|
Читайте также: |
БУДАХ: – Сущность человека, – (неторопливо жуя)– в удивительной способности привыкать ко всему. Нет в природе ничего такого, к чему бы человек не притерпелся. Затруднительно сказать, хорошо это или плохо. Не будь у человека такого терпения и выносливости, все добрые люди давно бы уже погибли, и на свете остались бы злые и бездушные. С другой стороны, привычка терпеть и приспосабливаться превращает людей в бессловесных скотов, кои ничем, кроме анатомии, от животных не отличаются и даже превосходят их в беззащитности. И каждый новый день порождает новый ужас зла и насилия... Румата поглядел на Киру. Она сидела напротив Будаха и слушала, не отрываясь, подперев щеку кулачком. Глаза у нее были грустные: видно, ей было очень жалко людей.
РУМАТА: – Вероятно, вы правы, почтенный Будах. Но возьмите меня. Вот я – простой благородный дон (у Будаха высокий лоб пошел морщинами, глаза удивленно и весело округлились), я безмерно люблю ученых людей, это дворянство духа. И мне невдомек, почему вы, хранители и единственные обладатели высокого знания, так безнадежно пассивны? Почему вы безропотно даете себя презирать, бросать в тюрьмы, сжигать на кострах? Почему вы отрываете смысл своей жизни – добывание знаний – от практических потребностей жизни – борьбы против зла? Будах отодвинул от себя опустевшее блюдо.
БУДАХ: – Вы задаете странные вопросы, дон Румата. Борьба со злом! Но что есть зло? Всякому вольно понимать это по-своему. Для нас, ученых, зло в невежестве, но церковь учит, что невежество – благо, а все зло от знания. Для землепашца зло – налоги и засухи, а для хлеботорговца засухи – добро. Для рабов зло – это пьяный и жестокий хозяин, для ремесленника – алчный ростовщик. Так что же есть зло, против которого надо бороться, дон Румата? –грустно оглядел слушателей.– Зло неис- требимо. Никакой человек не способен уменьшить его количество в мире. Он может несколько улучшить свою собственную судьбу, но всегда за счет ухудшения судьбы других. И всегда будут короли, более или менее жестокие, бароны, более или менее дикие, и всегда будет невежествен- ный народ, питающий восхищение к своим угнетателям и ненависть к своему освободителю. И все потому,что раб гораздо лучше понимает своего господина, пусть даже самого жестокого, чем своего освободителя,ибо каждый раб отлично представляет себя на месте господина, но мало кто представляет себя на месте бескорыстного освободителя. Таковы люди, дон Румата, и таков наш мир.
РУМАТА: – Мир все время меняется, доктор Будах. – Мы знаем время, когда королей не было...
БУДАХ: – Мир не может меняться вечно, – (возразил) – ибо ничто не вечно, даже перемены... Мы не знаем законов совершенства, но совершенство рано или поздно достигается. Взгляните, например, как устроено наше общество. Как радует глаз эта четкая, геометрически правильная система! Внизу крестьяне и ремесленники, над ними дворянство, затем духовенство и, наконец, король. Как все продумано, какая устойчивость, какой гармонический порядок! Чему еще меняться в этом отточенном кристалле, вышедшем из рук небесного ювелира?
РУМАТА: – Неужели вы серьезно считаете этот мир совершенным? – (удивился) – После встречи с доном Рэбой, после тюрьмы...
БУДАХ: – Мой молодой друг, ну конечно же! Мне многое не нравится в мире, многое я хотел бы видеть другим... Но что делать? В глазах высших сил совершенство выглядит иначе, чем в моих. Какой смысл дереву сетовать, что оно не может двигаться, хотя оно и радо было бы, наверное, бежать со всех ног от топора дровосека.
РУМАТА: – А что, если бы можно было изменить высшие предначертания?
БУДАХ: – На это способны только высшие силы...
РУМАТА: – Но все-таки, представьте себе, что вы бог...
БУДАХ: (засмеялся) – Если бы я мог представить себя богом, я бы стал им!
РУМАТА: – Ну, а если бы вы имели возможность посоветовать богу?
БУДАХ: – У вас богатое воображение, – (с удовольствием). – Это хорошо. Вы грамотны? Прекрасно! Я бы с удовольствием позанимался с вами...
РУМАТА: – Вы мне льстите... Но что же вы все-таки посоветовали бы всемогущему? Что, по-вашему, следовало бы сделать всемогущему, чтобы вы сказали: вот теперь мир добр и хорош?..
Будах, одобрительно улыбаясь, откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. Кира жадно смотрела на него.
БУДАХ: – Что ж, – извольте. Я сказал бы всемогущему: «Создатель, я не знаю твоих планов, может быть, ты и не собираешься делать людей добрыми и счастливыми. Захоти этого! Так просто этого достигнуть! Дай людям вволю хлеба, мяса и вина, дай им кров и одежду. Пусть исчезнут голод и нужда, а вместе с тем и все, что разделяет людей».
РУМАТА: – И это все?
БУДАХ: – Вам кажется, что этого мало? Румата покачал головой.
РУМАТА: – Бог ответил бы вам: «Не пойдет это на пользу людям. Ибо сильные вашего мира отберут у слабых то, что я дал им, и слабые по-прежнему останутся нищими».
БУДАХ: – Я бы попросил бога оградить слабых. «Вразуми жестоких правителей», – сказал бы я.
РУМАТА: – Жестокость есть сила. Утратив жестокость, правители потеряют силу, и другие жестокие заменят их. Будах перестал улыбаться.
БУДАХ: – Накажи жестоких, – (твердо) – чтобы неповадно было сильным проявлять жестокость к слабым.
РУМАТА: – Человек рождается слабым. Сильным он становится, когда нет вокруг никого сильнее его. Когда будут наказаны жестокие из сильных, их место займут сильные из слабых. Тоже жестокие. Так придется карать всех, а я не хочу этого.
БУДАХ: – Тебе виднее, всемогущий. Сделай тогда просто так, чтобы люди получили все и не отбирали друг у друга то, что ты дал им.
РУМАТА: – И это не пойдет людям на пользу, – (вздохнул) – ибо когда получат они все даром, без труда, из рук моих, то забудут труд, потеряют вкус к жизни и обратятся в моих домашних животных, которых я вынужден буду впредь кормить и одевать вечно.
БУДАХ: – Не давай им всего сразу! – (горячо) – Давай понемногу, постепенно!
РУМАТА: – Постепенно люди и сами возьмут все, что им понадобится. Будах неловко засмеялся.
БУДАХ: – Да, я вижу, это не так просто. Я как-то не думал раньше о таких вещах... Кажется, мы с вами перебрали все. Впрочем, –подался вперед, – есть еще одна возможность. Сделай так, чтобы больше всего люди любили труд и знание, чтобы труд и знание стали единственным смыслом их жизни!
РУМАТА: –Да, это мы тоже намеревались попробовать. Массовая гипноиндукция, позитивная реморали- зация. Гипноизлучатели на трех экваториальных спутниках... – Я мог бы сделать и это. Но стоит ли лишать человечество его истории? Стоит ли подменять одно человечество другим? Не будет ли это то же самое, что стереть это человечество с лица земли и создать на его месте новое?
Будах, сморщив лоб, молчал обдумывая. Румата ждал. За окном снова тоскливо заскрипели подводы. Будах тихо проговорил:
БУДАХ: – Тогда, господи, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными... или, еще лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой.
РУМАТА: – Сердце мое полно жалости, – медленно. – Я не могу этого сделать. Кира глядела на него с ужасом и надеждой.
№11. ДАЛЕКАЯ РАДУГА. ЧАСТЬ 3. "И ПРОДОЛЖАЛА ПУТЬ"
Вечер был красив, и если бы не черные стены справа и слева, медленно растущие в синее небо, он был бы просто прекрасен. Вдоль главной улицы многоцветными пятнами красовались картины, выставлен-ные художниками в последний раз. Слышалась незнакомая музыка: в открытом кафе маленький, хилый человек с необычайной страстью и темпераментом играл на концертной хориоле, и люди слушали его, не шевелясь; а к хориоле был прислонен большой лист картона, на котором кривоватыми буквами было написано: "Далекая Радуга". Песня. Не оконч.".
"ТАНЯ." Мимо него прошла, опустив голову, та прекрасная девушка с сединой в золотых волосах. Она шла по самой кромке воды, и лицо ее уже не казалось каменным, оно было просто бесконечно усталым. Шагах в 50 она остановилась, постояла, глядя в море, и села на песок, уткнулась подбородком в колени. (Сейчас же над ухом Горбовского кто-то тяжело вздохнул, и, скосив глаз, он увидел Склярова)
РОБЕРТ. - Все бессмысленно (негромко). Скучно жил, ненужно! И все самое плохое прибереглось на последний день...
ГОРБОВСКИЙ. - Голубчик! А что может быть хорошего в последнем дне?
РОБЕРТ. - Вы еще не знаете...
ГОРБОВСКИЙ. - Знаю. Все знаю...
РОБЕРТ. - Не можете вы всего знать... Я же слышу, как вы со мной разговариваете.
ГОРБОВСКИЙ. - Как?
РОБЕРТ. - Как с обыкновенным человеком. А я трус и преступник.
ГОРБОВСКИЙ. - Ну, Роберт! Ну какой вы трус и преступник?
Р-Т. Я трус и преступник (упрямо). Я даже, наверное, хуже, потому что считаю, что все делал правильно.
ГОРБОВСКИЙ. (лениво повернул к нему голову) - Роберт, не тратьте вы зря время. Идите вы к ней. Сядьте рядом... Мне очень удобно лежать, но если хотите, я помогу вам...
РОБЕРТ. Все получается не так, как хочется (тоскливо). Я был уверен, что спасу ее. Мне казалось, что я готов на все. Но оказалось, что на все я не готов... Пойду. (Горбовский следил, как он шагает - сначала широко и уверенно, а потом все медленнее и медленнее, как он все-таки подошел к ней, и сел рядом, и она не отодвинулась)
ГОР-Й. Горбовский задремал. Его разбудило прикосновение чего-то холодного. Он приоткрыл один глаз и увидел Камилла, его вечный нелепый шлем, его вечно угрюмое лицо и круглые немигающие глаза.
КАМИЛЛ. - Я знал, что вы здесь, Леонид. Я искал вас.
ГОРБОВСКИЙ. Здравствуйте, Камилл. Наверное, это очень скучно - все знать... (Камилл подтащил шезлонг)
КАМИЛЛ. (сел в позе чел. с перел. позв.) Есть вещи поскучнее. Мне все надоело. Это была огромная ошибка.
ГОРБОВСКИЙ. - Как дела на том свете?
КАМИЛЛ. Там темно. (помолчал) Сегодня я умирал и воскресал трижды. Каждый раз было очень больно.
ГОРБОВСКИЙ. - Трижды. Рекорд. (посмотрел на Камилла) Камилл, скажите мне правду. Я никак не могу понять. Вы человек? Не стесняйтесь. Я уже никому не успею рассказать. (Камилл подумал)
КАМИЛЛ. Не знаю. Я последний из Чертовой Дюжины. Из тех 13, что сращивали себя с машинами. Опыт не удался, Леонид. Вместо состояния "хочешь, но не можешь" состояние "можешь, но не хочешь". Это невыносимо тоскливо - мочь и не хотеть. (Горбовский слушал, закрыв глаза)
ГОРБОВСКИЙ. - Да, я понимаю. Мочь и не хотеть - это от машины. А тоскливо - это от человека.
КАМИЛЛ. Вы ничего не понимаете. Вы любите мечтать иногда о мудрости патриархов, у которых нет ни желаний, ни чувств, ни даже ощущений. Бесплотный разум. Мозг-дальтоник. А куда уйдешь от врожденной способности чувствовать?.. Ведь нужно любить, нужно читать о любви, нужны зеленые холмы, музыка, картины, неудовлетворенность, страх, зависть... Вы отрываете от себя всю эмоциональную половину человечьего и оставляете только одну реакцию на окружающий мир - сомнение. "Подвергай сомнению!" (помолчал) И тогда вас ожидает одиночество.
КАТЯ. Со страшной тоской он глядел на вечернее море, на холодеющий пляж, на пустые шезлонги.
КАМИЛЛ. Одиночество... Вы всегда уходили от меня, люди. Я всегда был лишним, назойливым и непонятным чудаком. И сейчас вы тоже уйдете. А я останусь один. Сегодня ночью я воскресну в четвертый раз, один, на мертвой планете, заваленной пеплом и снегом...
ПОЛИНА. Вдруг на пляже стало шумно. Увязая в песке, к морю спускались испытатели - восемь испытателей, восемь несостоявшихся нуль-перелетчиков. Семеро несли на плечах восьмого, слепого, с лицом, обмотанным бинтами. Слепой, закинув голову, играл на банджо, и все пели:
Когда, как темная вода, Лихая, лютая беда Была тебе по грудь,
Ты, не склоняя головы, Смотрела в прорезь синевы И продолжала путь...
Т.В. Они, не оглядываясь, вошли с песней в море по пояс, по грудь, а затем поплыли вслед за заходящим солнцем, держа на спинах слепого товарища. Справа от них была черная, почти до зенита, стена, и слева была черная, почти до зенита, стена,
ПОЛИНА. и оставалась только узкая темно-синяя прорезь неба, да красное солнце, да дорожка расплавленного золота, по которой они плыли,
КАТЯ. и скоро их совсем не стало видно в дрожащих бликах, и только слышался звон банджо и песня:
...Ты, не склоняя головы, Смотрела в прорезь синевы И продолжала путь...
№12. Попытка к бегству. "ВАРЕНЬЯ, И БЫСТРО"
Саул сел в кресло и бросил на стол чертеж. Спустился пленник, его покачивало, щеки вымазаны вареньем, остановился и стал смотреть вверх с выраже-нием собачьей почтительности. Сверху спускался Вадим, держа анализатор. На висках у них торчали мнемокристаллы. Саул улыбался, посасывая трубку.
Вадим. - Предупреждаю, абстрактных вопросов ему задавать не надо. Дубина редкостная. Образование - два класса. (роздал А. и С. по паре мнемокристаллов) - Мыслит он исключительно конкретно. - Хочешь варенья? ("Язык" заискивающе улыбнулся и сложил руки перед грудью) Вот видите? Он опять хочет варенья. Но он подождет. Давайте приступать. (Антон замялся. Пленник тоскливо переступал с ноги на ногу.)
Антон. - Как вас зовут? - (очень мягко. Ему не нравилось, что пленник до сих пор чувствует себя неуверенно.)
Хайра. (посмотрел на него с недоумением.) - Хайра. Из рода холмов. (перестал переминаться)
Антон. Очень приятно.Меня зовут Антон. (Недоум. росло) Скажите пожалуйста, Хайра, кем вы работаете?
Хайра. - Я не работаю. Я воин.
Антон. - Видите ли... вы, наверное, оскорблены насилием, которое мы были вынуждены применить по отношению к вам. Но вы не должны обижаться. Право, у нас не было иного выхода. (Пленник упер руку в бок, отвесил нижнюю губу и стал смотреть мимо Антона. Саул громко кашлянул и принялся барабанить по столу) Вы не должны бояться. Мы не сделаем вам ничего дурного. (На лице пл. проступ. надменность, осмотрелся, сел на пол боком, скрестив ноги. Вадим, развалившись в кресле, взирал. С. постукив. по столу трубкой) Мы хотим задать вам несколько вопросов.
Хайра. - Варенья! (неприятным голосом) И быстро.
Вадим. (захохотал от удов.) - Such а little pig! (Антон покраснел и огл. на Саула, он медленно поднимался. Лицо неподвижное и скучающее.)
Хайра. Почему не несут варенья? И пусть все молчат, пока я буду спрашивать. И пусть принесут варе-нья и одеяла, потому что мне жестко сидеть. (Воцарилось молчание. Вадим с сомнением посмотрел на анализатор.)
Антон. - Do you think, - (растерянно) - we should better bring him some jam?
Саул. (медленно приблизился к пленнику. Пленник сидел с каменным лицом) - You have taken a wrong way, boys. It won't pay with SS-man. (Его рука мягко опустилась на шею Хайры. На лице Хайры мелькнуло беспокойство) - He is a pitekantropos, that's what he is. (нежно) He mistakes your soft handling for a kind of weakness.
Антон. - Саул, Саул! (встревоженно.)
Саул. - Speak but English.
Хайра. - Где варенье? (неуверенно. С. мощным рывком поднял его. На лице Х. смятение. С. медл. пошел вокруг него, оглядыв. его с головы до ног. Х.сложил на груди руки и заискивающе улыбался. С.неторопл.сел, стал набив. трубку)
Саул. (погл. на Х. исподл.) Now I interrogate. And you don't interfere. If you choose to talk to me, speak English.
Вадим. - Agreed. (что-то переключил в анализаторе. Антон кивнул.)
Саул. - What did you do with that box? (подозрительно)
Вадим. - Took measures. We don't need him to learn English as well, do we?
Саул. - О'кэй. (Он раскурил трубку. Хайра с ужасом смотрел на него, отклоняясь от клубов дыма.) - Имя? - (хмуро)
Хайра. - Хайра.
Саул. - Должность?
Хайра. - Носитель копья. Стражник.
Саул. - Кто начальник?
Хайра. - Кадайра. Из рода вихрей.
Саул. - Сколько людей в хижинах?
Хайра. - В хижинах нет людей. (Антон и Вадим переглянулись.)
Саул. (бесстрастно) - Кто живет в хижинах?
Хайра. - Преступники.
Саул. - А преступники не люди? (На лице Х. искрен. недоумение) Ладно. Сколько преступников в лагере?
Хайра. (нерешительно улыбнулся) - Много. Никто не считает.
Саул. - Кто прислал сюда преступников?
Хайра. Великий и могучий утес,сверкающий бой,с ногой на небе, живущий, пока не исчезнут машины.
Саул. - Ого! они знают слово "машины".
Вадим. - Нет. Это я знаю слово "машины". Имеются в виду машины в котловане и на шоссе.
Саул. (Пл. слушал с выражением тупого отчаяния) - Ну ладно. Продолжим. В чем вина преступников?
Хайра. - Есть преступники, желавшие сменить утес... Есть преступники, бравшие чужие вещи... Есть преступники, убивавшие людей... Есть преступники, желавшие странного...
Саул. - Понятно. Кто прислал сюда стражников?
Хайра. - Великий и могучий утес с ногой на земле.
Саул. Зачем? (Пленник молчал) Я спрашиваю, что здесь делает стража? (Пл. закрыл глаза. Саул свирепо засопел) - Так! Что здесь делают преступники? (Пленник замотал головой.) - Говори! (рявкнул)
Хайра. (жалобно застонал) - Меня убьют, если расскажу.
Саул. - Тебя убьют, если ты не расскажешь. (достал из кармана перочинный нож и раскрыл. Пленник затрепетал)
Антон. - Саул! Stop it! (Саул стал чистить ножом трубку)
Саул. - Stop what?
Хайра. - Преступники заставляют машины двигаться. (едва слышно) Стражники смотрят.
Саул. (взял чертеж и сунул пленнику под нос) - Рассказывай все.
Хайра. Преступников заставляют тыкать пальцами в отверстия, кнопки, клавиши, запускать руки в двигатели. Все это заносится на чертежи.
Саул. - Кому нужны машины?
Х. Великому и могучему утесу,сверкающему бою,с ногой на небе, живущему,пока не исчезнут машины.
Саул. - Что он делает с машинами?
Хайра. - Кто?
Саул. - Утес. (На лице пленника изобразилось смятение.)
Вадим. - Это же должность, Саул. Говорите полностью.
Саул. - Хорошо. Что делает с машинами Великий и могучий утес, с ногой на небе... или на земле? Тьфу, черт, не помню... живущий, пока... это...
Вадим. - Пока не исчезнут машины.
Саул. - Бессмыслица какая-то. (сердито) При чем тут машины?
Вадим. - Это титулование. - Символ вечности.
Саул. - Слушайте, Вадим, спросите его, что он делает с машинами?
Вадим. - Кто?
Саул. - Да утес же, черт бы его побрал!
Вадим. - Говорите просто. Великий и могучий утес. (Саул отдулся и положил трубку на стол.)
Саул. - Итак, что делает с машинами Великий и могучий утес?
Хайра. Никто не знает, что делает Великий и могучий утес. (с достоинством. Они захохотали. Пленник глядел со страхом)
Саул. - А если преступники не захотят двигать машины?
Хайра. - Их убивают.
Саул. - И ты убивал?
Хайра. - Я убил троих! (Антон закрыл глаза. Славный, симпатичный мальчишка. И говорит об этом с гордостью)
Саул. - Как же ты их убивал?
Хайра. - Одного я убил мечом. Я доказывал начальнику, что могу разрубить тело одним ударом. Те-перь он знает, что я это могу. Другого я убил кулаком. А третьего я приказал сбросить мне на копье.
Саул. - Кому приказал?
Хайра. - Другим преступникам. (Саул молчал.) Скучно. Служба гордая, но скучная. Нет женщин. Нет умных бесед. Скучно. (вздохнул)
Саул. - Вы знаете, я испытываю огромное желание повесить сначала его, а потом всех остальных носителей мечей и копий на этой равнине. Но это, к сожалению, бесполезно. (снова набил трубку)
Хайра. - Нас нельзя вешать! (быстро) Великий и могучий утес с ногой на небе жестоко накажет вас.
Саул. - Плевать я хотел на твоего Великого и могучего. (раскуривая трубку. Пальцы дрожали. В. сорвал мнемокр)
Вадим. - Что будем делать?
Саул. (задумч.) Таков человек. На пути к вам он должен пройти через это и многое другое. Как долго он еще остается скотом после того, как поднимается на задние лапы и берет в руки орудия труда. Они еще будут спасать цивилизацию газовыми камерами. Им еще предстоит стать мещанами и поставить свой мир на край гибели. И все-таки я доволен. В этом мире уже теперь есть люди, которые желают странного. Как это прекрасно - человек, который желает странного! И этого человека, конечно, боятся. Этому человеку тоже предстоит долгий путь. Его будут жечь на кострах, распинать, сажать за решетку, потом за колючую проволоку... (стал усиленно сипеть трубкой.)
Антон. - Ну зачем же так мрачно, Саул? Им вовсе не обязательно проходить через газовые камеры и прочее. Ведь мы уже здесь.
Саул. - Мы! (усмехнулся) Да, конечно, мы можем пойти к великому утесу этакими парламентерами от ра-зума и попросить его, чтобы он отказался от рабовладения и дал народу свободу. Нас возьмут за штаны и бросят в котлован. Можно напялить белые хламиды - и прямо в народ. Вы, Антон, будете Христос, вы, Вадим, апостолом Павлом, а я, конечно, Фомой. И мы станем проповедовать социализм и даже, может быть, сотворим несколько чудес. Местные фарисеи посадят нас на кол, а люди, которых мы хотели спасти, будут с гиком кидать в нас калом... (прошелся вокруг стола) Вот что мы можем. (сел. А. и В. улыбались)
Антон. - Нас не трое. Нас, дорогой Саул, двадцать миллиардов.
Саул. - Ну и что? Вы понимаете, что вы хотите сделать? Вы хотите изменить естественный ход истории! А знаете вы, что такое история? Это само человечество! И нельзя переломить хребет истории и не переломить хребет человечеству...
Вадим. - Никто не собирается ломать хребты! Два млн добровольцев, красивый благоустроенный го- род! Вот вам врачи, вот вам учителя, вот вам инженеры, ученые, артисты... Кучка вонючих фео- далов против коммунистической колонии - тьфу!Конечно,придется поработать. Лет 5 потребуется...
Саул. Пять! (подн. руки к потолку) А 555 не хотите? Тоже мне, просветители! Народники-передвижники! Это же планета, понимаете? Целая планета невежества, трясина! Артисты! Ученые! А что вы будете делать, когда придется стрелять? А вам придется стрелять, Вадим, когда вашу подругу-учительницу распнут грязные монахи...И вам придется стрелять, Антон, когда вашего друга-врача забьют насмерть палками молодчики в ржавых касках!И тогда вы озвереете и из колонистов превратитесь в колонизаторов.
В-м. Пессимизм суть мрачное мироощущение, когда ч-к во всем склонен видеть дурное, неприятное.
Саул. (неск. секунд дико глядел на него) Вы не шутите. Это не шутки. Коммунизм - это прежде всего идея! И идея не простая. Ее выстрадали кровью! Вы обрушите изобилие на потомственного раба, на природ- ного эгоиста. И знаете, что у вас получится? Либо ваша колония превратится в няньку при раз- жиревших бездельниках, либо здесь найдется энергичный мерзавец, который с помощью ваших же глайдеров и скорчеров вышибет вас вон, а все изобилие подгребет себе под седалище. (яростно выбив. трубку) Нет, голубчики, коммунизм надо выстрадать. За коммунизм надо драться вот с ним, (ткнул тру-бкой в сторону Хайры) с обыкновенным простаком-парнем. Драться, когда он с копьем, драться, когда он с мушкетом, драться, когда он со "шмайссером". И это еще не все. Вот когда он бросит "шмайс- сер", упадет брюхом в грязь и будет ползать перед вами - вот тогда начнется настоящая борьба! Не за кусок хлеба, а за коммунизм! Вы его из этой грязи подымете, отмоете его... (В. задумчиво чесал затылок)
Антон. Вам виднее, Саул, вы историк. Но не было еще такого случая, чтобы человечество поставило перед собой задачу и не смогло ее решить. (С. неразборч. проборм.) Пригласим, например, этих жела- ющих странного на Землю. Они, наверное, захотят уехать отсюда... (С.быстро вскинул и опустил глаза)
Саул. - Нет. Только не так. Настоящий человек уехать не захочет. А ненастоящий... (посмотрел прямо в глаза Антону) - А ненастоящему на Земле делать нечего. Кому он нужен, дезертир в коммунизм?
Вадим. - А вот кстати... Мы же забыли! За что меня пырнули мечом эти угнетенные? (подбежал к Хайре, у которого ноги подламывались, и снова прикрепил к его вискам рожки мнемокристаллов.) - Слушай-ка, питекантроп. Почему преступники, которые везли тебя, напали на нас? Они что, тебя очень любят?
Хайра. Если преступник сделает, чтобы машина двигалась, он получает милость. Те, которые везли ме- ня, шли домой. Они были почти уже люди. На заставе я должен был отпустить их. Но они не су-мели сохранить меня. А теперь их заколют. (нервно зевнул) Если солнце уже взошло, то их уже закололи.
Саул. - О господи! (выронил трубку.) (Антон вскочил, опрокинув кресло)
Дата добавления: 2015-09-11; просмотров: 85 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |