Читайте также:
|
Я понимал, что упрочить свое положение можно, только увеличив фронт работ. Не получилось с ЗАЭС – я искал другие возможности. Один из подходящих для этого вариантов я видел в разработке датчиков для систем радиационного контроля. Для создания датчиков нужны были, во-первых, детекторы излучения. Во-вторых, необходимо было электронное обрамление детектора, обеспечивающее преобразование сигнала с детектора в цифровой сигнал, пригодный для обработки в системе. Ну и, наконец, в-третьих, для более сложных датчиков требовалась механическая часть, включающая лентопротяжные механизмы, устройства подключения бленкеров и т. п. В результате, как говорили наши контрагенты, получался «первичный преобразователь», пригодный для включения в систему. Конечно, работу необходимо было завершить метрологической аттестацией измерительного прибора. «Хартрон» никогда не занимался подобными проблемами. Поэтому нам необходимы были специализирующиеся в этих направлениях контрагенты.
Мы нашли три такие организации. Во-первых, ЦНИЛА ВостГОКа. Эта организация из города Желтые Воды специализировалась на обеспечении работы Восточного горно-обогатительного комбината в двух направлениях. Первым направлением было создание различных шахтных машин. Производство различных датчиков, в том числе радиационных, было вторым направлением работ этой организации. Имея название лаборатория, ЦНИЛА представляла собой небольшое научно-производственное объединение, включавшее в свой состав конструкторское бюро и завод. Этакий мини-Хартрон. Производственный коллектив ЦНИЛА насчитывал человек 800 – 850. Это была самодостаточная организация, не нуждавшаяся в чьей-либо помощи. От «Хартрона» руководство ЦНИЛА хотело протекции на АЭС Украины. Мы связали специалистов ЦНИЛА и Запорожской АЭС. Их сотрудничество привело к организации производства ряда датчиков радиационного контроля, которые и сегодня ЦНИЛА поставляет НА АЭС Украины. Очень хорошее впечатление на меня произвел главный инженер ЦНИЛА Петр Акимович Кислый. Этот человек сумел на маленьком предприятии организовать серьезные работы по многим направлениям, в то время как два современных завода в Желтых Водах: Южный радиозавод и завод «Электрон», занимавшийся производством радиационных датчиков, практически полностью стояли. Кроме того он оказался радушным хозяином и патриотом своего города. Он прекрасно организовал одно из совещаний на своей территории с последующим банкетом и экскурсией по городу, которую вел сам. Он очень многое знал о своем городе и очень интересно рассказывал про его историю и современность…
Второй организацией, привлекшей наш интерес, было НПО «Монокристаллреактив» (в настоящее время «Научно-технологический концерн монокристаллов»). В институте на тот момент существовало две группы, разным образом подходивших к построению прибора. Одна группа (мы контактировали с ее представителем Зубером Валерием Михайловичем и его начальником Ткаченко, к сожалению, не помню его имени и отчества) строила прибор по традиционному принципу: сцинтиллятор – фото-электронный умножитель. Вторая, руководителем которой был доктор физико-математических наук Владимир Диомидович Рыжиков, применяла схемное решение: сцинтиллятор – фотодиод. Этот подход не обеспечивал достаточную защиту прибора от помех, в том числе и механических ударов.
Зубер и особенно Ткаченко производили впечатление серьезных специалистов, а Рыжиков показался мне самым настоящим авантюристом. Мы с Грибановым предполагали заключить договор с Ткаченко и Зубером, но не успели – в процесс вмешался Рыжиков. Он очень настаивал на заключении договора именно с ним. На вопрос Грибанова, как защищен датчик от помех, Рыжиков отвечал, что все в порядке – разработан опытный образец и испытан его макет, показавший хорошие результаты. Он обещал в процессе работы с нами доработать прибор до промышленного образца. Однако, Грибанов ему не верил и убедил меня в своей правоте. Рыжиков поехал в Госкоматом и там пожаловался на меня. Утверждал, что я стою на пути технического прогресса, но это на меня не повлияло. Тогда Рыжиков дождался, когда я уйду в отпуск, пошел напрямую к Синельникову и убедил его. Синельников пообещал Рыжикову деньги…
Когда я вернулся из отпуска, Рыжиков заявил мне, об обещанном ему Синельниковым договоре на разработку датчика (бумагу). Я не стал ругаться с Синельниковым, а избрал другую тактику борьбы с Рыжиковым. Я согласился на договор, но потребовал вместо бумаги опытный образец датчика g-излучения на базе его «сцинтиллятора – фотодиода».
Когда люди Рыжикова принесли готовый прибор и включили его, я лично провел испытание. Одного моего щелчка по корпусу прибора было достаточно, чтобы не защищенный от помех фотодиод начал считать ложные импульсы…
Больше Рыжиков у нас не появлялся. «Хартрон» потерял приличную сумму денег, мы не заключили договор с Зубером, но зато избавились от надоедливого Рыжикова и больше не стояли на «пути технического прогресса».
ННЦ «Харьковский физико-технический институт» был третьей организацией, с которой мы начали работу по созданию датчиков радиационного контроля. В ХФТИ под руководством Владимира Евдокимовича Кутния была создана полупромышленная установка по производству теллурида кадмия и арсенида галлия, пригодных для создания полупроводниковых датчиков g-излучения. Мы заключили с Кутнием договор.
Специалисты ХФТИ изготовили прибор и успешно его продемонстрировали. Предполагалось, что «Хартрон» возьмется за разработку и производство электронного обрамления датчика. В такой связке мы могли бы производить современные датчики g-излучения, не уступающими лучшим мировым образцам. Эти датчики покрывали бы весь диапазон измерений и заменили бы три разных датчика, которые измеряют g-излучение в разных диапазонах и стоят на АЭС во многих местах по три штуки рядом. Позднее СФ «ИНЭК» проводил работы по созданию системы радиационного контроля для Курской АЭС, где для измерения g-излучения одновременно использовались три датчика, а управление ими обеспечивалось большим шкафом аппаратуры. Если бы мы создали датчик с ХФТИ, то вместо всей этой кучи аппаратуры можно было бы использовать маленькую коробочку размером с мыльницу.
Но все по порядку. Я предложил Юрию Григорьевичу Нестеренко главному прибористу в КБ Синельникова заняться новыми датчиками, но он отказался. Заявил, что является специалистом по вычислительной технике, а тут аналоговый прибор с низкими токами, и он этим заниматься не хочет. Меня всегда удивляли специалисты «Хартрона», которые боялись новых вопросов. Они надеялись всю жизнь прожить на старом багаже. Это и погубило все новые направления, за которые брался «Хартрон». А вместе с ними и перспективы организации, которая, скорее всего, не переживет первое поколение своих специалистов.
На АЭС существует одна сложная проблема радиационного контроля – измерение излучения трития. Тритий – β-излучающий элемент с низкой энергией излучения, измерение которого очень затруднено. Мы предполагали заключить договор с физико-техническим факультетом университета на разработку такого прибора. Однако денег на такую работу у Госкоматома не оказалось.
В дальнейшем Госкоматом платил нам за разработку АСКРО столько, что едва хватало на зарплату моего сектора. Работы по созданию датчиков пришлось прекратить. Когда Кутний со своими специалистами захотел продемонстрировать свой датчик на запорожской АЭС, мне пришлось достать 100 долларов из кассы сектора и дать им на командировку. Показ прошел удачно. Датчиком очень заинтересовались, но дело так и не сдвинулось с места. Кто в этом случае стоял на пути технического прогресса? Система. Но стояла очень надежно…
Дата добавления: 2015-09-11; просмотров: 90 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |