Главная страница | Контакты | Случайная страница Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Г.В.Ф. Гегель

Предлагаемые вниманию читателя пролегомены к по­ниманию предмета философии, основываются на ана­лизе философских концепций Платона, Аристотеля, Декарта, Спинозы, Канта, Гегеля, Маркса, Виндель-банда, и в современной философии, на основе работ И.А. Ильина, Э.В. Ильенкова, М.А. Лифшица, Д. Лукача, Л.С. Выготского, П.В. Копнина, Б.М. Кедрова, А.Ф. Лосева и С.Н. Мареева. Точку зрения этих мыслителей мы полнос­тью разделяем.

1. История развития научного познания свидетельству­
ет о том, что наличие самостоятельного, конкретного
предмета исследования науки и соответствующего этому
предмету метода — отличительный признак любой на­
уки, ее differentia specifica. He составляет исключения в
этом плане и философия как наука.

История человеческого познания свидетельствует так­же о том, что наука, в том числе и философия, объективно меньше всего заинтересована в том, чтобы ей субъектив­но навязывали определение ее предмета и метода. Пред­мет науки не в дефиниции заключается.

Для понимания сущности предмета науки гораздо важ­нее то, чтобы проследить и выяснить к чему, к какому конкретному предмету наука сама себя исторически определила, причем в соответствии с объективной логи­кой своего имманентного саморазвития. Именно истори­ческое самоопределение предмета любой науки — это и есть сама развернутая во времени наука, включающая в свое содержание историю своего развития, показыва­ющая в каждой конкретной точке развития и изменения свою специфику. Differentia specifica науки это то, что отличает ее предмет от предметов исследования дру­гих наук и то, чем больше никакая другая область знания не занимается.

2. Философия не нуждается в том, чтобы ее предмет
определяли извне, кому и как вздумается, вне учета им-

манентной логики ее самостоятельного исторического развития. Философия не нуждается также в том, чтобы предмет исследования ей навязывали исходя из внешних удобств, или конъюктурных соображений, с целью «идео­логического» оправдания, возможно, не самых гуманных форм социальной практики.

Таким образом, определение предмета философии, если оно научно, должно опираться на принцип исто­ризма и объективно последовательное его проведение в познании. В соответствии с требованиями последнего, подчеркиваем, нужно суметь проследить эволюцию того, как и к чему философия сама себя исторически опре­делила. В чем заключается ее всеобщий и необходимый предмет и в чем состоит специфика его исторической определенности.

Вне этой развернутой исторической «дефиниции» пред­мета исследования и определения специфики философ­ского знания, все разговоры о предмете философии пре­вращаются в словесную эквилибристику вроде того, чем философия должна заниматься, а чем не должна! Где про­ходят границы ее предмета и компетенции, а может этого предмета и границ вообще нет. В первой части нашей ста­тьи мы уже показали «образец» такой нехитрой эрудиции, на примере творчества профессора В. Воловика.

3. В своем глобальном выражении наука как таковая фиксирует отношение: человек — реальный мир. Что же касается философии как науки, ее истории и специфи­ческой определенности, то она изучает сердцевину этого познавательного отношения, то есть отношение мыш­ления к бытию, отношение духовного и материального. А это специфическое отношение фиксируется только в мышлении.

Какая еще наука кроме философии, изучает такой пред­мет как само гносеологическое отношение мышления к бытию? Какая еще наука изучает теоретическое мышле-

Ние и его категориальные структуры — всеобщие мыс­лительные формы?Больше нет никакой другой науки, которая бы изучала человеческое мышление именно в дан­ном аспекте. Формальная логика тоже изучает мышление и его логические формы. Но она изучает эти логические формы в своем аспекте, то есть изучает законы мышления выраженные в языке.

Более того, каждая из ныне существующих наук, вклю­чая естественные и гуманитарные науки, давно (или мо­жет совсем недавно) исторически уже определили свой конкретный предмет. Свой предмет четко определили: ма­тематика, физика, химия, биология, социология, история, политология, этика и эстетика. А ведь когда-то эти науки входили в лоно философии.

Исторически определила свой выбор и философия. Она сама определила свой предмет—это теоретическое мыш­ление, представленное в его логических категориаль­ных ф о рмах. И вся история философии показывает нам, что именно этот предмет является стержнем, остовом любой философской концепции мыслителей прошлого. О чем бы в истории науки философы не философствова­ли, о космическом добре и зле, о природе и субстанции, о человеке и познании, о категориях и самосознании, о трансцендентальной апперцепции или трансценденталь­ном идеализме — все они философствовали о мышлении и его логических категориях, о том, как возможно чело­веческое мышление?

Такое самоопределение философии как науки о мыш­лении, позволяет более глубже понять специфику матери­ализма и идеализма в философии как концепций, имею­щих один и тот же предмет исследования. А потому и представляющих историю единой науки — философии. История материализма и идеализма — это история разви­тия единой науки — философии, через разрешение им­манентно присущих ей противоречий.

Исходя из такого понимания, становится понятным и то, что история философии как философия в ее исторической форме, представляет собой не набор мнений и различных точек зрения на многочисленные проблемы философии, а представляет собой единую логику формирования и раз­вертывания теоретического мышления человечества.

Рассмотрение истории философии показывает, что философия как наука всегда имела претензии на гораздо более широкий круг проблем, которые она зачастую вклю­ чала в свой предмет. Это обстоятельство позволяет нам и сегодня четко различать основной предмет философии и ту проблематику, которая в силу определенных социаль­ но-исторических коллизий времени, тоже попадала в поле исследовательской деятельности философов. Столетиями философия претендовала на познание «мира в целом».И это исторически было оправдано вплоть до XIXвека. Но после того, как общее философское познание распочкова- лось, после того как появилась целая система конкретных наук,философия больше не стала претендовать на знание «о мире в целом». «Мир в целом» конкретизировался для философии в ее специфический предмет — мышление.

Там, где нет исследования проблем в аспекте субъект-объектных отношений, то есть не исследуется природа мышления, где научное познание не имеет дело с анали­зом теоретического мышления, там нет и философско­го познания!

Там может быть любое другое познание, даже такое, для которого сегодня еще не выработаны адекватные опреде­ления, или это может быть просто «система слов», а не на­ука и, тем более, не философия.

5. Понимание философии как науки о мышлении дает
четкое и однозначное представление о специфике этой
науки. Все же другие определения сводят философию к
«агрегату сведений» из различных областей знания, ниче­
го общего с наукой как таковой не имеющих.

Только после того, как осознан предмет философии в его конкретном, развернутом выражении, в сферу фило­софской компетенции, в данном аспекте, может входить и общество, и человек, и естествознание, и многое другое. Точно так же, как в случае и с любой другой наукой.

Так, например, математика, определив четко и одно­значно свой предмет исследования — КОЛИЧЕСТВО (ко­личественные отношения действительности), может изучать моря, океаны, космос и общество, но только в ко­личественном аспекте, через призму своего предмета... Однако из этого вовсе не следует, что математика — это наука о морях, океанах, вселенной и обществе...

Философия, определив свой предмет исследования — теоретическое мышление, может распространять свой познавательный интерес, как и любая другая наука, на другие объекты. Главное, чтобы это занятие было оправда­но с точки зрения науки и научности рассмотрения. Ведь можно философствовать и о «философии истории», и о «философии геодезии», и о «железобетонных конструкци­ях». Но какой научный и практический смысл будет иметь такого рода «философствование»?

Одно лишь можно с уверенностью сказать, что филосо­фия как наука, к такого рода «философствованию» ника­кого отношения не имеет. А объективным индикатором такой оценки как раз и служит ее основной предмет — мышление.

6. Все «расширительные» определения предмета фило­софии (в первой части этой статьи мы привели пример и провели критический анализ подобной точки зрения), продиктованы поверхностным, эмпирическим понима­нием предмета этой наки. А точка зрения эмпиризма и догматизма, всегда опирается на самые туманные пред­ставления о специфике научного познания вообще.

«Для эмпириков, — справедливо писал Л.С. Выгот­ский, — необходим язык житейский, неопределенный,

путанный, многосмысленный, смутный, такой. — чтобы сказанное на нем можно было бы согласовать с чем угод­но — сегодня с отцами церкви, завтра с Марксом; им нуж­но слово, которое не дает ни ясной философской квалифи­кации природы явлений, ни просто ясного его описания, потому что эмпирики неясно видят свой предмет» (См.: Л.С. Выготский. —Соч. В 6-ти томах. — Т. 1. — С. 361. — М., 1982). Удивительно, но все это точно сказано, как будто про В. Воловика.

7. Философия призвана по самой своей сути формиро­вать теоретическую культуру мышления. Формирование последней возможно только лишь при глубоком и вдумчи­вом изучении всей предшествующей истории филосо­фии. Все дело в том, что история философии — это и есть философия в ее исторической форме. А изучение исто­рии философии -— есть изучение самой философии.

Как бы различны ни были концепции философии и их исторические формы, все они стихийно или сознательно выражали основной предмет философии — мышление и его отношение к бытию, отношение человека к миру. И там, где прекращается изучение этого предмета, закан­чивается философия, и в свои права вступает конкрет­ная наука.

Что касается самой проблемы взаимосвязи истории фи­лософии с собственно философией, то здесь необходимо определенно сказать, что нет двух предметов — предме­та философии и предмета истории философии. Существу­ет один предмет, а именно: история развития челове­ческого мышления и его самосознание в конкретных философских концепциях.

Философия живет только в своей собственной истории, это по существу единственный способ ее существования, поскольку все последующее здесь существует только через свое предшествующее. История философии — это дей­ствительная историческая формы бытия самой фило-

софии. Она дает знание обо всех ее проблемах в истори­ческом аспекте, то есть в процессе их формирования и развития в истории человеческого мышления, в истории человеческой культуры в целом. И современные науки на­ходят ответы на вопросы гносеологического и методоло­гического характера именно там, в истории философии, как в настоящей школе теоретического мышления.

Таким образом, иной способ вхождения в мир научной и философской мысли практически невозможен. Только с помощью истории философии можно понять, как вы­рабатывались логические формы и категории теоретиче­ского мышления. Как вырабатывались методы освоения мыслью действительности.

С Н. Мареев, в своей замечательной книге об одном из самых ярких философов нашего времени Эвальде Василье­виче Ильенкове, пишет: «Предметом философии Ильен­ков считал мышление. Мышление во всем его объеме, во всей его глубине. Много это или мало? Это кому как. Как понимать мышление. Для Ильенкова это было очень мно­го. Для Нарского и Поруса очень мало. Для Гегеля, который понимал мышление не как отдельную человеческую спо­собность наряду со способностями воображения, памяти, восприятия, переживания и т.д., а как то, что собою про­низывает все способности и все специфически челове­ческие сущностные силы, что проявляет себя не только и не столько в слове, в говорении, но и во всяком челове­ческом деле, — это много». (См.: Мареев С.Н. Встреча с философом Э. Ильенковым. — М., 1997. — С. 54.). И как справедливо заметил М.А. Лифшиц: «Всякая деятельность разменивается в конце концов на мышление».

Вот как нужно философски понимать природу мыш­ления и его категориальные структуры познания и практики!

8. Философия — это область очень конкретного зна­ния. Это наше глубокое убеждение, которое мы получили

из осмысления классической традиции мировой филосо­фии, вопреки распространенным представлениям, будто философия это сфера всеобщих абстракций, пустых и веч­ных споров о «мире в целом», позволяющих вооружить человека мировоззрением вообще. Однако сегодня снова намечается активная фаза растаскивания философии по «ведомствам», образуя тем самым «иерархию философий». Что мы имеем ввиду?

В современной философии уже выделяют как самосто­ятельные дисциплины «социальную философию», «фило­софию истории», «философию техники», «философию права», «философию науки» и, очевидно, скоро появится очередная, новая, например «философия ботаников», или «философия обезьяноводства». А почему нет? Но главное в этом нескончаемом процессе «философского новаторства» состоит в том, что никто не поясняет, что собственно по­нимается под самой философией.

С этим «набором философий» наша точка зрения помо­жет разобраться и обязательно уяснить для себя, уважае­мый читатель, что реально стоит за дроблением единой философской науки — прогрессивная точка зрения или что-то другое, например, судорожное новаторство в фор­ме элементарного невежества в области истории филосо­фии.

К сожалению, воскрешение «натурфилософии» и «априоризма» сегодня, это уже свершившийся факт на­шего времени. Причем абсурдность этого занятия сегодня становится не такой уже и безобидной вещью. Подобную затею могут позволить не просто «новаторы» в науке. Та­кое отношение к философии может позволить себе чело­век, сознательно желающий утопить ее в трясине совре­менного технократического словоблудия и пустозвонства. «Пользоваться свободой мнений,— писал М. Лифшиц, — для забивания головы читателей всякой трухой, способ из­вестный, старый и проверенный».

Мы убеждены в том, что философская наука не может и не должна развиваться в направлении обратном своему прогрессу. Прогресс науки, это не просто пожелания уче­ных, кому и как вздумается ее развивать, а имманентно присущая ей самой тенденция дальнейшего познания сво­его конкретного предмета, а не предметов других наук.

Не может, например, химия как наука, преодолев за­блуждения алхимии, снова вернуться к «алхимии» через пятьсот лет. Не может и философия как наука, преодолев абстрактные, умозрительные, примитивные, эмпириче­ские учения «натурфилософии» и «онтологии», снова вер­нуться к ним, правда уже в форме новоявленной «филосо­фии истории», «философии техники», или «философии агропромышленного комплекса». Последние есть, ни что иное, как та же «онтология» XVII-XVIII века.

Еще во времена Фрэнсиса Бэкона, родоначальника философии нового времени, в Англии издавался журнал, который назывался «Философский альманах». Так вот в этом журнале публиковались статьи, посвященные дале­ко не философским проблемам. Там можно было прочи­тать о том, какими удобрениями нужно обрабатывать по­чву, чтобы вырастить добротные огурцы и помидоры. И эта информация называлась «философским знанием» об огородничестве. Это было естественно, потому, что фило­софия была знанием о «мире в целом», а огородничество, как часть «мира» — попадало в предмет исследования фи­лософии.

В философской науке нет такой закономерности, что­бы она снова вернулась к временам Фрэнсиса Бэкона. Это просто абсурд в камере «абскуре». Для философии сегод­ня «философия истории», или «философия техники» — это все равно, что «алхимия» для современной химии.

Связь философии с конкретной наукой не в этом заклю­чается, А тем более, не в искусственной подмене теории конкретной науки на ее априорное, умозрительное

словоблудие. И если кто-то серьезно изучая философию, не смог понять этого закона развития современной фило­софской науки, то такому человеку уже ничем нельзя по­мочь. Как говорил И. Кант, это такой недостаток ума, про­тив которого нет лекарства.

Человек, для которого философия не наука, а ремесло, быстрее апеллирует к точке зрения «большинства», не­жели к собственному разуму. Однако это не означает, что точка зрения «большинства» и есть истина. Известно, что все могут заблуждаться точно так же, как и один чело­век.

Карл Маркс, например, один впервые пришел к выво­ду о том, что «общественное бытие определяет обще­ственное сознание», хотя «большинство» — (к слову, — все человечество!), на протяжении многовековой истории считало как раз наоборот. Н. Коперник тоже один, на­пример, впервые доказал (вопреки «большинству»), что «не солнце всходит и заход», а все как раз наоборот. Б. Спиноза, И. Кант, Г. Гегель, А. Эйнштейн, Андрей Сахаров и многие другие «коперниканцы» — яркое под­тверждение этого закона «правоты», так называемого «большинства». В философской науке на «референдумах» истины не открываются.

Гегель в своих «Лекциях по истории философии» приводил в качестве примера десятки имен ученых про­фессоров философии, которые за свою жизнь написали многотомные труды по истории философии, при этом де­монстрируя абсолютное непонимание предмета фило­софской науки. Полна чудес история науки.

К сожалению, на этом нам предстоит завершить фор­мулировку «пролегоменов» и основных теоретических ха­рактеристик сущности предмета философии и круга ее основных проблем. Формат учебного пособия не позво­ляет более полно развернуть наше концептуальное пони­мание этого сложного вопроса. Однако и того что сказано,

вполне достаточно для понимания нашей точки зрения. Остальное пусть философски осмысливает вдумчивый читатель. Мы все же писали эту статью для философов...