Прикладное искусство периода Киевской и Владимиро-Суздальской Руси

В начале первого тысячелетия нашей эры Восточно-Европейская равнина делилась на три довольно четко очерченных пояса. Север и северо-запад населяли земледельцы, расчищавшие лес для посевов, жившие его дарами и защищенные лесами и болотами, как от нашествий, так и от внешних влияний.

Степь была местом обитания, сражений и бесчисленных перемещений кочевых народов, приходивших с Востока. Причерноморье со времен античности представляло собой "витрину" городской цивилизации - сначала древнегреческой, а затем византийской.

Земледельцами лесной и лесостепной зон были в основном славяне, уже обитавшие на этих землях или пришедшие с Запада и смешавшиеся с более древним населением (большинство современных историков помещает прародину славян в бассейне Вислы и Припяти). Очевидно, уже во II-IV вв. движение германских племен на юг приводит к обособлению западных и восточных славян, а после падения державы гуннов в конце V в. начинается славянская колонизация Балканского полуострова и в результате - формирование южнославянской семьи племен. Восточные славяне занимают Верхнее Поднепровье и его северную периферию, принадлежавшую ранее балтийским и финно-угорским племенам, с увеличением территории идет разделение на племенные группировки. В VII в. восточные славяне постепенно выходят из "тени лесов на арену истории".

Поляне и Киев. Вероятно, уже к тому времени они насчитывали 13 или 14 племен, самым влиятельным из которых были поляне, обитавшие в среднем течении Днепра. Кроме общих анимистических верований и богов, их объединял язык. Прикладное искусство Киевской Руси. Централизованная власть отсутствовала. Старейшины стояли во главе племен и родов, земля и скот считались общей собственностью. Важные вопросы решались на племенных сходах в укрепленных "градах", строившихся в центре каждой группы поселений. На следующем этапе развития восточнославянской общности (VIII-IX вв.), с подъемом торговли и земледелия, эти племенные центры начали превращаться в раннефеодальные города. Главным городом полян, которые, возможно, уже в VII в. возглавили союз племен, ставший прямым предшественником древнерусского государства, был Киев.

Памятник полулегендарному основателю города князю Кию, его братьям Хориву Щеку и их сестре Лыбеди - бронзовая ладья с четырьмя фигурами в кольчугах - стоит сегодня в Киеве на берегу реки, которой он во многом обязан своим значением и ведущей ролью.

Из варяг в греки. Памятник, изображающий ладью с воинами, стоит и в шведском городе Норчёпинге на восточном побережье страны. Воины - это первые русские князья Рюрик (Рёрик), Олег (Олаф) и Игорь (Ингвар).

Именно шведы, в отличие от облюбовавших города Западной Европы норвежцев и датчан, приняли участие в становлении государства Киевской Руси. Размеры этого участия по сей день являются предметом споров среди историков. Фраза Нестора-Летописца о том, как славяне пригласили русь (так, вероятно, другие народы вначале называли варягов) "княжить и владеть ими", широко цитировалась сторонниками т. н. "норманской теории" в XVIII-начале XX вв. и замалчивалась советскими историками в 30-50-е гг. Сегодня большинство исследователей согласны с тем, что, продвигаясь к Черному и Каспийскому морям, создавая поселения-базы на пути к богатствам Византии и исламского мира, северные воины-купцы сыграли роль катализатора уже назревшего скачка в политическом развитии восточных славян. Пришельцы подчиняли себе местное население и объединяли его, или славяне сами объединялись перед лицом варяжской угрозы, иногда их интересы совпадали, и они вместе охраняли торговый путь "в греки" и оборонялись от кочевников и хазар.

Рассматривая археологические находки последних десятилетий, ученые все более склонны говорить о возникновении древнерусского государства в результате сложного взаимодействия славянского и варяжского начал. С одной стороны, все киевские правители и большая часть дружинников носили до последней трети X в. скандинавские имена. С другой, Святослав Игоревич - всего лишь третий киевский князь после Олега. В Киеве, став частью древнерусской элиты, варяги уже через несколько поколений полностью растворялись среди славянского населения. Возможно, поэтому Киев упоминается в скандинавских сагах того периода редко и вскользь, в то время как о Новгороде слагавшие их скальды знали многое, включая топографические подробности.

Контроль за обеими главными "базами" на пути "в греки" был, очевидно, основной задачей Олега, когда в 882 г., согласно Несторовой "Повести временных лет", он отплыл из Новгорода в Киев во главе варяжско-славянской дружины. Взяв с собой малолетнего Игоря, которого летописец называет сыном умершего к тому времени конунга Рюрика, Олег, убив бояр Аскольда и Дира, правивших в Киеве, объявил его "матерью городов русских". Позднее, в 907 г., он попытался довести свой шаг до логического конца и захватить Константинополь, но ему пришлось ограничиться богатой добычей и выгодным договором с Византией.

Вершина. Ярослав начал княжение в Новгороде с того, что отказался платить дань Киеву (1014), и только смерть Владимира предотвратила войну. Но повторилась усобица между братьями за отцовский трон, превращавшаяся на Руси в кровавую традицию. Единство страны восстановилось только 21 год спустя, когда Ярослав сел, наконец, на киевский престол. Имя "Мудрый" он получил не только за то, что смог продолжить и умножить начатое отцом. Достигшее при нем своей вершины развитие Киевской Руси проявилось в реформе и уложении законов в общий свод (Русская правда), всемерной поддержке образования, основании Киевской митрополии (1037), бурном строительстве церквей (при нем в одной только столице их было более 400) и монастырей.

В первую очередь строились ансамбли "государственного назначения" - княжеские дворцы и монументальные соборы, символизировавшие величие новой веры и могущество державы. Создаваемые в целом по византийскому образцу, церковные сооружения вскоре приобрели характерные древнерусские и местные черты. При Ярославе были возведены Софийские соборы в Киеве (1037), Новгороде (1045) и Полоцке (серед. XI в.). Позже были построены Успенский собор Киево-Печерского монастыря (1073-78), Михайловский Златоверхий собор (1108-13) и Кирилловская церковь (серед. XII в.) в Киеве, Успенский и Борисоглебский соборы в Чернигове (XII в.). Вскоре после основания в1051 г. Киево-Печерского монастыря туда из софийской митрополии перемещается центр древнерусского летописания, в XII в. монастырь получает статус лавры - одного из самых влиятельных мужских монастырей в православии.

Византийские епископы, приезжая на Русь, везли с собой переписчиков и иконописцев; епископства становились центрами распространения грамотности и культуры. Ускорил развитие древнерусского общества и тот факт, что Константинополь, в отличие от Рима, разрешал обращенным народам вести богослужение и читать Библию на родном языке. Так созданный Кириллом и Мефодием алфавит стал основой письменности для большей части православных, а церковнославянский язык - третьим, после древнегреческого и латыни, языком средневековой европейской цивилизации.

При Ярославе Русь, благодаря своей возросшей силе и влиянию (а, как следствие, и династическим связям), прочно вошла в семью европейских народов, "ведома и слышима", как писал ее митрополит Иларион, "всеми четырьми конци земли".

ИСКУССТВО ВЛАДИМИРО-СУЗДАЛЬСКОЙ РУСИ XII-XIII ВЕКОВ

Вторым после Киевской Руси очагом русской государственности и русской культуры суждено было стать Верхнему Поволжью, Ростово-Суздальской земле. Здесь сложилась великорусская народность, сосредоточенные здесь народные силы оказались наиболее крепкими и стойкими. Именно в области Верхней Волги следует искать завязки тех основ и форм народной жизни, которые получили в дальнейшем господствующее значение.

Культура Владимиро-Суздальской земли имела свои традиции, терявшиеся в седой древ-ности. Залесье было давно связано узами торговли с далекими краями Руси и зарубежными странами. Волжский торговый путь мало уступал по своему значению пути «из варяг в греки». Это доказывают обилие монет и вещей, шедших к славянам с Востока в VIII-IX веках, арабские свидетельства о значительности русской торговли в болгарах, в Хозарском царстве, на Каспии и за Каспием, богатые находки западных монет X-XI веков; об этом же говорит известие о сборе хозарами с вятичей дани «шлягами», т.е. западными шиллингами, а также раннее знакомство скандинавов с далеким северо-востоком Европы. При таком положении вещей становится вполне понятным интерес киевских князей к Ростовской земле. Они стремились вовлечь ее в сферу своего политического влияния и присоединить к своим владениям. По сказаниям летописи уже при Владимире Святославиче в Ростове княжил Борис, а в Муроме – Глеб. В руках Всеволода, сына Ярослава, оказались объединенными Ростов, Суздаль и Поволжье вместе с Переяславлем-Южным.

Владимир Мономах нередко наезжает в Ростов, упорно защищая с сыновьями эту «волость отца своего» от захвата черниговским князем Олегом Святославичем. Он строит тут «в свое имя» город Владимир на Клязьме и посылает в Ростов своего тысяцкого варяга Георгия, дав ему «на руки» сына своего Юрия. При князе Юрии, прозванном позже Долгоруким, возвышается Суздаль, он закладывает в Ростово-Суздальской земле новые города – Коснятин, Переяславль-Залесский, Юрьев-Польский, Дмитров, Москву, Звенигород, рядом с которыми продолжают развиваться более старые городские поселения – Суздаль, Ростов, Муром, Ярославль, Углич, Кострома, Галич-Мерский, Судиславль, Владимир.

Так постепенно Залесье стало обстраиваться городами, со своими торговыми связями, со своим торгово-ремесленным населением, последнее составляло в XII веке немалую силу. На союз с горожанами, опирался в своей политической деятельности князь Андрей Боголюбский, с ними считался и могучий Всеволод Большое Гнездо. И если города Владимиро-Суздальской земли были лишь редкими точками среди моря лесов и сельских поселений, все же им суждено было сыграть крупную роль в развитии культуры этого края.

При всей своей оригинальности культура Ростово-Суздальского края была многим обязана Киевской Руси. Киевские традиции начали просачиваться в Поволжье, вероятно, уже с XI века, и они во многом определили пути развития местной культуры. К местным традициям разнородных ремесел прививаются приемы ремесленников Поднепровья, в Суздале при Мономахе учатся делать по образцу южного строительный кирпич, и местные «древодели» перенимают от своих киевских учителей навыки каменного строительства. В строительстве городов и храмов постоянно сказывается привязанность к киевскому наследству. В Залесье развивается киевский культ Бориса и Глеба, которым посвящается церковь в селе Кидекше на реке Нерли, воздвигнутая Юрием Долгоруким. В топонимике города Владимира ясно звучат воспоминания о Киеве – таковы названия рек Ирпень, Почайна, Лыбедь, таково наименование мономахова города «Печерним», как бы в подражание киевскому Печерску. Из киевского форпоста Вышгорода вывозит Андрей Боголюбский знаменитую икону «Владимирской богоматери». В подражание киевским Золотым воротам он возводит в 1164 году ворота с таким же названием во Владимире. О киевской Софии должен был напоминать построенный им в 1158-1161 годах златоглавый Успенский собор, призванный, по мысли князя Андрея, наследовать права общерусского церковного центра, каким был собор киевского митрополита. Наконец, в Ростово-Суздальский край были занесены киевские литературные традиции, равно как и традиции киевского изобразительного искусства.

Все это лишний раз доказывает, что культура Киевской Руси была прологом ко всей общерусской истории культуры и, в частности, к истории культуры Владимиро-Суздальского княжества.

Однако в XII столетии, как мы видели выше, Киев постепенно терял свое политическое и культурное значение. Юрий Долгорукий еще стремился владеть киевским престолом, ведя длительные кровопролитные войны на юге и мало уделяя внимания делам своей Ростово-Суздальской земли. Но уже его сын Андрей Боголюбский (1111-1174), крупнейший политический деятель той поры, перенес центр своих забот на север и направил все силы на то, чтобы укрепить здесь свою военно-феодальную власть и отсюда, из Владимира, диктовать свою волю другим русским князьям. Подвергнув соединенными силами русских князей разгрому Киев (1169), Андрей не покинул своей Владимирской земли и не поехал в Киев сесть на стол отца и деда. Он остался во Владимире, который был им возвышен в противовес Киеву, Ростову и Суздалю.

Суровый и своенравный правитель, талантливый полководец, человек недюжинного ума и сильного характера, и, вместе с тем, глубочайшей религиозности, он проводил смелую и решительную политику усиления княжеской власти, безжалостно подавляя малейшую оппозицию. Опираясь на сочувствовавшие его объединительным стремлениям торгово-ремесленные круги Владимира и на преданную ему служилую массу «милостьников», получавших от него даже оружие и коня, и «дворян», привязанных к нему земельным пожалованием, Андрей вел жестокую борьбу со старой боярской знатью. «Передних мужей» своего отца и своих младших братьев он изгнал за пределы княжества, а боярин Кучкович был осужден им на казнь. За эту политику, направленную на преодоление центробежных тенденций и упрочение владимирского престола, Андрей поплатился жизнью – он пал жертвой заговора.

Андрей Боголюбский, подобно Юрию Долгорукому, заботился о постройке новых городов (например, Боголюбова) и о расширении старых. Но особенно много сделал Андрей для Владимира, который он, по словам летописи, «сильно устроил». Расширяя и обстраивая этот город, Андрей наполнил его «купцами хитрыми, ремесленниками и рукодельниками всякими». Владимир вскоре превзошел богатством и населенностью старые города своей области, что породило протест ростовской и суздальской знати, постоянно роптавшей на Андрея. Во Владимир приезжали болгары, евреи, константинопольские греки, латиняне, выходцы с Северного Кавказа. При дворе Андрея служили половцы и черкесы, а его сын Георгий был женат на грузинской царице Тамаре. Византийские василевсы и императоры Священной Римской империи прекрасно понимали, какой грозной силой было возникшее на далеком северо-востоке Европы Владимиро-Суздальское княжество. Этим, можно думать, объясняется, в частности, прибытие на Русь в 1169 году папского посольства, которое, вероятно, направлялось к Андрею Боголюбскому.

Ведя широкую общерусскую политику, Андрей Боголюбский поставил себе целью добиться церковной независимости от Киева – он хотел учредить в своем стольном городе самостоя-тельную митрополию, по его почину были предприняты шаги для канонизации первых ростовских епископов Леонтия и Исайи, и было особенно утверждено почитание иконы «Владимирской Богоматери»; все эти святыни были призваны возвеличить Владимирскую землю в церковно-религиозном отношении. Эти действия были продиктованы борьбой Андрея за самостоятельные пути политического и культурного развития Руси.

С 1158 года при Успенском соборе начинается систематическое владимирское летописание. Его характерная черта – общерусский масштаб в оценке исторических событий. Власть владимирского князя трактуется здесь как общерусская власть, а город Владимир – как новый общерусский центр. Не менее сильно эта мысль о единстве русского народа выражена в одном замечательном памятнике владимирской литературы – в «Службе Покрову». Богоматерь выступает здесь не только как покровительница стольного Владимира и его князя, но и как заступница всех людей молодого города и «российской земли» в широком смысле; борьба с «тьмой разделения нашего», т.е. феодальной раздробленностью Руси, является лейтмотивом службы и установленного князем Андреем праздника Покрова. Так безымянный владимирский церковный писатель перекликается с глубоко ему созвучным по настроениям гениальным автором «Слова о полку Игореве».

После смерти Андрея Боголюбского бояре вновь подняли голову. Притеснениями горожан они толкнули последних на путь борьбы, которая завершилась призванием во Владимир брата Андрея – Всеволода Большое Гнездо (1176-1212). Подобно Андрею Боголюбскому, Всеволод укреплял общерусский авторитет владимирской династии и реально добился его признания. Он также пренебрег Киевом и правил Южной Русью с берегов далекой Клязьмы, а великие князья Киева садились из его руки. И соседи Всеволода, князья рязанские, чувствовали на себе его тяжелую длань, ходили в его воле, по его указу посылали свои полки в походы с его полками. Он самовластно хозяйничал в Новгороде Великом, нарушал его старину, «казнил» его «мужей» без объявления вины. Он продолжал начатую еще при Юрии Долгоруком и Андрее Боголюбском борьбу за выход к Волге, совершив ряд удачных походов против камских болгар и мордвы. Он заложил крепость Осовец и усилил Тверь. От одного имени его, по выражению северного летописца, трепетали все страны, по всей земле пронеслась слава о нем. Автор «Слова о полку Игореве» считал Всеволода всесильным: «А ведь можешь ты Волгу веслами всю раскропить, Дон шеломами вычерпать!».

Благодаря такому исключительному положению Всеволод не случайно именуется у владимирского летописца «великим» и «господином»; так до тех пор лишь рабы и крестьяне называли своих хозяев. В летописи даже излагается стройная теория о том, что царь только земным естеством подобен человеку, «властью же сана яко Бог». Эта теория была призвана окружить власть Всеволода, титуловавшего себя «великим князем», ореолом величия и блеска.

Проведя свою юность в Константинополе, Всеволод вынес оттуда интерес к византийскому искусству. Недаром он пригласил для росписи Дмитриевского собора цареградского мастера. Но в своей строительной деятельности он опирался на школу русских зодчих, которую получил в наследство от Андрея. Эти зодчие сделались княжескими и епископскими людьми, планомерно и последовательно осуществлявшими грандиозные архитектурные замыслы великого князя и церкви. С их помощью был перестроен Успенский собор, возведен княжеский дворец с дворцовым Дмитриевским собором, создано последнее звено владимирских укреплений – каменные стены детинца, развернуто крупное монастырское строительство – придворный Рождественский монас-тырь с его строгим собором, княгинин Успенский монастырь, Вознесенский монастырь, расположенный вне городских стен. Новые монастыри основывались в Ростове, Суздале, Переяславле и Устюге Великом. Вместе с умножением монастырей оживилась книжная деятельность, росла грамотность; во время пожара 1185 года из башни Успенского собора спешно спасали, наряду с драгоценностями, сокровища соборной библиотеки. Так, постепенно, старая Ростово-Суздальская земля, еще в начале XII века не игравшая никакой политической роли, к концу этого столетия сделалась могущественным и культурным Владимирским княжеством, решительно возобладавшим над остальной Русью.

После смерти Всеволода Большое Гнездо начинается быстрый процесс феодального дробления Владимиро-Суздальской земли. Подобно тому, как в Киевской Руси совершенно ясно обозначились на протяжении второй половины XI и в XII веках самостоятельные княжения – Новгородское, Ростово-Суздальское, Муромо-Рязанское, Смоленское, Киевское, Чернигово-Северское, Переяславское, Волынское, Галицкое, Полоцкое и Турово-Пинское, так и в Северо-восточной Руси XIII столетия побеждают подавленные владимирскими «самовластцами» силы феодального дробления. В качестве центров образующихся мелких княжеств в XIII веке выдвигаются Тверь, Москва, Ярославль, Ростов, Углич, Юрьев, Белозерск. Эти отдельные независимые княжества нередко становились крупными культурными очагами. Они содейс-твовали распространению владимирского культурного наследия и проникновению его в народную толщу, они дали толчок новому развитию местных художественных традиций, нередко вносивших свой ценный вклад в общую сокровищницу русского искусства. Но феодальная раздробленность надолго задержала процесс собирания национальных сил.