|
Читайте также: |
Наступила, как обычно бывает перед рассветом, самая глухая часть ночи. В такую пору Курам предпочитал сам проверять посты и обходить линию костров. С тех пор, как лесные люди похитили Мьюриэл, он больше не улавливал их присутствия вблизи лагеря. Это радовало старого негра. Он даже не осознавал, насколько эгоистичны его чувства: в понимании Курама любая человеческая жизнь, а уж тем более жизнь женщины, стоила недорого. Но сейчас беспокойство опытного следопыта вновь возросло, поскольку Гумра, самый чуткий из его помощников, заметил неподалеку от лагеря какое-то подозрительное движение.
Послав Гумру и двух других негров на разведку, Курам спрашивал себя, не стоит ли разбудить господина. Сейчас вместе с ним дежурил Патрик Джефферсон, но, всецело полагаясь на него в бою, Курам не слишком доверял уму этого белого человека.
Прежде чем что-либо предпринять, он решил дождаться возвращения Гумры, тем более что лагерь, расположенный теперь на берегу озера, в небольшой выемке, защищенной насыпью и окруженной кострами, был неплохо подготовлен к бою. При первом же сигнале тревоги заработает страшный пулемет, а негры и белые займут свои огневые точки, сосредоточенные со стороны саванны, поскольку с тыла бивуак защищала естественная преграда — озеро.
Южный Крест уже передвинулся к северу, когда наконец, показались знакомые силуэты, и Гумра бесшумно возник в свете костра. Он присел возле Курама и сказал:
— В той стороне, где садится солнце, и там, где блестят Семь Звезд, Гумра видел людей.
— Их много?
— Больше чем нас. Но вряд ли они нападут на лагерь до рассвета: они выставили посты и спят.
— Спят? — удивился Курам.
— Наверное, они ждут подкрепления, иначе бы напали на нас врасплох, ночью.
Курам согласился с доводами разведчика: если неизвестные люди спали, значит, намеренно пропустили удобное для нападения время. В этот предрассветный час на землю опустилась тишина: утихли все живые существа — одни, насытив себя охотой, другие навечно; звезды мерцали с черного неба, которое еще не тронула заря; даже вездесущий шакал не выдавал своего присутствия воем. Но Курам чувствовал, что эта тишина таила в себе не ожидание благостного рассвета, а угрозу.
Он поправил огонь и пошел к часовым.
— Что нового? — спросил Патрик, стоявший в дозоре у южной границы лагеря.
— Нас подстерегают люди, — ответил Курам.
— Те, кого ты называешь коренастыми?
— Нет, они пришли из саванны.
— Они хотят напасть? — с надеждой спросил ирландец: даже в неверном свете костра было заметно, как засверкали его синие глаза от предвкушения битвы.
Курам пожал плечами.
— Конечно, если почувствуют себя достаточно сильными. Для того и пришли.
— Тем хуже для них! — проворчал Патрик.
Курам взглянул на небо. Звезды уже утратили свой победный блеск, готовясь уступить место более роскошному светилу. Старому негру внезапно показалось, что он напрасно теряет время: необходимо срочно рассказать о незваных пришельцах Айронкастлю. Господин наверняка не одобрит легкомыслие Патрика!
Подойдя к палатке начальника экспедиции, он поднял полог и тихо окликнул Гертона. Тот немедленно откликнулся: со времени исчезновения дочери Айронкастль почти вовсе утратил сон.
— Что случилось, Курам? — спросил он, выходя из палатки.
В этом вопросе прозвучала смутная надежда на чудо: а вдруг появилась какая-то весть о Мьюриэл? Несколько дней, прошедших в бесплодных попытках отыскать похищенную дочь, неузнаваемо изменили Айронкастля. Щеки ввалились, глаза утратили блеск, тяжкий груз вины ссутулил спину. Он считал себя чуть ли не убийцей Мьюриэл, терзаясь запоздалыми сожалениями о том, что не оставил ее на попечение тети Ребекки.
— Лагерь окружен, господин, — тихо проговорил Курам.
— Снова коренастые? — удивился Айронкастль.
— На этот раз обитатели саванны. Они вроде нас. Мы их называем людьми с деревьев.
— И много их?
— Они прячутся, и Гумра не смог их сосчитать. Гертон в раздумье потупился, а затем сказал:
— Ты говоришь, они темнокожие, как и все негры. Я предпочел бы видеть в них союзников, а не врагов!
— Очень разумно, господин, — одобрил Курам. — Я смог бы объясниться жестами, но они наверняка пришли воевать и проткнут стрелой всякого, кто захочет подойти к ним.
Наступила долгая пауза. Первым заговорил Курам:
— И все-таки, когда рассветет, я попробую…
— Я не хочу, чтобы ты подвергал свою жизнь опасности, — решительно проговорил Айронкастль.
Старик усмехнулся.
— Кураму тоже не нравится помирать. Но, думаю, темнокожего они не тронут. Ждать осталось недолго…
Небо на востоке посветлело — того гляди, взойдет солнце. Гертон уже привык к удивительно коротким сумеркам: тьма почти мгновенно сменялась ярким сиянием дня, а затем снова обрушивалась на землю, игнорируя плавный переход от одного времени суток к другому.
Он обошел лагерь и проверил пулемет, подумав, что при сложившихся обстоятельствах им не помешал бы еще один. Затем оглядел спокойное озеро, поросшую травой степь с раскиданными тут и там рощицами, полосу леса вдали и горестно подумал, как обманчива и коварна призрачная красота этого мира.
Он посмотрел, как вставало солнце, и вдруг почувствовал, что вместе с пробуждением природы в его истерзанной душе проклюнулись слабые ростки надежды. Но искаженный испарениями дымно-кровавый лик светила вновь вернул его к удручающей действительности.
Тоскливые размышления прервал подошедший Курам.
— Позвать их, господин? — спросил он, показав Гертону старинную флейту, сделанную из ствола молодого папируса. Айронкастлю уже приходилось видеть подобные инструменты: они позволяли “выдуть” только простейшую мелодию, но зато приятного тембра и — самое главное — разносившуюся на весьма большое расстояние.
— Хорошо, — обреченно согласился Гертон.
Курам, сделав знак Гумре следовать за собой, вышел из лагеря в промежуток между двумя кострами.
Негры беспрепятственно углубились в саванну шагов на двести и остановились. Теперь от ближайших кустов их отделяло расстояние, чуть большее полета копья. Курам поднес к губам свою флейту, и в напряженной тишине зазвучала примитивная мелодия, словно рожденная этим первобытным миром.
Когда в воздухе растворился последний звук, старый негр громко заговорил:
— Люди этого лагеря хотят заключить союз со своими братьями! Выходите к нам с открытым сердцем, как вышли к вам мы!
Курам не думал, что люди с деревьев поймут его слова, но они наверняка услышат в них доброжелательность и искренность. Да и вид двух безоружных людей должен настроить пришельцев на мирный лад. Однако саванна ответила на призыв лишь безмолвием.
Старый негр немного подождал, а затем снова раздался его голос:
— Мы знаем, что вы здесь. Гумра, Орлиный Глаз, видел вас там, где садится солнце, и под Семью Звездами. Так почему вы молчите?
Кустарник по-прежнему не подавал признаков жизни, но Гумра уловил где-то в его глубине чуть слышный треск ломавшихся веток.
— Похоже, к засаде присоединились другие воины, — шепнул он Кураму.
Тот еще больше возвысил голос, и теперь в его словах слышалась жесткие ноты:
— Но на угрозу мы ответим угрозой! Не думайте, что своим количеством вы сможете запугать нас. Оружие белых страшнее урагана, беспощаднее пожирающего саванну огня! — Затем Курам несколько сбавил тон, вернув словам прежнюю кротость: — Но мы вышли к вам как друзья. Если вожди захотят вступить в союз с нами, добро пожаловать в наш лагерь!
Внезапно кусты распахнулись, и перед “парламентерами” оказался могучий негр с гневно горящими янтарными глазами. Одной рукой он сжимал копье, а в другой, высоко поднятой над курчавой головой, красовалась огромная дубина. Он заговорил, и его громовой голос отчетливо услышали даже в лагере:
— Я, Уамба, Голубой Орел, не допущу чужаков на земли, которыми Сыновья Звезды владеют с рождения мира!
Чтобы все могли понять его, Уамба сопровождал слова выразительными жестами, но Фаргейм уловил в незнакомой речи сходство с одним из африканских наречий и смог перевести гневную тираду вождя.
Между тем Курам предпринял еще одну попытку добиться мирного исхода: вероятно, он тоже понял речи чернокожего великана.
— Не надо битвы! Люди лагеря непобедимы! — гордо сказал старик.
В ответ Уамба, Голубой Орел, высокомерно рассмеялся. По его сигналу повсюду возникли воины Гура-Занка: они появились из-за кустов, из зарослей папоротника, из высокой травы, рослые и сильные, с улыбкой собственного превосходства на лоснящихся лицах. Хагума, Звонкий Рог, протрубил сигнал, и воинство Уамбы ответило на него оглушительным ревом, угрожающе потрясая дубинами и копьями.
Глядя с высоты своего роста на оробевших, как ему показалось, парламентеров, он объявил свою волю:
— Мы захватим лагерь, заберем животных и сокровища, а людей отправим на жертвенный костер! Посмотри, старик! На каждого из ваших приходится десяток Гура-Занка, и никто не в состоянии победить Сыновей Звезд.
Но Курам показал, что и он не робкого десятка. Он обвел широким жестом стоявших перед ним воинов, а затем, выразительно указав пальцев вниз, заявил:
— Люди с деревьев умрут, как насекомые, которые по вечерам роятся над водами озера…
Уамба презрительно отвернулся от него и что-то приказал Хегуме. Тот вновь затрубил в рог, и воины Гура-Занка построились в четыре колонны, по пятьдесят человек в каждой.
Но Курам не сдавался. Он обратился к вождю, взывая к его разуму:
— Остановись! Еще есть время заключить союз!
Но Уамба остался глух к его словам. И он, и его воины, вдохновленные недавней военной удачей, жаждали победы и над кучкой пришельцев, укрывшихся за возвышением.
— Уходи! — велел он Кураму. — Мы скоро встретимся!
Под улюлюканье Сыновей Звезды Курам и Гумра поспешили к лагерю. Следом за ними двинулись колонны Гура-Занка, но осажденные были уже готовы отразить нападение.
На холме, возле пулемета, залегли Айронкастль и один из негров. В центре оборонительной линии Сид приладил свое гигантское ружье. На флангах командовали Филипп и сэр Джордж, а остальные стрелки рассыпались по подковообразной насыпи, готовые открыть огонь по первому же сигналу.
— Вождя не убивать! — предупредил Айронкастль, все еще надеясь на заключение мира.
Вновь послышались звуки рога, и колонны свирепых дикарей ринулись к лагерю, черными реками обтекая его со всех сторон.
— Огонь! — скомандовал Айронкастль.
Пулемет, поворачиваясь на турели, перекрывал огнем подступы к лагерю по всему периметру. Ружье, способное своими разрывными пулями уложить и слона, изрыгало смерть, в клочья разрывая плоть. Дружные залпы на флангах свидетельствовали о слаженной работе Фаргейма и де Мара.
Результат получился ужасающий. Не менее пяти десятков воинов полегли на дальних подступах к лагерю, однако остальные, не понимая грозивший им опасности, продолжали упорно стремиться вперед, покрывая своими телами еще не видевшую такого побоища землю.
Однако зрелище искромсанных слоновьим ружьем тел вызвал, наконец, панику — осаждающие отступили, увлекая за собой тех, кто еще не попал под пулеметную мясорубку. Сыновья Звезды отхлынули черной волной, но звук рога вновь призвал их на штурм.
Навстречу бегущим двинулся отряд под командой самого Голубого Орла. Его осуждающий взгляд заставил отступивших вновь сомкнуть ряды и присоединиться к отборному воинству вождя.
Гертон с сожалением смотрел на рослых, молодых, сильных мужчин, которым суждено сейчас превратиться в прах из-за упрямства их предводителя, и очередь его пулемета взрыла пыль перед идущими — как последнее предупреждение им.
Однако это не остановило наступавших. Тогда Айронкастль установил прицел выше, и первый ряд воинов упал на землю, словно скошенный невидимым серпом. Ужас перед непонятной смертью, казалось, отрезвил остальных. Одни рухнули на колени и воздели руки к безмятежным небесам, другие отпрянули, затравленно озираясь по сторонам, третьи обратились в бегство, стараясь укрыться в спасительных зарослях кустарника.
Отряд Уамбы стремительно редел. И вот наконец он остался один, отделенный от лагеря грудой искалеченных тел воинов его племени. Смерть царила в его душе. Мощь его рода оказалась бессильной перед таинственными возможностями горстки людей-призраков: впервые в жизни он ощутил себя жалким шакалом перед царем саванны, львом. Его гордость потонула в океане безграничного унижения, перечеркнувшего легендарные подвиги непобедимых предков, да и само его существование.
Он отшвырнул прочь копье и, подняв дубину, закричал:
— Уамба заслужил смерть! Но он хочет умереть в честном бою! Кто придет и убьет меня?
Люди с высоты насыпи смотрели на поле битвы, усыпанное павшими, среди которых возвышался могучий негр, желавший кровью смыть нестерпимый позор поражения.
— Я доставлю ему это утешение! — решительно сказал Гютри, после того, как Фаргейм перевел слова Уамбы.
Рыжеволосый гигант схватил топор, валявшийся возле кострища, перепрыгнул через кучу еще не остывших углей и устремился к Голубому Орлу. Тот никогда прежде не видел подобного великана, и облик этого бледнолицего на миг ошеломил Уамбу. Но он тут же радостно рассмеялся — предстоял славный бой, в котором даже смерть может стать подвигом.
Но высшие силы сегодня отвернулись от вождя Гура-Занка. Его дубина, удары которой не раз раскалывали головы врагов племени, словно гнилые орехи, оказалась бессильной перед топором в руках гиганта. Уамба даже не успел сообразить, какой же камень привязан к топорищу, как тот вонзился в твердое дерево дубины, выбив ее из рук Голубого Орла.
Обезоруженный и ошеломленный, Уамба ждал рокового удара, но рыжеволосый только рассмеялся ему в лицо и вдруг, неожиданно ухватив негра за пояс, рывком взвалил его на плечо и в несколько прыжков оказался на насыпи.
По саванне прокатился оглушительный стон — это Гура-Занка оплакивали своего вождя, которого забрали к себе жуткие призраки, изрыгавшие огонь.
Сид между тем поставил своего пленника на землю и обратился к Айронкастлю:
— Дядя, вы, кажется, хотели поговорить с этим верзилой? Так получите его — прямо с доставкой на дом!
Уамба впервые оказался перед существами, не похожими ни на его народ, ни на лесных людей. Уперев руки в бока и широко разинув рты, они оглушительно хохотали. Голубой Орел затравленно смотрел на них, ощущая, как леденеет от ужаса тело. Охвативший его страх ничем не напоминал те чувства, которые испытывает человек перед лицом смерти: подобное внутреннее трепетание вызывал, скорее, вид урагана, перед грозной мощью которого безоружна любая смертная тварь.
Да и чем иным, как не промыслом высших сил, можно было бы объяснить гибель сотни воинов Гура-Занка, в то время как из этих существ не пострадал ни один, хотя в них летели стрелы и копья, от которых всегда гибли и люди, и звери.
Чтобы не видеть бесцветных лиц победителей, Уамба перевел взгляд на озерную гладь, но даже она казалась теперь враждебной. Из оцепенения его вывел спокойный голос, старавшийся правильно произносить слова на языке Гура-Занка. Он обернулся на звук, и увидел старого негра, который прежде уже говорил с ним.
Подкрепляя слова жестами, Курам спрашивал Уамбу, готов ли тот — в обмен на жизнь вождя и воинов племени — отказаться от враждебных замыслов и стать другом пришедших с севера людей?
Глубокое удивление охватило Уамбу. Его мировоззрение, основанное на личном опыте и опиравшееся на опыт предков, заключалось в том, что всем сущим правит сила. Слабого ждет лишь жертвенный костер… Но опыт подсказывал ему и другое. Эти странные пришельцы, несмотря на свое жуткое оружие, почему-то не хотят уничтожать людей саванны. Более того, они зачем-то ищут в них союзников. Уамба не мог объяснить их поведения, и от этого неожиданно испытал невероятное, всепоглощающее любопытство! В его мире случилось нечто невиданное, и ему дарована возможность самому испытать удивительное и непостижимое!
Он посмотрел на Курама, на Айронкастля и перевел взгляд на великана, притащившего его в лагерь, словно малого ребенка. Чем рисковал он, вождь Гура-Занка, соглашаясь на предложение бледнолицых? Ничем. Уамба мысленно пожал плечами. А что получал взамен? Жизнь! Свою и воинов! Гибель сотни человек он рассматривал как весьма умеренную плату за это — другие кровожадные племена уничтожили бы его род полностью.
Уамба, Голубой Орел, посмотрел в синие, как небо саванны, глаза гиганта и медленно кивнул.
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 25 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |