|
Читайте также: |
Двери в Зал взорвались так, что все осколки полетели вовнутрь. Осколки мрамора и дерева летели, словно раздробленные кости.
Эмма уставилась на одетых в красное воинов, которые потоком вливались в Зал, а за ними фейри в зеленом, белом и серебряном. А за ними уже нефилимы: Сумеречные Охотники в черном обмундировании, отчаянно пытающиеся защитить своих детей.
Волна стражей поспешила навстречу Омраченным, но была повержена. Эмма наблюдала за всем происходящим, как в замедленном действии. Она знала, что поднялась на ноги, и Джулиан тоже, сунув Тавви в руки Ливии. Они оба пытались загородить собой младших Блэкторнов, насколько безнадежно это бы ни было.
Вот так все и закончится, подумала она. Они скрылись от воинов Себастьяна в Лос-Анджелесе, бежали к Пенхаллоу, а от Пенхаллоу в Зал, и теперь оказались в ловушке, словно крысы, и погибнут здесь, так что могли бы и не убегать вообще.
Она потянулась к Кортане, думая о своем отце, о том, чтобы он сказал, если бы она сдалась. Карстаирсы никогда не сдавались. Они мучились и выживали. Или погибали, стоя на своих ногах. По крайне мере, если она умрет, думала она, она встретится со своими родителями. Хоть это.
Омраченные хлынули в зал, продвигаясь к центру и разрезая на части отчаянно борющихся Сумеречных Охотников, как лезвия машины, косящей пшеничные поля. Все они казались кровавым пятном, но вдруг зрение Эммы обострилось, и она заметила, как один из них отделился из толпы и направился прямо к Блэкторнам.
Это был отец Джулиана.
Время, которое он служил Себастьяну, не пошло ему на пользу. Его кожа была тусклой и серой, все лицо в кровавых порезах, но он целенаправленно двигался вперед, глядя на своих детей.
Эмма застыла. Джулиан, стоящий рядом с ней, заметил своего отца. Его, как будто, загипнотизировали. Эмма поняла, что он видел, как его отца заставили выпить из Дьявольской Чаши, но после этого он его не видел. Не видел, как отец приставлял меч к горлу своего сына, или смеялся над тем, что его сын может умереть; не видел, как пытали Катерину и обратили в Омраченную …
— Джулс, — сказала она. — Джулс, это не твой отец …
Его глаза расширились.
— Эмма, осторожнее …
Она развернулась и закричала. Над ней навис воин фейри, одетый в серебряные доспехи. У него были не волосы, а тягучий клубок колючих веток. Половина его лица была обожжена и покрыта волдырями, видимо, ему прыснули в лицо железной пудрой или каменной солью. Один глаз закатился, был белым и слепым. Другой же смотрел прямо на Эмму с жестоким намерением. Эмма увидела Диану Рэйберн, ее темные волосы кружились, когда она развернулась к ним, с открытым ртом, чтобы выкрикнуть предупреждение. Диана побежала к Эмме и фейри, но вряд ли она могла успеть. С диким рычанием фейри поднял свой бронзовый меч …
Эмма сделала выпад, вонзая Кортану ему в грудь.
Его кровь была, как зеленая вода. Она брызнула ей на руку, когда она в шоке выпустила меч из рук. Он рухнул словно дерево, с тяжелым звуком ударяясь о мраморный пол Зала. Она прыгнула вперед, хватаясь за рукоятку Кортаны, и услышала крик Джулиана.
— Тай!
Она резко обернулась. Среди хаоса, что творился в Зале, она смогла разглядеть небольшое пространство, где находились Блэкторны. Эндрю Блэкторн остановился перед своими детьми, со странной улыбочкой на лице, и протянул свою руку.
И Тай — Тай, самый недоверчивый из всех них, не такой чувствительный, как остальные, — подался вперед, смотря на своего отца, протягивая ему свою руку.
— Папа? — спросил он.
— Тай? — Ливия потянулась к своему брату-близнецу, но ее рука застыла в воздухе. — Тай, не надо …
— Не слушай ее, — сказал Эндрю Блэкторн. И если до этого еще были сомнения, что этот человек совсем не тот, кто раньше был отцом Джулиана, то теперь, когда Эмма услышала его голос, сомнений не было. В его голосе не было доброты, только лед, и свирепое жестокое ликование. — Иди сюда, мой мальчик, мой Тиберий …
Тай сделал еще один шаг вперед, а Джулиан вытащил из-за ремня свой кинжал и бросил его. Он со свистом пролетел по воздуху, прямо и верно, а Эмма вспомнила, до странного четко, как в последний день в Институте Катерина показывала им, как метать нож, ровно и грациозно, как строка в стихотворении. Как бросить нож так, чтобы ни за что не пропустить цель.
Лезвие пролетело мимо Тиберия, и вонзилось в грудь Эндрю Блэкторна. Глаза мужчины широко распахнулись от шока, его серая рука нащупала рукоять кинжала, торчащего из его ребер, а потом он упал, ударившись о землю. Его кровь растеклась по мраморному полу. Тиберий вскрикнул, развернулся, бросился на своего брата и начал колотить Джулиану в грудь.
— Нет, — пыхтел Тай. — Зачем ты это сделал, Джулс? Я тебя ненавижу, я тебя ненавижу …
Казалось, Джулиан этого не чувствовал. Он не сводил глаз с того места, где лежал его отец. К ним уже направлялся другой Омраченный, топча тело своего погибшего товарища. Диана Рэйберн стояла в стороне и начала двигаться к детям, а потом остановилась. Ее глаза были полны сожаления.
Чьи-то руки схватили Тиберия за рубашку и оттащили его от Джулиана. Это была Ливви, с онемевшим лицом.
— Тай, — она обняла своего брата, прижав его кулаки по бокам. — Тиберий, перестань, сейчас же. — Тай остановился и повис на своей сестре. Она хоть и была худенькой, но смогла удержать его вес. — Тай, — заговорила она опять с нежностью. — Ему пришлось. Разве ты не понимаешь? Он должен был.
Джулиан пятился назад. Лицо его белое, как бумага. Все пятился и пятился, пока не ударился спиной в одну из каменных колонн, и скользнул спиной по ней вниз. Рухнув на пол, его плечи тряслись от молчаливых всхлипов.
Моя сестра. Моя королева.
Клэри неподвижно сидела на золотом троне из слоновой кости. Она ощущала себя ребенком, сидящим во взрослом кресле. Его создавали для кого-то крупного, ноги у нее болтались над верхней ступенькой. Она вцепилась в подлокотники трона, но ее пальцы не доставали до резных выступов, предназначенных для ладоней — хотя, так как каждый из них был в форме черепа, у нее все равно не было желания к ним прикасаться.
Себастьян расхаживал внутри своего защитного кольца из рун. Время от времени он останавливался, смотрел на нее и улыбался. Его улыбка была непривычной, радостной, и она ассоциировалась у нее с Себастьяном из ее видения, мальчиком с невинными зелеными глазами. Когда она на него смотрела, он вытащил длинный острый кинжал из-за пояса и провел лезвием по внутренней стороне своей ладони. Потом закинул голову, его глаза наполовину закрыты. Он протянул руку, и по его пальцам стекала кровь и брызнула на руны.
Когда капли крови касались рун, каждая из них начинала сверкать искрами. Клэри вжалась в твердую спинку трона. Руны были не из Серой Книги. Они были чужие и незнакомые. Дверь отворилась и в зал вошла Аматис, а за ней два отряда Омраченных воинов. Их лица были пустыми, когда они молча выстраивались вдоль стены зала, но Аматис выглядела взволнованной. Ее взгляд устремился мимо Джейса, неподвижно лежащего на полу рядом с телом убитого демона, и задержался на лице своего хозяина.
— Милорд Себастьян, — сказала она. — Вашей матери в камере нет.
Себастьян нахмурился и сжал окровавленную руку в кулак. Теперь все руны, что были вокруг него, яростно горели холодным леденяще-голубым пламенем.
— Досадно, — сказал он. — Должно быть, другие выпустили ее.
Клэри ощутила прилив надежды, смешанный с ужасом. Она с трудом сохранила молчание, но заметила, как взгляд Аматис метнулся в ее сторону. Кажется, она не удивилась увидеть здесь Клэри. Наоборот, на ее лице появилась улыбка.
— Хотите, что бы я отправила армию на их поиски? — спросила она Себастьяна.
— Не нужно, — он посмотрел на Клэри и улыбнулся.
И вдруг послышался взрывной сокрушительный звук, и одно окно за спиной Клэри, как раз то, что выходило на Аликанте, раскололось и по нему, беспорядочными линиями, поползли трещины.
— Границы закрываются. Я сам их приведу.
— Стены сжимаются, — сказал Магнус.
Алек попытался протащить его дальше по коридору. Колдун всей тяжестью повис на нем, голова лежала на плече Алека. Алек совершенно не представлял куда они идут, он потерял след бесконечных коридоров, которые, кажется, они прошли давным-давно. Но у не было никакого желания обсуждать это с Магнусом. Кажется, ему итак было худо — его дыхание было прерывистым и резким, сердцебиение учащено. А теперь еще и это.
— Все в порядке, — успокоил Алек, поддерживая Магнуса за талию. — Мы просто должны добраться до …
— Алек, — еще раз сказал Магнус на удивление твердым голосом. — Это не галлюцинации. Стены двигаются.
Алек внимательно посмотрел и почувствовал легкую панику. Воздух в коридоре был тяжелым от пыли; стены сверкали, кажется, и дрожали. Пол стал деформироваться, когда стены начали сдвигаться друг к другу. С одного конца коридор начал сужаться, как закрывающийся уплотнитель мусора. Магнус поскользнулся и ударился об одну из неустойчивых стен и зашипел от боли. Запаниковав, Алек схватил его за руку и притянул к себе.
— Себастьян, — ахнул Магнус, когда Алек начал тащить его вниз по коридору, подальше от рушащихся стен. — Это его рук дело.
Алек удивленно на него посмотрел.
— Как это вообще возможно? Он не может контролировать все!
— Может — если он закрыл двери между мирами. — Магнус тяжело вздохнул. — То мог бы и контролировать весь этот мир.
Изабель вскрикнула, когда позади нее разверзлась земля. Она бросилась вперед, и успела не упасть в пропасть, которая разделила коридор надвое.
— Изабель! — прокричал Саймон, и поймал ее за плечи.
Иногда он забывал о силе, которую давала его телу кровь вампира. Он дернул Изабель с такой силой, что они оба упали назад, и Иззи приземлилась на него. В другом случае ей могло бы это понравиться, но не тогда, когда вокруг них сыпятся камни.
Изабель подскочила на ноги, притягивая его за собой. Они потеряли Люка и Джослин в каком-то другом коридоре, когда стена развалилась на части, от чего сыпались раскрошенные камни. С тех пор все превратилось в сумасшедшую беготню, когда им приходилось уворачиваться от ломающегося дерева и падающих камней, а теперь и пропасть, что открылась в земле. Саймон боролся с отчаянием, он не мог избавиться от мысли, что это конец. Крепость развалится, и они окажутся похоронены под ее обломками.
— Не надо, — сказала Изабель, запыхавшись. Ее темные волосы были все в пыли, на лице была кровь от летящего камня, который ее поцарапал.
— Не надо чего?
Землю вспучило, и Саймон наполовину нырнул, наполовину упал в другой коридор. Он все думал, что крепость будто сгоняла их в одно место. Все эти разрушения, казались, проходили с определенной целью, будто направляли их куда-то …
— Не надо сдаваться, — выдохнула она, бросаясь к ряду дверей, когда коридор за ними начал рушиться. Двери распахнулись, и они с Саймоном ввалились в другое помещение.
Изабель втянула воздух, когда двери за ними захлопнулись, ограждая их от взрывного шума. На мгновение Саймон начал благодарить бога, что земля под его ногами не рушится, и стены не двигаются.
А потом он понял, где они находились, и чувство облегчения тут же исчезло. Они оказались в огромном полукруглом зале, с приподнятой платформой у загнутого края, наполовину скрытого в тени. Вдоль стен стояли Омраченный воины, одетые в красное, словно ряд алых зубов.
В зале воняло смолой и огнем, серой и кровью демона, которую ни с чем не спутаешь. Раздутое тело демона распласталось напротив стены, а рядом с ним еще одно. У Саймона пересохло во рту. Джейс.
В кругу светящихся рун, нарисованных на полу, стоял Себастьян. Он растянулся в улыбке, когда Изабель вскрикнула, побежала к Джейсу, и упала на колени рядом с ним. Она приложила пальцы к его горлу, и Саймон увидел, что ее плечи расслабились.
— Он жив, — сказал Себастьян скучным голосом. — Приказ Королевы.
Изабель взглянула наверх. Несколько прядок ее волос прилипли к пятнам крови на ее лице. Она выглядела разъяренной и красивой.
— Королевы Летнего Двора? Когда она особо переживала за Джейса?
Себастьян засмеялся. Вероятно, он пребывал в отличнейшем настроении.
— Не Королевы Летнего Двора, — сказал он. — А королевы этого царства. Вы должны ее знать.
С нескрываемым удовольствием, он указал на помост в дальнем конце зала и Саймон почувствовал, как у него екнуло его небьющееся сердце. Он едва взглянул на помост, когда они попали в этот зал. Но теперь он видел, что на нем было два трона из слоновой кости и расплавленного золота. И на том, что был справа, сидела Клэри.
Ее рыжие волосы смотрелись невероятно ярко на белом и золотом фоне, как огненное знамя. Ее лицо было бледным и спокойным, ничего не выражающим.
Саймон невольно шагнул вперед, но путь ему немедленно преградили десятки Омраченных воинов, во главе с Аматис. В своей руке она держала огромное копье, на лице устрашающий взгляд.
— Стой, где стоишь, вампир, — проговорила она. — Ты не приблизишься к миледи этого царства.
Саймон отступил назад, он видел, как Изабель переводила удивленный взгляд с Клэри на Себастьяна и на него.
— Клэри, — позвал он.
Она не шелохнулась, но лицо Себастьяна потемнело, как гроза.
— Ты больше не назовешь имя моей сестры, — прошипел он. — Думал, она принадлежит тебе, теперь она принадлежит мне, а я не буду делиться.
— Ты ненормальный, — сказал Саймон.
— А ты мертвец, — проговорил Себастьян. — Разве что-нибудь из этого сейчас имеет значение? — Он осмотрел Саймона с ног до головы. — Дорогая сестра, — сказал он, повысив голос так, чтобы слышал весь зал. — Ты абсолютно уверена, что хочешь сохранить жизнь этому?
Прежде чем она смогла ответить, входная дверь распахнулась, и в зал ворвались Магнус и Алек, а за ними Люк и Джослин. Двери за ними захлопнулись, и Себастьян хлопнул в ладоши. Одна рука у него была в крови и еще одна капля упала ему под ноги и зашипела в том месте, где коснулась рун, словно капля воды на раскаленной сковороде.
— Ну вот, все в сборе, — объявил он с удовольствием. — Вот это вечеринка!
В своей жизни Клэри повидала много чего прекрасного и красивого, и много чего ужасного. Но ничего не было ужасней, чем взгляд на лице ее матери, когда Джослин пристально посмотрела на свою дочь, сидящую на троне рядом с троном Себастьяна.
— Мама, — выдохнула Клэри так тихо, что никто не мог ее услышать. Все смотрели на нее — Магнус и Алек, Люк и ее мать, Саймон и Изабель, которая теперь держала на коленях Джейса, а ее черные волосы падали на него, как шаль. Это было также плохо, как она себе и представляла. Даже хуже. Она ожидала шок и ужас, но она не подумала о боли и предательстве. Ее мама отшатнулась назад, Люк обнял ее руками, чтобы удержать на месте, но смотрел он прямо на Клэри, и смотрел так, будто она была незнакомкой.
— Добро пожаловать, граждане Эдома, — сказал Себастьян, поджав губы. — Добро пожаловать в ваш новый мир.
И он вышел из горящего кольца, который удерживал его. Люк опустил руку на свой ремень, Изабель начала подниматься, но Алек был быстрее всех: одна рука к луку, другая в колчан за спиной, натянул стрелу и выпустил ее, прежде чем Клэри успела выкрикнуть, чтобы его остановить.
Стрела полетела прямо в Себастьяна и вонзилась ему в грудь. От силы удара он отшатнулся назад, и Клэри услышала вздох, прокатившейся среди Омраченных. Мгновение спустя Себастьян восстановил равновесие, и раздраженно вытащил окровавленную стрелу из своей груди.
— Дурак, — проговорил он. — Ты не можешь причинить мне боль, ничто не может на этой земле. — Он бросил стрелу к ногам Алека. — Думал, что ты исключение?
Алек глянул на Джейса, лишь на мгновение, но Себастьян поймал его взгляд и улыбнулся.
— Ах, да, — сказал он. — Ваш герой с небесным огнем. Но он пропал, не так ли? Потрачен на ярость в борьбе с демонами, которых я послал.
Он щелкнул пальцами, и вспыхнула леденяще-голубая искра, поднимающаяся как туман. На мгновение Клэри не могла видеть Джейса и Изабель. Спустя еще мгновение она услышала кашель и вдох, и Изабель убрала руки от Джейса, когда он садился, а потом поднялся на ноги. Окно за спиной Клэри все еще медленно раскалывалось, она слышала, как скрипело стекло. И вот теперь, сквозь треснутое стекло пробивались лучи света и тени.
— С возвращением, брат, — спокойно проговорил Себастьян, когда Джейс оглядывался по сторонам, и с его лица стремительно спадала краска, когда в зале он увидел воинов, своих друзей, которые в ужасе стояли вокруг него, и, наконец, Клэри, сидящую на троне.
— Не хочешь ли ты попытаться меня убить? У тебя там много оружия. Если хочешь попытаться убить меня при помощи небесного огня, то это твой шанс. — Он раскинул руки широко в стороны. — Я не буду сопротивляться.
Джейс поднялся, смотря Себастьяну в лицо. Они были одного роста, практически одинакового телосложения, хотя Себастьян был худее, более жилистым. Джейс был весь грязный и в крови, его одежда порвана, волосы спутаны. Себастьян в красном выглядел элегантно; даже его окровавленная рука выглядела кстати. Запястья Себастьяна были голыми, а на левом запястье Джейса блестел серебряный браслет.
— На тебе мой браслет, — заметил Себастьян. — «Если не смогу достать до Небес, то всколыхну ад». Подходящее высказывание, тебе не кажется?
— Джейс, — прошипела Изабель. — Джейс, сделай это. Ударь его. Давай же …
Но Джейс покачал головой, его рука лежала на поясе с оружием, и он медленно ее опустил. Изабель вскрикнула от отчаяния. Взгляд на лице Алека был столь же мрачным, хотя он стоял молча.
Себастьян опустил свои руки, а потом одну протянул вперед.
— Думаю, пришло время вернуть тебе мой браслет, брат. Время воздавать Цезарю то, что принадлежит Цезарю. Верни мне все мое, включая мою сестру. Ты отказываешься от нее в мою пользу?
— Нет!
Это был не Джейс. Это была Джослин. Она оттолкнула Люка и бросилась вперед, протягивая руки, чтобы добраться до Себастьяна.
— Ты ненавидишь меня — так убей меня. Пытай меня. Делай со мной все, что хочешь, но оставь Клэри в покое.
Себастьян закатил глаза.
— Я итак пытаю тебя.
— Она еще совсем девочка, — причитала Джослин. — Мой ребенок, моя дочка …
Себастьян схватил Джослин за подбородок, отрывая ее чуть от пола.
— Я б ыл твоим ребенком, — сказал он. — Лилит дала мне царство, а ты лишь проклинала меня. Никакая ты не мать, и ты будешь держаться подальше от моей сестры. Ты жива только с ее согласия. Вы все. Ясно?
Он отпустил Джослин, и она отшатнулась назад, на ее лице остался кровавый отпечаток его руки. Люк поймал ее.
— Вы все живы, только потому что этого хочет Кларисса. Только поэтому.
— Ты сказал ей, что не убьешь нас, если она взойдет на трон, — сказал Джейс, расстегивая серебряный браслет на своем запястье. В его голосе не было никакой интонации. Он не встречался взглядом с Клэри. — Не так ли?
— Не совсем, — сказал Себастьян. — Я предложил ей намного больше … Значительнее, чем это.
— Весь мир, — сказал Магнус. Казалось, он держался на ногах через силу. Его голос звучал так, словно камни раздирали ему горло. — Ты собираешься заблокировать границы между нашим миром и этим, не так ли? Вот для чего это кольцо из рун, а не просто для защиты. Чтобы твое заклинание могло сработать. Вот что ты делал. Если ты закроешь врата, ты больше не будешь разделять свою власть между двумя мирами. Вся твоя сила сконцентрируется здесь. И со всей твоей властью, сосредоточенной в этом измерении, ты будешь практически непобедим здесь.
— Если он заблокирует границы, то как сможет вернуться в наш мир? — спросила Изабель. Она поднялась с пола, ее кнут блестел у нее на запястье, но она не собиралась им воспользоваться.
— Никак, — ответил Магнус. — Никто из нас не вернется. Врата между мирами закроются навечно, и мы окажемся здесь в ловушке.
— В ловушке, — задумался Саймон. — Какое мерзкое слово. Вы будете … гостями. — Расплылся в улыбке он. — Гостями в ловушке.
— Вот, что ты ей предложил, — проговорил Магнус, поднимая взгляд на Клэри. — Ты сказал ей, что если она взойдет на трон вместе с тобой здесь, ты заблокируешь границы и оставишь наш мир в покое. Правь Эдомом — спаси мир! Так?
— Какой ты догадливый, — спустя короткую паузу сказал Себастьян. — Это раздражает.
— Клэри, нет! — крикнула Джослин, Люк притянул ее к себе, но она ни на что не обращала внимания, кроме своей дочери. — Не делай этого …
— Я должна, — сказала Клэри, заговорив впервые. Ее голос сорвался и невероятно громко разнесся по каменному залу. Вдруг все посмотрели на нее. Все, кроме Джейса. Он разглядывал браслет, зажатый между его пальцами.
Она выпрямилась.
— Я должна. Разве вы не понимаете? Если я этого не сделаю, он убьет всех в нашем мире. Разрушит все. Миллионы, миллиарды людей погибнут. Он превратит наш мир в это.
Она жестом указала в сторону окна, которое выходило на сожженные равнины Эдома.
— Оно того стоит. Должно стоить. Я научу его любить. Он не обидит меня. Я в это верю.
— Думаешь, ты сможешь его изменить, смягчить его, сделать его лучше, потому что ты единственная, о ком он заботится, — сказала Джослин. — Я знаю мужчин из рода Монгерштернов. Ничего не выйдет. Ты пожалеешь …
— Ты никогда не держала в своих руках жизнь целого мира, мама, — сказала Клэри с бесконечной нежностью и бесконечной тоской. — Ты можешь давать только советы.
Она посмотрела на Себастьяна.
— Я выбираю то, что выбирает он. Подарок, который он мне преподносит. Я его принимаю.
Она заметила, как Джейс сглотнул. Он бросил браслет в открытую ладонь Себастьяна.
— Клэри — твоя, — сказал он и отступил назад.
Себастьян щелкнул пальцами.
— Вы слышали ее, — сказал он. — Все вы. На колени перед вашей королевой.
Нет! Подумала Клэри, но заставила себя молчать и сидеть спокойно. Она смотрела, как Омраченные начали друг за другом опускаться на колени, склоняя головы. Последняя была Аматис, но она не склоняла своей головы. Люк пристально смотрел на свою сестру, кожа на его лице была содрана. Клэри осознала, что он впервые видит свою сестру вот такой, хотя ему об этом говорили.
Аматис повернулась и через плечо посмотрела на Сумеречных Охотников. Лишь на мгновение ее взгляд остановился на ее брате, ее губы сжались. Это был злобный взгляд.
— Делайте, — сказала она. — На колени, или я вас убью.
Магнус был первым. Кто бы мог подумать. Магнус был так горд, но тогда это была гордость, превосходящая пустоту жестов. Она сомневалась, что для него было позором встать на колени, когда для него это ничего не значило. Он грациозно опустился на колени, и Алек последовал за ним; потом Изабель, затем Саймон, за ним Люк, который потащил за собой мать Клэри. И, наконец, Джейс, склонив свою светлую голову, встал на колени. И тут Клэри услышала, как за ее спиной разлетелось на мелкие кусочки окно. Ее разбитое сердце звучало также.
Осколки посыпались вниз, а за ними голый камень. Не было больше окна, которое вело бы в Аликанте.
— Вот и все. Все пути в Аликанте закрыты.
Себастьян не улыбался, но он выглядел … раскаленным. Будто он горел. Кольцо из рун на полу сверкало голубым огнем. Он побежал к помосту, делая два шага за раз, и протянул руку, чтобы поймать руки Клэри. Она позволила ему спустить себя вниз до тех пор, пока она не оказалась прямо перед ним. Он не отпускал ее из рук, которые были как огненные браслеты на ее запястьях.
— Ты соглашаешься на это, — сказал он. — Ты признаешь свой выбор?
— Соглашаюсь, — сказала она, заставляя себя смотреть на него с абсолютной прямотой. — Да.
— Тогда поцелуй меня, — сказал он. — Поцелуй меня так, как ты любишь меня.
Внутри у нее все сжалось. Она этого ждала, но это было похоже на ожидание удара в лицо. К этому нельзя быть готовым. Она осматривала его лицо. В каком-нибудь другом мире, в какое-нибудь другое время, какой-то другой брат улыбался ей по ту сторону лужайки, глаза зеленые как весна. Она постаралась улыбнуться.
— Перед всеми? Не думаю …
— Мы должны им показать, — сказал он, на лице его не дрогнул и мускул, словно ангел выносил приговор. — Что мы едины. Докажи себе, Кларисса.
Она наклонилась к нему, он вздрогнул.
— Пожалуйста, — проговорила она. — Обними меня.
В его глазах она уловила вспышку какой-то уязвимости, удивления тому, что его попросили, прежде, чем он обвил ее своими руками. Он притянул ее ближе, она положила одну руку ему на плечо. Другая рука скользнула к ее талии, туда, где в ножнах лежал Эосфорос, заправленный за ремень ее одежды. Своими пальцами она взялась позади его шеи. Его глаза были широко раскрыты; она видела его сердцебиение, пульсирующее на его горле.
— Давай, Клэри, — сказал он, и она наклонилась, прикасаясь губами к его лицу. Она почувствовала, как он вздрогнул, когда она прошептала, двигая губами по его щеке.
— Аве, мастер, — сказала она и увидела, как его глаза распахнулись еще шире, как раз тогда, когда она вынула Эосфорос и занесла его яркой дугой, вонзая лезвие ему в грудную клетку, а наконечник подобрался к его сердцу.
Себастьян ахнул, и дернулся в ее руках. Потом отшатнулся назад, а рукоятка ее меча торчала из его груди. Глаза его были широко раскрыты, и на мгновение она заметила в его взгляде шок от предательства, шок и боль, и это на самом деле ранило. Ранило где-то глубоко, в том месте, которое она уже давно похоронила; место, которое скорбело по брату, каким он мог бы стать.
— Клэри, — выдохнул он, начиная выпрямляться, и теперь, чувство предательства в его глазах начинало исчезать. Она увидела, как начинала зарождаться искра ярости. Не получилось, в ужасе подумала она; не сработало, и даже если границы между мирами уже были заблокированы, он отыграется на ней, на ее друзьях, ее семье, на Джейсе.
— Тебе лучше знать, — сказал он, опуская руки, чтобы взяться за рукоятку меча. — Мне нельзя причинить боль, только ни оружием под небесами ….
Он вздохнул и замолчал. Его руки сомкнулись на рукоятке, чуть повыше раны в его груди. Крови не было, но была вспышка красного цвета, огненная искра. Рана начала гореть.
— Что … это? — спросил он сквозь зубы.
— И я дам ему Утреннюю Звезду, — сказала Клэри. — Это оружие создано не под небесами. Это и есть небесный огонь.
С криком он вынул меч обратно. Он удивленно взглянул на рукоятку с рисунками звезд, прежде чем вспыхнул, как клинок серафима. Клэри попятилась назад, споткнувшись о край ступеней, ведущих к трону, и прикрыла лицо рукой. Он горел, горел, как огненный столб перед Израильтянами. Она видела Себастьяна в языках пламени, но они были вокруг него, поглощая его своим белым светом, превращая его в очертание черных угольков внутри такого яркого пламени, что у нее жгло глаза.
Клэри отвела взгляд в сторону, закрывая лицо рукой. Мысленно она вернулась в ту ночь, когда она сквозь пламя пришла к Джейсу, поцеловала его и попросила довериться ей. И он поверил, даже когда она опустилась перед ним на колени и воткнула в землю Эосфорос. Вокруг него, своим стило она все рисовала и рисовала одну и ту же руну — руну, которую видела она лишь однажды, сейчас уже казалось, что было это очень давно, на крыше Манхэттена: крылатая рукоять на мече ангела.
Дар Итуриэля, считала она, который прежде так щедро ее одаривал. Рисунок, сохранившийся в ее памяти, пока не понадобился ей. Руна, обозначающая небесный огонь. В ту ночь, на демонической равнине, пламя вокруг них испарялось, а меч Эосфорос впитывал его в свое лезвие до тех пор, пока метал горел и сверкал и звенел, когда она прикасалась к нему, звуком ангельского хора. После огня остался лишь широкий круг из песка, расплавленного и превратившегося в стекло, вещество, которое блестело словно поверхность озера, которое она так часто видела в снах. Замерзшее озеро, где в ее кошмарах не на жизнь, а на смерть сражались Джейс и Себастьян.
Это оружие могло бы убить Себастьяна, сказала тогда она. Джейс сомневался, был более осторожным. Он пытался забрать его у нее, но свет в нем погас, когда тот к нему прикоснулся. Он реагировал только на нее, на ту, кто создал его. Она признала, что они должны быть осторожными, на тот случай, если ничего не получится. Казалось, было верхом высокомерия думать, что она заперла священный огонь, также как огонь был заперт в клинке Блистательного …
Но Ангел преподнес тебе этот дар, чтобы ты могла творить, сказал тогда Джейс. И разве в наших венах не течет его кровь?
Как бы тогда не звучал клинок, сейчас этот звук исчез, исчез внутри ее брата. Клэри слышала, как кричал Себастьян, и помимо этого кричали Омраченные. На нее дул обжигающий ветер, несущий с собой запах древней пустыни, места, где случаются чудеса и где случилось божественное предсказание манифеста в огне.
Шум прекратился также внезапно, как и начался. Под ногами Клэри пошатнулся помост, когда на него рухнуло что-то тяжелое. Клэри посмотрела наверх и увидела, что огонь исчез, хотя земля была повреждена, а оба трона почернели, золото на них больше не блестело, а обуглилось, сгорело и расплавилось.
Себастьян лежал на спине в нескольких футах от нее. В его груди чернела огромная дыра. Он повернул к ней свою голову, лицо его напряженное и бледное от боли. У нее сжалось сердце.
Глаза его были зелеными.
У нее подкосились ноги, и она упала на колени.
— Ты, — прошептал он, и она с ужасом уставилась на него, не в силах отвести взгляд от того, что она натворила. Его лицо было абсолютно белым, как бумага, натянутая на кость. Она не могла смотреть вниз, на его грудь, где уже не было его куртки. Она видела черное пятно на его рубашке, словно капля кислоты. — Ты поместила … небесный огонь … в лезвие меча, — сказал он. — Это было умно.
— Это была руна, вот и все, — сказала она, склоняясь над ним, и пытаясь встретиться с ним взглядом. Он выглядел по-иному, не только его глаза, но и все его лицо, линия его подбородка стала мягче, рот без жестокой улыбки.
— Себастьян …
— Нет. Я не Себастьян. Я — Джонатан, — прошептал он. — Я — Джонатан.
— Все к Себастьяну!
Это была Аматис, поднимающаяся на ноги, все Омраченные за ее спиной. На ее лице была печаль и ярость. — Убейте девушку!
Джонатан попытался сесть.
— Нет! — закричал он хриплым голосом. — Назад!
Омраченные Сумеречные Охотники, которые уже рванули вперед, замерли в растерянности. Затем, притиснувшись между ними, вышла Джослин. Она толкнула Аматис, даже не взглянув на нее, и бросилась вверх по ступеням помоста. Она направилась к Себастьяну — Джонатану — а потом замерла, стоя над ним и глядя на него с изумлением, смешанным с ужасом.
— Мама? — сказал Джонатан. Он смотрел так, будто не мог сфокусировать свой взгляд на ней. Он начал закашливаться. Из его рта потекла кровь. В легких были хрипы.
Иногда я вижу сны, про мальчика с зелеными глазами, мальчика, которого никогда не травили кровью демона, мальчика, которой умел смеяться и любить и быть человеком, и этого мальчика я оплакивала, но он никогда не существовал.
Лицо Джослин стало бесчувственным, словно она пыталась на что-то решиться. Она опустилась на колени и положила на них голову Джонатана. Клэри пристально за ней наблюдала; вряд ли она могла бы сделать тоже самое. Вряд ли смогла бы прикоснуться к нему вот так. Опять же, ее мать всегда винила себя за существование Джонатана. Что-то было в ее решительном выражении лица. Что-то, что говорило о том, что она видела, как он вошел в этот мир, и увидит, как он его покинет.
Пока она придерживала голову Джонатана, его дыхание ослабилось. На его губах была кровавая пена.
— Прости, — сказал он, задыхаясь. — Мне так … — его взгляд перешел на Клэри. — Знаю, что сейчас я уже ничего не могу сделать или сказать, что позволит мне умереть хоть с толикой милосердия, — сказал он. — И я не стану тебя винить, если ты перережешь мне горло. Но я … я сожалею. Мне … жаль.
Клэри молчала. Что она могла сказать? Все нормально? Но это не так. Ничего из того, что он им сделал, не было нормальным, не в этом мире, не для нее. Есть вещи, которые нельзя простить.
И все же, не он их совершал, не совсем он. Этот человек, мальчик, которого держала ее мать, будто он был ее наказанием, был не Себастьян, который пытал и убивал и разрушал. Она вспомнила, что говорил ей Люк, как казалось уже много лет назад: Аматис, которая служит Себастьяну, больше не моя сестра, как и Джейс, который служил Себастьяну, не был мальчиком, которого ты полюбила. Больше не моя сестра, как и Себастьян больше не сын твоей матери, который должен был у нее быть.
— Не надо, — сказал он и полуприкрыл свои глаза. — Я вижу, ты пытаешься во всем разобраться, моя сестра. Могу ли я быть прощен так, как Люк простит свою сестру, если Дьявольская Чаша освободит ее сейчас. Но, видишь ли, когда она была его сестрой. Когда-то она была человеком. Я же … — он закашлялся, на его губах появилось еще больше крови. — Меня вообще не существовало. Небесный огонь сжигает то, что является злом. Джейс выжил после удара Блистательным, потому что он добрый. От него осталось достаточно, чтобы жить. Но я был рожден, чтобы сокрушать. Этого недостаточно, чтобы выжить. Ты видишь чей-то призрак, кто мог бы существовать, вот и все.
Джослин плакала, молчаливые слезы стекали по ее лицу. Она сидела прямо и тихо.
— Я должен вам сказать, — прошептал он. — Когда я умру, Омраченные накинутся на вас. Я не смогу их сдерживать. — Его взгляд метнулся к Клэри. — Где Джейс?
— Я здесь, — сказал Джейс. Он уже поднялся на помост, на его лице жесткое, озадаченное и печальное выражение. Клэри встретилась с ним глазами. Она знала, как, должно быть, тяжело ему было подыграть ей, позволить Себастьяну думать, что она принадлежала ему, наконец, позволить Клэри рискнуть собой. И она знала, какого было ему, Джейсу, который так сильно хотел отомстить, смотреть на Джонатана и понимать, что часть Себастьяна, которая должна была быть наказана, теперь исчезла. Здесь был другой человек, совершенно другой, кому никогда не давали шанса жить, и теперь уже никогда не дадут.
— Возьми мой меч, — сказал Джонатан, его дыхание стало прерывистым. Он указал на Фаэсфорос, который лежал чуть поодаль. — Вскрой, вскрой его.
— Вскрыть? — спросила Изабель в недоумении, но Джейс уже двигался, чтобы взять меч, спрыгивая с помоста. Он прошел через зал, мимо толпившихся Омраченных, мимо круга из рун, туда, где лежало тело демона Бегемота в луже его гноя.
— Что он делает, — спросила Клэри, хотя когда Джейс взмахнул мечом и рассек тело демона, все стало ясно. — Откуда он знает …
— Он … знает меня, — выдохнул Джонатан.
На пол вывалились зловонные кишки демона; лицо Джейса скривилось от отвращения, а потом от удивления, и потом от понимания. Он наклонился вниз и голой рукой вытащил что-то шероховатое, блестящее от гноя. Он поднял это вверх, и Клэри узнала Дьявольскую Чашу.
Она посмотрела на Джонатана, его глаза закатывались назад, а по телу пробежала дрожь.
— Ск-к-кажи ему, — заикался он, — Скажи, что бы он бросил ее в кольцо рун.
Клэри подняла голову.
— Брось ее в кольцо! — крикнула она Джейсу, а Аматис развернулась.
— Нет! — закричала она. — Если разрушится Чаша, то мы все умрем!
Она бросилась к помосту.
— Лорд Себастьян! Не позволяйте сокрушить Вашу армию! Мы все Вам верны!
Джейс посмотрел на Люка. Он смотрел на свою сестру с выражением безграничной печали, печали такой же глубокой, как смерть. Люк потерял свою сестру навсегда, а Клэри только сейчас обрела своего брата, брата, который не был с ней всю жизнь, и все равно, в обоих случаях — это была смерть.
Джонатан, чуть навалившись на плечо Джослин, посмотрел на Аматис, его зеленые глаза похожи на огни.
— Прости, — сказал он. — Я не должен был тебя создавать.
И он отвернулся от нее.
Люк кивнул Джейсу, и тот бросил Чашу в кольцо из рун так сильно, как только мог. Она ударилась о пол и разбилась на мелкие кусочки.
Аматис ахнула, и прижала руки к груди. На мгновение, лишь на мгновение, она посмотрела на Люка так, будто узнала его, в ее глазах была даже любовь.
— Аматис, — прошептал он.
Ее тело упало на землю. За ней последовали Омраченные. Один за другим они падали там, где стояли. Зал был заполнен телами.
Люк отвернулся, слишком много боли в его глазах, и Клэри было невыносимо на него смотреть. Она услышала крик — далекий и хриплый. На мгновение она подумала, не был ли это Люк, или кто-нибудь другой, кто был в ужасе от того, что гибло столько много нефилимов, но крик все нарастал и нарастал, и превратился в громкий визг, от которого задрожали стекла и пыль поднялась за окном, которое выходило на Эдом. Небо стало кроваво-красным, а крик все продолжался, теперь уже более глухой, задыхающийся от печали, словно вся вселенная плакала.
— Лилит, — прошептал Джонатан. — Она оплакивает своих умерших детей, детей по крови. Она плачет по ним, и по мне.
Эмма вытащила Кортану из тела мертвого воина фейри, не обращая внимания на пятна крови на ее пальцах. Она думала только о том, как добраться до Джулиана — она видела ужасающий взгляд на его лице, когда он опустился на землю, а если Джулиан сломлен, тогда сломлен был весь мир, и уже больше ничего не будет правильным.
Ее окружила толпа; но она едва обращала на них внимание, когда пропихивалась сквозь них к Блэкторнам. Дрю прижалась к колонне за Джулсом, она укрыла своим телом Тавви, чтобы его защитить. Ливия все еще держала за руку Тая, но теперь она стояла с открытым ртом и смотрела мимо него. А Джулс — Джулс все еще сидел, прислонившись к колонне, но начал поднимать голову, и когда Эмма поняла, что он пристально куда-то смотрел, обернулась, чтобы посмотреть куда именно.
По всему залу Омраченные начали падать. Они валились, как поверженные шахматные фигуры, молчаливые, не издающие ни звука. Они падали, блокированные в бою с нефилимами, а их братья-фейри уставились на то, как воины Омраченных падали один за другим на пол.
Резкий крик победы вырвался из горла нескольких Сумеречных Охотников, но Эмма едва их услышала. Она бросилась к Джулиану и опустилась рядом с ним на колени. Он посмотрел на нее, его зелено-голубые глаза были несчастными.
— Эм, — хрипло проговорил он. — Я думал, что фейри тебя убьют. Я думал …
— Я в порядке, — прошептала она. — А ты?
Он покачал головой.
— Я его убил, — сказал он. — Я убил своего отца.
— Это был не твой отец.
У нее слишком пересохло в горле, чтобы продолжать говорить. Вместо этого она протянула руку и нарисовала на тыльной стороне его ладони. Не слово, а знак: руну храбрости, а потом, несимметричное сердце.
Он покачал головой, будто говоря Нет, нет, я этого не заслуживаю, но она нарисовала снова, а потом наклонилась к нему, не смотря на то, что испачкана кровью, она положила свою голову ему на плечо.
Фейри бросились бежать из Зала, бросая свое оружие на ходу. Поток нефилимов с площади в Зал становился все больше и больше. Эмма увидела Хелен, направляющуюся к ним, вместе с ней была Алина, и впервые с тех пор, как они покинули Пенхаллоу, Эмма позволила себе поверить в то, что они выживут.
— Они мертвы, — сказала Клэри, с изумлением оглядывая зал, заполненный останками армии Себастьяна. — Они все мертвы.
Джонатан издал сдавленный смешок.
— Хочу я сделать доброе, Хоть это не в моей природе, — пробормотал он, и Клэри узнала цитату с уроков Английского. Король Лир. Самая печальная из всех трагедий. — Это было что-то. Омраченные исчезли.
Клэри склонилась над ним, настойчиво говоря:
— Джонатан. Пожалуйста. Скажи нам, как открыть границы. Как нам вернуться домой. Должен быть какой-то путь.
— Пути … пути нет, — прошептал Джонатан. — Я разрушил ворота. Путь к Летнему Двору закрыт. Все пути закрыты. Это … это невозможно. — Его грудь тяжело вздымалась. — Простите.
Клэри промолчала. Она чувствовала лишь горечь во рту. Она рисковала собой, спасла мир, но все, кого она любила — умрут. На мгновение ее сердце наполнилось ненавистью.
— Хорошо, — сказал Джонатан, глядя на ее лицо. — Ненавидь меня. Радуйся, когда я умру. Сейчас последнее, чего мне хочется, так это доставить еще больше печали.
Клэри посмотрела на мать. Джослин сидела тихо, держа спину прямо, а слезы скатывались по ее лицу. Клэри глубоко вздохнула. Она вспомнила площадь в Париже, она сидела за столиком напротив Себастьяна, и она сказал: Думаешь, ты сможешь меня простить? То есть, ты думаешь, что прощение возможно для таких, как я? Чтобы случилось, если бы Валентин воспитывал тебя вместе со мной? Ты бы любила меня?
— Я не ненавижу тебя, — наконец сказала она. — Я ненавижу Себастьяна. Тебя я не знаю.
Глаза Джонатана закрылись.
— Как-то я мечтал о зеленой лужайке, — прошептал он. — Там был большой дом и маленькая девочка с рыжими волосами, и приготовления к свадьбе. Если существуют другие миры, тогда может быть есть тот, где я хороший брат и хороший сын.
Может быть, подумала Клэри, и ей так захотелось попасть в этот мир, ради мамы, ради самой себя. Она знала, что у помоста стоял Люк и наблюдал за ними. Она знала, что на его лице слезы. Джейс, Лайтвуды и Магнус, все стояли позади, и Алек держал Изабель за руку. Повсюду лежали мертвые тела Омраченных воинов.
— Не знала, что ты мог мечтать, — сказала Клэри, и она глубоко вздохнула. — Валентин заполнил твои вены ядом, и потом учил тебя ненавидеть. У тебя никогда не было выбора. Но меч все это сжег. Может быть, такой ты и есть на самом деле.
Он сделал невозможный и прерывистый вдох.
— Это красивая ложь, чтобы поверить, — сказал он, и невероятно, но по его лицу прошлась чуть заметная улыбка, горькая и милая. — Огонь Блистательного выжег демоническую кровь. Всю мою жизнь она обжигала мои вены и резала мне сердце, словно ножом, своей тяжестью тянула меня вниз — всю мою жизнь, а я этого и не знал. Я не чувствовал разницы. Я никогда не чувствовал себя так … легко, — мягко сказал он, а потом улыбнулся и закрыл глаза. И умер.
Клэри медленно поднялась на ноги. Она посмотрела вниз. Ее мать сидела на коленях, держа тело Джонатана, которое распласталось у нее на коленях.
— Мам, — прошептала Клэри, но Джослин не подняла головы. Спустя мгновение, кто-то прошел мимо Клэри. Это был Люк. Он сжал ее руку, а затем опустился на колени рядом с Джослин, поглаживая рукой по ее плечу.
Клэри отвернулась, не могла больше этого выносить. Она чувствовала давящий груз печали. Она слышала голос Джонатана у себя в голове, когда спускалась по лестнице: Я никогда не чувствовал себя так легко.
Она шла вперед между трупами и гноем на полу, онемевшая и отяжелевшая от понимания того, что у нее ничего не вышло. После всего, что она сделала, все равно не осталось выхода, чтобы их спасти. Они ждали ее: Джейс и Саймон и Изабель, и Алек и Магнус. Магнус выглядел больным и бледным и очень, очень уставшим.
— Себастьян умер, — сказала она, и они все посмотрели на нее, у всех уставшие и грязные лица, будто они были слишком измождены и истощены, чтобы что-то чувствовать от такой новости, даже облегчение. Джейс сделал шаг вперед и взял ее руки в свои, поднял их и быстро поцеловал. Она прикрыла глаза, словно к ней вернулась какая-то часть теплоты и света.
— Руки воина, — тихонько произнес он и отпустил ее. Она посмотрела вниз на свои пальцы, пытаясь увидеть то, что разглядел он. Ее руки были просто руками, маленькими и огрубелыми, запачканные грязью и кровью.
— Джейс как раз рассказывал, — сказал Саймон, — что ты сделала с мечом Моргенштернов. Что все это время ты обманывала Себастьяна.
— Но не в самом конце, — сказала она. — Не тогда, когда он превратился в Джонатана.
— Я бы хотела, чтобы ты нам рассказала, — сказала Изабель. — Про свой план.
— Простите, — прошептала Клэри. — Я боялась, что ничего не получится. Что разочарую вас. Думала, будет лучше … не надеяться слишком сильно.
— Надежда — это то, что иногда позволяет нам двигаться дальше, — сказал Магнус, хоть он не звучал обиженным.
— Мне было нужно, чтобы он поверил, — сказала Клэри. — Нужно было, чтобы вы поверили тоже. Он должен был видеть вашу реакцию и думать, что победил.
— Джейс знал, — проговорил Алек, поднимая на нее взгляд. Он тоже не злился, просто был потрясенным.
— И я не смотрел на нее с момента, когда она взошла на трон до того, как она не вонзила меч этому ублюдку в сердце, — сказал Джейс. — Я просто не мог. Отдавая ему браслет, я … — он замолчал. — Прости. Я не должен был называть его ублюдком. Себастьян был таким, но Джонатан нет, не был. И твоя мама …
— Она как будто потеряла своего ребенка дважды, — сказал Магнус. — Но есть вещи и похуже.
— Как насчет того, что мы оказались запертыми в ловушке в царстве демонов без выхода отсюда? — спросила Изабель. — Клэри, нам надо вернуться в Идрис. Боюсь спрашивать, но Себ… Джонатан ничего не сказал о том, как разблокировать границы?
Клэри сглотнула.
— Он сказала, что никак. Что они заблокированы навсегда.
— Значит мы в ловушке, — сказала Изабель, в ее глазах шок. — Навсегда? Не может быть. Должно быть заклинание … Магнус …
— Он не лгал, — сказал Магнус. — Нельзя по новой открыть дороги в Идрис.
Наступила ужасающая тишина. А потом Алек, чей взгляд был прикован к Магнусу, спросил:
— И нам никак не выбраться?
— Об этом я и говорю, — ответил Магнус. — Выхода нет.
— Нет, — сказал Алек и в его тоне присутствовали нотки угрозы. — Ты сказал, что для нас нет пути назад, имея в виду, что кто-то может выбраться отсюда.
Магнус отошел от Алека и окинул всех взглядом. Выражение его лица было беспечным, лишенным своей обычной беззаботности, и он выглядел очень молодым и в тоже время очень, очень старым. Его лицо было лицом молодого человека, но перед его глазами прошли века, и Клэри как никогда это понимала.
— Есть вещи и похуже смерти, — сказал Магнус.
— Может, ты позволишь нам судить об этом самим, — сказал Алек и Магнус в отчаянии потер лицо руками и сказал:
— О, Боже. Александр, я прошел всю свою жизнь, не прибегая к этому пути, за исключением одного раза, когда я усвоил этот урок. И это не тот урок, который бы я хотел, чтобы вы познали.
— Но ты жив, — сказала Клэри. — Ты пережил этот урок.
На лице Магнуса появилась ужасная улыбка.
— Это было бы не совсем уроком, если бы я не выжил, — сказал он. — Но меня предупредили. Играть в кости на свою собственную жизнь — это одно, а играть вашими жизнями …
— Мы все равно здесь умрем, — сказал Джейс. — Давайте воспользуемся шансом.
— Я согласна, — сказала Изабель, и остальные поддержали. Магнус посмотрел на помост, где все еще находились Люк и Джослин, и вздохнул.
— Большинством голосов, — сказал он. — Вы знаете одну старую поговорку у нежити о том, что бешенные собаки и нефилимы не внимают предупреждениям?
— Магнус… — начал Алек, но Магнус только покачал головой и слабо поднялся на ноги. На нем все еще были лохмотья, оставшиеся от той одежды, которую она надел на ужин в пристанище Народа Фейри в Идрисе, который, казалось, был уже так давно. Во все стороны торчали клочья пиджака от костюма и галстука. На его пальцах засверкали кольца, когда он сложил руки вместе, словно в мольбе и закрыл глаза.
— Отче мой, — сказал он, и Клэри услышала, как Алек втянул воздух. — Отче мой, сущий в Аду, грешное имя Твое. Да придет царствие Твое, Да будет воля Твоя, в Эдоме, также, как и в аду. Не отпускай нам грехи наши, ибо в этом огне из огней не будет ни любящей доброты, ни сострадания, ни искупления. Отче мой, кто разжигает войны в высших местах и низших, приди ко мне сейчас. Я призываю тебя, как твой сын и беру на себя всю ответственность за это.
Магнус открыл свои глаза. Его лицо ничего не выражало. Пять пар шокированных глаз смотрели на него в ответ.
— Во имя Ангела… — начал Алек
— Нет, — за их спинами послышался голос. — Определенно не во имя Ангела.
Клэри уставилась туда, откуда послышался голос. Сначала она ничего не увидела, лишь движущееся пятно тени, а затем какая-то фигура, отделившаяся от темноты. Высокий мужчина, бледный, как кость, в чистом белом костюме. На его запястьях сверкали серебряные запонки, в форме мухи. У него было человеческое лицо, бледная кожа натянута на кости, скулы острые, как лезвия. У него были ни столько волосы, сколько сверкающая корона из колючей проволоки.
Глаза были золотисто-зеленые, с зрачками-щелками, как у кошки.
— Отец, — печально выдохнул Магнус. — Ты пришел.
Мужчина улыбнулся. Его передние зубы были острыми и тоже торчали, как у кошки.
— Мой сын, — сказал он. — Давно ты меня звал. Я уже начал отчаиваться, что ты меня больше не позовешь.
— Я и не планировал, — сухо ответил Магнус. — Я вызывал тебя лишь однажды, чтобы убедиться, что ты был моим отцом. Того раза было достаточно.
— Ты ранил меня, — сказал мужчина и улыбнулся своей острозубой улыбкой остальным. — Я Асмодей, — представился он. — Один из Девяти Принцев Ада. Вы, наверно, слышали мое имя.
Алек издал короткий звук, но быстро замолчал.
— Когда-то я был серафимом, точнее одним из ангелов, — продолжил Асмодей и выглядел довольным собой. — Частью бесчисленной компании. А потом пришла война, и мы рассыпались как звезды в небесах. Я последовал за Светоприносящим, Утренней Звездой, так как я был одним из его главных советников. И когда он упал, я упал вместе с ним. Он воскресил меня в Аду и сделал одним из своих девяти правителей. Если вам интересно, предпочтительнее править в аду, чем служить на небесах — я делал и то и другое.
— Вы… отец Магнуса? — спросил Алек сдавленным голосом. Он повернулся к Магнусу. — Когда в тоннеле метро ты освещал путь ведьминым огнем, он переливался разным светом у тебя в руках, это из-за него? — Он указал на Асмодея.
— Да, — ответил Магнус. Он выглядел очень уставшим. — Я предупреждал тебя, Александр, что это было то, что тебе не понравится.
— Не пойму, из-за чего вся суета. Я был отцом многих колдунов, — сказал Асмодей. — Но горжусь я больше всего Магнусом.
— А кто остальные? — спросила Изабель, с подозрением в ее темных глазах.
— То, что он не договаривает, так это то, что большинство из них мертвы, — сказал Магнус. Он мельком встретился взглядом со своим отцом, а потом отвернулся, будто не мог выносить длительного зрительного контакта со своим отцом. Его тонкий чувственный рот был сжат в жесткую линию. — Он также не скажет вам, что у каждого принца ада есть свое царство, которым они правят. Это царство — его.
— Раз уж это место — Эдом — Ваше царство, — сказал Джейс, — тогда Вы несете ответственность за то, что здесь произошло?
— Это мое царство, хотя я редко здесь бываю, — сказал Асмодей, мученически вздыхая. — Замечательное было место. Нефилимы этого царства прилично сражались. Когда они изобрели скептрон, я даже думал, что они могут победить, в конце концов, но Джонатан Сумеречный Охотник в этом царстве скорее разделял, чем объединял и в конечном итоге, они сами себя разрушили. Знаете, так все делают. Нас, демонов, обвиняют, хотя мы только открываем дверь. А человечество уже само проходит через них.
— Не оправдывайся, — отрезал Магнус. — Ты, ни много ни мало, убил мою мать…
— Она была сговорчивой девицей, я тебя уверяю, — сказал Асмодей, а Магнус покарснел. Клэри была в шоке от того, что такое вообще возможно, что его можно ранить колкостями о его семье. Это было так давно, и он был таким сдержанным.
Опять же, возможно ваши родители могут обидеть вас в любой момент, не важно, сколько вам лет.
— Давайте к делу, — сказал Магнус. — Ты же можешь открыть дверь, верно? Отправить нас опять в Идрис, назад в наш мир?
— Хотите, продемонстрирую? — спросил Асмодей, махая пальцами в сторону помоста, где стоял Люк, смотря на них. Джослин, кажется, собиралась подняться тоже. По выражению их лиц, Клэри успела увидеть, что они обеспокоены — как раз перед тем, как они исчезли. Воздух мерцал, а они оба растворились и забрали с собой тело Джонатана. Как только они исчезли, на какое-то мгновение, Клэри увидела Зал Советов изнутри, фонтан с русалкой и мраморный пол, а потом все исчезло.
Из горла Клэри вырвался крик.
— Мама!
— Я отправил их назад в ваш мир, — сказал Асмодей. — Теперь вы знаете.
Он начал разглядывать свои ногти.
Клэри начала задыхаться, наполовину в панике, наполовину в ярости.
— Как вы посмели…
— Ну, ты же этого хотела, не так ли? — спросил Асмодей. — Вот, первые двое — бесплатно. За остальных, что ж, придется заплатить. — Вздохнул он, глядя на лица вокруг него. — Я — демон, — сказал он демонстративно. — Действительно, чему сейчас учат нефилимов?
— Я знаю, чего ты хочешь, — сказал Магнус натянутым голосом. — И ты можешь это получить. Но ты должен поклясться на Утренней Звезде, что отправишь всех моих друзей обратно в Идрис. Всех их, и больше никогда не побеспокоишь их. Они ничем тебе не будут обязаны.
Алек шагнул вперед.
— Стойте, — сказал он. — Нет, Магнус, ты о чем? Чего он хочет? Почему ты говоришь так, будто не собираешься возвращаться с нами в Идрис?
— Приходит время, — начала Асмодей, — когда мы все возвращаемся в дом своих отцов. Сейчас пришло время Магнуса.
— «В доме моего отца много обителей» — прошептал Джейс. Он выглядел очень бледным, будто его сейчас стошнит. — Магнус. Он же не имеет в виду … он не хочет забирать тебя с собой? Назад в …
— В ад? Не совсем, — сказала Асмодей. — Как сказал Магнус, Эдом — мое царство. Я разделил его с Лилит. Потом ее отродье приняло его и сравняло с землей, разрушило мои владения, все превратилось в щепки. А вы уничтожили половину населения скептроном. — Последнее было адресовано Джейсу, довольно раздраженно. — Это отнимает много энергии, чтобы подпитывать царство. Мы берем силу из того, что осталось, великий город Пандемониум, пламя, что нас обуяло, но бывают времена, когда жизнь должна нас питать. А бессмертная жизнь — это лучше всего.
Онемение, что тяжким грузом сковало ее конечности, исчезло, пока она внимательно слушала, вставая перед Магнусом. Она чуть не столкнулась с остальными, потому что все они, даже Саймон, двигались так, чтобы отгородить колдуна от его отца-демона.
— Ты хочешь взять его жизнь? — спросила Клэри. — Это жестоко и глупо, даже если ты демон. Как ты можешь желать смерти своему собственному ребенку …
Асмодей засмеялся.
— Прекрасно, — сказал он. — Только посмотри на них, Магнус, эти дети, которые любят тебя и хотят защитить тебя! Кто бы мог подумать! Когда тебя похоронят, я позабочусь о том, чтобы на твоей могиле написали: Магнус Бейн, возлюбленный нефилимов.
— Вы не тронете его, — сказал Алек, голос его, как железо. — Может, Вы забыли, чем мы занимаемся, мы нефилимы, мы убиваем демонов. Даже принцев ада.
— О, я хорошо знаю, чем вы занимаетесь. Вы убили моего родственника Аббадона, и нашу принцессу Лилит вы развеяли по ветрам пустоты, хотя она еще вернется. Ей всегда найдется место в Эдоме. Вот почему я позволил ее сыну устроиться здесь, хотя я признаю, что не понимал, что он здесь устроит. — Асмодей закатил глаза. Клэри подавила дрожь. Вокруг золотисто-зеленых зрачков склера его глаз была черный, как нефть. — Я не собираюсь убивать Магнуса. Это было мерзко и глупо, кроме того, я мог бы устроить это в любое время. Я хочу его жизнь, чтобы он отдал мне ее добровольно, так как жизнь бессмертного имеет силу, великую силу, и это поможет мне подпитать мое царство.
— Но он ваш сын, — запротестовала Изабель.
— И он останется со мной, — проговорил Асмодей с улыбкой. — Его дух, можно и так сказать.
Алек повернулся к Магнусу, который стоял, хмурясь, засунув руки в карманы.
— Он хочет забрать твое бессмертие?
— Именно, — сказал Магнус.
— Но … ты выживешь? Просто больше не будешь бессмертным? — Алек выглядел несчастным, и из-за этого Клэри чувствовала себя ужасно. После того, как Алек и Магнус расстались именно по этой причине, Алек явно не хотел или нуждался в том, чтобы ему напоминали о том, что когда-то он хотел, чтобы у Магнуса отняли его бессмертие.
— Мое бессмертие исчезнет, — сказал Магнус. — И все годы моей жизни обрушатся на меня в раз. Вряд ли я это переживу. Почти четыре столетия, это довольно много, даже если ты периодически увлажняешься.
— Ты не можешь, — сказал Алек с мольбой в голосе, — он сказал «отдать жизнь по доброй воле». Скажи «нет».
Магнус поднял голову и посмотрел на Алека. Этот взгляд заставлял Клэри покраснеть и отвернуться в сторону. В нем было столько любви, перемешанной с раздражением, гордостью и отчаянием. Взгляд этот был незащищенным, и было неправильным на это смотреть.
— Я не могу отказаться, Александр, — сказал он. — Если откажусь, мы все останемся здесь, и все равно умрем. Мы будем голодать, наш прах превратится в пыль, чтобы досаждать демонам этого царства.
— Прекрасно, — сказал Алек. — Никто из нас не собирается жертвовать тобой, чтобы спасти наши жизни.
Магнус огляделся вокруг, посмотрел на лица своих товарищей, грязные и измученные, огрубевшие и отчаявшиеся. И Клэри видела, как изменился взгляд на лице Магнуса, когда он понял, что Алек был прав. Никто из них не пожертвует его жизнью ради спасения их, даже если всех их.
— Я прожил долгую жизнь, — сказал Магнус. — Так много лет, и нет, я не чувствую, что этого достаточно. Не буду врать и говорить, что это так. Я хочу жить дальше, отчасти из-за тебя Алек. Я никогда не хотел так сильно жить, как в последние несколько месяцев, с тобой.
Алек выглядел разбитым.
— Мы умрем вместе, — сказал он. — Позволь мне, по крайней мере, остаться здесь, с тобой.
— Ты должен вернуться. Должен вернуться в тот мир.
— Мне не нужен тот мир. Я хочу тебя, — сказал Алек, и Магнус закрыл свои глаза, будто сами слова ранили его. Асмодей наблюдал за ними, когда они разговаривали, с жадностью, и Клэри вспомнила, что демоны питались человеческими эмоциями — страхами и радостью, любовью и болью.
— Ты не можешь оставаться со мной, — сказал Магнус после небольшой паузы. — Меня больше не будет, демоны заберут мою жизненную силу, тело мое будет разрушено. Четыреста лет, помнишь.
— Демон, — сказал Асмодей, и фыркнул. — Можешь называть меня по имени, по крайней мере, пока вы мне не наскучили тут.
В тот момент Клэри решила, что она могла бы ненавидеть Асмодея сильнее, чем какого-нибудь другого демона.
— Пошевеливайся, мой мальчик, — добавил Асмодей. — У меня нет вечности, чтобы ждать … и у тебя тоже, больше.
— Я должен спасти тебя, Алек, — сказал Магнус. — Тебя, и всех, кого ты любишь. Это небольшая цена, ведь так?
— Не всех, кого я люблю, — прошептал Алек, и Клэри почувствовала, как в ее глазах накапливаются слезы. Она старалась, старалась так сильно быть единственной, кому придется заплатить. Было несправедливо, что теперь надо было платить Магнусу. Магнусу, который меньше всего был причастен ко всей этой истории с нефилимами и ангелами, и демонами, и местью, по сравнению с остальными. Магнусу, который оказался замешан во всем этом, только потому что любил Алека.
— Нет, — сказал Алек.
Сквозь слезы, Клэри видела, как они цепляются друг за друга. Нежность чувствовалась даже в изгибе пальцев Магнуса на плече у Алека, когда он наклонился, чтобы поцеловать его. Это был скорее поцелуй отчаяния и привязанности, чем поцелуй страсти. Магнус так сильно впился пальцами в руку Алека, но, в конце концов, ему пришлось отступить, и повернуться к своему отцу.
— Хорошо, — сказал Магнус, и Клэри почувствовала, как он пытался приободриться, собраться с силами, будто он собирался броситься в костер. — Хорошо, забирай меня. Я отдаю тебе свою жизнь. Я …
Саймон — Саймон, который до сих пор молчал, Саймон, о котором Клэри практически забыла, что он вообще там находился, — вышел вперед.
— Я хочу.
Асмодей резко вскинул брови.
— Это что?
Кажется, Изабель поняла быстрее всех. Она побледнела и сказала:
— Нет, Саймон, нет!
Но Саймон продолжил, держа спину прямо и вздернув подбородок.
— Я тоже бессмертен, — сказал он. — Магнус не единственный такой. Возьми мою. Возьми мое бессмертие.
— Аааааа, — выдохнул Асмодей. Вдруг его глаза засветились. — Азазель мне о тебе рассказывал. Вампир мне не интересен, а вот Светолюб! В твоих венах власть и сила мирового солнца. Солнечный свет и вечная жизнь, — вот это мощь.
— Да, — сказал Саймон. — Если ты возьмешь мое бессмертие вместо Магнуса, тогда я тебе его отдам. Я…
— Саймон! — воскликнула Клэри, но было уже слишком поздно.
— …Я хочу, — закончил он, и обернувшись к остальным, стиснул зубы. В его взгляде читалось, Я так сказал. Дело сделано.
— Боже, Саймон, нет, — сказал Магнус с ужасной печалью в голосе, и закрыл глаза.
— Мне всего семнадцать, — сказал Саймон. — Если он заберет мое бессмертие, я вернусь к своей жизни. Я не умру здесь. Я никогда не хотел быть бессмертным, никогда не хотел быть вампиром, ничего этого не хотел.
— Ты не сможешь вернуться к своей жизни! — в глазах Изабель стояли слезы. — Если Асмодей заберет твое бессмертие, ты будешь трупом, Саймон. Ты нежить.
Асмодей издал грубый звук.
— Ты такая глупая девчонка, — сказал он. — Я — Принц Ада. Я могу разрушить стены между мирами. Могу построить новые миры и разрушить их. Думаешь, я не могу обратить вспять превращение человека в вампира? Думаешь, я не смогу заставить его сердце забиться снова? Детский лепет.
— Но зачем тебе это? — удивленно спросила Клэри. — Почему ты сделаешь так, чтобы он жил? Ты — демон. Тебе плевать …
— Мне плевать. Но я хочу, — сказал Асмодей. — Есть еще кое-что нужное мне от вас. Еще одна вещь, чтобы подсластить сделку. — Он улыбнулся, и его зубы сверкали, как острые кристаллы.
— Что? — Магнус звучал потрясенно. — Чего ты хочешь?
— Его воспоминания, — сказал Асмодей.
— Азазель забрал от каждого из нас по воспоминанию, как плату за его услугу, — сказал Алек. — Что в этом такого, что вам, демонам, это так нужно?
— Человеческая память, отданная по доброй воле, для нас как пища, — сказал Асмодей. — Демоны живут за счет криков и агонии проклятых в мучениях. Вот представьте, как приятно для разнообразия получить счастливые воспоминания. Смешанные вместе они восхитительны, кисло-сладкие. Он огляделся вокруг, его кошачьи глаза сверкали. — И я уже могу сказать, что у тебя полно счастливых воспоминаний, маленький вампир, потому что тебя очень сильно любят, не так ли?
Саймон выглядел напряженным.
— Но если ты отберешь у меня воспоминания, кем я стану? Я не …
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 87 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |