(Исх. XXIII, 1)
«10 февраля 1838 года.
…Остается еще год, а потом я стану свободной. Это воодушевляет меня и заставляет мечтать. Ведь когда я смогу уйти отсюда, кошмарная жизнь в стенах монастыря прекратится навсегда, и я забуду о ней как о сне, приснившемся чисто случайно…
С того дня, когда Тамесса рассказала мне о падших ангелах, я начала записывать все в дневник. Я решила, что не должна упускать ничего, что будет происходить в моей жизни, связанное напрямую со странными событиями, начавшими случаться со мной после того случая. Во-первых, я заинтересовалась ее поразительными знаниями в области религии, во вторых, у меня с головы не выходило то утро, когда я нарисовала падшего ангела… я почему-то была уверена, что в дверях тогда стоял человек, и теперь он преследовал меня. Возможно, это только предположение или игра воображения, но все пошло не так, как раньше – я в том не сомневалась. С Тамессой делиться своими мыслями с каждым днем было тяжелее и тяжелее, потому что она не принимала мои слова в серьез, или делала вид, что не принимала… по крайней мере, я видела, как резко менялось выражение ее глаз, даже если лицо оставалось бесстрастным, когда я пыталась заговорить о том человеке…
Правду говорят, что человеческие глаза не могут утаить в себе ни одно чувство. Они, как зеркало, отображают в себе все то, что скрыто на лице. Даже если их взгляд холоден и безразличен, все равно можно угадать, о чем думает человек, если так смотрит.
Это я замечала в девушке, которая стала моей лучшей подружкой. На удивление, мы очень сдружились, хотя в нас мало чего было общего. К примеру, я постоянно думала о том, чтобы сбежать с монастыря, а она добровольно предавала себя затворничеству. Ее послушание настолько поражало меня, что я чаще и чаще спрашивала себя: не сумасшедшая ли она? Нет. Пятнадцать лет прожив под одной крышей с такой матерью, мне не составляло труда отыскать подобные признаки в других людей, чтобы понять, чем страдает их душа. Проблема Тамессы заключалась в другом. Это даже не влияние публичного дома, о котором она рассказывала. Не влияние развратной матери, о которой она почти не вспоминала. Не влияние грубых неотесанных мужчин, среди которых она выросла и которых, нет сомнения, знала. Сдается мне, что у нее была тайна, о которой не подозревала даже я. Это что-то, похоже, мучило ее изнутри, не давало ей покоя, вот она и искала убежища в святых стенах. Ее искусное умение сохранять спокойствие и прятать свои чувства при любых обстоятельствах воздавало ей должное. Я еще не видела девочки более хладнокровной и безразличной, девочки, для которой первое место занимала религия. В конце концов, мне начало казаться, что ее желание стать монахиней и посвятить себя добродетели – игра превосходной актрисы, имеющей планы на все случаи жизни, не важно, в какой ситуации она окажется. Почему я так думаю? Наверное, из-за того, что не настолько ослепла, чтобы не отличить настоящей сущности человека. Посудите сами. Могут ли пятнадцатилетнюю девочку, так искреннюю в своей вере, посещать разные скверные мысли? При этом она не стыдиться делиться ими со мной – девочкой, уши которой не слышали ничего, кроме стихов со Святого Писания, которое читала мама? И в этом случае, хотя я и плохого мнения о своей матери, я уважаю ее – она не испортила и не развратила меня, как женщина с публичного дома свою дочь. Я начинаю понимать, от чего она хотела уберечь и избавить меня. Даже если придется перерезать мне горло тупым кухонным ножом…»
Андреа оторвалась от дневника и резко захлопнула его, увидев позади себя бесшумно подкравшуюся Тамессу.
- Что ты там прячешь?- спросила та, невинно глядя на подругу.
- Ничего,- девушка поднялась, спрятала маленькую потрепанную брошюру, обтянутую пожелтевшей кожей, в карман юбки и обворожительно улыбнулась.- Что ты здесь делаешь? Разве сейчас не время обеденного обхода?
- Я попросила Николь заменить меня.
- У тебя что-то случилось?
- Да нет, просто мне стало интересно, чем ты занимаешься. Что ты спрятала? Не покажешь?
- Извини, не могу.
- Почему? Оно запрещено в стенах монастыря? Ну же, признайся!
Настойчивость подруги возмутила Андреа. Она не знала, когда именно Тамесса вошла, от чего ей казалось, будто та увидела достаточно и теперь не отстанет, пока не добьется своего. Ее манера подкрадываться к людям и появляться неожиданно в последнее время начала настораживать девушку, вызывая смутные подозрения о том, не следит ли Тамесса за ней.
- Этот молитвенник прислала мне мама,- она достала с кармана точно такую брошюру, как дневник, и протянула своей собеседнице.- Я никому не хотела его показывать, пока не прочту полностью молитвы и не выучу их наизусть, потому что меня могут посчитать глупой и неверной.
- Так ты молилась?- в голосе Тамессы Андреа поймала плохо скрытые нотки разочарования.
- А чего ты ожидала?
- Нет, ничего. Просто я подумала…- она вдруг улыбнулась и изменила тему разговора:- Послушай, у меня есть для тебя предложение. Мать-настоятельница попросила съездить в город, и купить лекарства для больных. Не хочешь поехать со мной?
- Поехать с тобой? Даже не уверенна…
- Ну же, соглашайся. Мы и так редко покидаем эти стены, почему же отказываться?
- Я плохо знаю город, мама почти никуда меня не выводила. Если мы поедем…
- Не будь такой трусихой, Андреа!- нетерпеливо оборвала ее девушка, сверкая небесно-голубыми глазами.- Если хочешь, возьмем еще кого-то.
- Тогда скажи Николь. Она хотя бы хорошо относится к нам.
- Эту тупую крестьянскую девчонку?!
- Тамесса!- Андреа побледнела и впилась ногтями в ладони, чтобы не потерять над собой контроль. Она поразилась тому, что думала о крестьянской девушке с бедной семьи ее лучшая подруга, так стремящаяся к благодетели. Теперь у нее не оставалось сомнений, что та лгала и обманывала ее, прикрываясь верой и желанием быть монахиней. По крайней мере, сердце ее вряд ли стоило считать добрым, а побуждения, движущие ею – искренними и чистыми.
- Что?
- Как ты можешь так говорить?
- А что я такого сказала? Разве это не правда?
- Не суди превратно тяжбы бедного твоего. Удаляйся от неправды и не умерщвляй невинного и правого, ибо Я не оправдаю беззаконника. Даров не принимай, ибо дары слепыми делают зрячих и превращают дело правых (Исх. XXIII, 6-8). Мы должны помнить в первую очередь о себе и о своих проступках, но не судить других.
- Ладно,- неохотно отозвалась Тамесса,- я предупрежу ее.
Николь представляла собой невысокую, плотного телосложения девушку с продолговатым лицом и золотисто-белыми волосами. В ее внешности отсутствовало очарование, присущее девушкам ее возраста, но назвать ее некрасивой – все равно, что оскорбить красавицу. Хотя на ней сказывались незнатное происхождение и врожденная грубость, она была тем типом людей, которые за доброту, проявленную к ним, всегда будут благодарны и признательны. Самое важное, что редко встречается в людях – это преданность. Если Тамесса Леруа и лучшая подруга Андреа, вряд ли в ней найдется крошка черты, присущей Николь. А если найдется, не факт, что она последует ей и не предаст девушку ради собственной выгоды. Другое дело с крестьянкой. У нее нет ни положения в обществе, ни денег, ни знатного происхождения. Это заменяют чистое и доброе сердце, неиспорченная душа и непоколебимая верность. Николь пряма и откровенна. Она не умеет лгать, не обманывает и говорит то, о чем думает. Ее фиалковые глаза смотрят чистосердечно и отражают в себе все мысли, которые посетили голову. Она добродушна. Это видно по лицу, открытому, как книга для чтения. Это видно по смущенной улыбке на пухлых губах. И если Николь попадет в руки людям с плохими намерениями, они используют ее в своих целях и сделают с нее то, что им выгодно в ней видеть.
Крестьянская девушка мгновенно покорила сердце юной Иль-Сент-Ер. В ней Андреа видела то, чего недоставало Тамессе. Наверное, именно привязанность, возникшая между ними, свяжет их на долгие годы одной судьбой, хотя все разрушится так легко, как и начиналось…
«13 февраля.
…Я очень сожалею, что поехала с Тамессой. У меня с головы не выходят ни наша поездка, ни поведение Тамессы, ни отвратительные мысли…
Я рада, что позвала с собой Николь. Дорога казалась такой долгой и утомительной, что я не вынесла бы ее, не будь рядом этой веселой и беззаботной девушки. Снег после обеда усилился и то и дело, что накрывал нас своими волнами каждый раз, когда проносился с порывом морозного ветра, ударяющего нам в лица и обжигающего кожу до покраснения. Что и говорить: зима этим годом особенно бессердечная и беспощадная.
Тамесса, похоже, разозлилась на меня и весь путь, пролегающий к городу, молчала. Я тоже не заговаривала с ней, считая, что если кто и виноват в чем, так это она. Ее поведение меня настораживало: с чего вдруг она притихла? Это казалось таким нереальным, что, в конце концов, я почувствовала себя не в своей тарелке и тысячу раз пожалела, что дала свое согласие. Она специально избегала моих взглядов: не отрывала глаз если не от своих раскрасневшихся рук, то от леса, окружавшего нас с двух сторон. Меня же разрывали одновременно два чувства: любопытство и беспокойство – что-то в этой поездке было не так.
После двух часов беспрестанной тряски, наша обшарпанная карета остановилась у трактира с довольно непривычным названием "Злой рок". Кучер сообщил, что останется внутри дожидаться нас, и я с Николь последовали за Тамессой, которая, думаю, хорошо знала каждый уголок Сен-Мартен-д'Эра. Снег тем временем прекратился, ветер утих, и погода оказалась как нельзя лучшей для прогулки.
- Куда мы идем?- спросила я, нагоняя ее. Тут мне впервые удалось заглянуть ей в глаза. Она явно не ожидала, что я что-то спрошу ее, потому остановилась и повернула ко мне свое искаженное гневом и злобой лицо. Из-за неожиданности ей не удалось спрятать свои чувства, как она делала это прежде, и теперь я видела ее насквозь. Однако не выражение лица меня поразило. Ее небесно-голубые глаза больше не были небесно-голубыми. Они стали черными, как непроницаемая тьма, окутывающая землю ночью.
Я еле умудрилась сделать вид, будто ничего не заметила, и выдавить с себя улыбку. Морщины на ее лбу постепенно разгладились и она не возмутительно ответила:
- Как куда? Нам нужно найти аптечную лавку и забрать лекарства.
- Ты знаешь, где она находится?
- Не уверена. Но мы спросим кого-нибудь, если не найдем ее.
Я вернулась к Николь и дальше шла молча, пораженная тем, что увидела. У меня просто-напросто в голове не укладывалось, как такое произошло. Если бы в голову еще лезли какие объяснения, но, увы, им хотелось, чтобы я медленно сходила с ума, теряясь в догадках. Теперь мне становилось не по себе от присутствия девушки, которую я знала два года, которой доверяла и открывала свои тайны. Я чувствовала, как теряю твердую почву под ногами, на каковой стою, как она расходится подо мной на две части, желающая заманить меня в бездну мрака и порока.
- Это здесь,- сказала Тамесса, когда мы свернули в узкую улочку с одноэтажными домами, краска на стенах которых потрескалась и отлупилась от ярких лучей солнца.
- И где здесь аптечная лавка?- поинтересовалась Николь.
- В конце улицы двухэтажный дом, покрашенный в красный цвет. На втором этаже продают лекарства.
- Тогда… пойдем?
- Я думаю, что втроем не стоит идти,- она многозначительно посмотрела на меня.- Андреа, как ты смотришь на то, чтобы подождать нас здесь? Мы ведь с Николь туда и обратно.
Меня охватило разочарование от услышанного: остаться посреди заброшенной улочки и ждать их? Тамесса сказала это нарочно, чтобы не только досадить мне, но и выставить настоящей трусихой перед Николь. Могла ли я отказаться и запротестовать? Нет. Моя гордость не позволяла.
- Я согласна.
- Ты уверена?- в словах подруги улавливался открытый подвох.
- Я же сказала.
- Тогда никуда не уходи и стой здесь.
Когда они скрылись из моего поля зрения, я прислонилась спиной к деревянной стене дома, возле которого стояла, спрятала руки в карманы своей старомодной накидки и оглянулась по сторонам. Тамесса специально предоставила мне время подумать, чтобы запугать. Но чего, собственно, я должна бояться? Ее, что ли? Глупости.
Время ожидания превращалось в вечность. Землю окутывала сине-серая пелена тумана, смешивающаяся с морозным воздухом, пробирающим до костей, и резкими порывами ветра, нещадно швыряющими крохотные снежинки на погнувшиеся крыши домов и голые ветки деревьев. Рядом – ни одной живой души. Все будто улеглись в зимнюю спячку, как медведи, и нескоро покажутся наружу. Только я стояла одна и не отрывала глаз от затянутого тучами неба – бескрайнего и просторного, сливающегося на горизонте с сугробами белого снега.
Я хочу думать, что одна. Это не так. За мной кто-то пристально наблюдает, изучая до мелких деталей, как вещь, выставленную на продажу. Я осторожно поворачиваюсь, оглядываюсь по сторонам, но никого не вижу. Неужели страх берет свое? Кто здесь бродит еще, ища приключений на свою голову? Кому-то не спится? Наверное.
Я с облегчением вздыхаю, убеждена, что ошибаюсь. Тем не менее, по коже бегут мурашки. Я вздрагиваю. Холод пробирает до костей. Еще больше – дрожь. От холода ли? Слышится шорох. Я испугано оборачиваюсь и вижу ворону. Она протяжно кричит свое "Кар! Кар!", взмахивает крыльями и улетает. Теперь у меня плохое предчувствие. Николь и Тамессы все нет и нет. Почему они так долго?- спрашиваю сама себя. - Скоро совсем стемнеет.
Я закрываю глаза, чтобы успокоится и собраться с мыслями. До моего слуха доносится легкое поскрипывание снега, я прислушиваюсь. Не кажется ли мне? Нет. Шаги тяжелые и твердые, совсем не женские. Я напрягаю слух, чтобы понять, не ошибаюсь ли. На лбу выступают холодные капельки пота, к горлу подкатывает волнение, охватывающее всю меня целиком. Мне сдается, что земля подо мной колышется в разные стороны. Я открываю глаза и смотрю прямо перед собой. Сюда правда кто-то идет…»
- Опять сидишь здесь одна?- от неожиданного голоса за спиной Андреа уронила дневник и перо на пол, и опрокинула чернильную баночку себе на юбку.
- Боже мой, Николь! Ты жутко меня напугала!
- Извини, я не хотела. Почему ты снова разозлила матушку? Чтобы она отправила тебя сюда?
- Только никому не говори.
- Я-то не буду. Но, думаешь, Тамесса не догадается?
- И ей не говори. Я хочу побыть одна и обо всем подумать.
- Что произошло с тобой тем вечером? Тебя как будто подменили.
- Наверное, устала.
- Устала? Нет, это же очевидно! Почему ты не расскажешь?
Николь наклонилась, подобрала дневник и протянула его владелице, потом уселась на каменный пол и жестом пригласила девушку сесть рядом.
- Меня все считают глупой, но я умею слушать и молчать. Ты можешь сознаться мне во всем, что тебя беспокоит – я сохраню твою тайну, даже если не пойму до конца.
- Хорошо,- Андреа присела рядом и взяла ее за руки.- Я попрошу тебя не принимать меня за безумную или сумасшедшую, пока не выслушаешь до конца. Это важно.
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 87 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |