Читайте также:
|
|
Шарля. Я уверен, что ты заменишь ему отца, и без душевной боли смотрю на
пистолеты. Шарль очень любил меня; я был к нему добр, никогда не огорчал
его. Нет, он не проклянет меня. Ты сам увидишь, он кроток, он так похож на
свою мать, он никогда не причинит тебе горя.
Бедный мальчик, он привык к роскоши, не ведает ни одного из лишений, на
какие обрекла нас с тобою бедность с первых дней. И вот он разорен, он
одинок. Все друзья покинут его, и это я буду виновником его унижения. Ах,
хотелось бы мне обладать достаточно твердой рукой, чтобы одним ударом
избавить его от этого и соединить его в небесах с матерью. Безумная мысль!
Возвращаюсь к моему несчастию, к несчастью Шарля. Я послал его к тебе,
чтобы ты должным образом объявил ему о моей смерти и о его грядущей судьбе.
Будь отцом для него, и отцом добрым. Не отрывай его сразу от беспечной
жизни, а то ты убьешь его. На коленях молю его отказаться от судебного иска,
который он мог бы предъявить как наследник матери. Но эта излишняя просьба,
у него есть чувство чести, он поймет, что не должен вступать в число моих
кредиторов. Уговори его во - время отказаться от наследства. Открой ему, в
какие суровые условия жизни я поставил его, и если он сохранит нежность ко
мне, убеди его от моего имени, что не все для него потеряно. Да, труд спас
нас обоих, труд может и ему вернуть богатство, которое я у него похищаю. И
если он захочет внять голосу отца, который ради него хотел бы встать на миг
из могилы, пусть он уезжает, пусть отправится в Индию. Брат мой! Шарль -
честный и мужественный юноша. Ты снабдишь его товаром, и он скорее умрет,
чем не вернет того, что ты одолжишь ему на первые расходы. Ведь ты же дашь
ему ссуду, Гранде! Иначе совесть тебя замучит. Помни, если мое дитя не
найдет у тебя ни помощи, ни ласки, я вечно буду молить создателя об
отомщении за твою черствость. О, если бы я мог спасти хоть кое-какие
ценности, я имел бы полное право передать ему сколько-нибудь денег в счет
наследства от матери, но уплаты при окончании месяца поглотили все мои
средства. Мне тяжко умирать, терзаясь сомнениями об участи моего сына; я
хотел бы почувствовать святые обещания в горячем пожатии твоей руки, которое
меня согрело бы. Но времени у меня нет. Пока Шарль в дороге, я должен
составить баланс. Я постараюсь доказать с добросовестностью, руководившей
всеми моими действиями, что в моем разорении нет ни вины, ни бесчестности.
Разве это не забота о Шарле? Прощай, брат! Да будет над тобою во всем
благословение божье за великодушную опеку над моим сыном, ибо, я не
сомневаюсь, ты примешь ее на себя. Будет голос, вечно молящийся за тебя в
том мире, куда все мы рано или поздно должны перейти, и я уже стою на пороге
его.
Виктор-Анж-Гильом Гранде".
- Беседуете? - сказал старый Гранде, старательно складывая письмо по
сгибам и пряча его в жилетный карман.
Он посмотрел смущенно и опасливо на племянника, скрывая свое волнение и
свои расчеты.
- Согрелись?
- Отлично, дядюшка!
- Ну, а где же наши дамы? - сказал дядя, совсем позабыв, что племянник
ночует у него.
В эту минуту вошли Евгения и г-жа Гранде.
- Готово ли все наверху? - спросил старик, овладев собой.
- Да, папенька.
- Ну-с, племянничек, если ты устал, Нанета проводит тебя в твою
комнату. Только это не какие-нибудь франтовские апартаменты! Но ты не
посетуешь на бедных виноделов, у которых нет никогда копейки за душой.
Налоги поглощают у нас все.
- Мы не хотим мешать вам, Гранде,- сказал банкир.- Вам, наверно, нужно
поговорить с племянником. Желаем вам доброго вечера. До завтра!
При этих словах все поднялись с мест, и каждый откланялся
соответственно своему характеру. Старый нотариус пошел взять у двери свой
фонарь и стал его зажигать, предложив де Грассенам проводить их. Г-жа де
Грассен не могла предвидеть происшествия, заставившего кончить вечер
преждевременно, и слуга ее еще не пришел.
- Может быть, вы разрешите мне взять вас под руку, сударыня? - сказал
аббат Крюшо г-же де Грассен.
- Благодарю, господин аббат. Я пойду с сыном, ответила она сухо.
- Со мной дамы не могут себя скомпрометировать, возразил аббат.
- Дай же руку господину Крюшо,- сказал супруг. Аббат повел хорошенькую
даму достаточно быстро, чтобы оказаться на несколько шагов впереди шествия.
- А молодой человек очень мил, сударыня,- сказал он, прижимая ее руку.-
Прощайте, корзины, виноград собран. Придется вам попрощаться с барышней
Гранде. Евгения достанется парижанину. Если только у этого кузена нет
какой-нибудь страстишки в Париже, будет вашему сыну Адольфу соперник,
самый...
- Да перестаньте, господин аббат! Молодой человек очень скоро заметит,
что Евгения глупенькая девушка, да она уж и потеряла свежесть. Всмотрелись
вы в нее? Она нынче вечером была желта, как лимон.
- Вы помогли кузену это разглядеть? __ Даже без всякого стеснения.
- Садитесь всегда, сударыня, около Евгении, и вам не придется много
наговаривать молодому человеку на кузину, он сам сумеет сделать сравнение,
которое...
__"Прежде всего, он обещал прийти ко мне обедать
послезавтра.
__ Эх, захотели бы вы, сударыня...- сказал аббат.
__ А чего мне, по-вашему, нужно захотеть, господин
аббат? Не собираетесь ли вы давать мне дурные советы? Не для того я
дожила до тридцати девяти лет с незапятнанной, слава боту, репутацией, чтобы
подвергать ее опасности, даже если бы дело шло о целой империи великого
Могола. Мы с вами в таком возрасте, когда люди отвечают за свои слова. Для
духовного лица мысли у вас в самом деле весьма непристойные. Фи, это ведь
под стать Фоблазу.
- Так вы читали "Фоблаза"?
- Нет, господин аббат, я хотела сказать - "Опасные связи" *.
- О, эта книга бесконечно более нравственная,- со смехом сказал аббат.-
Да вы меня считаете таким же испорченным, как нынешние молодые люди. Я
просто хотел вас...
- Посмейте только сказать, что вы не собирались насоветовать мне всяких
гадостей! Разве это не ясно? Если бы этот молодой человек,- очень милый, я
согласна,- стал ухаживать за мной, он бы и не думал о своей кузине. В
Париже, я знаю, иные добродетельные маменьки таким образом жертвуют собой
ради счастья и будущего своих детей, но мы живем в провинции, господин
аббат...
- O сударыня!
- И ни я,- продолжала она, - ни сам Адольф не пожелаем получить и сто
миллионов такой ценой.
- Сударыня, о ста миллионах я и не говорил. Такое искушение было бы,
пожалуй, не под силу ни мне, ни вам. М лишь полагаю, что порядочная женщина
может, не нарушая приличий, позволить себе легкое кокетство, без
последствий, это даже входит в число ее светских обязанностей, и...
- Вы думаете?
- Разве мы не должны стараться, сударыня, быть приятными друг другу?..
Позвольте высморкаться. Уверяю вас, сударыня, что он рассматривал вас в
лорнет, более лестным взглядом, чем меня. Но я ему прощаю, что он чтит
красоту больше, чем старость.
- Все ясно,- говорил председатель своим грубым голосом.- Господин
Гранде из Парижа послал своего сына в Сомюр с целями в высшей степени
матримониальными.
- Но тогда кузен не ворвался бы нежданно-негаданно,- ответил нотариус.
- Это ничего не значит,- заметил де Грассен, наш старик себе на уме.
- Де Грассен, друг мой, я этого молодого человека пригласила к нам
пообедать. Тебе надо сходить и просить к нам господина и госпожу Ларсоньер и
господ дю Отуа,. с красавицей дочкой, разумеется. Только бы в этот день: она
получше оделась! Мамаша из ревности наряжает ее так скверно. Я надеюсь,
господа, что и вы окажете нам честь посетить нас? - прибавила она,
останавливая шествие, чтобы повернуться к обоим Крюшо.
- Вот вы и дома, сударыня,- сказал нотариус. Раскланявшись с тремя
Грассенами, трое Крюшо отправились домой, и пустив в ход тот гений анализа,
которым обладают провинциалы, со всех сторон обсудили! великое событие этого
вечера, совершенно менявшее: позиции крюшотинцев и грассенистов по отношению
друг" к другу. Поразительный здравый смысл, неизменно., управлявший
действиями этих великих дипломатов, заставил их всех почувствовать
необходимость временного союза против общего неприятеля. Не должны ли они
совместными усилиями помешать Евгении влюбиться в своего кузена, а Шарлю -
помышлять о своей кузине? Разве сможет парижанин противостоять коварным
наветам, слащавой клевете, хвалебному злоречию, простодушным уверениям,
которые настойчиво будут виться вокруг него, облепят его, как пчелы
облепляют воском несчастную улитку, попавшую в их улей.
Когда родственники остались в зале одни, г-н Гранде сказал племяннику:
- Пора спать. Сейчас поздно разговаривать о делах, которые привели вас
сюда. Завтра найдем подходящую минуту. Мы тут завтракаем в восемь часов. В
полдень закусываем - немного фруктов, кусочек хлебца - и выпиваем стакан
белого вина, а обедаем, как и парижане, в пять часов. Вот наш распорядок.
Если тебе хочется посмотреть город и окрестности, ты свободен, как ветер.
Только уж извини, дела не всегда мне позволят сопутствовать тебе. Ты,
пожалуй, услышишь в городе разговоры о моем богатстве: "Господин Гранде -
здесь, господин Гранде - там". Пусть говорят: их болтовня моему кредиту не
повредит. Но у меня нет ни гроша, и я в мои годы работаю, как
мальчишка-подмастерье, у которого только и есть, что плохой рубанок да пара
здоровых рук. Вот, может быть, скоро по себе увидишь, чего стоит каждый
грош, когда он потом достается... Эй, Нанета, свечу!
- Надеюсь, дорогой племянник, что там найдется все, что вам
понадобится,- сказала г-жа Гранде.- А если чего недостанет, кликните Нанету.
- Дорогая тетушка, не беспокойтесь. Я как будто захватил все, что мне
нужно. Позвольте пожелать спокойной ночи вам и кузине.
Шарль взял из рук Нанеты зажженную свечу, свечу анжуйскую,
густо-желтого цвета, залежавшуюся в лавочке и столь похожую на сальную, что
г-н Гранде, неспособный заподозрить существование восковых свечей в его
доме, даже не заметил этого великолепия.
- Я вас провожу,- сказал старик.
Вместо того чтобы выйти из зала в дверь под аркой ворот, Гранде
проделал церемониальный путь коридором, отделявшим зал от кухни. Со стороны
наружной лестницы коридор закрывала дверь, с большим овальным стеклом,
снабженная пружиной, чтобы не давать доступа холоду тянувшему со двора.
Однако зимой ветер прорывался в коридор очень резко, и, несмотря на
прокладку под дверью зала, тепло там с трудом поддерживалось в надлежащей
мере. Нанета пошла заложить на засов наружную дверь, заперла зал, затем
спустила в конюшне волкодава лаявшего так хрипло, как будто у него был
ларингит.
Этот пес, знаменитый своей свирепостью, признавал только Нанету. Два
деревенских существа понимали друг друга.
Когда Шарль увидел пожелтелые и закопченные стены лестничной клетки,
почувствовал, как трясутся полусгнившие ступеньки под грузными шагами
дядюшки, его отрезвление пошло rinforzando {Быстрым темпом (итал.)}. Ему
показалось, что он на насесте для кур. Обернувшись, он посмотрел на тетку и
кузину вопрошающим взглядом, но они так привыкли к этой лестнице, что, не
догадываясь о причине его удивления, сочли этот взгляд за дружелюбный привет
и ответили приятной улыбкой, повергшей его в отчаяние.
"Какого черта отец послал меня сюда?" - подумал Шарль.
Поднявшись на первую площадку лестницы, он заметил три двери,
выкрашенные этрусской красной краской; эти двери без наличников, сливавшиеся
с пыльной стеной, были обиты бросающимися в глаза железными полосами на
заклепках, изогнутыми в виде огненных языков; такие же языки были и вокруг
продолговатой замочной скважины. Дверь, что находилась ближе к лестнице и
вела в комнату над кухней, явно была заложена. И действительно, в эту
комнату, служившую Гранде кабинетом, можно было пройти только через его
спальню. Единственное окно кабинета, выходившее во двор, было забрано
железной решеткой с толстыми прутьями. Никому, даже самой г-же Гранде, не
позволялось туда. входить. Хозяин желал оставаться здесь один, как алхимик у
своего горна. Здесь, разумеется, был весьма искусно устроен тайник; здесь
хранились всяческие документы, здесь находились весы для взвешивания
луидоров, здесь тайно по ночам писались квитанции, расписки, производились
подсчеты и расчеты; и деловые люди, находя Гранде всегда готовым на любые
финансовые операции, могли воображать, что к его услугам постоянно были не
то фея, не то дьявол. Когда Нанета храпела так, что тряслись стены, когда
волкодав сторожил и, зевая, бродил по двору, когда г-жа Гранде и Евгения
спали мирным сном, несомненно старый бочар приходил сюда ссыпать, лелеять,
перебирать, пересыпать, перекладывать свое золото. Стены были толсты, ставни
надежны. У него одного' был ключ от этой лаборатории, где, как говорили, он
рассматривал планы своих владений с обозначенными на них плодовыми деревьями
и высчитывал свои прибытки до последнего отводка виноградной лозы, до
малейшего прутика.
Вход в комнату Евгении был напротив этой заделанной двери. Затем, в
конце площадки находились покои обоих супругов, занимавших всю переднюю
часть дома. Г-жа Гранде спала в комнате, соседней с комнатой Евгении, куда
вела стеклянная дверь. Комната хозяина отделялась от комнаты жены
перегородкою, а от таинственного кабинета - толстой стеною.
Папаша Гранде поместил племянника на третьем этаже, в высокой мансарде,
как раз над своей комнатой, чтобы слышать, когда он приходит и уходит. Дойдя
до середины площадки, Евгения и ее мать перед расставаньем поцеловались;
потом, сказав Шарлю на прощанье несколько слов, холодных на устах, но,
несомненно, горячих в сердце девушки, они разошлись по своим комнатам.
- Вот ты и у себя, племянничек,- сказал старый Гранде, отворяя ему
дверь.- Если понадобится выйти, можешь позвать Нанету. Предупреждаю, без нее
собака может тебя загрызть, ты и крикнуть не успеешь. Приятного сна,
спокойной ночи. Ха! Ха! наши дамы у тебя натопили,- прибавил он.
В эту минуту появилась Нанета - громадина, вооруженная грелкой.
- Это еще что за новости? - воскликнул г-н Гранде.- Вы что, принимаете
моего племянника за беременную женщину? Унеси-ка уголья, Нанета.
- Да ведь простыни отсырели, хозяин, а, видать, племянник ваш неженка
не хуже женщины.
- Ну уж ладно, коли вбила себе это в голову, сказал Гранде, толкая ее
за плечи,- да смотри, не зарони огня.
И скряга пошел вниз, бормоча какие-то неясные слова.
Шарль, растерявшись, остановился среди своих баулов. Он окинул взглядом
стены мансарды, оклеенные, как в трактире, желтыми обоями с букетиками;
потрескавшийся камин, сложенный из известняка и одним видом своим нагонявший
холод; стулья желтого дерева, украшенные лакированным камышом и, казалось,
имевшие более четырех углов; ночной столик с раскрытым шкафчиком, где мог бы
поместиться маленький канатный плясун; тощий ковер, постланный у кровати с
пологом, суконные полотнища которого, изъеденные молью, дрожали, словно
собирались упасть, - затем Шарль пристально посмотрел на Нанету - громадину
и сказал ей:
- Вот что, голубушка, я в самом деле у господина Гранде, бывшего
сомюрского мэра, брата парижского господина Гранде?
- Да, сударь, у него самого, у приятнейшего, добрейшего господина. Не
помочь ли вам разложить ваши сундуки?
- Да, да, помогите, пожалуйста, старый служака. Л не служили ли вы в
императорских моряках гвардейского экипажа?
- О-хо-хо! - произнесла Нанета.- А что же это такое - моряки в экипаже?
Что же это, соленое? По воде ходит?
- Ну-ка, найдите халат, вот в этом чемодане. Нате ключ.
Нанета была потрясена, как чудом, увидев шелковый зеленый халат с
золотыми цветами и с античным узором.
- И вы это наденете на ночь? - спросила она.
- Да.
- Матерь божья! Что за прекрасный вышел бы из этого покров на престол.
Непременно, барин мой миленький, отдайте его в церковь. Вы душу спасете, а
этак ее и загубите. Ах, какой же вы в нем красавчик! Позову барышню
поглядеть на вас.
- Ладно, Нанета, раз уж вы Нанета, помолчите. Не мешайте мне спать.
Вещи свои я разложу завтра. А уж если мой халат вам так нравится, можете
спасти свою душу. Я хороший христианин и подарю его вам, когда буду уезжать;
делайте из него все, что вам заблагорассудится.
Нанета так и застыла на месте, глядя на Шарля во все глаза, не смея
верить его словам.
- Подарить мне такой красивый наряд! - сказала она уходя.- Это он уж во
сне. Спокойной ночи!
- Спокойной ночи, Нанета...
"За каким делом я здесь оказался? - спрашивал себя Шарль засыпая.- Отец
ведь разумный человек? какая ни будь цель должна быть у моего путешествия.
Ладно, "до завтра важные дела", как говорил какой-то греческий олух".
"Пресвятая дева! Как мил мои кузен",- сказала про себя Евгения,
прерывая молитвы,- в этот вечер они так и не были дочитаны до конца.
Госпожа Гранде, укладываясь в постель, ни о чем не думала. За дверью,
находившейся посреди перегородки, она слышала, как скряга шагал взад и
вперед по своей комнате. Подобно всем робким женщинам, она давно изучила
характер своего властелина. Как чайка предвидит бурю, так она по неуловимым
признакам всегда угадывала бури, бушевавшие в груди Гранде, и, по ее
обычному выражению,- она тогда лежала ни жива ни мертва.
Гранде посматривал на дверь кабинета, обитую изнутри, по его
распоряжению, листовым железом и говорил себе:
"Что за нелепая мысль пришла брату - завещать мне свое детище! Вот так
наследство, нечего сказать! Я и двадцати экю дать не могу. А что такое
двадцать экю для этого франта! Он так рассматривал в лорнет мой барометр,
словно хотел сжечь его в печке".
Раздумывая о последствиях этого скорбного завещания, Гранде испытывал,
может быть, еще большее волнение, чем брат, когда писал его.
"И это раззолоченное платье будет моим?.." - думала Нанета и, засыпая,
видела себя в мечтах одетой в свой напрестольный покров, грезила о цветах,
коврах, узорчатых шелках, в первый раз в жизни, как Евгения грезила о любви.
В чистой и безмятежной жизни девушек наступает чудесный час, когда
солнце заливает лучами их душу, когда каждый цветок что-то говорит им, когда
биение сердца сообщает мозгу горячую плодотворность и сливает мечты в
смутном желании,- день невинного раздумья и сладостных утех. Когда ребенок
впервые начинает видеть, он улыбается. Когда девушке впервые открывается
непосредственное чувство, она улыбается, как улыбалась ребенком. Если свет -
первая любовь в жизни, то любовь не свет ли сердцу?
Минута ясного представления об окружающем наступила и для Евгении.
Ранняя птичка, как все провинциальные девушки, она поднялась на заре,
помолилась и принялась за свой туалет,- занятие, с этих пор получившее для
нее смысл. Сначала она расчесала свои каштановые волосы, с величайшей
тщательностью свернула их толстыми жгутами на голове, стараясь, чтобы ни
одна прядка не выбилась из косы, и привела в симметрию локоны, оттенявшие
робкое и невинное выражение ее лица, согласуя простоту прически с чистотою
его линий. Она несколько раз вымыла свои прекрасные округлые руки в
прозрачной холодной воде, от которой грубела и краснела кожа, и, глядя на
них, задавала себе вопрос: почему у ее кузена такие мягкие белые руки и так
изящно отделаны ногти, что он для этого делает. Она надела новые чулки и
лучшие башмаки, она туго зашнуровалась, не пропуская ни одной петельки
корсета. Наконец, желая впервые в жизни появиться одетой к лицу, она поняла,
какое для женщины счастье надеть свежее, хорошо сшитое платье. Когда ее
туалет был закончен, она услышала бой церковных часов и удивилась, насчитав
только семь ударов. Желание побольше уделить времени на то, чтобы одеться
как следует, заставило ее подняться слишком рано. Не ведая искусства по
десяти раз переделывать один локон и изучать полученный эффект, Евгения
просто-напросто скрестила на груди руки, села у окна и стала смотреть во
двор, на узкий сад и высокие, поднимавшиеся над ним террасы: вид, наводивший
грусть, ограниченный, но не лишенный таинственной красоты, свойственной
местам уединенным или дикой природе. Возле кухни находился колодезь с
каменными закраинами; блок был укреплен на железном изогнутом рычаге,
охваченном отростками виноградной лозы с блеклыми, покрасневшими осенними
листьями. Отсюда лоза причудливо вилась по стене, цепляясь за нее, бежала
вдоль дома и кончалась на крыше дровяного сарая, в котором дрова были
уложены с такой же тщательностью, как книги на полках библиофила. Мощеный
двор являл взору черноватые тона, появившиеся с течением времени от мха,
травы, от недостатка движения на дворе. Толстые стены с длинными илистыми
потеками от дождей покрылись зеленоватой Плесенью. Наконец в глубине двора,
у садовой калитки, высились восемь ступеней, осевших и заросших высокой
травой, словно гробница рыцаря, погребенного вдовой во времена крестовых
походов. Над источенным каменным основанием поднималась покосившаяся
деревянная решетка, которую без помехи обвивали ползучие растения. По обеим
сторонам решетчатой калитки протягивались навстречу друг другу кривые сучья
старых яблонь. Прямоугольные куртины, обсаженные буксом и разделенные тремя
параллельными дорожками, составляли весь сад, замыкавшийся в конце тенистыми
липами. С одной стороны густо разрослись кусты малины, с другой - огромный
орешник склонял свои ветви прямо к кабинету бочара. Безоблачный день и яркое
солнце погожей осени, обычной на побережье Луары, уже начинали сгонять
влажный налет, наброшенный ночным холодом на стены, на растения, живописно
украшавшие и сад и двор.
Евгения нашла совершенно новое очарование в этой картине, прежде такой
обыкновенной для нее. Тысячи неясных мечтаний рождались в ее душе и
разрастались по мере того, как усиливался кругом свет солнечных лучей.
Наконец пробудилось в ней смутное, необъяснимое наслаждение, которое мягко
обволакивает наше духовное бытие, как облако окутывает существо телесное. Ее
размышления шли в лад с подробностями своеобразного вида, который был у нее
перед глазами, гармония сердца ее сливалась с гармонией природы. Когда
солнце коснулось поверхности стены, густо оплетенной "венериным волосом" с
плотными листьями, переливчато окрашенными, словно голубиное горло, небесные
лучи надежды озарили будущее Евгении, и с той поры она полюбила смотреть на
эту стену, на бледные цветы, голубые колокольчики и увядшую траву, с
которыми соединялось воспоминание, милое, как воспоминание детства. Шелест
каждого листка, падавшего с ветки, слышный в этом гулком дворе, звучал
ответом на тайные вопрошания девушки, и она просидела бы здесь целый день,
не замечая, как бегут часы. Но потом наступило душевное смятение. Она быстро
поднялась, стала перед зеркалом и посмотрелась в него, как взыскательный
автор вглядывается в свое произведение и, разбирая его, беспощадно судит
себя.
"Я недостаточно красива для него",- такова была мысль Евгении, мысль
смиренная и горькая. Бедняжка была к себе несправедлива, но скромность, или,
вернее, робость - одна из первых добродетелей любви. Евгения принадлежала к
типу девушек крепкого сложения, какие встречаются в среде мелкой буржуазии,
и красота ее могла иным показаться заурядной, но если она формами и походила
на Венеру Милооскую, то весь облик ее был облагорожен кротостью
христианского чувства, просветляющего женщину и придающего ей тонкую
душевную прелесть, неведомую ваятелям древности. У нее была большая голова,
мужской лоб, очерченный, однако, изящно, как у фидиева Юпитера, и серые
лучистые глаза, в которых отражалась вся ее жизнь. Черты округлого лица ее,
когда-то свежего и румяного, огрубели от оспы, которая была достаточно
милостива, чтобы не оставить рябин, но уничтожила бархатистость кожи, все же
настолько еще нежной и тонкой, что поцелуй матери оставлял на ней мимолетный
розовый след. Нос был немного крупен, но гармонировал с ее ртом; алые губы,
усеянные множеством черточек, были исполнены любви и доброты. Шея отличалась
совершенством формы. Полная грудь, тщательно сокрытая, привлекала взгляд и
будила воображение; конечно, Евгении не хватало изящества, которое придает
женщине искусный туалет, но знатоку недостаточная гибкость этой высокой
фигуры должна была казаться очаровательной. Нет, в Евгении, крупной и
плотной, не было той миловидности, что нравится всем и каждому, но она была
прекрасна той величавой красотой, которую сразу увидит плененный взор
художника. Живописец, ищущий здесь, на земле, образ божественной чистоты
девы Марии и высматривающий в каждой женской натуре эти скромно-гордые
глаза, угаданные Рафаэлем, этот девственный облик, иной раз являющийся
случайным даром природы, но сохраняемый или приобретаемый только благодаря
христианской и непорочной жизни,- такой живописец, влюбленный в столь редкий
образец, увидел бы в Евгении врожденное благородство, самое себя не
сознающее; он прозрел бы за спокойствием чела целый мир любви, и в разрезе
глаз, в складке век - нечто божественное, не выразимое словами. Ее черты,
контуры ее лица, которых никогда не искажало и не утомляло выражение
умственного удовольствия, походили на линии горизонта, так нежно
обрисовывающиеся вдали, за тихими озерами. Это спокойное лицо, исполненное
красок, озаренное солнцем, словно только что распустившийся цветок веяло на
душу отдохновением, отражало внутреннее очарование спокойной совести и
притягивало взор. Евгения находилась еще на том берегу жизни, где цветут
младенческие грезы, где собирают маргаритки с отрадою, позднее уже
неизвестной. И вот, рассматривая себя, она сказала, "еще не ведая, что такое
любовь:
- Я совсем некрасива, он не обратит на меня внимания!
Потом она отворила дверь своей комнаты, выходившую на площадку
лестницы, и, вытянув шею, прислушалась к звукам, раздававшимся в доме.
"Он еще не встает",- подумала она, слыша, как покашливает Нанета,
всегда кашлявшая по утрам, как эта усердная девица ходит по коридору, метет
зал, разводит огонь, привязывает на цепь собаку и говорит с коровой в хлеву.
Евгения тотчас же сошла вниз и побежала к Нанете, доившей корову.
- Нанета, милая Нанета, подай братцу сливок к кофею.
- Барышня, да ведь молоко-то для отстою надо было поставить вчера,
сказала Нанета, залившись басистым хохотом.- Не моту я сделать сливок. А
братец ваш - миленький, миленький, воистину миленький! Вы вот его не видали
в раззолоченном да шелковом халатике. А я-то видела, видела. А белье носит
он тонкое, словно стихарь у господина кюре.
- Нанета, испеки, пожалуйста, печенья.
- А где мне взять дров для духовки, да муки, да масла? - сказала
Нанета, иной раз приобретавшая в качестве первого министра Гранде огромное
значение в главах Евгении и ее матери.- Что ж мне, обворовывать его, что ли,
самого-то, чтобы ублажать вашего братца?.. Спросите у него масла, муки,
дров,- он вам отец, он вам и дать может. Да вот он как раз идет вниз
распорядиться насчет припасов.
Евгения убежала в сад, охваченная ужасом, чуть только услышала, как
дрожит лестница под шагами ее отца. Она уже сгорала от затаенного стыда, ибо
переполняющее душу чувство счастья заставляет, нас опасаться, и, может быть,
не напрасно, что мысли наши написаны - у нас на лбу и всем бросаются в
глаза. Осознав, наконец, всю холодом веющую скудость отцовского дома, бедная
Дата добавления: 2015-09-09; просмотров: 109 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |