Главная страница | Контакты | Случайная страница Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

ИДЕАЛЬНЫЙ ДИПЛОМАТ

Принципы, которые, как показал опыт, обязательны для здоровой ди­пломатии, могут быть поняты, если мы рассмотрим качества, обязатель­ные для идеального дипломата.—Каковы эти качества?—Некоторые из них устарели.—Другие еще необходимы.—Основа успешных переговоров—мо­ральное воздействие, и ото воздействие покоится на семи особых дипломати­ческих добродетелях, а именно: 1) правдивости, 2) точности, 3) спокойствии, 4) ровном характере, 5) терпении, 6) скромности, 7) лойяльиости.

I

Каковы общие принципы, основанные на здравом смысле и опыте, на которые я ссылался в конце предыдущей главы? Я думаю, что они легче всего могут быть изложены, если я в дан­ной главе попытаюсь объяснить, какими моральными и интеллек­туальными качествами должен обладать идеальный дипломат. Перечисляя эти качества в форме характеристики отдельных лиц, я не собирался заниматься зарисовками на манер Теофраста или Ла Брюйера. Я преследовал более практическую цель. Я хочу иллюстрировать этими качествами, какие правила и указания в течение веков выработала здоровая дипломатия. Я хочу также одновременно дать примеры критики, которые помогут изучаю­щему дипломатию судить, что такое «хорошая дипломатия» и что такое «плохая дипломатия». Я одновременно надеюсь показать читателю, что искусство переговоров требует специальных ка­честв, которыми не всегда обладают обычные политические дея­тели или обычные люди.

Большинство писателей по вопросам теории дипломатии уде­ляет много места обсужддению качеств, необходимых лицу, веду­щему переговоры, для успешного выполнения возложенной на пего вадачи. Все писатели сходятся на одном: посол, если он хочет добиться успеха, должен завоевать доверие и симпатии лиц, находящихся у власти в стране, в которой он аккредитован. Необходимо при этом принимать во внимание время и место дей­ствия. Человек, который мог бы оказаться блестящим послом и XVII веке, теперь вызвал бы только насмешки. Посол, который добился исключительных успехов в Тегеране, может оказаться неудачником в Вашингтоне. Эти различия ясны и не требуют

детального разъяснения. Прежде чем перейти к тому, что я назы­ваю неизменными качествами, необходимыми для лица, ведущего переговоры, интересно остановиться на тех качествах, которые когда-тс считались необходимыми, а теперь считаются неподходя­щими.

В прекрасной статье о дипломатии, написанной профессором Алисоном Филлипсом для «Encyclopaedia Britannica» [«Британ­ской энциклопедии»], приводятся выдержки из старых руководств о качествах, необходимых дипломату. Например, Оттавиаио Маджи в своей книге «О после», опубликованной в 1596 г., утверждал, что посол доля-ген быть ученым теологом, хорошо знать Аристотеля и Платона и быть в состоянии разрешить любой самый отвлеченный вопрос по всем правилам диалек­тики. По его мнению, посол должен быть специалистом в мате­матике, архитектуре, музыке, физике, гражданском и церков­ном праве. Он должен свободно говорить и писать по-латыни, знать греческий, испанский, французский, немецкий и ту­рецкий языки. Он должен обладать классическим образова­нием, знать историю и географию, быть специалистом военного дела, а также знатоком поэзии. Кроме всего этого, он должен быть знатен, богат и иметь привлекательную наружность.

Иногда требовались совсем особые качества. Так, принцесса Цербстская, мать русской императрицы Екатерины II, в письме к Фридриху Великому рекомендовала назначить послом в Петер; бург красивого молодого человека хорошего сложения. Способ­ность поглощать не пьянея громадное количество крепких напитков требовалась от послов, направляемых в Голландию или Германию.

Эти качества не считаются теперь необходимыми для канди­датов на дипломатическую службу. Можно даже сказать, что ста­рая теория, согласно которой для определенного поста следует подбирать людей определенного типа, начинает пользоваться плохой славой и заменяется идеей, что человек, удачно действовав­ший в одной стране, в общем будет так же удачно действовать и в другой. Опыт показал, что в этой идее заключается большая доля истины: ум и характер дают одинаково хорошие результаты как в Варшаве, так и в Буэнос-Айресе. Говорят иногда, что мини­стерство иностранных дел Великобритании слишком последова­тельно проводит эту идею и назначает людей, не считаясь ни с их индивидуальными особенностями, ни с особыми условиями от­дельных стран. Подобного рода критика в общем не обоснована.

Интересно отметить, что на протяжении веков существовали разногласия по вопросу о том, какие качества более важны для дипломата: ум или характер, хитрость или честность. Даже некоторые современные дипломаты пытались оправдать дипло­матическую ложь. Так, князь Бюлов утверждал, что Бетман-Гольвег должен был категорически отрицать, что когда-либо употребил несчастную фразу о «клочке бумаги»). Граф Силасси

в своем трактате о дипломатии доказывал, что при определенных условиях «патриотично» говорить заведомую ложь. Эти лица не являются типичными представителями классической теории ди­пломатии. Граф Силасси был мелким дипломатом, а князь Бюлов—самым вредным государственным деятелем, которого когда-либо имела даже Германия. Общее мнение об искусстве перего­воров явно предпочитает доверие обману, причем это просвещен­ное мнение не является продуктом последнего времени.

Мсье де Кальер, например, в 1716 г. опубликовал трактат под заглавием «О способе переговоров с государями, о дипломатиче­ских обычаях, о выборе послов и посланников и о личных каче­ствах, необходимых для успеха при выполнении поручений за границей». Этот справочник, который служил учебником для ди­пломатов XVIII века, содержит много мудрых и верных правил, некоторые из которых я приведу в дальнейшем. Теперь я хочу дать одну выдержку, чтобы показать, что даже в те времена, когда Фридриху Великому было четыре года, бюловская теория дипломатии не пользовалась успехом у здравомыслящих людей.

«Хороший дипломат,—пишет де Кальер,—никогда не будет добиваться в переговорах успеха, основанного на лживых обещаниях или обмане; оши­бочно предположение, которого придерживается общественное мнение, что хороший посол должен быть первоклассным мастером в искусстве обмана. Коварство в действительности является доказательством незначительности ума лица, которое к нему прибегает, и показывает, что это лицо недостаточно вооружено для того, чтобы добиться успеха честными и разумными методами. Вне всякого сомнения, в ряде случаев дипломаты успешно пускали в ход ложь, но все же честность в дипломатии, как и в других делах,—самая лучшая политика, а ложь всегда оставляет на своем пути капли яда... Даже наиболее блестящие дипломатические успехи, достигнутые обманом, покоятся на шатком основании. Они оставляют у побежденных чувство негодования, вызывают страстное желание мести и порождают возмущение, которое является вечным источником опасности.

Даже если бы обман не был противен сам по себе для каждого честного человека, лицо, ведущее переговоры, должно помнить, что ему, вероятно, до конца жизни придется заниматься дипломатической работой и что поэтому очень ваяшо иметь репутацию прямого и честного человека, чтобы люди были готовы верить его слову».

II

Из вышеизложенного ясно, что даже в XVIII веке писавшие о собственном опыте считали моральную чистоту самым важным качеством из всех тех, которыми должен обладать хороший дипло­мат. Жюль Камбон, писавший более двухсот лет спустя после Кальера, был такого же мнения.

«Видно,— пишет он,—что моральное влияние—наиболее существенное качество дипломата. Он должен быть человеком кристальной честности, чтобы пользоваться безусловным доверием как того правительства, которое его послало, так и того правительства, при котором он аккредитован».

Если мы считаем, что ловкий дипломат может оказаться не­надежным дипломатом, а ненадежный дипломат должен оказаться опасным неудачником, то мы должны рассмотреть, какие особые добродетели обеспечивают моральное влияние, которым должен обладать идеальный дипломат.

Первая добродетель—это правдивость. Под правдивостью по­нимается не только воздержание от сознательной лжи, но самая тщательная забота избегать намека на лоя?ь или сокрытие истины. Хороший дипломат должен стараться не оставлять неправиль­ного впечатления у тех, с кем он ведет переговоры. Если он несознательно ввел в заблуждение министра, с которым он ведет переговоры, или если последующие сведения противоречат тем, которые он сообщил, он немедленно долямзн исправить возникшее недоразумение, несмотря на временную выгоду, которую он может получить, если не исправит его. Даже при очень низком уровне переговоров исправление неправильной информации увеличивает доверие как в настоящем, так и в будущем.

Ни на одну секунду лицо, ведущее переговоры, не должно соглашаться с Макиавелли, что бесчестность других оправдывает его собственную бесчестность. Барон Соннино, итальянский ми­нистр иностранных дел в 1918 г., велел выгравировать над ками­ном своего кабинета следующее изречение: <<Aliis licet: tibi поп licet» («Другим можно—тебе нельзя»). Это изречение должны твердо помнить все дипломаты.

Подобное правило применимо также и в тех случаях, когда имеешь дело с тонкостью восточного ума. Известный британский дипломат, долго работавший на Ближнем и Дальнем Востоке, имел обыкновение давать следующий совет молодым дипломатам, назначенным в восточные столицы: «Не теряйте времени на по­пытки раскрыть, что таится в мыслях людей Востока: быть может, там ничего и не скрывается. Сосредоточьте свое внимание на том, чтобы у них не оставалось никаких подозрений насчет того, что вы имеете какие-либо задние мысли».

Принцип, что правдивость необходима для успешности дипло­матии, как я уже раньше сказал, не является новым открытием. Я уяге указывал на лорда Малмсбери, как на представителя ста­рой дипломатии, и описал его методы. Но даи№ лорд Малмсбери убедился на опыте, что коварство невыгодно. В письме к лорду Кемдену в 1813 г. в ответ на вопрос о том, как должен держать себя дипломат, он выразился следующим образом:

«Излишне говорить, что никакое обстоятельство, ни вызов, ни желание опровергнуть несправедливое обвинение, ни мысль, несмотря на всю ее заман­чивость, добиться цели, которую вы имеете в виду, не нуждаются во лжи и не оправдывают ее. Успех, достигнутый при помощи лжи, случаен и непро­чен. Раскрытие лжи не только погубит навсегда вашу репутацию, но глубоко поразит честь вашего двора. Если, как это часто бывает, хитрый министр неожиданно задал вам нескромный вопрос, требующий точного ответа, укло­нитесь от ответа, указав на нескромность вопроса, или вместо ответа взгля­ните на собеседника сердито. Никогда категорически не опровергайте верных заявлений и не подтверждайте ложных и опасных».

III

Если правдивость—первая добродетель идеального дипломата, то точность—вторая. Под этим понимается не только точность мышления, но и моральная точность. Лицо, ведущее переговоры, должно обладать точным умом и добросовестностью.

Профессиональный дипломат приучен с самого начала своей служебной карьеры к точности. Дипломат-любитель может про­явить неряшливость. Известно, что даже политические деятели, даже министры забывали, что дипломатия, как уже указывает само название,—искусство письменное, а не устное, и что пути истории усеяны памятниками мира, которые или остались неза­конченными или развалились по окончании только из-за того, что их основание было построено на песках устного недоразуме­ния. Бьорке^х, Бухлау², Туари³, Стреза⁴, Мюнхен⁵—вот те разрушенные храмы, которые должны служить предостережением для всех молодых дипломатов.

Профессиональные дипломаты, как правило, не так подвер­жены неточности. Посол почти всегда получает инструкции в пись­менном виде; представления иностранному правительству он делает или при помощи тщательно составленной ноты или в лич­ной беседе, в последнем случае он немедленно по возвращении посылает запись разговора своему правительству.

Кроме того, согласно установившемуся обычаю, если посол собирается сделать иностранному правительству важное сообще­ние, он должен принести с собой краткий конспект, или aide-me­moire [памятную записку], с изложением того, что он должен пере­дать. Он может прочесть этот меморандум министру и даже оста­вить его копию. В свою очередь, если посол получает от министра, с которым он ведет переговоры, какое-либо важное устное сообще­ние, то посол проявит разумную предосторожность, если покажет министру свою версию разговора, прежде чем официально сооб­щит ее своему правительству. Непринятие подобного рода предо­сторожности вело к печальным инцидентам в прошлом. Класси­ческим примером таких недоразумений является отказ Гиао в 1848 г. от обещаний, данных устно лорду Норманби (тогдашнему английскому послу в Париже), о которых последний сообщил в донесениях в Лондон. Гизо утверждал, что лорд Норманби совершенно исказил его слова и что он никогда не давал обещаний, которые ему приписали. Он резонно добавил, что доклад о разго­воре, отправленный послом своему правительству, можно рас­сматривать как достоверный и обязательный документ только в том случае, если он был представлен на рассмотрение лица, заявление которого он излагает.

Хотя профессиональный дипломат редко бывает повинен. в том, что я называю интеллектуальной неточностью, склонность к тому, что я называю моральной неточностью, постоянна и велика.

Моральная неточность принимает различные формы. Опытный дипломат хорошо знает, что человеческие действия зависят от случайных событий и что предсказывать всегда опасно. Он поэтому подвергается искушению или вообще избегать делать какие-либо прогнозы или в крайнем случае изрекать свои предсказания в стиле дельфийских оракулов⁶. Дух, а равно изобретательность Сивиллы' слишком часто служат примером, которому подражает старательный дипломат. Он предпочитает перестраховаться, хотя он вполне прав, что избегает всякого рода необдуманных пред­сказаний. Дипломат, однако, не должен колебаться ставить в из­вестность правительство о направлении, которое, по его мнению, примут в дальнейшем местные события. Донесения, содержащие двусмысленные прогнозы, могут дать возможность послу выста­влять свое предвидение, но они не приносят большой пользы ни правительству, ни репутации посла. Слишком часто послы на­столько боятся быть обвиненными в неправильной оценке поло­жения, что они вообще избегают давать какую-либо оценку. Уклоняясь от ответственности, они тем самым не выполняют одной из важнейших обязанностей дипломата.

Если эта моральная неточность проявляется во взаимоотно­шениях посла с правительством, при котором он аккредитован, то этим может быть причинен серьезный ущерб делу. Посол вполне справедливо старается поддерживать хорошие отношения с вла­стями, с которыми ему приходится иметь дело. Иногда это стремле­ние становится чрезмерным. Нередко бывает, что дипломат, получив инструкцию от своего правительства сделать сообщение, которое, как он знает, вызовет раздражение и огорчение, так смягчает полученные инструкции, что дает неправильное и сла­бое представление о преследуемых этими инструкциями целях.

Если он даже достаточно лойялен и добросовестен, чтобы выполнить точно букву инструкции, у него часто возникает соблазн, для того чтобы не нанести оскорбления, сопровождать передачу полученных инструкций такой интонацией или такими жестами, которые давали бы понять, что он лично не согласен с представлениями, которые ему поручено сделать. Об этих соблаз­нах и сопровождающих их симптомах будет сказано в разделе

<'ЛОЙЯЛЬНОСТЬ».

IV

Третье качество, необходимое идеальному дипломату, ото— спокойствие. Лицо, ведущее переговоры, не только не должно показывать свое раздражение при столкновении с глупостью, бесчестностью, жестокостью или самомнением тех, с кем на него падает печальная обязанность вести переговоры, но он должен отречься от какой-либо личной враждебности, личного предраспо­ложения, от энтузиазма, предрассудков, тщеславия, преувеличе­ний, театральности и морального негодования. Известная эпиграмма Талейрана, когда его попросили дать совет молодому дипломату, гласила: «Et surtout pas trop de fcele» [«Главным образом по­меньше усердия»]. «Прежде всего не приходите в возбуждение от вашей работы». Этот совет могли бы повторить все опытные дипломаты.

Выдержка, свойственная идеальному дипломату, может подо­рвать его популярность среди друзей. И в самом деле, манеры, свойственные вышколенному дипломату, как то: нерешительные суждения, скептическая терпимость, бесстрастное отношение ко всему, часто заставляют посторонних наблюдателей считать его гордецом, лентяем, дураком или больным.

Спокойствие идеального дипломата должно проявляться, глав­ным образом, в следующем: во-первых, он должен быть в хорошем настроении или по крайней мере уметь подавлять свое плохое настроение, во-вторых, он должен быть исключительно терпелив.

Случаи, когда дипломаты теряли терпение, вспоминаются с ужасом поколениями их преемников. Наполеон потерял терпе­ние во время переговоров с Меттернихом во дворце Марколшш в Дрездене 26 июня 1813 г. и швырнул свою треуголку на пол,— результаты были очень печальны. Сэр Чарльз-Юэн Смит потерял терпение при переговорах с мароккским султаном и в присут­ствии последнего разорвал договор. Граф Таттенбах потерял терпение на Алхесирасской конференции⁸ и подверг свою страну тяжелому дипломатическому унижению. Господин Стиннес поте­рял терпение в Спа⁹.

Терпение и настойчивость очень важны для успеха перегово­ров. Поль Камбон, один из наиболее удачливых дипломатов совре­менности и французский посол в Лондоне в течение 20 лет, был наредкость терпелив. Он прибыл в Англию в те времена, когда англо-французские отношения были напряжены до крайности и находились почти под угрозой разрыва. Когда он оставил Англию, мы были союзниками. В течение всех этих 20 лет Поль Кам­бон выжидал. Стремящийся к примирению, неизменно скромный, исключительно лойяльный, он всегда был готов действовать. Его исключительная способность выбирать подходящий момент, его тонкое понимание обстановки, достоинство его манер сделали его к 1914 г. человеком всеми уважаемым и пользующимся все­общим доверием. Подобное терпение не всегда проявлялось по­слами других наций, которые желали достигнуть быстрых успе­хов и скорее вернуться домой с блестящими результатами. Слиш­ком часто эти нетерпеливые послы запугивали британского буль­дога и заставляли его отказываться от сделанных ему заманчивых предложений.

Брат Поля Камбона, Жюль Камбон, посол в Берлине, в своем увлекательном труде «Дипломат» считает терпение одной из пер­вых добродетелей дипломата. «Терпение,—пишет он,—необхо­димое качество для успеха переговоров. Иногда ветер дует в противоположную сторону, и приходится лавировать, чтобы добраться до гавани». В качестве примера терпения и настойчивости он при­водит свои довоенные переговоры с Кидерлен-Вехтером.

V

Желательно, чтобы дипломат был правдив, точен, спокоен, тер­пелив, всегда одинаково настроен, но чтобы быть идеальным, он должен быть также скромен. Трудно преувеличить опасность тще­славия для дипломата. Тщеславие может побудить его не считаться с советами и мнениями людей, обладающих большим опытом и луч­ше, чем он, знающих страну и тот или иной вопрос. Оно делает его легко уязвимым для лести или нападения лиц, с которыми он ведет переговоры. Тщеславие способствует выработке слишком субъек­тивных взглядов на характер и задачи дипломата и иногда даже заставляет предпочитать яркий, но нежелательный успех не бро- сающемуся в глаза, но более осторожному компромиссу. Оно побу­ждает его хвастать победами и этим вызывает ненависть побежден­ных. Тщеславие может даже помешать ему в критический момент сознаться своему правительству, что его предсказания или инфор­мация были неверны. Тщеславие приводит к тому, что он вызывает ненужные трения в незначительных вопросах, касающихся поло­жения в светском обществе. Оно может заставить его оскорблять своим чванством, снобизмом или вульгарностью. Тщеславие— корень неосторожных поступков и бестактности. Оно толкает страдающих этим недостатком к проявлению краснобайства и к большим дипломатическим порокам—иронии, эпиграммам, не­обоснованным обвинениям и колким ответам. Оно заставляет посла не сознаваться даже самому себе, что он не настолько вла­деет турецким, персидским, китайским и русским языками, чтобы в важных вопросах обходиться без переводчика. Тщеславие может породить опасную иллюзию, свойственную часто профес­сиональным дипломатам, что его пост—ото центр дипломатической вселенной и что министерство иностранных дел только из-за сле­поты и упрямства не следует его советам. Оно может подвести его, заставляя отзываться перед посетившими его политическими деятелями или журналистами вероломно и лукаво о своем министре иностранных дел. Тщеславие может породить и прочие недостатки— неточность, легкую возбудимость, нетерпение и даже лживость. Из всех недостатков дипломатов, а их много, тщеславие—наибо­лее распространенный и наиболее вредный недостаток.

Среди несчастий, к которым приводит тщеславие, есть одно, особенно влияющее на практику переговоров, это—самодоволь­ство. Оно ведет к потере гибкости и проницательности.

Дипломаты, особенно те из них, которые находятся на незна­чительных постах и выше не пойдут, переходят постепенно от обычного человеческого тщеславия к преувеличенному сознанию своей особой важности. Весь уклад жизни дипломата—церемонии, придворные приемы, просторные особняки, лакеи и еда—приво­дят к растущему склерозированию личности. Такие люди к ста­рости приобретают склонность к замедленным движениям и речи, а также замедленному соображению, что придает им напыщенный вид. Де Норпуа¹⁰, правда, не является обычным типом современного дипломата. Если неправильно смотреть на него, как на образец, следует видеть в нем предостережение.

Если это склерозирование поражает не очень талантливого дипломата, оно лишает его способности приспособляться. Он больше не реагирует с прежней эластичностью на явления, кото­рые он порицает, или на идеи, с которыми он мало знаком. Этот недостаток—удел тех, кто без борьбы поддается действию прибли­жающейся старости. Но у дипломата это вызывает настоящее уменьшение дееспособности, так как способность приспособляться или ставить себя в положение другого имеет большое значение для успеха переговоров.

Разрешите еще раз процитировать Кальера:

«Для лица, ведущего переговоры, важно быть в состоянии отрешиться от собственного мнения, чтобы поставить себя в положение государя, с кото­рым он ведет переговоры. Он должен быть в состоянии перевоплотиться в него и понять его взгляды и склонности Он должен спросить себя: „Если бы я <5ыл на месте государя, обладал его властью и находился под влиянием его предрассудков и отраслей, какое бы воздействие оказали на меня мои доводы?"»

Потеря способности приспособляться сопровождается потерей воображения. Для молодого дипломата воображение часто ло­вушка. «Pas de fanlaisie» ['<Не фантазировать»]—был совет, к слову •сказать, не принесший плодов, который старший Бюлов дал сво­ему более прославившемуся сыну. Однако если старый дипломат теряет дар воображения, он превращается в нагруженное судно без парусов. Он перестает реагировать на новые ветры, дующие с его родины, и даже на штормы, которые могут внезапно воз­никнуть в стране его пребывания. Он становится настолько само­довольным, что перестает интересоваться психологией других. А так как психологическая подвижность—один из наиболее важ­ных факторов в переговорах, инертный дипломат становится бесполезным.

Разрешите закончить эту главу седьмой великой добродетелью идеального дипломата—лояльностью.

Профессиональный дипломат находится под воздействием раз­ных, подчас противоречивых, обязательств лояльности. Он должен быть лоялен в отношении своего повелителя, правитель­ства, министра и министерства, своих сотрудников, до известной степени в отношении дипломатического корпуса столицы пребы­вания. Он должен быть лоялен по отношению к британской коло­нии и ее коммерческим интересам. Он обязан сохранить особый

вид лояльности в отношении правительства, при котором он аккредитован, и министра, с которым он ведет переговоры.

Среди дипломатов, проживших долго за границей и быть может потерявших контакт с родным народом и со своим министерством иностранных дел, замечается тенденция, при которой их лояль-ность приобретает весьма туманные очертания. Некоторые из них способны настолько сентиментально полюбить страну своего пребывания, что перестают замечать ее недостатки, другие начи­нают ненавидеть ее с такой силой, что становятся нечувствитель­ными к ее достоинствам. Между ними могут оказаться такие, которые, полагая, что функции посла—это создавать «хорошие отношения» с иностранными правительствами, смешивают цель со средствами и рассматривают «хорошие отношения» не как часть своих функций, а как единственную цель своей деятельности. Сосредоточение всего внимания на задачах только своей миссии может заставить забыть, что его страна имеет посольства еще и в других столицах и что единственно центральный авторитетный орган—министерство иностранных дел—обладает всеми источни­ками информации и может правильно взвесить дипломатическое положение в одной стране по сравнению с другими странами. Личная антипатия в отношении тех или иных иностранных коллег может помешать готовности совместной работы с этими коллегами даже тогда, когда сотрудничество диктуется политикой стран, которые они представляют. Старые традиции, даже прежние столк­новения могут сделать для него трудным честное выполнение новой политики, проводимой министром иностранных дел. Иногда тре­ния с собственным штатом могут отвлечь внимание посла от более серьезных дел посольства.

Против всех этих ядов, которыми может быть отравлен посол,, имеется прекрасное противоядие. Это противоядие—полная ло-яльность в отношении правительства, которому он служит.

Я уже ранее указал, как легко дипломату, который не согла­сен с политикой своего правительства, показать свое несогласие без того, чтобы нарушить букву инструкций. Если он сопрово­ждает свои слова ужимками, то он совершает преступление против своего правительства.

Более тонкое и бессознательное предательство может заклю­чаться в докладах, которые дипломат посылает. Уже Кальер предупреждал дипломатов против искушения говорить прави­тельству то, что оно желало бы слышать, а не то, что ему следовало бы знать. Наиболее почтенные послы поддаются этому искушению, не понимая, что, поступая таким образом, они совершают акт предательства в отношении своего правительства, которому они. должны говорить правду, как бы горька она ни была.

Однако для дипломата, находящегося за границей, часто соблаз­нительно, не уклоняясь от правды, выдвигать вперед благо­приятные факты. Он знает, что его доклады попадут на Даунингстрит¹¹ или Кэ д'Орсе¹² одновременно с докладами из других столиц. Он знает, что чиновники, которые должны читать и раз­мечать донесения, обременены работой и заботами. Он знает, что утешительные известия (такова человеческая природа) вызы­вают чувство удовольствия, а тревожные—неудовольствия. Изму­ченный чиновник, который получает одновременно шесть докла­дов из шести стран, неизбежно огорчается по поводу обвинений министерства в инертности или по поводу предсказаний каких-либо грядущих бедствий. Он с облегчением переходит от доклада сэра X (который пишет: «Если вы не предпримете немедленных шагов, последует ужасная катастрофа») к докладу сэра Y (который гласит: «Благодаря настойчивости и предусмотрительности пра­вительства его величества удалось полностью овладеть положе­нием. Вы можете теперь все предоставить мне, я не нуждаюсь в дальнейших инструкциях»).

Измученный чиновник непременно придет к выводу, что сэр X «сварлив и выжил из ума», а на сэра Y можно вполне положиться. Обо всем этом Франсуа Кальер предупреждал еще в 1716 г.

Вот каковы качества моего идеального дипломата: правдивость, аккуратность, спокойствие, терпение, хороший характер, скром­ность, лояльность. Это также и качества идеальной дипломатии.

Но читатель может возразить: «Вы забыли назвать ум, знания, наблюдательность, осторожность, гостеприимство, очарование, прилежание, мужество и такт». Я не забыл о них, я считал, что эти качества сами собой разумеются.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Бъорке —см. прим. 1 к гл. III, стр. 53.

² В Б ухлау (замок в бывшей Австро-Венгрии) в сентябре 1908 г. австро- венгерским министром иностранных дел Эренталем и русским министром
иностранных дел Извольским было заключено устное соглашение о воз­
можной аннексии турецких провинций Боснии и Герцеговины Австро-
Венгрией взамен получения Россией права свободного прохода военных
судов через проливы. Не дожидаясь, пока Извольский обсудит с другими
державами вопрос о проливах и полечит их согласие, Эренталь быстро
провел аннексию. ■

³ Туари После вступления Германии в Лигу наций французский министр
иностранных дел Бриан и министр иностранных дел Германии Штре-
земан встретились 17 сентября 1926 г. за завтраком во французской де­
ревне Туари, расположенной недалеко от Женевы. Они пытались дого-
гориться по всем вопросам, стоявшим между Францией и Германией
(очищение Рейнской области, плебисцит в Саарской области и др)
Наметившееся соглашение не дало никаких положительных результатов
не потому, как это думает Никольсон, что оно было неточно сформули­
ровано, а потому, что не учитывало действительного соотношения сил,
особенно позиции Англии, которая не хотела допустить соглашения
между Францией и Германией без участия Англии

⁴ Стреза —город в Италии, в котором состоялась И—15 марта 1935 г.
конференция представителей Англии Франции и Италии, обсуждавшая

вопрос о германских вооружениях, о которых было объявлено гер­манским правительством 8 марта 1935 г. Конференция выразила «сожале­ние» по поводу этих вооружений и решила предложить Лиге наций ocj-дить эти вооружения Германии.

⁵ Мюнхенское соглашение 29 сентября 1938 г. между Гитлером, Муссо­
лини, Чемберленом и Даладье за счет Чехо-Словакии К нему была
добавлена 30 сентября германо-английская декларация об основах дружбы
между этими странами. Этой основой должны были явиться мюнхенская
политика уступок со стороны Англии и признание морского превосходства
Англии со стороны Германии, выраженное в германо-английском морском
соглашении 1935 г. Здесь, как и в предыдущих примерах, дело не
в неючностях формулировок, а в политике участников соглашения.
Первоначальный смысл этого соглашения был гениально разоблачен
товарищем Сталиным как заговор империалистических держав, напра­
вленный к тому, чтобы втянуть Советский Союз в войну.

⁶ Оракул —латинское название древнегреческого «мантейон», что озн -
чает ответ богов, а также место, где даются эти ответы вопрошающим
Среди оракулов, существовавших у всех народов древности, особенно
известен имевшийся в Дельфах (Греция), где прорицательница-пифип
изрекала бессвязные слова, на основании которых жрец составлял пред­
сказания по самым разнообразным вопросам, вплоть до вопроса о&
объявлении воины и т. п.

⁷ Сивилла —легендарная предсказательница, местопребывание которой оспа-­
ривалось равными городами древнего мира. По так называемым «кни­
гам Сивиллы», игравшим роль оракула, гадали в древнем Риме, откры­
вая наугад отдельные места этих книг.

⁸ Алхесирасская конференция — конференция ряда держав, состоявшаяся-
в 1906 г. в г. Алхесирасе, на юге Испании, для разрешения вопросов,
связанных с борьбой за Марокко. Германия добилась на конференции
признания равенства положения всех держав в Марокко. Конферен­
ция происходила в напряженной атмосфере и длилась более трех месяцев.
Договор, выработанный в Алхесирасе, послужил лишь исходным пунктом
для дальнейших столкновений.

* С па —курорт в Бельгии. Здесь 5—16 июля 1920 г. происходила конфе­ренция представителей союзных держав и Германии; на конференции обсуждались вопросы о репарациях п разоружении Германии.

¹⁰ См. Пруст в указателе имен.

¹¹ Даунинг-стрит —улица в Лондоне, на которой находится министерства
иностранных дел (Форейя оффис) и некоторые другие правительствен­
ные учреждения.

³- Кз д'Орсе —набережная реки Сены в Париже, на этой набережной на­ходится министерство иностранных дел.

Г Л А. В А ШЕСТАЯ