Из всех парней Эшли по-настоящему запомнились мне лишь несколько. Во-первых, безусловно, Льюис – все-таки он, как-никак, был последним в длинном списке, заканчивающимся девятнадцатого августа. Во-вторых, Роберт Паркер, который погиб через два месяца после их разрыва, разбившись на мотоцикле. Ну а в-третьих, Самнер. Из всех них он был единственным, кто что-то значил для меня.
Эшли познакомилась с Самнером Ли в начале десятого класса, мне тогда было почти десять. Он был не таким, как другие: Эшли обычно встречалась с отутюженными ухоженными мальчиками, чаще всего спортсменами – футболисты, теннисисты, баскетболисты, ну и так далее. Эти ребята вышагивали возле моей сестры с гордостью на лице, словно Эшли была завоеванным ими трофеем. Они были вежливы с нашими родителями, безразличны ко мне, и выпивали все молоко у нас дома, когда приходили в гости. Для меня они все были на одно лицо, а их имена были, как на подбор, из трех букв: Биф, Тед, Мэл. Папа одобрял их, потому что спорт всегда был общей темой для разговоров, а мама лишь молча закатывала глаза, обнаруживая, что молоко вновь закончилось. Самнер появился в нашей жизни после неприятного разрыва Эшли с Томом Экером, нападающим футбольной команды, который слушался ее беспрекословно и жевал свой любимый табак, лишь когда она ему позволяла. Когда она сообщила, что они расстаются, Том и все его друзья сколачивали кислые мины, едва завидев сестру где-нибудь невдалеке.
А вот Самнер не был спортсменом. Он был высоким, худым и смуглым, с черными кудрявыми волосами и такими яркими синими глазами, что они казались почти нереальными. Он говорил с протяжным алабамским акцентом и носил галстуки и побитые конверсы. Самнер был одним из тех людей, с которыми вам захочется сидеть рядом весь день и болтать о том, о чем. Он был интересным и невероятно смешным, с ним невозможно было заскучать. Мама всегда говорила, что Самнер – не тот человек, с которым что-то происходит, он сам создает события вокруг себя. Пожалуй, это было правдой, и находиться рядом с ним было странно, захватывающе и просто потрясающе. Он всегда рассказывал что-нибудь интересное, или же что-нибудь интересное случалось с вами прямо на месте.
Как-то раз, когда они с Эшли только начали встречаться, мы поехали в торговый центр, где ему нужно было купить полочку для обуви, чтобы подарить отцу на День рождения. Шагая вдоль витрин в поисках нужной вещи, мы наткнулись на необычную сцену: на фуд-корте стояла камера – там снимали рекламу для одного из магазинчиков фаст-фуда, «Cheeseables». Насколько мне было известно, там продавали разные угощения из сыра, а еще неоправданно дорогой кофе. Смысл рекламы заключался в том, что первый попавшийся покупатель пробовал сыр, а затем на камеру говорил, какое прекрасное блюдо он только что отведал. Проблема была в том, что покупатели, вместо того, чтобы рассуждать о продукции компании, молча стояли, тупо пялясь в камеру. Ведущая вытягивала из толпы одного «актера» за другим, а продавщица подкладывала на тарелку новый и новый сыр.
- Итак, вам понравилось? – поинтересовалась ведущая. – Могли бы вы сказать, что это – лучший сыр, что вы когда-либо ели?
- Ну, он действительно неплох, - медленно сказал очередной парень. – Но, знаете, этот сыр не сравнится с тем, что я пробовал заграницей.
- Но он все-таки хорош, верно? – с нажимом переспросила ведущая, а оператор округлил глаза. – Возможно, лучший из всех?
- Хорош, - согласился парень. – Ну, то есть, мне понравилось, конечно, но…
- Просто скажи это, - тихо посоветовал оператор. – Скажи, что этот чертов сыр – лучшее, что ты когда-либо пробовал.
Парень задумчиво взял еще один ломтик сыра и с глубокомысленным выражением лица начал жевать. Судя по всему, сыр не был лучшим, что он когда-либо пробовал. Продавщица вздохнула, очевидно, уже отчаявшись, а ведущая, кажется, собиралась сказать что-то ядовитое, но тут вдруг возник Самнер.
- Это лучший сыр, который я когда-либо пробовал! – весело воскликнул он, и головы всех собравшихся повернулись к нам. Эшли залилась краской: она любила небольшую сумасшедшинку Самнера, но в то же время это ужасно смущало ее.
Ведущая вскинула брови, посмотрела на Самнера, а затем направилась к нам.
- Вы можете повторить это еще раз?
- Это лучший сыр, что я когда-либо ел! – повторил он тем же веселым голосом и для пущего эффекта добавил, - Клянусь вам.
Продавщица просияла. Ведущая обернулась к оператору, и тот подъехал ближе со своей камерой. Толпа расступилась, давая Самнеру место, и мы с Эшли осторожно отошли в сторонку.
- Поверить не могу! – пробормотала сестра.
Съемочная группа сосредоточилась на Самнере, который кивал и говорил все, как положено, выдерживая нужные паузы.
- Это лучший сыр, что я когда-либо пробовал! – как будто мы еще не поняли.
Затем Самнеру вручили тарелку с сыром, и он съел кусочек перед камерой, широко улыбаясь.
- Это лучший сыр, что я когда-либо пробовал!
Ведущая улыбнулась, оператор пожал Самнеру руку, продавщица что-то радостно щебетала, а все собравшиеся аплодировали – все, кроме Эшли, которая молча покачала головой. Самнеру были вручены три тарелки с нарезанным сыром в качестве награды, а какой-то маленький мальчик подошел к нему за автографом.
Потом мы все-таки пошли за обувной полочкой, но настроение уже стало каким-то другим, мы словно гордились тем, что возле нас шел парень, который только что снимался в рекламе и раздавал автографы.
А через несколько дней во время рекламной паузы мы увидели на экране знакомое лицо с широкой улыбкой – и вот так Самнер стал знаменитым на весь городок «сырным парнем». Его узнавали на улице, а маленькие дети безо всякого стеснения кричали: «Это ведь ты был в телевизоре?!». Однако на Самнера вся эта шумиха никак не повлияла, он нисколько не зазнался и охотно шутил с нами и Эшли насчет своей популярности.
Самым лучшим временем, проведенным с Самнером, стало лето после моего пятого класса, когда мы поехали в Вирджинию, на море. Папа легко достал путевки на целую неделю для нас и Самнера, мама позволила ему вести машину, ну а мы с Эшли были просто счастливы. Самнер даже взял отпуск на работе ради такого случая – тем летом он работал продавцом в обувном магазине. К нему приходили пожилые леди, а уходили всегда обязательно с покупками – и совершенно очарованные его обаянием и чувством юмора. А год назад Самнер работал в отделе связи, продавая аккумуляторы для телефонов, что тоже шло успешно. Ему нравилось каждое лето пробовать себя на новой работе, просто чтобы посмотреть – а как там? В том обувном магазине Самнер легко стал Продавцом месяца в июне, а потом в июле. И в августе. Единственным минусом по его мнению было то, что его дресс-код включал в себя галстук, но и здесь он нашел выход. Самнер наряжался в галстуки совершенно невообразимых цветов, а Эшли это нравилось – и вскоре галстуки диких расцветок стали такой же неотъемлемой частью его образа, как улыбка и интересные истории. Что касается меня, то я и сейчас помнила, какой галстук он нацепил, когда мы сели в машину, чтобы ехать на море. Я вообще прекрасно помнила каждый момент того лета, когда в нашей семье все еще было хорошо.
В тот день галстук был желтым, с большими зелеными кляксами, издалека похожими на брокколи. В машину Самнер сел прямо в своей рабочей униформе, мы с Эшли уже были внутри, жевали жвачку и ждали его. Сестра поцеловала его, едва он опустился на сиденье, а потом потянула его за галстук, ослабляя узел.
Обычно Эшли не любила, если я болталась где-то поблизости, когда она встречалась со своим бойфрендом, но с Самнером все было иначе. Рядом с ним сестра становилась другой, много смеялась, и ее радовало даже то, что обычно раздражало – например, я. Когда Самнер был с ней, Эшли относилась ко мне дружелюбнее, и между нами исчезала эта пропасть в пять лет, возникшая, когда сестра перешла в старшую школу и стала захлопывать двери перед моим носом. Забавно – но в следующие несколько лет, когда что-то шло вон из рук плохо, я мысленно возвращалась в тот день в машине Самнера, когда все было так хорошо.
Фольксваген Самнера был стареньким, синяя краска на нем местами облезла, а мотор заводился с ужасным рыком, сопровождающим едущих всю дорогу. Этот рокот был слышен еще до того, как Самнер подъезжал к нашему дому, так что я уже начинала кричать Эшли, что за ней приехал ее парень, и к тому моменту, как он останавливался у нашей подъездной дорожки, сестра готова была выходить. Самнер давно уже махнул рукой на звук, издаваемый машиной, и только посмеивался, называя этот рев своим личным саундтреком.
Поездка к морю занимала примерно четыре часа. В этой машине, с ее рокотом и включенным радио, было невозможно расслышать, что говорят на переднем сиденье, если ты сидишь на заднем. Поэтому я просто откинулась на спинку и смотрела в окно на проплывающие над нами облака и солнце, любуясь медленно опускающимся закатом. Когда мы свернули на дорогу, которая должна была привести нас к пляжу, Самнер переключил станцию и попал точно на какую-то танцевальную музыку. Мы все стали подпевать хором, вставляя свои собственные варианты слов, поскольку не знали правильных. В окна врывался теплый летний ветерок, где-то вдалеке догорали последние лучи солнца, моя сестра смеялась на переднем сиденье, а на небе уже зажигались первые звезды. Все было просто идеальным, как будто в этот момент ты получил все, о чем только мог мечтать.
В пляжном коттедже мы с Эшли поселились в одной комнате, родители – в другой, а Самнеру был отведен диванчик в гостиной, который мама сама разбирала для него. Диван стоял как раз с противоположной стороны от кровати Эшли, и они перестукивались каждый вечер через стену. Самнер был уверен, что может придумать собственный шифр, но Эшли стучала в стену, как придется, а в ответ на «зашифрованное сообщение» Самнера открывала дверь в гостиную и громким шепотом спрашивала: «Что ты сказал?». Он переводил, и они хихикали. Эшли никогда не смеялась так много, как тем летом с Самнером. Моя сестра всегда была тихой и вежливой, взрывы хохота совершенно не вписывались в ее стиль поведения, но, как я уже говорила, Самнер менял все. С ним она становилась веселой и бесшабашной, встряхивала волосами и широко улыбалась, была дружелюбной и солнечной, как само лето.
Когда я вспоминаю о той неделе, проведенной на пляже в Вирджинии, я легко могу описать каждую деталь, от купальника, который надевала каждый день, до запаха чистых простыней на моей кровати. Я помню мамино лицо, усыпанное веснушками, папу, который обнимал ее за талию и целовал в щеку. Я помню, как собирала ракушки, и как по ночам шум прибоя за окном пел мне свою колыбельную. Я помню каждую из прогулок, на которые мы выбирались вечерами и кидали друг другу дешевый диск фрисби, пока не стемнеет настолько, что ты перестаешь вообще что-либо видеть. Эту неделю я помню, как ничто другое.
Когда отдых закончился, мы с родителями уехали домой, оставив Самнера и Эшли еще на один день на море. В моей обуви был песок с пляжа, а в косметичке лежали ракушки, и я в любой момент могла сжать их в ладонях и представить, что я все еще там, в Вирджинии. Но звук газонокосилки мистера Хэвлока, нашего соседа, напомнил мне, что все закончилось, и я уже дома. Здесь был какой-то другой мир, и в первую ночь после приезда я долго не могла заснуть, сидя на своей кровати и думая об океане и бесконечно высоком небе.
***
На свадебном приеме гости ходили туда-сюда с бокалами шампанского в руках, группа играла какую-то веселую музыку, а я искала отца. Спустя десять миллионов лет я, наконец, обнаружила его в толпе людей, смеющихся и поздравляющих счастливого жениха. Он заметил меня, стоящую в стороне, и потянул к себе, обнимая на глазах у всех своих гостей. Я почувствовала привычную неловкость, когда, встав возле отца, оказалась выше, чем он. Знаете, это как-то странно – смотреть сверху вниз на своих родителей.
- Хейвен, - он потрепал меня по щеке, - милая, тебе здесь нравится? Хочешь чего-нибудь поесть?
- Нет, спасибо, - я вежливо покачала головой. Мимо нас прошла еще одна группа с «наилучшими пожеланиями», и, даже не остановившись, прокричала, как все они рады за папу и Лорну. – Я рада, что ты счастлив, папочка. – Наверное, сказать это было правильно в тот момент.
- Спасибо, моя хорошая. Она – это просто что-то, правда?
Конечно же, он смотрел на Лорну в другом конце зала, тоже окруженную толпой подружек и показывающую им кольцо. Поймав наши взгляды, она помахала мне и послала воздушный поцелуй папе, а он в ответ (стыдно сказать!) притворился, что ловит его.
- Да, она милая, - согласилась я, махнув Лорне в ответ.
- Для меня действительно важно, чтобы вы, девочки, не были слишком уж против всего этого, - серьезно сказал папа. – Я понимаю, последние полтора года были непростыми для вас, но сейчас все, кажется, наладилось, и вещи идут своим чередом. Вашей маме тоже этого хотелось бы.
У меня в животе что-то оборвалось. Мне не хотелось вспоминать сейчас о маме. Не поймите неправильно, но свадьба отца и его вступление в новую жизнь не казались мне правильным временем для рассуждений о том, чего хотела бы мама.
Пока я пыталась придумать ответ, к нам подошли Эшли с Льюисом.
- Папочка, я так счастлива, - сказала сестра, отпуская жениха и прижимаясь к папе. Ее глаза были слегка покрасневшими и опухшими – после клятв, сказанных отцом и Лорной у алтаря, Эшли и Льюису пришлось прогуляться несколько раз вокруг церкви, чтобы сестра успокоилась и перестала плакать. От счастья ли – мне оставалось лишь гадать. Теперь, перестав, наконец, беспрестанно вытирать глаза, Эшли обнимала папу, а Льюис оглядывал комнату, явно не зная, куда себя деть.
- Спасибо, милая, - папа поцеловал ее в макушку и посмотрел на будущего зятя поверх ее головы. – Скоро и ты к нам присоединишься, а, Льюис? Через месяц – или около того, верно?
- Двадцать девять дней, - вежливо поправил Льюис.
- Мы рады, что ты вступаешь в нашу семью, - сказал папа слегка заплетающимся языком. Можно подумать, наша семья была каким-то привилегированным обществом, и стать его членом было бы честью для любого. Наверное, Эшли тоже почувствовала, что эта фраза звучит как-то странно, потому что она вопросительно посмотрела на папу снизу вверх подозрительно блестящими (опять) глазами.
Весь праздник я слушала комментарии о том, какая же я высокая. Все говорили это – а потом спохватывались и пытались убедить меня, что это замечательно. Ну конечно же, кто не мечтает быть гигантом в пятнадцать! Я сутулилась и съеживалась, но Эшли (а обычно это была мама), без конца тыкала меня пальцем в спину, заставляя выпрямиться. Господи, мне всего-то хотелось сжаться в комочек и закатиться под один из столов, просидев там до конца свадьбы – разве я прошу так много?..
Через четыре часа, несколько тарелок еды и пару коротких разговоров с незнакомыми людьми о том, о сем, мы поехали домой. Эшли выпила достаточно, чтобы не быть в состоянии вести машину, поэтому нас вез домой Льюис, оставив ее машину на парковке, чтобы забрать ее завтра. Сестра разговаривала слишком громко и беспрестанно целовала его, а я смирно сидела на заднем сиденье, думая о том, как быстро проходит лето. Вроде всего ничего – а вот уже через месяц меня ждет возвращение в школу, новые ручки и тетради, а Эшли уедет из нашего дома, и комната напротив моей опустеет. Они с Льюисом собирались поселиться в Рок Ридже, где уже купили двухкомнатую квартиру. На полу они уже положили ковер персикового цвета, а неподалеку от их дома был общественный бассейн, куда они могли ходить по бессрочному абонементу. У Эшли уже даже была пачка визиток с новым адресом: «Миссис Эшли Уоршер, 5 «А», Рок Ридж». Моя сестра была готова стать кем-то другим. Она забирала из дома все свои истории, свою татуировку и все свои драмы в новое место, оставляя нам лишь воспоминания о себе – и свою пустую комнату.
Когда мы добрались до дома, мама все еще была в саду. Уже стемнело, но я могла различить ее силуэт в свете фонарей на подъездной дорожке, когда она окапывала розовые кусты. Она посадила их еще до ухода отца, так что сейчас они уже успели разрастись и стать по-настоящему прекрасными. А после того, как папа ушел, мама всерьез занялась садоводством – и теперь у нас росли герань и циннии, за которыми она ухаживала, словно они были третьим ее ребенком.
После развода мама изменилась. И дело было даже не в психологической группе, не в Барри Манилоу (кстати, я никогда не понимала, что она нашла в этом певце), а в Лидии Котрелл.
Лидия была нашей соседкой из дома напротив, она тоже была в разводе, и переехала в этот район в тот же самый день, когда уехал отец. Уже через две недели они стали общаться, обмениваться книгами – и мама увлеклась садоводством, постепенно отходя от удара, нанесенного всем нам отцом. Она купила рассаду и садовый инвентарь и начала проводить все больше времени на заднем дворике в окружении лопаток, грабель и пакетов с семенами – циннии, герань, розы, многолетние и однолетние растения… Я совершенно не разбиралась во всем этом, но была без ума от названий: гладиолус, хризантема, астра – все они звучали, как имена обитателей разных необычных мест.
На следующее лето у мамы уже был лучший сад во всей округе, некоторые соседи даже останавливались и нашей подъездной дорожки, любуясь на клумбы – яркие, изящные и невероятные одновременно. На нашем кухонном столе теперь постоянно стоял большой букет, а запах свежих цветов наполнял весь дом вплоть до октября. А что касается меня – мне нравилось видеть маму, поглощенную чем-то. С этими цветами она словно оживала, и я была рада, что все произошедшее не разбило ее. Ну, или разбило не настолько сильно.
- Ну, как все прошло? – она улыбнулась, встречая нас. Я протянула ей букет невесты, который специально привезла домой для нее. Мама внимательно изучила цветы. – Как красиво! Знаешь, как они называются? Синюхи голубые. Надо же, я никогда раньше не видела их в букетах. Может, стоит посадить несколько в следующем году, как ты считаешь? – она вытерла руки о рабочий фартук и перехватила букет поудобнее.
- Прошло нормально, - отозвалась я, - и еда была вкусная.
- Как и всегда на свадьбах, - усмехнулась мама, затем протянула мне несколько лепестков.
- Что это?
- Лепестки лимона, - она растерла один в пальцах и поднесла руку к лицу. – Мне так нравится их запах!
Позади послышался смех Эшли, затем голос Льюиса, что-то успокаивающе говорящий ей.
- Эшли напилась, мам, - сказала я, но мама только улыбнулась в ответ. – Миллион бокалов вина – или что-то вроде этого.
- Ничего страшного, - мягко отозвалась она. – У каждого свои способы пройти через что-то.
У меня было, что ответить на это – сарказм, грубость, насмешка, но взглянув на мамино лицо, я промолчала. В конце концов, и она тоже использовала свой способ – садоводство.
Мама прошла в дом и включила воду, чтобы вымыть руки. Издалека, в неярком кухонном свете, она выглядела почти как Эшли: длинные волосы плавно стекали по спине, маленькие аккуратные ножки выглядели изящными даже в старых разбитых кроссовках, которые она надевала для работы в саду, а потертые старые джинсы ничуть не портили ее миниатюрную фигуру. Глядя на нее и гадая, как она чувствовала себя на протяжении всего этого дня, я машинально растерла в пальцах лепестки лимона и тоже поднесла руку к лицу, вдыхая приятный терпковатый запах.
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 73 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |