, сходной с современным ее видом – подпиской о невыезде.
На изменении роли суда в сторону повышения его активности в состязательном виде судопроизводства, по мнению Чельцова-Бебутова, сказалось расширение розыскного начала, зародившегося на Руси вначале в форме расправы над политическими врагами (например, княжеская «опала»)[67] и развившегося к концу XV в. из экстраординарного порядка судопроизводства в самостоятельную легальную форму судебного процесса, так называемый «сыск».
Впервые четко определенный как разновидность процесса в Судебнике 1497 г. «сыск» мог начаться по инициативе судебного органа, доносу, «язычной молвке», и ответственность за его дальнейшее проведение целиком ложилась на государственный (судебный) орган. Только суд мог прекратить дело, рассматриваемое в розыскном порядке (по соглашению сторон производство по делу не могло быть прекращено), и приговоры по этим делам обжалованию не подлежали. За розыск отвечал входивший в штат судебных работников недельщик, который расследовал обстоятельства дела (устанавливал по делу «правду»), доставлял в суд ответчика и был вправе арестовать его (ст. 35 Судебника), разыскивал и хватал «злодеев», допрашивал их, собирал доказательства, искал поручителей, получая за розыск определенное вознаграждение[68].
По Судебнику 1550 г. судебные органы (губные старосты) одновременно выполняли функции расследования преступления, уголовного преследования, разрешения дела и исполнения наказания. Деятельность суда при производстве «сыска» выражалась в самостоятельном поиске правды, а судоговорение превращалось в допрос и «очную ставку» (обвиняемый выступал в качестве объекта исследования). Судьи добивались признания обвиняемого, которое являлось основным доказательством вины, используя такие средства как расспрос и пытка. Суд мог подвергнуть пытке и лицо, возбудившее дело.
В результате судебной реформы, проведенной Иваном Грозным и закончившейся принятием Судебника 1550 г., была создана система новых выборных судебных органов - губных старост, задача которых состояла в том, чтобы «порученные их ведению дела «сыскивать и доведши (т.е. собрав доказательства виновности) наказывать»[69]. Власть губных старост была обширна и распространялась на все без исключения сословия, их обязанность в целом состояла в том, чтобы «разыскивать» разбойников, судить и казнить их[70]. Таким образом, судебный орган одновременно выполнял функции расследования преступления, уголовного преследования, разрешения дела и исполнения наказания. Деятельность суда при производстве «сыска» выражалась в самостоятельном поиске правды, а судоговорение превращалось в допрос и «очную ставку» (обвиняемый выступал в качестве объекта исследования). Судьи добивались признания обвиняемого, которое являлось основным доказательством вины, используя такие средства как расспрос и пытка. Суд мог подвергнуть пытке и лицо, возбудившее дело.
В последующем розыскной (инквизиционный) порядок судебного процесса постепенно распространяется на все большее число уголовных дел[71], получает дальнейшее нормативное закрепление и развитие, и соответственно этому все более увеличиваются обязанности губных старост, расширяется их компетентность. В этот период вопросам судопроизводства были посвящены Судебник 1589 г., Сводный Судебник 1606г., Соборное Уложение 1649 года, а так же такие ведомственные акты как Приговор о разбойных делах от 18 января 1555 г. входивший в состав Уставной книги Разбойного приказа 1555-1556 г.г., Уставная книга Разбойного приказа 1616-1635 г.г., которые более тщательно регулировали розыскную деятельность губных органов. Согласно правилам, содержащимся в последнем из указанных актов, важнейшей задачей губных органов являлось производство следственно-судебных действий по подведомственным им делам, включая предъявление конкретного обвинения подозреваемому с указанием содеянного, получение оговора от обвиняемого, сбор возможных порочащих данных от повального обыска, отыскание поличного, выявление оговоренных обвиняемым лиц. При этом «предъявление обвинения становилось основой инициирования розыскного судопроизводства, начинающегося задержанием и допросом»[72].
В царствование Петра 1 розыскной (инквизиционный) порядок уголовного судопроизводства почти полностью вытеснил состязательную форму. Именным Указом от 21 февраля 1697 г., которым было постановлено, что «суду и очным ставкам не быть, а ведать все дела розыском», отменен состязательный процесс и на все дела распространен розыскной (инквизиционный) порядок судопроизводства. Изданный 5 ноября 1723 г. Указ «О форме суда», который формально отменял розыск и объявил «суд» единственной формой процесса, фактически ограничил свое действие гражданскими делами. По уголовным делам применялся прежний инквизиционный порядок, дополненный в 1716 г. «Кратким изображением процессов или судебных тяжб» - процессуальным разделом Воинского устава[73].
Согласно «Краткому изображению процессов или судебных тяжб» во всем судебном производстве на первом месте стоит почин суда: «Процесс есть, когда судья ради своего чина по должности судебный допрос и розыск чинит, где, каким образом, как и от кого такое учинено преступление» (ст.2 главы II «Краткого изображения»)[74]. Изгнание непосредственности и состязательности из судебного процесса сочеталось с установлением формальной силы каждого из видов доказательств, допускаемых в суде. После рассмотрения доказательств, сила и правила оценки которых была определена законом, суд переходил к постановлению приговора, «который излагался письменно, со всеми обстоятельствами дела и мотивами».[75] В процедуре пересмотра приговоров преобладал ревизионный порядок, когда приговоры пересматриваются вышестоящей судебной инстанцией либо по инициативе суда, либо в силу прямого указания закона.
На протяжении следующего столетия, отмеченного в истории российского уголовного процесса частыми, но сумбурными и зачастую противоречивыми изменениями правил судопроизводства, инквизиционная форма процесса эволюционировала в другую разновидность розыска – следственный процесс по немецкому образцу, нашедший наиболее четкое выражение в Своде законов Российской Империи 1832 года. По «серьезным» делам судебные органы были отделены от органов следствия,[76] которые начинали расследование по собственной инициативе без формальной жалобы потерпевшего, проводили его бессрочно, при полном отсутствии состязательности и права обвиняемого на защиту, тайно и письменно в два этапа (предварительное и формальное следствие). Суд по окончанию расследования проверял, правильно ли учинено следствие, дополнял его справками и сведениями, а в случае явной неполноты мог постановить произвести дополнительное расследование. Дело разрешалось судом без устного и гласного разбирательства, заочно и лишь на основании собранных следствием письменных материалов. При этом ознакомление членов суда с делом происходило не непосредственно каждым из них, а путем зачитывания «выписок из дела» (извлечений), подготовленных одним из членов суда или канцелярией. Суд был вправе в случае необходимости вторично допросить обвиняемого, но это не вменялось ему в обязанность. Передопрос обвиняемого судом производился с целью склонения к признанию вины, но пытать «запирающегося в преступлении» подсудимого запрещалось. Более того, суд обязан был выяснить, не подвергался ли обвиняемый на следствии «преступным допросам» или иным противозаконным воздействиям, рассмотреть жалобы обвиняемого на учиненные при следствии упущения, предоставить подсудимому все возможные средства к его оправданию. Основной задачей суда при рассмотрении дела являлась правильная оценка доказательств, но судейское усмотрение в значительной степени было ограничено разработанной в законе системой формальных доказательств. «Самое решение судей не основывалось на убеждении в доказанности того или иного факта, а на подсчете установленных доказательств по правилам, предписанным в самом законе[77]». Характерным для следственного процесса полномочием суда являлось право по результатам рассмотрения дела (помимо вынесения обвинительного или оправдательного приговора) «при недостатке полных доказательств, но при наличии «некоторых улик», исходя из обстоятельств дела, оставить подсудимого в «простом» подозрении или в подозрении, сопряженном с отдачей на поруки (ст.1177 т.XV Свода)[78]. Основным видом пересмотра приговора оставалась ревизия.
Положение российского уголовного суда и его роль в уголовном процессе наиболее глубоко и существенно были изменены проведенной в 60-е гг. XIX в. судебной реформой[79], установившей в России так называемый смешанный тип уголовного судопроизводства. Судебные органы были отделены от администрации и образовали самостоятельную независимую систему власти. Было произведено отделение обвинительной власти от власти судебной в плане разграничения соответствующих процессуальных функций между судом и органами уголовного преследования. Судебное разбирательство приобрело значение основной стадии процесса, и, соответственно этому значительно повысился процессуальный статус суда, который занял центральное место среди других субъектов судопроизводства и стал выполнять в процессе главенствующую роль. Критерием оценки доказательств было принято внутреннее убеждение суда, не связанное никакими доказательственными правилами. Реформенным законодательством была введена новая для российского процесса форма судопроизводства – суд присяжных - с разделением состава суда на коллегию коронных судей и коллегию присяжных заседателей, обладавших при рассмотрении и разрешении дел различным объем полномочий. Ревизионный порядок пересмотра судебных решений был заменен апелляцией и кассацией.
В условиях состязательной конструкции судебного разбирательства, построенного на принципах гласности, устности, непосредственности и равноправия сторон, суд был наделен широким кругом полномочий по преданию обвиняемого суду и совершению «приготовительных к суду распоряжений», проведению судебного разбирательства, обладал исключительной прерогативой прекращать уголовное дело, рассматривать его по существу и выносить приговор. Состязательность судебного разбирательства, установленная по французскому образцу, предусматривала самостоятельность суда в применении закона и принятии решений и его независимость от позиции сторон («юридическая квалификация принадлежит суду»[80]), предполагала активную, инициативную роль суда в доказывании по делу, сочеталась с задачей суда установить по каждому делу материальную истину. И. Я. Фойницкий по этому поводу писал: «Суд уголовный может и даже обязан употребить все находящиеся в распоряжении его средства для полного разъяснения себе дела. Роль уголовного судьи в процессе далеко не пассивная: он по своей инициативе может вызвать нужных по делу свидетелей и вытребовать иные доказательства»[81]. Аналогичное суждение высказано С. И. Викторским: «…сам, помимо ходатайства того или другого участника процесса, суд должен собирать доказательства, если наличных недостаточно для раскрытия истины»[82]. В издании «Судебные уставы 20 ноября 1864 г. с изложением рассуждений, на коих они основаны» (ч. II. Cпб., 1866. С. 244) соответствующие положения Устава уголовного судопроизводства комментируются следующим образом: «Задача уголовного суда есть открытие в каждом деле безусловной истины. В стремлении к этой цели суд уголовный не может принимать в уважение желания сторон – ни того, что сам подсудимый не хочет оправдывать свою невинность, ни того, что сам обвинитель потворствует виновному»[83].
Предварительное следствие было вверено судебному следователю, организационно относящемуся к судебному ведомству и приравненному по правовому статусу к остальным судьям, но процессуально поднадзорному прокуратуре. Следователь сочетал в своей деятельности обязанности по возбуждению и расследованию уголовного дела (собирание доказательств), привлечению в качестве обвиняемого, применению мер процессуального принуждения и непосредственно судебные полномочия[84]. В фигуре судебного следователя «были смешаны судебные и административные функции, и задача розыска оттесняла в деятельности следователя задачу объективной проверки обстоятельств, говорящих в пользу обвиняемого»[85].
В рассматриваемый исторический период (XIX в.) у российского суда стали появляться полномочия, напрямую не связанные с разбирательством дела по существу, и которые можно обозначить как контрольные по отношению к действиям и решениям следственных органов. Этот факт позволил ряду исследователей небезосновательно утверждать о том, что с принятием Устава уголовного судопроизводства за досудебным производством был учрежден судебный контроль[86].
Справедливости ради следует отметить, что еще дореформенному законодательству был известен «русский «инквизиционный» вариант знаменитого института habeas corpus», предусматривавший право лица, заключенного под стражу, которому в течение трех дней не объявлено, за что он содержится в тюрьме, или не допрошенного в этот срок, обратиться в совестный суд, куда заключенного были обязаны доставить. Суд по результатам изучения оснований заключения под стражу либо освобождал подсудимого на поруки, отсылая дело в тот суд, который «самим подсудимым избран будет» либо возвращал дело обратно и оставлял подсудимого под стражей, если тот «учинил ложное показание» или «не представил порук» (ст.1062-1065 по «продолжению» к Своду законов)[87]. Однако, это правило не распространялось на большинство преступлений, таких как: государственные, смертоубийство, поджигательство, разбой, кража и мошенничество.
По Уставу уголовного судопроизводства окружной суд рассматривал вопрос о задержании и заключении под стражу обвиняемого по требованию прокурора в случаях несогласия следователя с таким требованием, контролировал осмотр и выемку корреспонденции из почтово-телеграфных учреждений, рассматривал жалобы на следственные действия (ст. 491–509), разрешал вопрос об отводе следователя (ст. 274), рассматривал вопрос о законности и обоснованности мер судебного следователя по обеспечению заявленного гражданского иска или возмещения конфискованного имущества (ст. 268), был вправе налагать наказания на служащего полиции «за упущения и беспорядки по следственной части» (ст. 485, 486, 488). Примечательно, что ст.491 УУС предусматривала право участвующего в деле лица обжаловать всякое следственное действие, нарушающее или стесняющее их права, в связи с чем Н. А. Колоколов делает вывод о том, что российская модель судебного контроля 19-го века за деятельностью судебного следователя отличалась полной «беспробельностью» как по перечню обжалуемых действий, так и по кругу участников судопроизводства[88]. Данный автор в своих работах утверждает о более высокой оперативности и большей эффективности существовавших ранее в российском уголовном процессе судебно-контрольных процедур, в сравнении с современной системой судебного контроля, однако при этом указывает, что судебно-контрольные действия не носили массового характера и в подтверждение, со ссылкой на А. Д. Попову, приводит данные о том, что окружными судами центральной России в год удовлетворялось всего лишь несколько десятков жалоб[89], тогда как только в 2009 г. районными судами Российской Федерации рассмотрено 105 583 жалоб на действия (бездействие) и решения органов уголовного преследования, из которых 16 729 жалоб (15,8 %) удовлетворено (приложение 1, таблица 6).
Советский период истории отечественного уголовного судопроизводства отмечен новыми существенными и неоднократными изменениями правового положения уголовного суда, его процессуального статуса и роли в уголовном процессе, происходившими одновременно и взаимосвязано с трансформацией форм и правил судопроизводства по уголовным делам на фоне известных исторических событий, происходивших в нашей стране.
В условиях низвержения самих основ права, полного уничтожения прежних судебных учреждений, при формировании принципов нового права, создании системы органов социалистического правосудия и многократных ее реорганизаций в уголовном судопроизводстве вплоть до 60-х гг. прошлого столетия наблюдалась борьба состязательных и розыскных начал, обусловленных в большей степени политическими и идеологическими факторами. В этот период суд являлся инструментом классовой борьбы и с легкостью менял статус вершителя правосудия, каковым выступал в состязательном процессе (например, по Декрету о суде №2 от 22 февраля 1918 г. и по УПК РСФСР 1923 г.) на роль карательного органа, выполняющего заказ власти на ужесточение уголовной репрессии, приобретая это качество в облике различных революционных трибуналов и внесудебных органов уголовной расправы.
Формально суд по-прежнему был призван разрешать уголовные дела, однако в условиях воцарения приоритета государственно-партийной идеологии над законностью перед судом даже на законодательном уровне были поставлены в большей мере не правовые, а политические цели. Например, в п. 1 Положения о революционных трибуналах, утвержденного Декретом ВЦИК от 12 апреля 1919 г., указано: «Революционные Трибуналы учреждаются со специальной целью рассмотрения дел о контрреволюционных и всяких иных деяниях, идущих против всех завоеваний Октябрьской Революции и направленных к ослаблению силы и авторитета Советской власти. В соответствии с этим Трибуналам предоставляется ничем не ограниченное право в определении меры репрессии»[90]. Согласно ст. 1 Положения о судоустройстве РСФСР, утвержденного Постановлением ВЦИК от 11 ноября 1922 г., созданная система судебных учреждений РСФСР действует в целях ограждения завоеваний пролетарской революции, обеспечения интересов государства, прав трудящихся и их объединений[91]. Помимо непосредственных судебных органов в стране была создана и отлажена разветвленная система репрессивных органов «внесудебной юстиции» (Военно-революционные комитеты, Всероссийская чрезвычайная комиссия, Особые совещания и «тройки» при ОГПУ, НКВД, МГБ и др.), осуществлявших уголовно-административную расправу и значительно сузивших сферу деятельности уголовного суда, что существенно принижало его значение.
По УПК РСФСР 1922 г. под судебный контроль был поставлен ряд процессуальных решений, принимаемых следователем (о задержании, о приостановлении и прекращении предварительного следствия), а так же разрешение отводов, заявленных следователю, споры о подследственности. Кроме того, суд был уполномочен рассматривать жалобы на действия следователя. Однако данные полномочия по контролю над органами следствия вскоре отошли к компетенции прокурора (в 1923 году), и «фактически произошло включение следователя в состав органов уголовного преследования»[92].
Справедливости ради следует отметить, что вопреки расхожему мнению о том, что в периоды массовых репрессий роль уголовного суда в нашей стране была низведена до безвольного орудия в механизме государственного принуждения, полностью подчиненного уголовно-репрессивной политике авторитарной власти и неспособного защитить личность от произвола властей, судьи (возможно единственные из властных структур) все же в определенной степени противостояли натиску государственно-правового беспредела и нередко отстаивали в уголовном судопроизводстве права и свободы граждан, добиваясь своими решениями торжества идеалов правосудия. В подтверждение этому в архивных документах содержится немало фактов. В контексте сказанного любопытен сохранившийся в Государственном архиве Архангельской области (фонд 2712, опись 3, дело 2, листы 106-113) доклад председателя Архангельского областного суда А. В. Рябова от 25 июня 1940 г. «О работе Архангельского областного суда по делам о контрреволюционных преступлениях на 15 июня 1940 г.». Из данного документа следует, что в течение 1939 г. и 5 месяцев 1940 г. в областной суд поступило 1122 уголовных дела о контрреволюционных преступлениях, из которых 174 дела (15,5 %) «с нарушениями УПК и с некачественными материалами расследования» суд возвратил на доследование, а 101 дело (9 %) - прекратил по тем же причинам. По остальным делам было вынесено 255 оправдательных приговоров, что составило 22,7 % от общего количества дел данной категории (!)[93]. Критически оценивая качество предварительного расследования по уголовным делам, председатель суда в своем докладе указывает, что основная причина большого процента оправдательных приговоров «заключается в том, что органы предварительного расследования не объективно ведут следствие; извращают показания свидетелей, игнорируют доказательства, оправдывающие обвиняемого и не верят показаниям обвиняемого, который иногда указывает на существенные моменты для дела». Приведенный пример показывает, что суду органически присуще вытекающее из его социально-правовой природы стремление основывать свою деятельность на принципах законности и справедливости, которое невозможно полностью искоренить даже насильственными методами управления. Этим, видимо, и объясняется, что в 30-40-е годы ХХ века массовые репрессии не обошли и судей и работников судов, а господствовавший в стране тоталитарный политический режим всячески стремился к сужению сферы действия судебной власти и к широкому внедрению в практику квазисудебных, репрессивных процедур.
С принятием Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик (1958 г.)[94] и Уголовно-процессуального кодекса РСФСР (1960 г.)[95] (далее - УПК РСФСР) в стране установился смешанный тип уголовного процесса, сочетающий в себе «следственно-розыскное с точки зрения соотношения процессуальных функций предварительное расследование» и «внешне облеченные в состязательные формы судебные стадии»[96]. В этом процессе суд занимает привычное для себя место органа правосудия, и функция разрешения уголовного дела стала исключительной прерогативой суда (ст. 7 Основ гласила: правосудие по уголовным делам осуществляется только судом, аналогичная норма содержалась и в ст. 13 УПК РСФСР). Суд обладает полновластием в судебных стадиях (ст. 243, 263 УПК РСФСР), он независим в своей процессуальной деятельности и принимаемых решениях (ст. 10 Основ, ст. 16 УПК РСФСР), беспристрастен, в противном случае подлежит отводу (ст. 18 Основ, ст. 59 и 60 УПК РСФСР), рассматривает дело в пределах предъявленного обвинения (ст. 42 Основ, ст. 254 УПК РСФСР), доказательства оценивает свободно по своему внутреннему убеждению, основанному на всестороннем, полном и объективном рассмотрении всех обстоятельств дела в их совокупности (ст. 17 Основ, ст. 71 УПК РСФСР).
В то же время характерной чертой советской состязательности являлась активность и инициативность суда, который не являлся пассивным наблюдателем спора сторон, не был связан их мнением, доводами и соображениями, а принимал их в меру обоснованности и убедительности. Суд не был ограничен доказательствами, представленными сторонами, и мог истребовать по своей инициативе новые, если они способствуют разрешению дела (ст. 70, 276 УПК РСФСР). Более того, суд был обязан принять все предусмотренные законом меры для всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела, выявить как уличающие, так и оправдывающие обвиняемого, а также отягчающие и смягчающие его вину обстоятельства (ст. 14 Основ, ст. 20 УПК РСФСР).
Приведенные положения закона соответствовали советской правовой доктрине, отводившей уголовному суду место одного из органов государственной власти по борьбе с преступностью, призванного на этом поприще действовать совместно с прокуратурой, органами внутренних дел и другими правоохранительными органами государства и имеющего с ним и единую цель - искоренение преступности. Именно такие общие задачи ставились перед судом как на уровне законодательства, так и партийными органами.
В русле этих представлений о назначении судебных органов суд по закону был наделен рядом полномочий обвинительной власти: обязанностью возбуждать любые уголовные дела (ст. 3 Основ, ст. 3 УПК РСФСР), обязанностью самостоятельно восполнять неполноту предварительного расследования (ст. 14 Основ, ст. 20 УПК РСФСР) либо направлять с этой целью дело на дополнительное расследование (ст. 232 УПК РСФСР), правом инициировать уголовное преследование подсудимого по новому обвинению, а равно в отношении нового лица, не привлеченного в качестве обвиняемого (ст. 232 УПК РСФСР), обязанностью продолжить судебное разбирательство при отказе прокурора от поддержания обвинения (ч. 4 ст. 248 УПК РСФСР), обязанностью выявлять причины и условия, способствующие совершению преступления (ст. 21 УПК РСФСР) и др. В то же время на стадии предварительного расследования участие суда устранено вовсе, и полномочиями по текущему судебному контролю за расследованием дел суд не обладал.
С принятием Верховным Советом РСФСР 24 октября 1991 г. Концепции судебной реформы[97] начался новый этап развития уголовного процесса в России, столь бурный со второй половины 1990-х гг. и значительный, что дал основание охарактеризовать состоявшиеся за десятилетие перемены и преобразования как революционные. Концепция судебной реформы в области уголовного судопроизводства предполагала построить уголовный процесс на началах подлинной состязательности с последовательным разделением и персонификацией функций обвинения, защиты и разрешения дела[98], обеспечением равноправия сторон и предоставлением им равных возможностей по воздействию на окончательное решение суда, а в числе ключевых решений судебной реформы наряду с ведением суда присяжных предлагала установить судебный контроль за законностью и обоснованностью производства на ранних стадиях процесса, всемерное развитие принципа состязательности на досудебных стадиях процесса и в судебном разбирательстве, лишение правосудия обвинительных черт путем ликвидации таких «рудиментов обвинительной роли суда» как право возбуждать уголовные дела, обязанность суда направлять подсудимому копию обвинительного заключения, обязанность восполнять пробелы предварительного расследования за счет самостоятельного поиска доказательств, оглашение судом обвинительного заключения, право первого допроса подсудимого и сторон, обязанность продолжать процесс при отказе прокурора от обвинения, обязанность направлять уголовные дела на доследование при неполноте расследования, право председателей вышестоящих судов приносить протесты против интересов осужденного по мотивам необоснованного оправдания, применения закона о менее тяжком преступлении, излишней мягкости назначенного наказания (п. 3 разд. 12 Концепции).
В соответствии с положениями Концепции еще в период действия УПК РСФСР 1960 г. в России были восстановлены такие формы судопроизводства, как суд присяжных[99], производство у мирового судьи и в суде апелляционной инстанции[100], существенно преобразован институт направления дел на дополнительное расследование, установлены различные виды судебного контроля за законностью и обоснованностью производства на стадиях возбуждения уголовного дела и производства предварительного расследования, суд избавлен от многих несвойственных органу правосудия обязанностей: возбуждать уголовные дела, направлять уголовные дела на доследование по причине неполноты расследования, продолжать процесс при отказе прокурора от обвинения, и других обвинительных по своему характеру полномочий.
Дата добавления: 2015-09-09; просмотров: 192 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |