Студопедия  
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава 2

 

– Вы были неподражаемы, – сказал пресс-секретарь президенту, как только они забрались в вибрирующий кокон президентского вертолета «Марин-1». Прямо из студии «Воскресенья» они направились в клуб «Неопалимая Купина» в предместьях Мэриленда, чтобы сразиться в гольф с принцем Бландаром. Глава президентского штаба делал вид, что внимательно изучает содержимое папки «ДЕЙСТВИЯ ПРЕЗИДЕНТА».

– Ваши слова «мы говорим о грядущих перспективах, о жизни, а не о смерти…» Это просто находка… – робко начал пресс-секретарь.

Президент, который переодевался в костюм для гольфа, в сердцах запустил пиджаком в стюарда-филиппинца.

– Я приезжаю ни свет ни заря в студию, да еще в воскресенье, потому что Джон Оливер Банион, видите ли, не признает телемостов, и что получаю? Полчаса оскорблений, прерываемых ТРЕМЯ рекламными роликами, в которых показывают говорящие тостеры и придурков, улыбающихся – улыбающихся! – в то время, как их засовывают в аппарат для МРТ.[8]Мне делали МРТ, и можешь мне поверить, в этот момент совсем не до смеха. Кажется, будто тебя запихнули в торпедный аппарат, чтобы, в конце концов, объявить, что у тебя рак мозга. Самое время улыбаться. Да тут боишься в штаны напустить со страху. Почему бы этим ребятам из «Эмпл Ампер» не показать, как заключенных поджаривают на новеньких электрических стульях? Ну, все. Больше никаких «Воскресений» с Джоном Оливером Банионом… – на этот раз в стюарда полетели брюки, – и мне наплевать на его рейтинг. «Воля всемогущего Маммоны!» Кретин!

Глава президентского штаба предпочитал не вмешиваться, когда президент устраивал разнос другому члену штаба, но в его обязанности входило спасать президента от самого себя. Он оторвался от срочной докладной записки министра транспорта насчет того, что мост над Миссисипи вот-вот обрушится, сделав невозможным движение торговых судов по реке.

– А что, Банион и вправду собирается вести дебаты?

Пресс-секретарь с благодарностью ухватился за эту соломинку:

– Я разговаривал с Джедом Холкомом из Лиги голубых избирателей, и он говорит, что это дело решенное. Они в первый раз собираются проводить дебаты и просто с ног сбились, чтобы отыскать объективного ведущего. В чем-чем, а в объективности Баниону не откажешь.

– Как так получилось, что Лига гомиков организует дебаты? – спросил президент. – Ради всего святого. Когда это все кончится?

– Сейчас их очередь.

– А мы не можем отклонить кандидатуру ведущего?

– Теоретически, да. Но если мы отклоним его кандидатуру, это просочится наружу, и в результате он прославится, как Человек, Которого Испугался Президент.

– Испугался, черт бы его побрал. Когда он играл в сквош в Гарварде…

– В Принстоне.

– …Моя часть теряла лучших ребят в долине А Шау. Чтобы я испугался этого лощеного молодчика, для которого самое ужасное – это обнаружить песчинку в блюде с устрицами…

«Марин-1» кружил над «Неопалимой Купиной», собираясь приземлиться. Президент зашнуровывал спортивные туфли.

Глава штаба сказал:

– Разумеется, мы не испугались его. Но зачем давать ему лишние очки, запретив ему миловаться с гомиками?

Президент выглянул из окошка: на лужайке застыл небольшой отряд встречающих.

– На следующей неделе мы с Лорой приглашены к нему на обед в честь…

– Британского посла.

– Назначь что-нибудь прямо накануне этого обеда. Какое-нибудь неотложное дельце на поздний час. Что-нибудь чрезвычайное. Скажем, брифинг по поводу ситуации в России.

– Ладно, – кивнул глава штаба, – но, может, будет более разумно задушить этого ублюдка в объятиях? Что толку портить с ним отношения?

– С каких это пор всякие выскочки стали настолько важными шишками, что даже сам Президент Соединенных Штатов Америки вынужден перед ними лебезить? Может, кто-нибудь скажет мне?

Приземление «Марин-1» избавило «соратников» от необходимости отвечать.

– Хорошо, но передай ему, что я больше не намерен участвовать в его шоу. Так и передай.

Пресс-секретарь мелко закивал.

Президент ступил на аккуратно подстриженный газон, и в тот же миг его окружила свита.

Членов штаба поджидала служебная машина, которая должна была отвезти их в Белый дом. Ослабив узел галстука, пресс-секретарь откинулся на сиденье и чуть вытаращил глаза – он чувствовал себя выжатым лимоном.

– И что же ты скажешь Баниону? – спросил глава штаба.

– Отличное шоу, Джек. Президенту очень понравилось. В ближайшее время он снова придет.

Глава штаба кивнул и раскрыл папку под названием «СРОЧНЫЕ МЕРЫ».

Президент сделал первый удар, послав мяч в заросли сикомор и лишь чудом не пробив голову конгрессмену. Мяч со свистом скрылся в зарослях ядовитого плюща. Принц Бландар, жаждущий поддержки президента и, разумеется, одобрения конгресса на покупку новеньких сверкающих реактивных истребителей Ф-20 для своего затерянного в пустыне королевства, убедил его сделать тренировочный удар.

 

* * *

 

Вэл Далхаузи, пухленькая шестидесятилетняя дамочка, уже успевшая сделать две подтяжки, в роскошном развевающемся платье от «Галанос», посверкивая тысячедолларовыми золотыми браслетами – две пантеры, усыпанные бриллиантами, обвившимися вокруг ее запястий, – пригласила припозднившегося Баниона в свою увешанную картинами Матисса гостиную.

– Не уверена, что кто-либо из нас теперь решится мелькать рядом с тобой, – она легонько клюнула его в обе щеки на европейский манер и прошептала: – Если бы я знала, что ты будешь таким грубияном, то ни за что не пригласила бы так много народу из его кабинета.

Когда-то, давным-давно, Вэл играла в театре. А еще раньше она, по слухам, развлекала публику несколько иным способом. Потом она вышла замуж за Джеймисона Ванбурга Далхаузи – советника президента, наследника несметных богатств «стальных королей», который, ко всему прочему, годился ей в отцы. Джеймисон скончался десять лет назад, оставив ей полдюжины домов, некоторое количество взбудораженных наследников – отпрысков первых жен, неплохую коллекцию импрессионистов и пятьсот миллионов долларов.

Джеймисон был угрюмым старым хрычом с дурным запахом изо рта и волосатыми ушами, перед которым официальный Вашингтон преклонялся, почему – неизвестно. В свое время он втолковывал Рузвельту, что Джозеф Сталин в глубине души совсем неплохой парень. Другой президент поступил весьма разумно, назначив его ответственным за мирные переговоры с Вьетнамом, которые в результате обернулись годами препирательств по поводу протокола переговоров и миром, вскорости развалившимся на куски.

Перед тем, как в жизни этого хрыча появилась Вэл, его дома в Джорджтауне и Виргинии были сама мрачность и уныние. Гости, входившие в столовую, бормотали себе под нос: «Входящие, оставьте упования». Вино больше смахивало на сироп от кашля; только самый отчаянный алкоголик мог проглотить его не поморщившись. Так он и правил, сидя в своем мрачном кабинете, обитом красным деревом, развлекая гостей нескончаемыми монологами на такие занимательные темы, как ожидаемый рост добычи урана в России и борьба Аденауэра с неустойчивостью немецкой марки в послевоенный период. Его безвременная смерть, наступившая в возрасте восьмидесяти восьми лет в результате того, что он неосторожно наступил на грабли, была воспринята истеблишментом как конец великой эпохи и своего рода национальная трагедия. В своей пламенной речи в Национальном Соборе президент сокрушался по поводу того, как ему будет не хватать такого мудрого и надежного советника.

Вэл, напротив, обожала бросать деньги на ветер – она тратила их пригоршнями, охапками, буквально выстлав ими свой сад в Джорджтауне. Приглашая гостей на уик-энд в свое поместье в Мидцелбурге в Виргинии, она посылала за ними вертолеты. Она нанимала Паваротти, чтобы угостить их его пением, икрой и перепелиными яйцами. Фуа-гра и трюфели доставляли из Франции самолетом. Она ставила на кандидатов в президенты, как другие ставят на породистых рысаков на скачках. Кто-нибудь обязательно должен был победить. Один из ее рысаков в конечном счете пришел-таки первым. Джеймисон наверняка перевернулся бы в гробу, узнай он о расточительности Вэл. Тридцать миллионов? Да за половину этих денег можно купить Италию…

Вэл взяла Баниона под руку и повела в гостиную, уставленную свежими пионами. В воздухе таял сладковатый дым ароматических свечей. Банион обвел взглядом комнату в поисках жены. Это был самый обычный воскресный завтрак у Вэл: два секретаря кабинета; два бывших секретаря кабинета; один объявленный кандидат в президенты и еще один – пока необъявленный; кинозвезда (специально приехавшая, чтобы опровергнуть слухи о так называемой «стильной» болезни); Тайлер Пинч, куратор галереи Фриппс… А, вот и Битси, рядом с ним; сенаторы все тут, все до одного; спикер Палаты представителей, помощник лидера фракции большинства; главный редактор «Пост» и редактор отдела зарубежной информации, и – да, Баниону был особенно приятно видеть этих двоих – Тони Флемм и Брент Борман, ведущие других вашингтонских воскресных программ; пара ученых мужей – авторов заумных газетных публикаций, чьи опусы были столь же доступны пониманию, сколь древнеегипетские манускрипты; весьма экзотическая семейная пара биографов, Ник и Нора; экс-любовница одного из экс-президентов (несколько администраций назад), ныне – музыкантша в симфоническом оркестре; и необъятный, внушительный, обходительный, сладкоголосый Бертон Галилей – юрист, лоббист, друг президентов, который отверг пост судьи в Верховном Суде, потому что не захотел отказаться, как он по секрету шепнул Баниону, от одной «кошечки – этого бесценного дара человечеству». Кто еще? Новый руководитель протокольного отдела из государственного департамента, как ее там, Мэнди что ли; французский посол, бразильский посол, канадский посол, индонезийский посол, пытающийся с грехом пополам объяснить другим дипломатам недавнее решение правительства его страны «успокоить» еще один десяток тысяч жителей восточного Тимора;[9]да архитектор с супругой, которую Банион на дух не переносил, потому что она заявила ему, что никогда не смотрит телевизор.

Появился дворецкий, неся в руках поднос с бокалами: «кровавая Мэри», шампанское, белое вино и газированная вода с лаймом. Банион взял стакан газировки и застыл в ожидании почестей. Отмахнулся от предложенных сандвичей с кресс-салатом: не очень-то ловко принимать комплименты с набитым зеленью ртом.

Битси подошла к нему первой, таща за собой Тайлера Пинча. На ней был шикарный двубортный пиджак, жемчужное ожерелье, золотые сережки. Худенькая, изящная, с безупречно белозубой улыбкой и большими, широко распахнутыми глазами, будто она все время чему-то удивлялась. У нее были южные корни, как, впрочем, и у большинства истинных вашингтонцев. Ее отец мог часами рассказывать о фамильном древе, которое можно было проследить чуть ли не с начала нашей эры.

Банион и Битси повстречались двадцать лет назад; в ту пору оба были молодыми специалистами, проходившими летнюю практику на Капитолийском холме и участвовавшими в программе «Светлое Будущее». Участники этой программы, молодые начинающие карьеристы, приезжали в Вашингтон, чтобы помелькать перед правящей элитой. Банион, застенчивый очкарик, который никогда не пользовался успехом у женщин, влюбился в Битси сразу. Надо сказать, все практикантки лезли из кожи вон, стараясь выглядеть как можно хуже, чтобы мужчины воспринимали их всерьез. Одна Битси всегда выглядела на все сто, каждое утро – новая блузочка, туфли-лодочки, чулки, плиссированная юбочка и аромат духов «Уайт Шоулдерс», от которого Банион сразу же заводился. В один прекрасный день он, набравшись наглости, все-таки пригласил ее на свидание. К его великому удивлению, она приняла приглашение.

В ту лунную ночь, после симфонии в Кеннеди-центре,[10]они сидели на мраморных ступенях моста Мемориал-Бридж, и Банион с пеной у рта рассказывал ей о своем выпускном сочинении, посвященном решению Франции отказаться от участия в военных программах НАТО в 1966 году. Битси была очарована. Из Оксфорда, где он скрывался, уклоняясь от собственного «вступления» во вьетнамскую войну, Банион писал ей страстные письма о зарождении Общего рынка. Они поженились в Церкви Слова Христова в Джорджтауне. Все было разыграно как по нотам, в соответствии с «протоколом». На церемонии присутствовал государственный секретарь Соединенных Штатов, старинный друг родителей Битси. Прием состоялся в клубе «Чеви-Чейс», медовый месяц они провели на Бермудах. По возвращении обоих ожидала работа: Битси – в отеле «Хэй-Адамс», в отделе маркетинга и сбыта; Баниона – в администрации сенатора Германикуса П. Дельфа из Северной Каролины; и, как оказалось, очень вовремя, поскольку Дельф как раз начал давать показания по делу о причастности ЦРУ к неудачной попытке убийства канадского премьер-министра. Это было началом головокружительной карьеры Баниона в качестве «телеперсоны». Но в те времена все карьеры в Вашингтоне, так или иначе, были головокружительными.

Сенатор Дельф угодил в Сенатский комитет по расследованию преступлений против членов правительства исключительно благодаря неукоснительному соблюдению правила старшинства.[11]Он не был, как в свое время писал какой-то умник, одним из основателей МЕНСЫ.[12]Газеты обычно писали о нем, как о человеке «с весьма ограниченными интеллектуальными возможностями». Банион, будучи, вне всяких сомнений, юношей незаурядным, сделался правой рукой сенатора; и, поскольку тем нескончаемым жарким летом сенатор продолжал давать показания, Баниона узрели миллионы американских телезрителей – в качестве молодого помощника сенатора Дельфа, который безостановочно шепчет что-то ему на ухо. «Вашингтон пост» написала, что он, «по-видимому, решил навеки поселиться в ухе у сенатора».

Его отчет по итогам деятельности комитета превзошел все ожидания – еще один рекорд на пути к успеху. Это была ловкая попытка найти компромисс между праведным гневом и осторожными реформами, между теми, кто полагал, что Соединенные Штаты не имеют права травить канадских премьер-министров, и теми, кто, не одобряя этого конкретного шага, считал, что в будущем Соединенные Штаты непременно должны заслужить право избавляться от неугодных премьер-министров, если обстоятельства того требуют. Качество сего творения было необычайно высоко для стандартного отчета Конгресса: там имелись цитаты из Катона Старшего, Поля Валери и, для особого шика, из Мао Цзэдуна. «Нью-Йорк таймс» окрестила его «молодым человеком, которого следует опасаться». Другие сенаторы начали наперегонки переманивать его в свой штат.

Банион стал часто появляться в «Вашингтон уик-энд» – одной из наиболее серьезных и одновременно смертельно скучных воскресных телепрограмм. Баниону безумно льстили восхищенные взгляды прохожих на улице, негромкое «ах» метрдотеля в ресторане, узнавшего его. Пэг Бейнбридж, автор редакционной страницы в «Пост», предложила ему написать статью для газеты. Опус ей понравился, и она попросила еще. Уволившись из администрации сенатора, – как он не без помпезности объяснил, «по той причине, что он позволил переманить себя в частный сектор», Банион заделался настоящей акулой пера и телеэкрана, учредив синдицированную колонку[13]в «Пост» и регулярно появляясь в «Вашингтон уик-энд».

Справедливости ради следует заметить, что его выступления в «Вашингтон уик-энд» были весьма заурядны, особенно на фоне других завсегдатаев этой программы: вспыльчивого, вечно чем-то недовольного обозревателя, служившего некогда послом в Лесото; пожилой дамы, которая возглавляла вашингтонское телеграфное агентство еще при Трумэне и то и дело повторяла «с другой стороны»; телерепортерши, у которой был роман со стареньким судьей из Верховного Суда; и тучного шепелявого литературоведа – автора книги, в которой он с пеной у рта доказывал, что все шекспировские пьесы были на самом деле написаны королевой Елизаветой. Когда Роджер Пантер, австралийский газетный магнат, приобрел телевизионный канал, которому принадлежал «Уикэнд», Банион сделал первый ход. Он написал служебную записку, в которой предложил провести ряд изменений, и в первую очередь, назначить его, Баниона, ведущим программы. Роджер быстренько избавился от остальных «завсегдатаев» и передал шоу Баниону, наказав ему «оживить это болото» и выделив на это немалые средства.

Банион изменил формат программы, переделав ее в воскресную утреннюю встречу в прямом эфире один на один. Бодренькое интригующее вступление и на прощание – какой-нибудь оригинальный вывод. Безусловно, это было в высшей степени забавно: наблюдать за напыщенными говорящими головами, которые с важным видом изрекали мысли, украденные из утренних газет, – и все ради того, чтобы увеличить свои и без того завышенные гонорары. В телевизионном пространстве, забитом заранее записанными интервью, людям нравилась эта передача, им было приятно красоваться перед всем честным народом в течение двадцати минут, несмотря на то, что Банион взимал непомерно высокую плату, разделывая их под орех в прямом эфире.

Рейтинг его программы неуклонно рос. Первой сенсацией стало откровение бывшего министра обороны Роберта Макнамары, который признался в том, что все то время, пока шла война во Вьетнаме, он принимал препараты, якобы восстанавливающие рост волос, а на самом деле стимулирующие мозговую деятельность. Нежданно-негаданно «Воскресенье» превратилось в программу, попасть на которую считалось престижным.

«Эмпл Ампер», гигантская электрическая компания, стала единственным спонсором программы. Банион подписал выгодный долгосрочный контракт. Оклад был неплох, но настоящие деньги он зарабатывал, читая лекции. Суммы были поистине астрономические. Невероятно, но факт: некоторые корпорации, чтобы услышать от него живьем те же слова, что он говорил по телевизору, готовы заплатить сумасшедшие деньги, таково бремя славы. Историк Дэниел Берстин охарактеризовал этот феномен как «известность ради известности». Он вполне мог бы добавить: «деньги ради известности». Юное лицо Баниона стало символом телевидения нового времени. Жители самых отдаленных деревень в бассейне Амазонки, у которых было спутниковое телевидение, вмиг узнали бы его, вздумай он приплыть к ним в гости на утлой лодчонке. Метрдотели в роскошных ресторанах теперь приберегали для него отдельный столик – на случай, если он вдруг осчастливит их визитом. Его карикатура красовалась на стене ресторана «Фронд», где вашингтонские Большие Лапы[14]уплетали стейки размером с портфель и гигантских омаров (и зря – мясо у молоденьких омаров гораздо более нежное и сочное). Он был вынужден загодя приезжать в аэропорт, чтобы успеть раздать автографы. Это в том случае, когда он пользовался услугами авиакомпаний. Его лекционный агент, Сид Минт, теперь недвусмысленно намекал клиентам, что их шансы заполучить на свое мероприятие Джона О. Баниона значительно повысятся, если они пришлют за ним собственный самолет, а затем тем же самолетом доставят его обратно.

И вот теперь он стоял в напоенной сладкими ароматами гостиной Вэл Далхаузи, в ожидании лавровых венков от сильных мира сего. Жизнь была прекрасна. Казалось, все идет как по маслу.

А вот и его Битси – с Тайлером. Тайлер, куратор галереи «Фриппс», сегодня вырядился в клетчатый блейзер, темно-синюю рубашку, шелковый французский галстук с узором из малюсеньких картин в рамочках – остроумно, ничего не скажешь, – с изящной золотой булавкой. Его волосы были зачесаны назад и разделены на прямой пробор – имидж преуспевающего яппи.

– Это что, кровь у тебя на ботинках? – ухмыльнулся Тайлер.

– Он выживет, – махнул рукой Банион.

– Мне не терпится взглянуть на план размещения гостей на твоем обеде. Где вы собираетесь его усадить?

– Если он вообще придет, – проговорила Битси с необычайно встревоженным видом, – Вэл говорит, что они в последний момент придумают какой-нибудь ужасный кризис ради того, чтобы отменить визит.

– Им не надо придумывать кризисы. Они сами тут как тут.

– Вот что я придумал, – сказал Тайлер, понизив голос, – я случайно узнал, что в этот день приезжает Орестус Фитцгиббон…

Орестус Фитцгиббон, англо-греческий финансист, ныне натурализованный американец, недавно приобрел корпорацию «Имменса» за семь миллиардов долларов – чтобы избежать проблем с уплатой налогов. Он, говорили, любил сорить деньгами; отчасти для того, чтобы позлить своих многочисленных бывших жен.

– …Он дарит нам третьего Эль Греко. Почему бы вам не пригласить его к себе на обед? Президент вряд ли опоздает, если узнает, что Фитцгиббон будет сидеть рядом. Пару лет назад Огастус сидел рядом с сенатором Рокфеллером и, не сходя с места, выписал чек на миллион долларов на его избирательную кампанию.

– О боже, это все решает, – вздохнула Битси, – но согласится ли он, если все получится так спонтанно?

– Не могу сказать, что являюсь большим его поклонником, – сказал Банион, – конечно, здорово, что он дарит вам всех этих Эль Греко, но я сидел рядом с ним на приеме у Эрхарда Виллингера, и, честно говоря, он показался мне довольно неотесанным малым.

– Пожалуйста, Джек, не будь таким снобом, – в последнее время Битси побывала на стольких вечеринках в британском посольстве, что сама начала изъясняться, как подданная Британской империи.

– Похоже, я посеял вражду между любящими супругами, – сказал Тайлер, – вы уж там как-нибудь договоритесь и дайте мне знать.

– Это решено, – твердо проговорила Битси.

Их познакомила Клер Бут Льюс. Тайлер был австралийцем по происхождению. Его отец сколотил неплохой, но весьма сомнительный капиталец, продав старым импотентам с острова Формоза аддукторы гигантских моллюсков (они думали, что это поможет им вернуть утраченную мужскую силу), а затем вложил вырученные деньги в опалы, нефть, ранчо и виноградники. Молодого Тайлера он послал в английскую частную школу, где тот, став гомосексуалистом, получил возможность внедриться в британский истеблишмент. Продолжив свое образование в Кембридже, он сделался протеже сэра Энтони Бланта, искусствоведа, смотрителя коллекции картин Ее Величества в Букингемском Дворце, Виндзоре и Хэмптон-Корт,[15]и, как позже выяснилось, советского шпиона. Никто не мог до конца поверить в то, что человек, который посвящал монархов в тонкости живописи Пуссена, в то же самое время нашептывал государственные тайны на ухо лондонскому резиденту КГБ. Не останавливаясь на достигнутом, Тайлер женился на слишком резвой дочери сэра Реджинальда Пигг-Вигориша. К моменту, когда было объявлено об их разводе, сэр Редж должен был вот-вот получить пожизненное звание пэра. Опасаясь, что, мягко говоря, не совсем обычные сексуальные шалости его дочери могут стать пищей для таблоидов, он передал своему зятю несколько лишних полотен Сезанна, чтобы тем самым сохранить репутацию. Развод оформили без лишней шумихи. Тайлер продал картины Сезанна в парижский музей «Льоранжери» за кругленькую, тщательно скрываемую сумму (восемь целых семь десятых миллиона долларов) и отбыл в Америку, где стал куратором престижной галереи «Фриппс». Пущего лоску ему придавал тот факт, что он был знаком с принцем Уэльским. Банион не раз пытался с помощью Тайлера затащить принца на свою программу. Вот это была бы удача! Да, нет никакого смысла спорить с Битси по поводу того, приглашать ли на ужин этого сексуально озабоченного негодяя Фитцгиббона. Она недвусмысленно дала ему понять, что решение уже принято. Наверняка они заранее отрепетировали это маленькое представление.

Но вот подошел Тони Флемм, хозяин второразрядного вашингтонского шоу, пытаясь сделать вид, что совсем не завидует.

– Эй, Джек. Классное шоу.

– Правда? Ну, не знаю, не знаю…

Правильно, так его, бедного ублюдка, пусть помучается, пусть объяснит гостям, чем ему так приглянулось это классное шоу. Нет, минуточку, вот идет Бертон Галилей, сияющий, покачивающий головой в притворном ужасе – нет, ну надо же, как Банион в пух и прах разнес президента! А сзади к нему приближаются спикер Палаты представителей и французский посол. Абсолютный триумф. Банион вдохнул полной грудью воздух, напоенный ароматом свечей, и неторопливо выдохнул.

Вэл захлопала в ладоши.

– А теперь прошу всех к столу!

 




Дата добавления: 2015-09-09; просмотров: 15 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав

1 | <== 2 ==> | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |


lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2024 год. (0.014 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав