|
"Черт! Как же холодно!" - в блиндаже стояла буржуйка, но толку от неё было мало. Время стояло предрассветное, скоро объявят подъём. Олег перевернулся на бок, разминая затекшие конечности. Спал он в эту ночь плохо, впрочем, как и все его товарищи. Вытащив руку из рукавицы, он потер своё лицо. Заросшее густой бурой щетиной, исхудалое и обветренное от постоянного пребывания на морозе - да, с таким лицом на свидание не пойдешь. Он усмехнулся, представляя, чтобы сказал Андрей, увидев его таким. В детстве Андрей всегда обзывал младшего брата «бычком» за его кучерявые рыжие волосы, широкий лоб и полноту. Олег попытался вспомнить, каким был его брат – образы в памяти всплывали смутные, он помнил худощавое веснушчатое лицо, короткие русые волосы, длинные костлявые пальцы… Но цельный облик брата затерся, растворился в лавине других воспоминаний. События последних месяцев отдалили Олега от его прошлого, прежняя, довоенная жизнь постепенно теряла краски и всё, с ней связанное он перестал воспринимать как собственные воспоминания. Казалось, что это содержание книжки, которую он читал давным-давно, а теперь старался вспомнить, о чём же в ней шла речь.
О чём сейчас не подумай, всё приводило к ней – треклятой войне. Олег ненавидел эту войну и люто ненавидел немцев – тех, кто ее развязал. От Харькова до Калинина Олег везде видел её последствия и следы. Видел десятки тысячи убитых, сотни тысяч раненных, сожженные деревни и города, затоптанные поля… Но больше всего он ненавидел немцев за разрушенную жизнь, свою и каждого советского человека. За искореженную судьбу, за сломанные мечты, за страх и обжигающую ненависть – такая теперь у него участь. Сбрасывая оцепенение, навеянное тоской, Олег приподнялся на локте, он увидел, что многие давно уже не спят, только тишину никто нарушать не собирался. Все они лежали с открытыми глазами, погруженный каждый в свои мысли. Возможно, многие из них думали о доме, мыслями о родных краях пытаясь отвести тоску. Наверняка, кто-то думал о том, доживет ли он сегодняшнего вечера... Такие нерадостные думы посещали каждого из них и каждого из тех, кто уже не дожил... Все, кто выжил в горниле хаоса первых месяцев войны, могли считаться счастливчиками. Но с каждым боем таких счастливчиков становится всё меньше и меньше, пока в конце не останутся опустошенные страданиями и очерствевшие от лишений солдаты.
- Ты чего не спишь? Подъем ведь не объявляли? – недовольно заворчал замковый Коля.
- Холодно. Вот и встал, да и спать не очень-то хотелось.
- Тогда лежал бы смирно, или вообще ушел. А так ни себе, ни людям.
- Хорош ворчать. Вправду, пойду, прогуляюсь. Все лучше, чем тебя слушать.
- Иди, иди. Только на построение не опоздай.
Дав понять Коле, что он услышал его напутствие, Олег, осторожно ступая между рядами спящих солдат, пошел к выходу. За пологом блиндажа было значительно холоднее, с непривычки Олега передернуло. Немного постояв, он двинулся в сторону дивизионной столовой, авось найдется в такую рань у Григорьича горячий чаек. Выпавший за ночь свежий снег громко хрустел, превращаясь в плотный наст под ногами Олега. Зиму в этом году обещали жуть, какую холодную. Что ж, им это только на руку. Русским к холодам не привыкать, а вот наглым фрицам придется ой как несладко на таком-то морозе. Хотя, если подумать, после распутицы в начале ноября такой мороз может сослужить службу скорее немцам, застрявшим со своими танками в разбухшей русской земле. Если так, то недолго ждать очередной атаки. «Пусть приходят, да побольше. Будут считать свои продырявленные «Панцеры». Падлы!» - не удержался от мысленного матерка Олег, уже подходя к столовой. Несмотря на такую рань на кухне уже вовсю кипела работа – отблески пламени из походной печки плясали на стенах, было тепло и приятно пахло едой, правда, чем конкретно Олег определить не смог. Зашедший после него Григорьич хлопнул его по плечу:
- Опять на ногах? И чего тебе не спится?
- Голод сюда пригнал, прям по запаху дошел.
- Ишь ты голодный он, раньше завтрака все равно ничего не получишь – выражение лица Григорьича убило последний лучик надежды на халяву.
- Да знаю я – махнул рукой Олег – от тебя, дядя, никогда доброты не дождешься. – Посмотрев на мужика, Олег понял, что такого укором можно разве что рассмешить. Вздохнув, он с надеждой произнес:
- Ты хоть чаем угости, что ли…
- Чаем? Чаем угощу, это можно. – немного растаял Григорьич.
- А вот завтрак попробовать дать никогда не сподобишься? – не удержался от укола Олег.
- Растрата провизии дело подсудное, если тебе неизвестно. – уперся Григорьич и, глянув на открывшего рот Олега, продолжил: - А что никто не узнает – дело десятое, не могу я вверенное мне имущество так растрачивать. Ведь весь Союз в это дело все силы отдает. Ты может, и не знаешь, а я пока с Хабаровска сюда ехал много чего повидал.
- И что же ты такого повидал? – Олег знал что Григорьич, как и он сам был артиллеристом, воевал на Дальнем Востоке против Квантунской армии.
- Много всего, рассказывать сил не хватит. Тебе вот что из этого знать надо – каждый грамм муки, каждое зернышко крупы той каши, что ты ешь всё великим трудом добыто. Сейчас знаешь, сколько мужчин на селе осталось?
- Сколько?
- На каждые десять колхозов по 8 мужиков только, и то старики или дети вовсе. Это значит, что кормят нас женщины, что за нас делают всю работу на селе и в городе тоже. И относиться к этому надо соответствующе, ведь это пот и кровь наших матерей, сестер и дочерей. Понял?
- Понял, Григорьич. Только вот ни сестер, ни тем паче дочерей у меня нет.
- Неслух. Как об стенку горох! - рассердился Григорьич, не переставая, впрочем, при этом потчевать Олега своим чайком.
- Да понял я, Григорьич, что ж непонятного. И так ясно, что не сладко сейчас никому. Мерзкие фашисты, перебить их всех под корень надо! – сказал Олег, не переставая, впрочем, при этом похлебывать горячий чаек из жестяной кружки. Григорьич лишь усмехнулся, поняв иронию Олега.
- Скажи-ка, дядя, ты ведь на Халхин Голе бывал?- спросил Олег.
- Бывал. – помрачнел Григорьич – Немало наших там полегло, и всё-таки одолели мы этих япошек.
- Тяжело было против них воевать?
- Бывало и тяжело, но с этой войной не сравнить. Наверное, потому что тогда мы знали что будет, были готовы к встрече с врагом. И вот ещё что, наземная техника у самураев этих по всем боевым параметрам уступала нашей. Не научились еще они нормальные танки и пушки делать.
- И чём всё закончилось?
- А ничем. Отбросили их на изначальные позиции, те вроде как даже перемирия просили. Да как ты видишь, недолго оно продлилось.
- Что-то я не слышал о военных действиях на Дальнем Востоке. – задумался Олег.
- Никаких активных действий не предпринимается, но японцы стягивают к нашей границе порядочные силы. Я слышал что-то около 30-35 пехотных батальонов. Не сегодня-завтра, они откроют нам второй фронт. Поэтому так мало сил снято с Сибирского и Дальневосточного военных округов, генерал Жуков планировал перебросить сюда почти все 28 готовых дивизий, а получилось только 4.
- 24 дивизий это же… Почти 300000 человек! Нам бы не помешало такое усиление.
- Что теперь попусту мечтать, будем воевать с тем, что имеем. Генерал Жуков принес нам тогда победу, и сейчас все от него ждут повторения чуда на Халхин Голе.
- Будем на него молиться! – пошутил Олег, и, вставая, поблагодарил старого квартирмейстера.
2-ой противотанковый дивизион, в котором служил Олег, входил в состав 251 стрелковой дивизии 30 армии Резервного фронта. Их часть располагалась западнее Москвы, в районе Калинина, у северного отрога наспех построенных рубежей обороны. Теперь этот рубеж стал последней преградой на пути вермахта к столице СССР. Положение было на грани катастрофы. Хотя раньше было не лучше – внезапное нападение немцев на рассвете 22 июня застало врасплох даже высшие эшелоны командования. Сколько помнил Олег, их дивизион постоянно отступал на восток, все дни проходили в страхе, что немец их догонит. После поражения у Минска и провала Лепельского контрнаступления, моральный дух в армии настолько упал, что никто уже не думал о возврате утерянных позиций. Многообещающая операция под Смоленском провалилась из-за банального численного превосходства, немцы знали, что через этот город открывается прямой путь на Москву и сконцентрировали здесь почти все силы центральной группировки. Ленинград попал в блокаду, на юге под угрозой оказались жизненно важные нефтяные промыслы. Теперь, значит, и японцы…
Немудрено, что в таких условиях, бойцы перед каждым сражением прощались друг с другом. Были и такие, кто заранее прощался с родными и писал об этом домой. Кто же знал, что НКВД проверяет письма? Таких называли пораженцами, у особистов с такими разговор был страстный и короткий. Бедолага отправлялись в роты смертников. "Они не должны растлевать боевой дух солдат! Пораженцам нет места в наших рядах! Если думают о скорой гибели, они получат возможность её осуществления. Поверьте мне на слово, товарищи, мы отбросим врага у Москвы! Красная Армия победит гнусных фашистских захватчиков! Иначе и быть не может!" - пламенные речи политрука Мякина уже кажется, не вдохновляли никого кроме него самого. Но опасаться проявлять равнодушие стоило по той же причине, по которой было глупо писать прощальные письма домой. За моральным состоянием солдат здесь следили не менее тщательно, чем за вражескими перемещениями. Растлительные элементы подвергались обработке в особых частях Народного комиссариата внутренних дел и удалялись, как опасная опухоль. Поэтому показной энтузиазм и подтянутость стали нормой солдатского поведения - ни капли сомнений в победе, враг будет повержен! Это не было лицемерием, скорее это был выработанный защитный механизм. Действительно, все искренне желали победы в этой войне, прилагали неимоверные усилия, проявляли невиданную храбрость - каждый солдат был уверен в правоте его страны, самоотверженно выполняя свой долг. Но чем дольше длилась эта война, тем больше тревоги стало селиться в их душах. Время шло, а проклятые фрицы продолжали наступать. Генерал Жуков стянул все возможные свободные человеческие и технические ресурсы в этот последний рубеж обороны перед Москвой. Зима застопорила наступление вермахта, ошарашив немцев жестокими холодами. Подступал новый год.
Дата добавления: 2015-04-20; просмотров: 80 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |