|
Читайте также: |
МИША. Флаер упал в десяти шагах от аэробуса, и все сейчас же обернулись к нему.
РОБЕРТ. - Это я. Что случилось, Таня? (Таня молча смотрела на него, он поглядел на пилота и узнал Габу.)
ГАБА. (широко заулыбался) А, Роберт! Иди-ка сюда, помоги! Таня - чудесная девочка, но она никогда не имела дела с аэробусами! И я тоже! А у него все время глохнет двигатель! (Он подошел и, ласково коснувшись щекой Таниных волос, заглянул в двигатель. Габа похлопал его по спине)
МИША. Они хорошо знали друг друга. Они отлично сошлись - Роберт и 10 отчаянно скучающих нуль-испытателей, которые уже два года сидели здесь без дела после неудачного опыта с собакой Фимкой.
Т.В. То, что Роберт увидел в двигателе, заставило его на секунду задержать дыхание. Сделать ничего было нельзя - кончилось горючее. (Роберт украдкой поглядел на Таню. Она прижимала к груди взрывные цилиндры и ждала.)
ГАБА. - Итак? (бодро) Правильно мы грешили на вот этот рычаг, не знаю, как он там называется?
РОБЕРТ. - Что ж, очень возможно. (Он взялся за рычаг и подергал его) Кто-нибудь знает, что вы здесь засели?
ГАБА. - Я сообщал. Но у них там не хватает машин.
МИША. Роберт поднял голову и осмотрел небо. Он увидел пустую белесую синеву и на севере над верхушками далеких деревьев ослепительно яркий гребень Волны.
РОБЕРТ. Та-ак... Посмотрим! (обошел аэробус. сел на корточки, прижавшись лбом. По другую сторону аэробуса Габа)
ГАБА. One is none, two is some, Three is a many, four is a penny, Five is a little hundred... (Роберт увидел его пляшущую тень на траве - тень поднятых рук с растопыренными пальцами. Габа развлекал детей. Роберт влез в аэробус.)
В кресле водителя сидел мальчик, ожесточенно вцепившийся в рукояти управления. Он выделывал рукоятями необычайные фигуры и при этом свистел и дудел.
РОБЕРТ. - Смотри - оторвешь.
Мальчик не обратил на него внимания.
РОБЕРТ. (снова оглядел небо) Надо решаться.
ГАБА. - Выйди-ка сюда, Роб. Прикрой дверь. (Было слышно, как свистит и дудит мальчик) Когда она будет здесь?
РОБЕРТ. - Через полчаса.
ГАБА. - Что случилось с двигателем?
РОБЕРТ. - Нет горючего. (Лицо Габы сделалось серым)
ГАБА. - Почему? (бессмысленно) А в твоем флаере?
РОБЕРТ. - Такому сундуку этого не хватит и на пять минут. (Габа ударил себя кулаками по лбу и сел на траву)
ГАБА. - Ты механик (хрипло). Придумай что-нибудь.
РОБЕРТ. - Помнишь сказочку про волка, козу и капусту? Здесь дюжина ребятишек, женщина и мы с тобой. Женщина, которую я люблю больше всех людей на свете. Женщина, которую я спасу во что бы то ни стало. Так вот. Флаер двухместный...
ГАБА. (покивал) Понимаю. Тут и говорить не о чем, конечно. Пусть Таня садится во флаер и берет с собой столько ребятишек, сколько туда влезет...
РОБЕРТ. - Нет.
ГАБА. - Почему нет? Через два часа они будут в Столице.
РОБЕРТ. - Нет. Это не спасет ее. Волна будет в Столице через три часа. Там ждет звездолет. Таня должна улететь на нем. Не спорь со мной! (яростно) Возможны только два варианта: либо лечу я с Таней, либо с Таней летишь ты, но тогда ты поклянешься мне всем святым, что Таня улетит в этом звездолете! Выбирай.
ГАБА. - Ты сошел с ума! (медленно поднимаясь с травы) - Это дети! Опомнись!..
РОБЕРТ. - А те, кто останется здесь, они не дети? Кто выберет троих, которые полетят в Столицу и на Землю? Ты? Иди, выбирай! (Габа открывал и закрывал рот) - Ну? Ты клянешься? (Габа покачал головой) Тогда прощай.
ГАБА. (преградил ему дорогу) - Дети! (почти беззвучно)
РОБЕРТ. (схватил его за отвороты куртки и приблизил лицо вплотную к его лицу) Таня! (друг другу в глаза)
ГАБА. - Она возненавидит тебя (тихо).
РОБЕРТ. (засмеялся) - Через три часа я тоже умру. Мне будет все равно. Прощай, Габа. (Они разошлись)
ГАБА. - Она не полетит с тобой. (вдогонку)
РОБЕРТ. Я это и сам знаю. (побежал. помахал, боль в мускулах, судорожно свернутых в улыбку) Танюшка, иди-ка помоги мне!
ГАБА. - А ну, что вы здесь скучаете? (заорал) Кто поймает Шер-Хана - великого тигра джунглей?! (испустил протяжный рык и, брыкнув ногами, помчался на четвереньках в лес. Таня, оглядываясь и удивленно улыбаясь, подошла к Роберту)
"ТАНЯ." - Как странно. Словно и нет никакой катастрофы. Как ты странно улыбаешься, Робик.
РОБЕРТ. - Чудак этот Габа! (Голос не слушался его)
"ТАНЯ." - Что случилось, Роб? Что это?
РОБЕРТ. - Волна. Надо спешить. Полезай в кабину и подними сиденье.
"ТАНЯ." Она ловко прыгнула в кабину,
РОБЕРТ. и тогда он огромным прыжком вскочил вслед за нею, обхватив ее плечи правой рукой и стиснул так, чтобы она не смогла двинуться, и с места рванул флаер в небо.
"ТАНЯ." - Роби! (прошептала) Что ты делаешь, Роби?!.
РОБЕРТ. Он не смотрел на нее. Он выжимал из флаера все, что можно. И только краем глаза он увидел поляну, одинокий аэробус и маленькое лицо, с любопытством выглядывающее из водительской кабины.
№5. МАЛЫШ. ЧАСТЬ 1. КОНТАКТ
ПОПОВ. Он явился в девять сорок по бортовому времени. (Он остановился в дверях. Вцепившись левой рукой в косяк и поджав правую ногу. Стоял, разглядывая нас. в правом кулаке сжимал горсть свежих листьев. Взгляд его остановился на Вандерхузе, смотрел долго и прис-тально, капитан с некоторой нервностью взбил согнутым пальцем бакенбарды и, вопреки инструкции, слегка поклонился)
Малыш. - Феноменально! (громко и отчетливо голосом Вандерхузе)
ПОПОВ. На индикаторе затлела зеленая лампочка. (Капитан снова нервно взбил бакенбарды и искательно улыбнулся. И тотчас же лицо Малыша ожило. Вандерхузе был награжден целой серией ужасающих гримас. На лбу у Вандерхузе выступил холодный пот. Малыш отлепился наконец от косяка, скользнул вдоль стены и остановился)
Комов. - Вот еда. Хочешь поесть?
Малыш. - Еда - отдельно? (приблизился к столу) - это еда? Непохоже. Шарада.
Комов. - Непохоже на что?
Малыш. - Непохоже на еду.
Комов. - Все-таки попробуй. (посоветовал, придвигая блюдо. Малыш вдруг упал на колени, протянул руки и открыл рот. Он тоже не двигался. Глаза его были закрыты. Он вдруг мягко повалился на спину, сел и резким движением разбросал на полу перед собой смятые листья. По лицу его снова пробежала ритмичная рябь. Быстрыми и очень точными касаниями пальцев он принялся передвигать листики, время от времени помогая себе ногой. Мы с Комовым, привстав с кресел и вытянув шеи, следили за ним. Листья словно сами собой укладывались в странный узор. Малыш застыл в неподвижности, и вдруг снова одним резким движением сгреб листья в кучку. Лицо его замерло)
Малыш. - Я понимаю, это - ваша еда. Я так не ем. (присел на левую пятку и сочным баритоном) - Сверчок на печи. Чушь. Обьясни мне снова: когда вы отсюда уходите?
Комов. - Сейчас обьяснить трудно (мягко). Нам очень, очень нужно узнать все о тебе.
Малыш. - Ты знаешь обо мне все, (голосом Комова) - ты знаешь, как я возник. Ты знаешь, как я сюда попал. Ты знаешь, зачем я к тебе пришел. Ты знаешь обо мне все.
ПОПОВ. У меня глаза на лоб полезли, а Комов как будто даже и не удивился.
Комов. - Это (спокойно) не совсем верно. Я ничего не знаю о том, как ты здесь жил до меня.
Малыш. - Вы уйдете сразу, когда узнаете обо мне все?
Комов. - Да, если ты захочешь.
Малыш. - Тогда спрашивай. Спрашивай быстро, потому что я тоже хочу тебя спросить.
ПОПОВ. Я взглянул на индикатор. И мне стало не по себе. Там ярким рубиновым огнем горел сигнал отрицательных эмоций. (Я мельком заметил, что лицо у Вандерхузе встревожено. - Он говорил резко и отрывисто, голосом Комова, и только внесмысловые слова он произносил этим сочным баритоном. Руки его ни на секунду не оставались в покое, и сам он все время двигался, и движения его были стремительны и неуловимо-плавны, он словно переливался из одной позы в другую.)
Комов. - Откуда ты знал, что люди придут снова?
Малыш. - Я размышлял и понял.
Комов. - А может быть, кто-нибудь рассказал тебе?
Малыш. - Кто? Камни? Солнце? Кусты? Я один. (быстрым движением передвинул несколько листочков на полу)
ПОПОВ. Красный огонек на пульте буравил мне душу. (Я тихонько толкнул Комова ногой под столом)
Комов. - Откуда ты узнал, что если людям сказать, то они уйдут? (не обратив на меня внимания)
Малыш. - Я знал: люди хотят, чтобы всем вокруг было хорошо.
Комов. - Но как ты это узнал? Ты же никогда не общался с людьми.
Малыш. (долго молчал. На лице и на груди его вновь начался танец мускулов. Проворные пальцы двигали и перемещали листья. Потом он отпихнул листья ногой, громко сочным баритоном) - Это вопрос. По бим-бом-брамселям! (Вандерхузе затравлено кашлянул в своем углу) - Феноменально! Я всегда хотел узнать: почему длинные волосы на щеках?
ПОПОВ. Воцарилось молчание. И вдруг рубиновый огонек погас и разгорелся изумрудный.
Комов. - Ответьте ему, Яков. (спокойно)
Вандерхузе. (порозовев) - Гм... как тебе сказать, мой мальчик... (машинально взбил бакенбарды) Это красиво, это мне нравится... По-моему, это достаточное обьяснение, как ты полагаешь?
Малыш. - Красиво... Нравится... колокольчик! (вдруг нежно) - нет, ты не обьяснил. Но так бывает. Почему только на щеках? Почему нет на носу?
Вандерхузе. - А на носу некрасиво (наставительно). - и в рот попадают, когда ешь...
Малыш. - Правильно. Но если на щеках, и если идешь через кусты, то должен цепляться. Я всегда цепляюсь волосами, хотя они у меня наверху.
Вандерхузе. - Гм. Видишь ли, я редко хожу через кусты.
Малыш. Не ходи через кусты. Будет больно. Cверчок на печи! (Вандерхузе доволен. неожиданно мне) А ты?
ПОПОВ. Что - я? (растерявшись, а потому агрессивно. К. немедленно и с явным удовольствием пнул меня в лодыжку)
Малыш. - У меня вопрос к тебе. То большое, теплое, с огоньками, делает ровную землю - что это?
ПОПОВ. - Машины, (откашлялся) - киберы.
Малыш. - Киберы. Живые?
ПОПОВ. - Нет. Это машины. Мы их сделали.
Малыш. - Сделали? Такое большое? И двигается? Феноменально. Но ведь они большие!
ПОПОВ. - Бывают и больше.
Малыш. - Еще больше?
Комов. - Гораздо больше. Больше, чем айсберг.
ПОПОВ. И Комов принялся рассказывать. Малыш метался по кают-компании, словно кот Тома Сойера, хлебнувший болеутолителя. Сообщение скрутило Малыша в колобок, развернуло, швырнуло к нашим ногам, шумно дышащего, отчаянно гримасничающего. Изумрудная лампа на пульте индикатора сияла, как кошачий глаз.
Малыш. (вскочил на кресло, обхватил себя руками) А можно сделать так, чтобы я говорил, а киберы слушали?
ПОПОВ. - Ты это уже сделал.
Малыш. (бесшумно, как тень, упал на руки на стол передо мной) - Когда?
ПОПОВ. - Ты прыгал перед ними, и самый большой - его зовут Том - останавливался и спрашивал тебя, какие будут приказания.
Малыш. - Почему я не слышал вопроса?
П-В. Ты видел вопрос. Помнишь, там мигал красный огонек? это был вопрос.Том задавал его по-своему.
Малыш. (перелился на пол) Феноменально! (тихо моим голосом) Это игра. Феноменальная игра. Щелкунчик!
Комов. - Что значит "щелкунчик"?
Малыш. Не знаю (нетерпеливо). Просто слово. Приятно выговаривать. Ч-чеширский кот. Щ-щелкунчик.
Комов. - А откуда ты знаешь эти слова?
Малыш. - Помню. Два больших ласковых человека. Гораздо больше, чем вы... По бим-бом- брамселям! Щелкунчик... с-сверчок на печи. Мар-ри, мар-ри! Сверчок кушать хоч-чет!
ПОПОВ. Честно говоря, у меня мороз пошел по коже. (В-зе побледнел) Малыш выкрикивал слова сочным баритоном: так и видишь перед собой огромного, полного крови и радости жизни человека, бесстрашного, сильного, доброго... Потом он тихонько пророкотал с неизьяснимой нежностью:
Малыш. - Кошенька моя, ласонька...
ПОПОВ. - и вдруг ласковым женским голосом:
Малыш. - колокольчик!.. Опять мокренький... (" МАЙКА")
ПОПОВ. Я весь обратился в слух, и вдруг совершенно младенческий голос произнес:
Малыш. - Мам-ма!.. - мам-ма...
ПОПОВ. А затем раздался захлебывающийся плач годовалого младенца. Малыш увидел Майку. Плач оборвался, снова загремели камни, и голос Комова деловито произнес:
Малыш. - Вот вопрос. Почему мне все интересно? Все вокруг. Почему у меня все время появляются вопросы? Ведь мне от них нехорошо. Они у меня чешутся. Много вопросов. Я стараюсь спас- тись: бегаю, целый день бегаю или плаваю, - не помогает. Тогда начинаю размышлять. Иногда приходит ответ. Это - удовольствие. Иногда приходят много ответов, не могу выбрать. Это - неудовольствие. Иногда ответы не приходят. Это - беда. Очень чешется. Ш-шарада. (Пауза. Загремели и заскрипели по полу передвигаемые камни) - Ф-фрагмент. Вот еще вопрос. Откуда берутся ответы?
Комов. - И на этот вопрос я смогу ответить, только когда узнаю о тебе все.
Малыш. - Тогда узнавай! узнавай скорее! почему не узнаешь? Я расскажу сам. Было так.
ПОПОВ. Из интеркома донесся раздирающий хруст и треск, и сейчас же отчаянно, на нестерпимо высокой ноте завизжал ребенок. И сквозь этот визг, сквозь затихающий треск, удары, звон бьющегося стекла прохрипел мужской задыхающийся голос:
- Мари... Мари... Ма... Ри...
ПОПОВ. Ребенок кричал, надрываясь. Потом раздался какой-то шорох, сдавленный стон. Кто-то полз по полу, усеянному обломками и осколками, что-то покатилось с дребезгом.
"МАЙКА." - Шура... Где ты, Шура... Больно... Что случилось? Где ты? Я ничего не вижу, Шура... Да отзовись же. Шура! Больно как! Помоги мне, я ничего не вижу...
ПОПОВ. Потом женщина затихла, через некоторое время затих и младенец. (перевел дух и обнаружил, что кулаки сжаты, а ногти глубоко вонзились в ладони. Челюсти онемели)
Малыш. - Так было долго (торжественно). Я устал кричать. Я заснул. Когда я проснулся, было темно, как раньше. Мне было холодно. Я хотел есть. Я так сильно хотел есть и чтобы было тепло, что сделалось так. Стало так, как мне хотелось. И с тех пор всегда было так, как мне хотелось. (Пауза)
Комов. - Какого это было цвета?
Малыш. - Никакого. Цвет - это когда смотришь глазами. Там нельзя смотреть глазами.
Комов. - Где - там?
Малыш. - У меня. Глубоко. В земле.
Комов. - А как там на ощупь?
М-ш. Прекрасно. Удовольствие. ч-чеширский кот! У меня лучше всего.Так было, пока не пришли люди.
Комов. - Ты там спишь?
Малыш. - Я там все. Сплю, ем, размышляю. Только играю я здесь, потому что люблю глядеть глазами. И там тесно играть. (Пауза) Теперь ты все обо мне узнал?
Комов. - Нет, (решительно) ничего я о тебе не узнал. Ты же видишь, у нас нет общих слов. Может быть, у тебя есть свои слова?
Малыш. - Слова... (медленно) Это когда двигается рот, а потом слышно ушами. Нет. Это только у людей. Я знал, что есть слова, потому что я помню. По бим-бом-брамселям. Что это такое? Я не знаю. Но теперь я знаю, зачем многие слова. Раньше не знал. Было удовольствие говорить. Игра.
Комов. - Теперь ты знаешь, что значит слово "океан"; но океан ты видел и раньше. Как ты его называл? (Пауза) - Я слушаю.
Малыш. - Что ты слушаешь? Зачем? Я назвал. Так нельзя услышать. Это внутри.
Комов. - Может быть, ты можешь показать? У тебя есть камни, прутья...
Малыш. - Камни и прутья не для того, чтобы показывать, - (сердито) - камни и прутья - для того, чтобы размышлять. Если тяжелый вопрос - камни и прутья. Если не знаешь, какой вопрос, - листья. (помолчал) нет слов. много всяких вещей. Волосы... И много такого, для чего нет слова. Но это там, у меня. (Протяжный тяжкий вздох В-зе)
МАЙКА. - А когда ты двигаешь лицом? Что это?
Малыш. - Мам-ма... (нежным мяукающим голоском) лицо, руки, тело, (голосом Майки) - это тоже вещи для размышления. (Пауза) Что делать? Ты придумал? Я ухожу. Нельзя размышлять, когда разговари- ваешь. Размышляй быстрее, потому что мне хуже, чем вчера. А вчера было хуже, чем позавчера.
ПОПОВ. Загремел и покатился камень. Малыш вихрем мчался к сопкам через строительную площадку.
№7. ТРУДНО БЫТЬ БОГОМ. ЧАСТЬ 2. ПЕРЕВОРОТ. Дон Рэба прохаживался, задумчиво почесывая спину стрелой.
РЭБА: Хорошо, хорошо, - бормотал почти нежно. - Прелестно!.. словно забыл про Румату. Шаги убыстрялись, он помахивал на ходу стрелой, как дирижерской палочкой. Резко остановился за столом, отшвырнул стрелу, осторожно сел, улыбаясь: - Как я их, а?.. Никто и не пикнул!..У вас, я думаю, так не могут... Да-а... (протянул мечтательно) Хорошо! Ну что ж, а теперь поговорим, дон Румата... А может быть, не Румата?.. И, может быть, даже и не дон? А?..
РУМАТА: (промолчал, с интересом его разглядывая) Бледненький, с красными жилками на носу, весь трясется от возбуждения, так и хочется ему закричать, хлопая в ладоши: "А я знаю! А я знаю!" А ведь ничего ты не знаешь, сукин сын. А узнаешь, так не поверишь. - Я вас слушаю.
РЭБА: - Вы не дон Румата. Вы самозванец. - Он строго смотрел на Румату. - Румата Эсторский умер пять лет назад и лежит в фамильном склепе своего рода. И святые давно упокоили его мятежную и, прямо скажем, не очень чистую душу. Вы как, сами признаетесь, или вам помочь?
РУМАТА: Сам признаюсь. Меня зовут Румата Эсторский, и я не привык, чтобы в моих словах сомнева- лись. - Попробую-ка я тебя немножко рассердить. Бок болит, а то бы я тебя поводил за салом.
РЭБА: Я вижу, что нам придется продолжать разговор в другом месте. (зловеще. С лицом его происходили удивительные перемены. Исчезла приятная улыбка, губы сжались в прямую линию. Странно и жутковато задвигалась кожа на лбу)
РУМАТА: У вас правда геморрой? (участливо) Вы плохо использовали Будаха. Это отличный специалист. Был... (значительно. В выцветших глазах что-то мигнуло) Ага! а ведь Будах-то еще жив... (уселся поудобнее)
РЭБА: - Итак, вы отказываетесь признаться.
РУМАТА: - В чем?
РЭБА: - В том, что вы самозванец.
РУМАТА: - Почтенный Рэба, - (наставительно) - такие вещи доказывают. Ведь вы меня оскорбляете!
РЭБА: (На лице появилась приторность) Мой дорогой дон Румата. Простите, пока я буду называть вас этим именем. Так вот, обыкновенно я никогда ничего не доказываю. Доказывают там, в Веселой Баш- не. Для этого я содержу опытных, хорошо оплачиваемых специалистов, которые с помощью мя- сокрутки святого Мики, поножей господа бога, перчаток великомученицы Паты или, скажем, си- денья... э-э-э... виноват, кресла Тоца-воителя могут доказать все, что угодно. Что бог есть и бога нет. Что люди ходят на руках и люди ходят на боках. Посудите сами: зачем мне доказывать то, что я и сам знаю? И потом ведь признание вам ничем не грозит...
РУМАТА: - Мне не грозит. Оно грозит вам. Некоторое время дон Рэба размышлял.
РЭБА: - Хорошо. Давайте посмотрим, в чем замечен дон Румата Эсторский за пять лет своей загроб- ной жизни в Арканарском королевстве. А вы потом объясните мне смысл всего этого. Согласны?
РУМАТА: - Мне бы не хотелось давать опрометчивых обещаний, но я с интересом вас выслушаю.
Дон Рэба, покопавшись в письменном столе, вытащил квадратик плотной бумаги и, подняв брови, просмотрел его.
РЭБА: Да будет вам известно, (приветливо улыбаясь) - да будет вам известно, что мною, министром охраны арканарской короны, были предприняты некоторые действия против так называемых книгочеев, ученых и прочих бесполезных и вредных для государства людей. Эти акции встретили некое странное противодействие. В то время как весь народ в едином порыве, храня верность королю, а также арканарским традициям, всячески помогал мне: выдавал укрывшихся, расправлялся самосудно, указывал на подозрительных, ускользнувших от моего внимания, - в это самое время кто-то неведомый, но весьма энергичный выхватывал у нас из-под носа самых важных, самых отпетых и отвратительных преступников. - Двигая кожей на лбу, значительно посмотрел на Румату.
РУМАТА: (подняв глаза к потолку, мечт. улыбался) А все-таки я молодец. Хорошо поработал. см. др. другу в глаза.
РЭБА: За спасение этих растлителей душ вы, дон Румата, потратили не менее трех пудов золота. Я не говорю о том, что за все время пребывания в пределах Арканарского королевства вы не получи- ли из своих эсторских владений даже медного гроша, да и с какой стати? Зачем снабжать деньга- ми покойника, хотя бы даже и родного? Но ваше золото! (Открыл шкатулку и извлек из нее горсть золотых монет, завопил) Одного этого золота достаточно было бы для того, чтобы сжечь вас на костре! Это дьявольское золото! Человеческие руки не в силах изготовить металл такой чистоты! сверлил Румату взглядом.
РУМАТА: Да, великодушно подумал, это он молодец. Этого мы, пожалуй, недодумали. И, пожалуй, он первый заметил. Это надо учесть... Рэба вдруг снова погас. В голосе его зазвучали участливые нотки:
РЭБА: И вообще вы ведете себя очень неосторожно, дон Румата. Я все это время так волновался за вас... Вы такой дуэлянт, вы такой задира! Сто двадцать шесть дуэлей за пять лет! И ни одного убитого... Этой ночью, например, брат Аба выделил для вашего ареста не самых умелых бойцов, а самых толстых и сильных. И он оказался прав. Несколько вывихнутых рук, несколько отдавленных шей, выбитые зубы не в счет... и вот вы здесь! А ведь вы не могли не знать, что деретесь за свою жизнь. Вы мастер. Вы лучший меч Империи. Вы, несомненно, продали душу дьяволу, ибо только в аду можно научиться этим невероятным, сказочным приемам боя. Я готов даже допустить, что это умение было дано вам с условием не убивать. Хотя трудно представить, зачем дьяволу понадобилось такое условие. Но пусть в этом разбираются наши схоласты... Тонкий поросячий визг прервал его. Он недовольно посмотрел на лиловые портьеры.. визг: "Пустите! Пустите!" и еще какие-то хриплые голоса, ругань. - Обманули!.. Обманули!.. Это же был яд! За что?.. послышались отвратительные звуки - кого-то рвало.
РУМАТА: - Где Будах? - (резко).
РЭБА: - Как видите, с ним случилось какое-то несчастье, - было заметно, что он растерялся.
РУМАТА: - Не морочьте мне голову. Где Будах?
РЭБА: - Ах, дон Румата, - качая головой. Он сразу оправился. - На что вам Будах? Он что, ваш родственник?
РУМАТА: - Слушайте, Рэба! - бешено. - Я с вами не шучу! Если с Будахом что-нибудь случится, вы подохнете, как собака. Я раздавлю вас.
РЭБА: - Не успеете, - быстро. Он был очень бледен.
РУМАТА: - Вы дурак, Рэба. Вы опытный интриган, но вы ничего не понимаете. Никогда в жизни вы еще не брались за такую опасную игру, как сейчас. Рэба сжался за столом, глазки его горели. Румата напрягся, готовясь прыгнуть. Никакое оружие не убивает мгновенно. Эта мысль отчетливо проступила на физиономии дона Рэбы.
РЭБА: - Ну что вы, в самом деле, - плаксиво. - Сидели, разговаривали... Да жив ваш Будах, успокойтесь, жив и здоров. Он меня еще лечить будет. Не надо горячиться.
РУМАТА: - Где Будах?
РЭБА: - В Веселой Башне.
РУМАТА: - Он мне нужен.
РЭБА: - Мне он тоже нужен, дон Румата.
РУМАТА: - Слушайте, Рэба, не сердите меня. И перестаньте притворяться. Вы же меня боитесь. И правильно делаете. Будах принадлежит мне, понимаете? Мне! Теперь они оба стояли. Рэба был страшен. Он посинел, губы его судорожно дергались, он что-то бормотал, брызгая слюной.
РЭБА: - Мальчишка! - прошипел - Я никого не боюсь! Это я могу раздавить тебя, как пиявку! вдруг рванул гобелен. - Смотри!- Румата подошел к окну.. - Пр-рошу! - лязгающим голосом. Он весь трясся. - Смиренные дети господа нашего, конница Святого Ордена. Высадились сегодня ночью в Арканарском порту. Святой Орден владеет горо-дом и страной, отныне Арканарской областью Ордена... Румата невольно почесал в затылке. Вот это провокация! Дон Рэба торжествующе скалил зубы. - Мы еще не знакомы, - тем же лязгающим голосом. - Позвольте предс-тавиться: наместник Святого Ордена в Арканарской области, епископ и боевой магистр раб божий Рэба!
РУМАТА: А ведь можно было догадаться... Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят чер- ные. Эх, историки, хвостом вас по голове... Заложил руки за спину и покачался с носков на пятку. - Сейчас я устал (брезгливо). Я хочу спать. Я хочу помыться в горячей воде и смыть с себя кровь и слюни ваших головорезов. Приказ на освобождение Будаха!
РЭБА: - Их двадцать тысяч! - крикнул, указывая рукой в окно. Румата поморщился.
РУМАТА: Немного тише, пожалуйста. И запомните, Рэба: отлично знаю, что никакой вы не епископ. Я вижу вас насквозь. Вы просто грязный предатель и неумелый дешевый интриган... - Дон Рэба облизнул губы, глаза его остекленели. - Я беспощаден. За каждую подлость по отношению ко мне или к моим друзьям вы ответите головой. Я вас ненавижу, учтите это. Я согласен вас терпеть, но вам придется научиться вовремя убираться с моей дороги. Вы поняли меня?
РЭБА: (торопливо, просительно улыбаясь) - Я хочу одного. Я хочу, чтобы вы были при мне, дон Румата. Я не могу вас убить. Не знаю, почему, но не могу.
РУМАТА: - Боитесь.
РЭБА: - Ну и боюсь. Может быть, вы дьявол. Может быть, сын бога. Кто вас знает? А может быть, вы человек из могущественных заморских стран: говорят, есть такие... Я даже не пытаюсь заглянуть в пропасть, которая вас извергла. У меня кружится голова, и я чувствую, что впадаю в ересь. Но я тоже могу убить вас. В любую минуту. Сейчас. Завтра. Вчера. Это вы понимаете?
РУМАТА: - Это меня не интересует.
РЭБА: - А что же? Что вас интересует?
РУМАТА: А меня ничто не интересует. Я развлекаюсь. Я не дьявол и не бог, я кавалер Румата Эсторс- кий, веселый благородный дворянин, обремененный капризами и предрассудками и привыкший к свободе во всех отношениях. Запомнили? Рэба уже пришел в себя, утерся платочком,приятно улыбнулся.
РЭБА: Я ценю ваше упорство. В конце концов вы тоже стремитесь к каким-то идеалам. И я уважаю эти идеалы, хотя и не понимаю их. Возможно, вы когда-нибудь изложите мне свои взгляды, и соверше-нно не исключено, что вы заставите меня пересмотреть мои. Может быть, я стремлюсь не к той цели, ради которой стоило бы работать так усердно и бескорыстно, как работаю я. Я человек широких взглядов, я вполне могу представить себе, что когда-нибудь стану работать с вами плечом к плечу...
РУМАТА: - Там видно будет, - пошел к двери. Ну и слизняк! Тоже мне сотрудничек. Плечом к плечу...
В коридорах толкались, бегали, кричали, командовали... Скрипели засовы, хлопали двери, кого-то били, и он вопил, кого-то волокли, и он упирался, кого-то заталкивали в камеру, кого-то пытались из камеры вытянуть, он истошно кричал: "Не я, не я!" - и цеплялся за соседей.
- У костоломки есть такой винт сверху, так он сломался. А я виноват? Он меня выпер. "Дубина, - говорит, - стоеросовая, получи, - говорит, - пять по мягкому и опять приходи..."
- А вот узнать бы, кто сечет, может, наш же брат студент и сечет. Так договориться заранее, грошей по пять с носу собрать и сунуть...
- Когда жиру много, накалять зубец не след, все одно в жиру остынет. Ты щипчики возьми и сало слегка отдери...
- Так ведь поножи господа бога для ног, они пошире будут и на клиньях, а перчатки великомученицы - на винтах, это для руки специально, понял?
- Смехота, братья! Захожу, гляжу - в цепях-то кто? Фика Рыжий, мясник с нашей улицы, уши мне все пьяный рвал. Ну, держись, думаю, уж порадуюсь я...
- А Пэкора Губу как с утра монахи уволокли, так и не вернулся. И на экзамен не пришел.
- Эх, мне бы мясокрутку применить, а я его сдуру ломиком по бокам, ну, сломал ребро. Тут отец Кин меня за виски, сапогом под копчик, да так точно, братья, скажу вам - света я невзвидел, до се больно. "Ты что, - говорит, - мне матерьял портишь?"
РУМАТА: Смотрите, смотрите, друзья мои, (медл. поворач. голову). Это не теория. Этого никто из людей еще не видел. Смотрите, слушайте, кинографируйте... и цените, и любите, черт вас возьми, свое время, и поклонитесь памяти тех, кто прошел через это! Вглядывайтесь в эти морды, молодые, тупые, равноду-шные, привычные ко всякому зверству, да не воротите нос, ваши собственные предки были не лучше...
- Во, дон стоят. Побелели весь.
- Хе... Так благородные, известно, не в привычку...
- Воды, говорят, в таких случаях дать, да цепь коротка, не дотянуть...
- Чего там, оклемаются...
- Мне бы такого... Такие про что спросишь, про то и ответят...
- Вы, братья, потише, не то как рубанет... Колец-то сколько... И бумага.
- Как-то они на нас уставились... Отойдем, братья, от греха. Они группой отошли.
РУМАТА: - Во имя господа, - (негромко, брякнув кольцами.) Монахи опустили палки, присмотрелись.
смотритель. - Именем его.
РУМАТА: - А ну, отцы, проводите к коридорному смотрителю. Монахи переглянулись.
смотритель. А он тебе зачем? Румата молча поднял бумагу к его лицу, подержал и опустил. - Ага. Ну, я нынче буду коридорный смотритель. (Румата свернул бумагу в трубку)
РУМАТА: - Превосходно. Его преосвященство подарил мне доктора Будаха. Ступай и приведи его.
см-ль. (сунул руку под клобук и громко поскребся) Будах? (раздумчиво) Это который же Будах? Растлитель, что ли?
монах. Не. Растлитель - тот Рудах. Его и выпустили еще ночью. А я...
РУМАТА: Вздор, вздор! (нетерпеливо, похлопывая себя бумагой по бедру.) Будах. Королевский отравитель.
смотритель. - А-а... Знаю. Так он уже на колу, наверное... Брат Пакка, сходи в двенадцатую, посмотри. А ты что, выводить его будешь?
РУМАТА: - Естественно. Он мой.
см-ль. - Тогда бумажечку позволь сюда. Бумажечка в дело пойдет. Ну и пишут же люди! Появился монах, таща на веревке худого седого старика в темной одежде.
монах. Вот он, Будах-то! - радостно закричал еще издали. - И ничего он не на колу, живой Будах-то, здоро-вый! Маленько ослабел, правда, давно, видать, голодный сидит... Румата вырвал веревку и снял петлю с шеи.
РУМАТА: - Вы Будах Ируканский?
Будах - Да, - сказал старик, глядя исподлобья.
РУМАТА: - Я Румата, идите за мной и не отставайте. увидел, что старик держится за стену и еле стоит.
Будах - Мне плохо, - болезненно улыбаясь. - Извините, благородный дон. Румата достал из ампулы таблетку.
РУМАТА: Проглотите. Вам сразу станет легче. (Будах взял таблетку, осмотрел, понюхал, поднял брови, потом осторожно положил на язык и почмокал) - Глотайте, глотайте. (с улыбкой) Будах проглотил.
Будах - М-м-м... Я полагал, что знаю о лекарствах все. - замолчал, прислушиваясь к своим ощущениям. - М-м-м-м! Любопытно! Сушеная селезенка вепря Ы? Хотя нет, вкус не гнилостный. РУМАТА: - Пойдемте.
АНТРАКТ
Дата добавления: 2015-09-11; просмотров: 87 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |