Читайте также:
|
А то слет у них... Что то зачастили... (кричит) Сейчас-сейчас! Бегу!
Василий Васильевич спешит-торопится, бежит отворять двери. Снова летят газеты со стеллажа. Стопкой целой. Под ноги. Василий Васильевич запинается о газетную стопку, падает. Лежит. Над головой кружится газета с «иконостасом» членов политбюро. Форточка на кухне от ветра отворилась, не закрытая была. Звон стекла. Ветер врывается в комнату, газеты поднимаются из стопки – кружатся, кружатся, кружатся... Василий Васильевич лежит, не встает. В дверь кто-то настойчиво продолжает звонить. Василий Васильевич встает, идет в коридор. Слышно шарканье тапок об пол. Тишина. Дошел. Никого. Ничего. Василий Васильевич возвращается в комнату.
Голос Старухи: Да вы романтик, юноша! Газет под ногами не заметили?
Андреевна!
Голос Старухи: Ну, да полно-те... Не надо мата!
Не зли, Андреевна! Никак успокоиться не можешь. Тебя ж всмятку, а ведешь себя... Живее всех живых, блин...
Голос Женщины: Уж отбегали твои ноженьки... Вот и не слушаются – не бегут по ковровой дороженьке. (хохочет)
Очень смешно! Мне тоже было смешно когда-то...
Смех прекращается
У Василия Васильевича на лбу вырастает огромная шишка. Во весь лоб шишка.
Голос Старухи: Пятак надо. Медяной. Им лучше всего.
Замучили, а? Когда вы все угомонитесь, уляжетесь, когда, а? Я обыкновенный машинист. Был. Сейчас – нет. Сейчас в аттракционном парке на железной дороге. Пол ставки. Летом. Парк имени Горького... Я не машинист. Не машинист я больше. Слышите?
Голос Женщины: Я же говорила – маньяк. Раньше людей давили. Сейчас голубей давите? Как вам детей возить еще доверили? Маньяк! Маньяк! Маньяк!
Хватит! Спать давайте. Спать! Вечным сном, слышите? Всем спать! Устроили слёт-налёт...
Голос Старухи: Лови, Васильич!
С неба, с потолка ли, а может со стеллажа, из- под газет выкатилась пятикопеечная монета 1961 года выпуска. Герб Союза Советских... в общем, все как положено... как было... Откуда взялась монета – неясно?
Откуда?
Голос Старухи: Не все ли равно? Ко лбу скорей! Ну? Ей лучше всего. Чтобы Советская, наша, чтобы, не Российская Ваша. Наша помогает. А на Ваш пятак и спичек нынче вон не возьмешь. Мусор, а не деньги! Только металл переводют.
Умные стали. Вот фиг вам не радио больше. Нашли обиталище. По сторонам надо было смотреть в свое время. Раскудахталась – пятак, да пятак... Не стало вот вас, – вот страна и развалилась.
Василий Васильевич прикладывает пятак ко лбу. Шишка, заметно, сразу спадает. Совсем исчезает. Совсем ровный лоб становится. Будто и не было никакой шишки.
Голос Старухи: Полегчало, Васильич?
Легче. Что ж вы не угомонитесь никак? А? (собирает газеты) Как жить мне? Никакого покоя. Там звонят. Тут – говорят. Газеты летят... Пионеров нет. Я же сказал – сами виноваты. Я заставлял вас что ли? Сами под поезд полезли. А-а-а!!! Вы что ли совесть моя, да? А мне нисколечко... Нет. Вот ни капельки – нет!
Голос Женщины: Не будет вам покою. Никогда не будет. Нет. Не будет. Мы мучаемся – и ты помучайся... Ты виноват во всем. Ты виноват... Ты...
Василий Васильевич продолжает собирать газеты. Берет одну – читает, бросает, берет другую – снова читает, снова бросает. Поет, кричит, снова поет, снова кричит. Всякую несуразицу кричит, говорит, шепчет...
...Союз нерушимый, республик свободных, сплотила навеки великая Русь... Славься Отечество наше свободное... От Советского информбюро... Редакциям центральных и местных газет поручено регулярно освещать ход выполнения обязательств по развитию производства высокоэффективной техники для сельского хозяйства и продовольственных отраслей промышленности... Весенним, ободряющем вихрем пронеслась весть о первом полете советского человека в космос. Большой радостью и нескрываемой гордостью отозвалась она в сердцах миллионов, особенно сейчас, когда мы готовимся отметить 91-ую годовщину со дня рождения Владимира Ильича Ленина...
Голос женщины: Не будет покоя тебе. Не будет. Виноват! Виноват! Виноват!
Василий Васильевич ложится на пол, с головой накрывается газетами, закрывается историей, как будто теплым домашним пледом, как будто только что чаю с малиновым вареньем напился, накрывается, чтобы пропотеть, чтобы больше не болеть... Лежит на полу. Не двигается. Газеты только шелестят, вздрагивают, будто расплакались, - всхлипывают. Васильевич тяжело дышит. Лежит под газетами - не двигается.
Пауза.
Карусельщиком пошел работать. Хоть на ребятишек посмотреть. Хоть на чужих, если своих не нажил... Железная дорога – время в пути – 10 минут... Это два круга всего. Десять минут детского счастья. Немцы, что ли приезжали, построили? Хорошая дорога. Пошел машинистом работать на железную дорогу после войны... Думал, хоть забудусь... Любил дорогу. С детства еще. Пацанами ходили на дорогу – по шпалам прыгали... Химический карандаш. Трещины по нему уже пошли. Высох совсем. Я нагибался все... Боялся из окопа выставиться... Кто выставлялся, – погибали. Товарищи мои погибали. А я в окопе сидел и боялся... Да. Достал карандаш и написал письмо домой... Попрощался со всеми. Маме, Аллочке – написал... И все, думаю, теперь я мертвец. Да. До обеда или после обеда убъют – никакой разницы для меня не было уже. Стал как все. Перестал бояться. Страха уже не было. Потому что я не считал себя живым человеком. Маму с Аллочкой забрала, унесла с собой война. Это они тогда со мной попрощались, в окопе, а не я с ними... Ни мамы, ни жены не стало... Один остался. Вот квартиру эту заработал. Спасибо Леониду Ильичу. При нем строил. Не обманул. Вселил. Как ветерана войны, как ветерана труда. Спасибо, Леня. Спасибо. А попривык я со временем, Лень! Никого мне не надо стало. Котов держал. Последний в прошлом году – помирать убежал. Вот один теперь. Совсем один. А знаете, вот когда про Чернобыль объявили... Ну, помните? В 86-ом? А? Когда сказали, что там авария, ну, катастрофа у них там произошла химическая... Страшно было... А сейчас - нисколечко... Нет... Сейчас мне такой сон постоянно снится... Народоваться потом целый день не могу. После сна-то... Ну и вот, снится мне, что я живу в этом самом Чернобыле. Ага! А в городе том кроме меня никто не живет. Только я один. И все. Пустой город. Все везде, как и в любом другом городе – машины, магазины, химчистки, парикмахерские, столовые, школы, детские сады, цирк, планетарий, все, все, все, как и везде... Только людей в том городе нет. Ну, их и в самом деле никого нет. Совсем никого нет сейчас в этом Чернобыле. Пусто-пусто... Никогошеньки! Да. И вот, я один будто живу в этом городе. Хорошо мне так здесь! Хорошо! Иду в магазин – беру что надо. Иду в кино – пленку ставлю – смотрю... Можно еще в этом городе в разных квартирах проживать. В гости ходить... То там поживешь, то тут поживешь. Машины себе тоже можно каждый день менять. Да. На одну сел – уехал. Обратно – на другой приехал. В столовую можно тоже ходить – там всякой еды разной, приготовленной... Только жалко – в этом городе – газеты только за 22 апреля и года неопределенного. Ошибка на типографии что ли? Забыли номер года поставить. Программа телепередач тоже за 22-ое и та же ошибка – год не ясно какой, по радио – число говорят, а год на дворе не указывают. Каждый день – двадцать второе апреля. Это плохо. Вот только это вот плохо. А так – рай, считайте... Почему двадцать второе апреля?
Пауза.
Голос мужчины: Спасибо...
Василий Васильевич голову из под газет высунул.
Ну вот, снова! А? Слышите? Я у него вместо радио. Больше не дождешься ничего от него. Я ему про мечты. А он: «Спасибо!» да снова «Спасибо!», да снова да ладом...
Пауза.
Молчит. Ну, молчи-молчи... Радио не будет! А то умные больно стаете. От него-то... Дерганые какие-то делаетесь. Не надо вам. Вон, газеты читайте. Вспоминайте. Ужас, до чего я люблю старые газеты! Бывает настроение, когда просто приятно повспоминать. Да. Как будто с другой планеты, не с этой... Интересно становится: как жили, про что думали. Читаешь, бывает, - свысока и сбоку так на газетку смотришь, а потом вдруг понимаешь, что ты про это же думал... Про тебя будто все и написано... Да. Вот, тоже заметил, – все улыбаются в старых газетах. Да? Все! А члены правительства – нет! Советские граждане все веселые на фотографиях, а члены политбюро, пенсионного уже возраста, как будто на памятник свой будущий сфоткались. Да. Наперед. Смотришь на них и думаешь, будто все мертвые уже... Те фотки, которые веселые... Они страшные становятся со временем почему-то? Симпатичненькая вот девушка, например, из Киргизской ССР какой-нибудь или из какой-то другой союзной республики – улыбается, за ней производственное помещение, а она по – современному-то, будто на Канарах где нибудь... Счастливая до дури! Приятно посмотреть на нее. А потом через год-два встретится тебе она, вывалится зачем-то со стеллажа – и уродина уродиной. Вроде та же самая, а страшная делается. Бумага что ли стареет, что-то с лицом делается необъяснимое... Да.
В дверь звонят.
Пионеры! Точно, они.
Голос старухи: Сдай ты, Васильич, им эту макулатуру! Вон, радио есть. Места мало занимает. Пыль не собирает. Тряпочкой обтер и дальше слушай... Засыпать тоже хорошо под него...
Голос женщины: В самом деле, зачем держитесь за старое... Детям новые учебники нужны! Людям зарплату задерживают. Денег нет в стране. Нужны инвестиции. Никто в нашу страну не верит. Вы во всем виноваты! Вы! Вы! Вы! Отдайте бумагу детям. Пионеры, они честные, в школу отнесут, учителям отдадут. Хоть деньги потом напечатают учителям, премию дадут учителям за воспитание пионеров...
Голос мужчины: Пионеры вам спасибо скажут!
Отдам. Если хорошие люди – отдам. Если пионеры, если не с-с-суки, то отчего же не отдать? Они не обманут. Нет... Им нужно. Знаю-знаю, нужно. Да. Нужно.
Василий Васильевич идет открывать. В глазок видно - стоят мальчик и девочка, в толстовках с изображением фашистской свастики. Стоят – жуют жвачку, пузыри надувают... В руках автоматы немецкие...
Кто там?
Девочка со свастикой: (лопая жвачный пузырь) Это мы, дедушка!
Мальчик со свастикой: Дедушка, нам дали в школе задание – отыскать живых ветеранов. Вы ведь ветеран?
Я... Ну, воевал... Вы за макулатурой что ли? По объявлению?
Девочка со свастикой: Нет, дедушка, – мы из школы. Нам надо сообщение сделать к понедельнику. Короткое. Ну, на пять-семь минут...
Мальчик со свастикой: Про войну...
Девочка со свастикой:...Да. Нам надо рассказать про войну. Тезисно. У нас – Великая отечественная. Ну, там, кому про Афганистан, кому про Чечню... Про японскую еще... Откройте!
Мальчик со свастикой: Вы нам что-нибудь расскажите. Мы на мобильник быстро все запишем и всё.
Вы пионеры?
Мальчик со свастикой: (девочке)Это он про кого?
Девочка со свастикой: Дедушка, вы нас, наверное, с кем-то путаете. Я Маша, а он Саша. Мы из школы. Нам про войну надо узнать.
Мальчик со свастикой: Ну, глазами очевидца, чтобы... Понимаете?
А где у вас галстуки? Вы не пионеры?
Девочка со свастикой: Нет.
Мальчик со свастикой: Мы просто дети.
А кто вам сказал про меня?
Мальчик со свастикой: Нам никто не сказал. Мы по интернету. Там база есть. Вы последний живой ветеран.
Мальчик со свастикой: Больше нету никого. Все умерли уже.
Девочка со свастикой: Ну, пустите, пожалуйста, а то нам двойку поставят.
Пауза.
Мальчик со свастикой: Вы поймите нас правильно. Мы не преступники какие-нибудь там...
А автоматы?
Мальчик со свастикой: Автоматы? Ну... это у нас прикид такой. Мы специально взяли с собой. Имитация. Мы думали – вам приятно будет... У нас еще вот – на толстовке... Видите? Сейчас мода такая! Это же с войной какой-то связано, да, вроде?
Девочка со свастикой: Так что вы не думайте – мы кое что знаем про войну! (Саше) Да?
Мальчик со свастикой: Да! Ну, откройте?
Пауза.
Девочка со свастикой: Ну, дедушка?! Ну, разве мы виноваты?
Мальчик со свастикой: Если нам поставят двойку, то тогда вы будете во всем виноваты!
Девочка со свастикой: Ну, дедушка!
Василий Васильевич отворяет дверь. Со стеллажа снова падают газеты. Газеты летят в коридор, и здесь, в вихре, сначала кружатся, а потом начинают хлестать по щекам Машу и Сашу, потом громко шелестят, так громко, что может показаться - это шелест всех осенних листьев, всех листопадов за две тысячи лет! Другие советские, российские газеты объединившись, могучей бумажной стеной становятся между детьми и дедушкой. Василий Васильевич хотел что-то сказать пионерам, газетам... Но не успел – газета «Правда» тут же превратилась в большой бумажный кляп и заткнула рот последнему живому ветерану. В бумажном бунте уже не разглядеть ни машиниста Василия Васильевича, ни Маши, ни Саши... Не расслышать голосов Старухи, Женщины, Мужчины... На кухне снова со звоном отворяется форточка. Свежий апрельский ветер врывается в комнатку Василия Васильевича, становится слышен шум приближающегося поезда. Поезд где-то совсем близко. Кажется, он направляется прямиком в сторону дома, где живет Василий Васильевич. Стук колес электропоезда становится совсем неестественным, он ненадолго начинает чем-то напоминать звук автоматной очереди, а потом снова слышится естественный ход железнодорожного состава... Где-то очень далеко, потому что едва слышно, начинает звучать марш «Прощание славянки»... И вот, наконец, становится тихо. Никого нет в квартире Василия Васильевича. И газет нет. Только стульчик детский, да тапки-валенки его есть. На стене – календарь-численник. А вернее будет сказать - то, что от него осталось. Только один листочек - 22 апреля... Какой год – неясно, вторую половинку листочка вихрем газетным обрезало, в форточку, наверное, унесло.
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 75 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |
| Монолог для актера в одном действии | | | Монополизация власти и политики |