Студопедия  
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава IV. Балкария в XV – начале XIX вв. по данным письменных источников и устной традиции 4 страница

Читайте также:
  1. A XVIII 1 страница
  2. A XVIII 2 страница
  3. A XVIII 3 страница
  4. A XVIII 4 страница
  5. Abstract and Keywords 1 страница
  6. Abstract and Keywords 2 страница
  7. Abstract and Keywords 3 страница
  8. Abstract and Keywords 4 страница
  9. BEAL AEROSPACE. MICROCOSM, INC. ROTARY ROCKET COMPANY. KISTLER AEROSPACE. 1 страница
  10. BEAL AEROSPACE. MICROCOSM, INC. ROTARY ROCKET COMPANY. KISTLER AEROSPACE. 2 страница

На помощь крестьянам пришли тогда не только ополченцы из других районов Осетии, но также и из Балкарии. При посредничестве Л. Л. Штедера большая часть их требований была удовлетворена. Отряд балкарцев возглавлял некий Бекби, о котором нам, к сожалению, почти ничего не известно. Надо полагать, это была довольно-таки незаурядная личность, сыгравшая в указанных событиях не последнюю роль: по словам Т. А. Хамицаевой, в Дигории о нем даже была сложена песня [114]. Заслуживает внимания то обстоятельство, что Бекби «принес присягу вместе с дигорцами... и требует принесения формальной присяги в верноподданстве» России [115]. В описании этих событий Л. Л. Штедер счел необходимым отметить, что и сама присяга, и переход в христианство многих повстанцев являли собой шаг «чисто политический» [116], т. е. предпринимаемый в надежде на освобождение от феодальной зависимости (прецеденты имели место уже с начала 60-х годов, со времени основания Моздока).

Эти попытки крестьян перехватить инициативу и принять российское подданство «через голову» собственной знати показательны во многих отношениях. Но здесь они интересны парадоксальностью ситуации, когда присяги таубиев, приносимые в надежде на лучшее будущее, едва не обернулись для них потерей какой-то части своих подданных.

Тем не менее, говорить об обратимости избранного ими курса на сближение с Россией было бы ошибочно. Правильнее было бы констатировать, что, столкнувшись с непреодолимыми на тот момент затруднениями, горцы вынуждены были – в который уже раз – перейти к тактике выжидания.

Точка в этой чрезмерно затянувшейся истории была поставлена железной рукой А. П. Ермолова. В 1822 г. возглавляемый им экспедиционный корпус прошел с боями через всю Кабарду, заложив здесь целый ряд опорных пунктов – в том числе и укрепления у выходов из ущелий. Отныне все контакты горцев с населением равнины должны были контролировать гарнизоны этих укреплений. А. П. Ермоловым был наложен строгий запрет на такие формы традиционных связей, как данничество, аталычество и пр., а горцы, выдав аманатов, обязались не пропускать на свою территорию кабардинских повстанцев. «Хотя все эти мероприятия еще не означали фактического присоединения Балкарии к России, - писал Л. И. Лавров, - но экспедиция 1822 г. все же имела решающее значение для судьбы Балкарии» [117].

Так был положен конец целой исторической эпохе в жизни горских народов Центрального Кавказа, эпохе экономической зависимости и вековой изоляции, эпохе вражеских набегов и феодального разбоя. Завершая связанный с ней экскурс, нелишне напомнить о моменте, немаловажном для понимания характера межэтнических отношений в контексте рассмотренного противостояния.

В свое время Б. Скитский подверг резкой и вполне обоснованной критике распространенную в дореволюционной литературе вульгарно-упрощенную трактовку взаимоотношений гор и равнины как господство одного народа над другими. По мнению самого автора на уровне феодальных кругов суть этих отношений сводилась к взаимовыгодному классовому союзу кабардинской и горской знати для господства над массами [118]. В настоящее время такая альтернатива может показаться несколько искусственной, своего рода «подгонкой» под общепринятые в тогдашней науке идеологические установки. Однако еще в 1781г. Л. Л. Штедер, говоря о причинах ненависти дигорцев к кабардинским князьям, отметил со всей определенностью, что именно при поддержке этих князей бадилаты угнетали свой народ [119]. Между прочим, точно к такому же выводу приходят и авторы новейших исследований, свободных от какой бы то ни было идеологии [120].

Но здесь же нелишне вновь подчеркнуть и всю эфемерность такого союза. Агрессивность правителей Кабарды никак не способствовала его упрочению, в то время, как солидаризация горских феодалов со своими подданными в их противостоянии давлению извне становилась со временем куда более надежным средством социального самоутверждения.

К концу 1826 – началу 1827 гг. положение А. П. Ермолова в должности наместника края стало критическим. Могли ли знать об этом горцы или нет, трудно сказать. Вопрос не праздный, если учесть, что последовавшая вскоре «добровольная» отставка А. П. Ермолова была следствием опалы, и, следовательно, не исключала возможности отмены царем некоторых из его мероприятий на Кавказе. Отношение же к такой перспективе на местах никак не могло быть однозначным.

Как бы то ни было, в январе 1827 г. феодальная знать горцев – представители всех балкарских обществ, а также от населения равнинной и горной Дигории спешно прибыли в г. Ставрополь к генерал-лейтенанту Г. А. Емануелю, и принесли присягу на верность России. Акция ставила целью доведение до логического конца тех мероприятий А. П. Ермолова, которые относились к политическому статусу горских обществ, то есть фактическое включение их в состав России и санкционирование этой акции уже на государственном уровне. При этом Россия гарантировала сохранение традиционных обычаев и распорядков, а также сословных прерогатив знати и свободы вероисповедания; феодалы же обязались привести к присяге своих подданных, выдать заложников, а в случае необходимости поступать на военную службу [121].

Нельзя не отметить, что совокупность всех этих условий, по сути дела, сводилась к предоставлению горцам российского подданства с правами довольно-таки широкой автономии. Документы последующих десятилетий дают основание констатировать, что в целом эти права соблюдались правительством долго и неукоснительно. Административные нововведения как форма вовлечения «обществ» в сферу российской юрисдикции внедрялись постепенно, без грубого нажима и без ущерба для коренных интересов населения (В свое время М. Абаев, пожалуй, даже преувеличивал уровень этой автономии, заявляя, будто еще в 90-е годы XIX столетия представитель центральной власти «до смерти старых олиев почти не вмешивался во внутренние общественные порядки» [122]). Впрочем, катализатором наметившегося процесса послужили и встречные шаги самого населения, которое, начиная с 30-40 годов XIX в. все чаще стало прибегать к содействию военной и гражданской администрации края в решении своих частных и общественных проблем. В целом, при всей противоречивости происходивших в ней процессов, балкарская община XIX в. сумела довольно безболезненно «вписаться» в новые исторические условия [123], что следует объяснить не только «гибкостью» ее традиционной структуры [124], но, очевидно, и некоторой гибкостью краевой администрации.

Конечно, в целом реалии тогдашней балкарской действительности вовсе не столь уж однозначны, чтобы их суммарная оценка была сопряжена с риском непроизвольной идеализации. Но, с другой стороны, едва ли больше оснований драматизировать и те из ее негативных моментов, которые традиционно принято было связывать со спецификой Российской империи как «тюрьмы народов». Имущественное неравенство, коррупция и злоупотребление властью, толика пренебрежения к «инородцам» со стороны чиновной знати, трения на почве национальных или социальных противоречий – эти и другие явления подобного рода не имеют границ ни в пространстве, ни во времени. В той или иной мере и в самых различных формах они характерны почти для любого общества, а для нынешней России – едва ли не в большей степени, чем для России дореволюционной.

Поэтому, говоря о значимости произошедших в XIX столетии перемен, необходимо иметь в виду прежде всего то главное, чем это столетие отличается от всех предыдущих: обеспечение мира и элементарного правопорядка, ликвидация реликтов средневековья в этносоциальной сфере, практические мероприятия правительства по решению земельного вопроса, отмена крепостного права и развитие товарно-денежных отношений, ускорение процесса этнической консолидации разрозненных «обществ» и формирование предпосылок их европеизации. Думается, глобальность и значимость указанных перемен дает основания, хотя и с изрядной долей условности, рассматривать 1822 год как своего рода хронологический рубеж, отделяющий средневековую историю Балкарии от новой.




Дата добавления: 2015-09-09; просмотров: 16 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав

Погребальный обряд и вещевой материал | Примечания к главе II | Глава III. Социальная структура, общественный строй, организация защиты 1 страница | Глава III. Социальная структура, общественный строй, организация защиты 2 страница | Глава III. Социальная структура, общественный строй, организация защиты 3 страница | Глава III. Социальная структура, общественный строй, организация защиты 4 страница | Глава III. Социальная структура, общественный строй, организация защиты 5 страница | Примечания к главе III. | Глава IV. Балкария в XV – начале XIX вв. по данным письменных источников и устной традиции 1 страница | Глава IV. Балкария в XV – начале XIX вв. по данным письменных источников и устной традиции 2 страница |


lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2024 год. (0.009 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав