Читайте также:
|
Когда машина свернула на Перри-стрит, мое возбуждение достигло предела.
— Посмотри вон туда, — сказал я, показывая в окно на настоящий викторианский дом с шиферной крышей и балкончиком. — Наверное, его дом такой же. Может, даже лучше. Я живо представлял себе, как на засыпанной гравием дорожке возле дома стоит серебристый «Мерседес-450» и на солнце блестят таблички, показывающие, что машина принадлежит именно врачу.
Мама ехала на срочную консультацию к доктору Финчу, которая должна была состояться у него дома. Наконец-то и я увижу этот дом. Хоуп много рассказывала мне о том, как там интересно.
— Там всегда кто-то есть и всегда происходит что-нибудь забавное, — говорила она.
Даже трудно поверить, что прошло столько времени, прежде чем я получил возможность увидеть тот самый дом, в котором живет удивительный доктор. Более волнующим не стало бы даже посещение личной резиденции Джона Риттера.
Дом доктора.
Я одевался очень тщательно. Безупречно отглаженные серые брюки, накрахмаленная белая рубашка и темно-синий пиджак: я решил, что такой костюм соответствует случаю. В последний момент нацепил еще и позолоченный браслет, на котором были выгравированы мои имя и фамилия.
— Это здесь, — сказала мама, — направо.
Улица была застроена безупречными домами, один лучше другого. Изысканно подстриженные живые изгороди, двойные каминные трубы, высокие парадные двери, выкрашенные блестящей черной краской, узорные чугунные решетки. Улица казалась снобистской, богатой, совершенно в духе Новой Англии.
Красиво, — оценил я. — Хотел бы я стать доктором.
Мне кажется, здесь живут многие профессора из колледжа Смит, — заметила мама. Колледж Софии Смит находился почти в самом центре города.
И вдруг справа я увидел дом, который явно не вписывался в окружающую картину. Вместо того чтобы быть белым и безупречным, как все другие, он был розовым, кособоким и выглядел заброшенным. В квартале, где все говорили вполголоса, он орал.
— Это же не его дом, правда? — настороженно уточнил я.
Мама включила сигнал поворота и свернула с дороги.
Приехали, — произнесла она.
Не может быть. — Я не хотел верить своим глазам.
Это его дом, Огюстен. — Мама выключила мотор и
бросила ключи в сумку.
Подожди! — Меня охватила паника. — Тут какая-то ошибка.
Это дом доктора Финча. — Она не оставила сомнений.
Мы вышли из машины, и я прикрыл глаза рукой, чтобы солнце не мешало смотреть. Розовая краска отваливалась, обнажая голое дерево со всеми его изъянами. Ставней на окнах не было, их заменял толстый пластик, из-за которого внутрь заглянуть оказывалось невозможно. Газон — по крайней мере то, что когда-то было газоном — представлял собой просто-напросто плотно утоптанную землю. Казалось, здесь ходили толпы людей. На дорожке стоял, касаясь бампером дома, неаккуратно припаркованный старый серый «бьюик-скайларк». Ни на одном из его колес не было колпаков.
Мама пошла по грязной дорожке к парадному крыльцу. Я поплелся за ней. Она нажала кнопку, и раздался странный, очень громкий электрический звонок. Я представил, как внутри стены тянутся, пересекаясь, толстые провода, которые и создают в конечном итоге этот странный звук, больше всего напоминающий звук пилы.
Ответа не последовало. Однако было слышно, что в доме кто-то бегает. Слышалось бренчание фортепиано, потом стук.
Мама снова нажала на кнопку звонка и держала ее довольно долго.
Наконец дверь открылась, и возникло странное существо — маленькая горбунья со спутанными седыми волосами, отдающими в лиловый оттенок. В руках она держала электрическую открывалку для банок, провод волочился по полу,
— Добрый день, Дейрдре, — приветствовала горбунья. —– Входите.
Она отошла от двери и помахала открывалкой, тем самым показывая, что мы — желанные гости. Больше всего она походила на леденец, только без красных полосок. Фигура ее, согнутая, с опущенной головой, выглядела так, словно она пыталась стоя принять горизонтальное положение, как в самолете во время крушения.
Мама сказала:
— Спасибо, Агнес, — и переступила через порог,
Я последовал за ней. Хозяйка дома напомнила мне Эдит Банкер из «Дел семейных», только хуже.
Привет, — теперь уже горбунья обращалась ко мне. —
Ты, очевидно, Огюстен. Я правильно произношу твое имя?
О — гюс — тен. Так?
Да, — ответил я заученно-вежливо. — Очень приятно с вами познакомиться.
Я Агнес, жена доктора Финча. Вы располагайтесь, чувствуйте себя как дома, а я пока пойду позову доктора. — Она повернулась и зашлепала по узкому, скрипучему коридору рядом с лестницей.
Мама повернулась ко мне.
— Перестань кривиться, — прошептала она.
В доме пахло псиной и чем-то еще. Яичницей, что ли? Царил страшный беспорядок. Коврик, на котором я стоял, настолько обветшал, что сквозь него просвечивал деревянный пол. Я сделал шаг в сторону и заглянул в комнату справа. В ней были высокие окна и большой камин. Но диван оказался перевернутым — он стоял на спинке. Я посмотрел в противоположную комнату. Там тоже был жуткий кавардак — разбросанная одежда, газеты, цветные пластиковые пакеты…
Доктор так жить не может, — шепотом заметил я.
Ш-шш — прошипела мама, крепко сжимая мою
руку. — Веди себя прилично.
Я взглянул на свои безупречные брюки и увидел, что к ним уже пристала пыль. Снял с колена волос какого-то странного животного и отбросил подальше, внимательно наблюдая, как он падает на пол. Проводив волос взглядом, я увидел, что пол весь покрыт какой-то шерстью. Шерсть была повсюду — она каталась по ковру и собиралась в большие комья по углам.
Ни разу в жизни мне не приходилось видеть такого убожества. Поражало, что в подобных условиях могут жить люди. И уж совсем невозможно было представить, что здесь живет врач.
Я подожду в машине, — произнес я.
Нет, ты не будешь ждать в машине. Консультация
займет несколько часов. А кроме того, это невежливо. Ты
останешься здесь и побудешь с детьми Финча.
Через минуту из глубины коридора к нам выбежали, держась за руки, две отвратительные девчонки. У обеих волосы свисали грязными сосульками. Это были Вики и Натали. Я их уже встречал у доктора в офисе. Натали была на год старше меня, ей исполнилось тринадцать. А Вики — четырнадцать. Натали была нормальная, а Вики — очень странная, даже из дома ушла. Натали мне сказала, что она живет с хипарями.
—– Привет, Огюстен, — мило поздоровалась Натали.
Привет.
Ну, ты и разоделся, — фыркнула Вики. — Словно в
церковь собрался. — Она хихикнула.
Эту девчонку я сразу возненавидел. Одета она была в потертые джинсы — казалось, они держатся лишь на разноцветных нитках, которыми прошиты вдоль и поперек. На коленке красовалась яркая кривая заплатка.
Дейрдре? — позвал доктор откуда-то из недр дома.
Да, доктор Финч, — ответила мама, — я возле входной двери.
Пойдем, — позвала меня Вики. — Нам велели тебя
развлекать,
С этими словами они меня куда-то повели.
Мы были детьми. Нам было скучно. А старый аппарат электрошоковой терапии пылился под лестницей, в ящике, рядом с пылесосом,
— Давайте, ребята, это будет весело, — предложила Вики, теребя вылезшую из дивана набивку.
Натали запустила руку в банку с чипсами «Принглс», вытащила оттуда солидную горсть и начала неаккуратно, с чавканьем, жевать, роняя крошки прямо на грязную полосатую кофту. Потом вытерла руки о голые коленки.
Ненавижу Чарльза Нельсона Рэйли, — заявила она. — И вообще, кто он такой?
Ну, ребята, — ныла Вики.
Я поднес руку к голове. Мне нравилось, как гладко и аккуратно лежат волосы. Это меня немного успокоило. А еще мне очень нравилась телеигра «О, счастливчик!»
— Давайте просто посмотрим телевизор, — предложил я.
Вики вытянула из обивки дивана длинную полоску внутренностей и бросила ее на пол.
— Фу! Не хватало смотреть эту фигню!
Кот по имени Фрейд моментально спрыгнул с книжного шкафа и набросился на диванную внутренность.
Натали, запрокинув голову, поднесла банку ко рту и даже постучала по ней, вытряхивая все до крошки. Звук напоминал дробь маленького барабана. Потом она бросила банку в кота.
Тот отпрыгнул в сторону, однако диванные внутренности не выпустил.
Вики захихикала.
Я вздохнул, смиряясь с тем очевидным фактом, что мои брюки утратят безупречность складки.
— Ваш отец действительно использовал в своей работе этот аппарат?
Вики моментально соскочила со стула.
— Да, он и к пациентам применял электрошок, и вообще… пошли, будет такой треск!
Натали закатила глаза, а потом взглянула на меня:
— Пойдем, все равно больше нечего делать.
Возражать казалось бесполезно. Я не слишком хорошо знал Вики и Натали, но успел понять, что с ними не поспоришь. Однажды, когда мы встретились в офисе доктора, они открыли банку консервов и начали скидывать сардины на головы идущим по улице людям. Они бы точно так же скинули и кофеварку, не успей Хоуп их вовремя остановить.
Джин Рейберн утешающим жестом положил руку на плечо участника состязаний, а мне пришлось встать с дивана и отправиться вслед за Вики и Натали в коридор.
Вики включила свет. Он исходил от голой, без абажура, лампочки, прицепленной к бронзовому кронштеину на стене. Стены в коридоре были обиты коричневой мешковиной. Подобный способ покрытия мне очень понравился; мешковина оказалась оригинальным и интересным декоративным материалом, несмотря на то, что сильно пропылилась от времени и местами уже начала отваливаться.
— Ух ты, посмотрика на эту фиговину. — Вики вытащила ящик из-под лестницы.
Натали тихонько пнула его ногой, словно пытаясь обнаружить признаки жизни.
Я наклонился и заглянул в ящик. Его содержимое напомнило мне отцовский коротковолновый радиоприемник. Единственная разница заключалась в том, что из этого прибора торчали какие-то провода. А еще на нем виднелись два больших циферблата.
Странно, — произнес я, заинтригованный.
Помогите мне его перетащить, — приказала, нагибаясь, Вики.
Мы с Натали тоже согнулись и взялись за ящик с другой стороны. Натали прекрасно справилась бы одна, но я считал, что надо помочь, чтобы принести хоть какую-то пользу. Мы отнесли ящик в ту комнату, где стоял телевизор, и поставили на пол перед диваном.
— Ну и что же теперь? — поинтересовалась Натали.
Я рассеянно стряхивал пыль с некогда безупречных брюк.
Порядок, ребята. Теперь нам надо запустить эту машину в дело. Огюстен, ты будешь пациентом, а ты, Натали, медсестрой.
Не собираюсь быть никакой такой вонючей медсестрой, — заявила Натали.
Ну уж, ты ни за что не будешь доктором.
Я буду пациентом. А он пусть будет медсестрой, — предложила Натали.
Я почувствовал, как неумолимо краснею — и от ужаса, и от неотвратимости роли медсестры.
Хорошо, я буду медсестрой, — согласился я, желая
как можно быстрее со всем покончить. — Мне все равно.
Давайте только скорее начнем.
Сестричка, — начала дразниться Натали.
А это мне снимать? — спросил я, имея в виду темно-синий пиджак, который я напялил по такому торжественному случаю, как визит в дом врача.
Вики нахмурилась:
Эту фигню? Ее нужно вообще выбросить!
Почему ты всегда такой расфуфыренный? — поинтересовалась Натали.
Не знаю, — как бы между прочим ответил я. На самом же деле я внезапно засмущался и, небрежно стянув с себя пиджак, швырнул его на стул.
Натали нырнула на диван лицом вниз, а потом перевернулась на спину. Рука ее свисала с дивана, тыльная сторона касалась пола.
Чем же я больна?
Вот, — произнесла Вики, приподнимая аппарат.
Я схватился за другой конец, и вдвоем мы вытащили его из ящика.
— Чем я больна? — еще громче закричала Натали.
Мы поставили машину на пол, и Вики ногой отшвырнула ящик, чтобы не мешался. Он стукнулся о телевизор.
—– Ты — чокнутая, — коротко поставила диагноз Вики. Натали засмеялась.
— Ладно, пусть я буду чокнутой. У меня параноидальная шизофрения, — она похлопала ресницами, — как у Дотти Шмит.
Вики скривилась.
— О Господи, ну и свинья. Знаешь, какая она грязнуля? Агнес раз пришлось отлеплять от нее лифчик.
Натали даже охнула.
Откуда ты знаешь?
Это правда, Агнес мне сама говорила.
Кто такая Дотти? — поинтересовался я.
А потом Агнес пришлось взять губку и тереть ей под
сиськами, чтобы хоть как-то отмыть.
Вики завизжала и сделала непристойное движение. Девочки засмеялись.
Кто это такая? — опять спросил я.
Одна из папиных чокнутых пациенток, — ответила
Натали. — Ты ее еще увидишь.
Я подумал, с какой это стати я должен ее увидеть.
Тут в комнату с криком влетел голый Медвежонок Пух. Пуху, сыну Энн, старшей сестры Вики и Натали, было шесть лет. Его пиписька дрыгалась, а смеющийся рот был измазан ярко-красным вареньем.
Эй, Пух, — приветствовала Вики маленького племянника.
Медвежонок Пух. — Натали села на диване. — Что
поделываем, Пушок?
Малыш остановился перед телевизором и стукнул руками себя по бокам.
— Я консервная открывалка, — заявил он.
Я через всю комнату ощущал запах его ног.
Ты консервная открывалка? — нежно переспросила Натали. — Как здорово!
Что это? — спросил он, показывая на аппарат.
Старый папин аппарат для шоковой терапии, — пояснила Вики. — Мы с ним балуемся. Хочешь с нами поиграть?
Мальчик смущенно улыбнулся и схватился рукой запипиську.
Незна-а-а-ю.
Давай, Пух. Будет интересно. А больно не будет, обещаю, — позвала Натали.
— Ну, ты сначала посмотри на нас, а потом и сам поиграешь, хорошо? Просто посмотри пока, — сказала Вики.
Натали снова улеглась на диван и закрыла глаза.
— Готова, — доложила она.
Тогда Вики встала возле дивана на колени. Она аккуратно взяла провод и обвила сестре голову, а конец оставила возле уха. Второй провод она провела у Натали под шеей. Засунув вилку под диван, притворилась, будто включает аппарат. Потом положила руку на циферблат.
Медсестра, — позвала она.
Слушаю, — ответил я.
Идите сюда.
Я опустился на колени рядом с ней.
— Что мне делать?
Пациентка может кричать, поэтому вы должны поместить ей в рот шпатель — чтобы она не откусила себе язык.
Хорошо, а где он?
Просто возьмите карандаш, — подняла голову Натали.
Ш-шш! — остановила ее Вики. — Ты не должна разговаривать.
Натали снова закрыла глаза, зато теперь открыла рот. Я протянул руку к столу и схватил лежащую на нем ручку.
Подойдет?
Конечно, — согласилась Вики.
Я засунул ручку Натали в рот, и она сжала ее зубами.
Хорошо, сестра. Мы готовы?
Да, доктор, — ответил я.
Вики повернула циферблат на аппарате.
— Включаю миллион вольт.
Натали начала биться в конвульсиях, трясясь всем телом. Она открыла глаза и закатила их под самый лоб. Начала орать, не выпуская ручку изо рта.
Вики засмеялась:
— Хорошо, хорошо.
Проволока выскользнула из-под шеи Натали, и Вики засунула ее обратно.
Сестра, увеличьте напряжение, — скомандовала она.
Я протянул руку и повернул диск.
Уже до предела, — доложил я.
Натали дико тряслась.
— Сейчас происходит процесс подавления памяти, —
пояснила Вики. — Нам нужно проникнуть в глубь под
сознания.
Натали закричала громче, и ручка выпала у нее изо рта. Она дергалась с такой силой, что я действительно испугался, как бы с ней чего не случилось.
Медвежонок Пух расплакался и выбежал из комнаты.
Натали прекратила дергаться.
Вики смеялась. Медвежонок Пух выскочил в коридор и побежал куда-то в дальний конец дома; его полный ужаса плач становился все тише и тише.
Уф! — фыркнула Натали. Она вспотела, лицо ее пылало.
Лучше его поймать, — сказала Вики.
Они обе выскочили из комнаты и бросились догонять Пуха.
Я посмотрел на экран телевизора — там как раз шел рекламный ролик шампуня «Хербал Эссене». А потом побежал за ними.
Медвежонок Пух забрался под рояль в гостиной. Он сидел на корточках, зажмурившись, и какал.
Я замер.
Вики и Натали сели на диван напротив рояля. Они сидели рядышком, сложив руки на коленях, и смотрели на мальчика, словно наблюдали, как он решает задачку.
— О! — произнес я. — Извините.
Медвежонок Пух навалил кучу на голубой, от стены до стены, ковер, а Вики и Натали захлопали в ладоши,
— Браво, Пух! — похвалила Вики.
Натали захихикала. Хлопнула руками по коленкам. Пух открыл глаза и посмотрел на меня, Потом улыбнулся во весь свой измазанный вареньем рот.
Пух покакал, — заявил он.
Я взглянул на Вики и Натали.
Вы не видели мою маму?
Она в кухне, — ответила Натали.
Я повернулся к двери, но девочка со значением добавила:
— С моим папой.
— Да я просто кое-что у нее спрошу, очень быстро.
Натали смотрела, как Пух поднес палец к носу и понюхал.
Я как-то боком выскочил из комнаты и пошел по коридору. В старом викторианском доме было много комнат и много коридоров; две лестницы и столько дверей, что потеряться ничего не стоило. Однако кухню найти было не сложно: прямо и прямо, в самый конец дома.
Мама сидела возле стола, заваленного грязной, с остатками еды, посудой. Она курила.
— Мам?
Она повернулась ко мне и раскрыла руки мне навстречу:
— Огюстен.
Я обнял ее. Мне нравился ее запах, смесь «Шанель № 5» с никотином.
Сколько еще мы тут пробудем? Я хочу домой.
Она прижала меня к себе и погладила по затылку.
Я отстранился.
Мы скоро уедем?
Она взяла сигарету с одной из грязных тарелок и глубоко затянулась, вобрав дым в легкие. Когда она говорила, вместе с каждым словом вылетал дым.
— Доктор Финч спасает нам с тобой жизнь, Огюстен. Важно, чтобы мы сейчас оставались здесь.
Я слышал доносящийся издалека смех Пуха.
Мама еще разок поднесла сигарету к губам, потом в стакан с недопитым молоком.
— Я понимаю, все здесь для тебя ново, непривычно и
странно. Однако это безопасное место. И нам нужно быть
именно здесь. В доме доктора, вместе с его семьей.
Ее глаза сейчас казались какими-то другими. Шире, что ли. Они были совсем чужими, не ее. Они пугали меня. Так же, как пугали тараканы, которые ползали повсюду — по столу, по тарелкам, по лопатке для торта.
Ты играл с дочками доктора? С Натали и Вики?
Наверное.
Тебе было весело?
Нет, я хочу уехать отсюда.
Дом доктора обманул все мои ожидания. Он оказался странным, ужасным, потрясающим и совершенно непонятным. Я хотел домой, за город, хотел играть со своими деревьями.
В узком коридоре, недалеко от кухни, послышался звук сливаемой в туалете воды. Потом кашель и бормотание. Потом открылась дверь.
— Огюстен, мы с доктором Финчем сейчас разговариваем. Иди поиграй еще с девочками.
У меня оборвалось сердце. Мною завладела паника. Надо срочно посмотреться в зеркало, чтобы проверить, как лежат волосы.
— Пожалуйста, поедем, а? Я больше не хочу здесь оставаться. Здесь слишком странно.
Я поднял голову и увидел Финча.
— Так-так-так, — загремел он, протягивая мне руку. Я
схватил ее, надеясь обнаружить очередной подарочек. Может быть, игрушечный звонок или опять воздушные шарики.
Доктор улыбнулся и удивленно вытаращил глаза.
— Какое твердое рукопожатие. Прекрасное рукопожатие. Десять с плюсом по шкале рейтинга рукопожатий.
Он был невысокого роста, хотя казался большим. Занимал очень много места.
Как дела, молодой человек? — Финч похлопал меня
по плечу, словно телевизионный отец; как Майк Брэйди или Уорд Кливер.
Нормально. — Я чувствовал, что у меня потеют ступни. Не мог же я сказать, что его собственные отвратительные дети и его собственный грязный, ужасный дом стали причиной моих душевных страданий.
Присядька. — Он показал на стул.
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 82 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |