|
Читайте также: |
(Сир. VII, 1, 2)
«25 февраля.
…После того, как во всем созналась Николь, мне стало на много легче. По крайней мере, теперь я не несла тяжелый груз внутри себя и могла в любое время поделиться со своими страхами с девушкой, которая вызвалась хранить мою тайну. Она не приняла меня за сумасшедшую, как я того боялась, просто выслушала и успокоила, говоря, что мне не стоит бояться. Больше я не одна. Теперь нас связывало нечто общее, чего я не могла доверить даже Тамессе. После поездки в город она очень изменилась. Мы с Николь отчетливо это видели. Как я была удивлена, когда узнала, что девушка специально заманила меня в Сен-Мартен-д'Эр, что никакой поездки за лекарствами не планировалось, что она налгала мне и утащила за собой Николь в нехорошее место, пригрозив, что если та проболтается мне, то она моментально устроит ее выбывание с монастыря. Я ни о чем не спрашивала Тамессу, делала вид, что ничего не знаю, продолжала наблюдать за нею, и задавалась одним-единственным вопросом: причастна ли она к моей встрече с человеком в шляпе?
С того дня эта встреча не выходила с моей головы. Но обо всем по порядку. Когда мы вернулись поздней ночью в монастырь, шел сильный снег, и мы очень замерзли. Мать-настоятельница Карла поджидала нас у входа, словно Цербер, готовый в любую минуту наброситься на нас и заставить понести свое наказание. Она перебывала в особо отвратительном настроении и, похоже, искала жертву, чтобы выместить на ней свою злость. То, что она ждала нас, означало одно: кара. На нее она была особенно щедра. Воспитанницы часто называли ее исчадием ада – ни одна черта ее омерзительного характера и отталкивающей внешности не излучала капельки доброты. Она словно испытывала неповторимую ненависть к каждой девочке, живущей в монастыре, кроме, конечно, своей дочери Абигель. О последней мы мало что знали, почти не общались с ней. Она считалась слишком высокомерной. Кроме того, постоянно доносила на нас противной Карле и смотрела свысока, будто мы ничтожества, недостойные ее внимания. Исключением была Тамесса. Сама не понимаю, как она нашла общий язык с Абигель и не стыдилась их дружбы. Ведь все знали, что больше всех мать-настоятельница ненавидит именно девочку с публичного дома. Скорее всего, это являлось частью ее плана, нужен был только момент, чтобы подсунуть свинью дочке своего врага и заставить его почувствовать ту боль, которую чувствовала она.
Я не могу сказать, чью, собственно, принимала сторону. События, происходящие одно за другим, медленно отдаляли меня от девочки, которую я считала лучшей подругой. Нам шел восемнадцатый год, мы перестали быть наивными детьми, мало что понимающими. У нас просыпались женские инстинкты, мы хотели другой жизни, но что могли сделать в стенах монастыря? Посторонний сказал бы, что мы в раю, однако Карла сумела превратить его в горящий ад с кипящей смолой.
- Кто позволил вам покидать стены нашей обители?- завопила женщина, сверкая кровью налитыми глазами. Мы с Николь в недоумении переглянулись, не способные после пережитых потрясений соображать.
- Что таращитесь, глупые создания? В ад захотели? Так я устрою вам ад, невежды бессовестные! Идите за мной!
Она высекла нас прутьями и посадила на две недели в подвал, позволив приносить нам одну воду и раз на три дня кусок хлеба. Больше всех досталось Тамессе. Она не собиралась признавать своей вины и огрызалась каждый раз на упреки Карлы.
Первое, что я заметила в девушке, и что насторожило меня – она не ела хлеба и не пила воды. Складывалось впечатление, что она не чувствовала потребности в пище и питье, и при этом за две недели ни капельки не изменилась. Другое дело я и Николь. Бедняжка так исхудала, что больше не напоминала тучную деревенскую девку.
Второе – Тамесса перестала молиться, как делала это раньше. Все чаще и чаще мы слышали от нее скверные вещи и поражались, как быстро она менялась на глазах. Она будто стала другим человеком…»
Андреа перестала писать, услышав вопиющий голос матери-настоятельницы.
- Куда ты запропастилась, гадкая девчонка?!- Она распахнула двери маленькой часовни, в которую девушка приходила в свободное время, и остановилась на пороге, сжигаемая гневом.
- Что случилось, матушка?
- Что случилось?- вскипела женщина.- Ах ты дерзкая негодница! Я же запретила смотреть мне в глаза! До тебя что, не дошло еще?
- Прошу прощения, матушка.
- К чему мне твое прощение? Оно не спасет тебя от участия гореть в огненной гиене, даже если ты покаешься за свои проступки! Слишком поздно, Андреа, слишком поздно!- она уничтожающе посмотрела на девушку и злобно сжала тонкие губы.- Приехала какая-то оборванка и хочет тебя видеть. Иди за мной.
Оборванкой, как сказала Карла, оказалась женщина, работающая в их доме служанкой. При появлении девушки она встала с деревянной лавки, подошла и обняла ее.
- Как я рада видеть вас, молодая госпожа!
- Что-то произошло, Маньон?- обеспокоено спросила Андреа.
- Ваша матушка… ваша несчастная матушка скончалась этим утром…- сдавившие горло рыдания не позволили служанке договорить.
- Как скончалась? Что ты такое говоришь?
- Сама видела, молодая госпожа… болела, горемычная, а не хотела вам сообщить. За последние недели совсем исхудала и с ума выжила, все повторяла: моя дочь не будет такой, как я… не встретит его и не поддастся искушению, как я поддалась… глупая! Я хочу навернуть ее на верный путь! Я все просила вернуть вас домой, а она не хотела. Плакала, что вы напоминаете ей его…
Андреа потрясло услышанное. За два прошедших года мать ни разу не навестила ее, не позвала на зимние праздники домой, не захотела увидеть. Она специально выказывала пренебрежение и желала ей смерти, испытывая одно отвращение, смешанное с ненавистью. Такое отношение к единственной дочери было непонятным для девушки. Она не знала ни о своем отце, ни об отношениях матери с ним. Все строго скрывалось от нее: те из слуг, кто был свидетелями случившегося, давно рассчитались и ушли, а о возможном муже Сибиллы Иль-Сент-Ер в доме не упоминалось. Тем не менее, Андреа не сердилась на мать. Ее душу разрывало на части от душивших рыданий, сердце терзала боль. Она мечтала выйти с монастыря и вернуться домой к полусумасшедшей матери, больше не покидать ее и заботится о ней, не предполагая, что мать больна, скрывает свою болезнь и умрет, не дождавшись ее. Это просто не справедливо по отношению к ней!
Жгучие слезы покатились по щекам, обжигая нежную кожу. Девушка обессилено упала на лавку и закрыла лицо руками. Ее хрупкое тело сотрясалось от рыданий, сменяющихся душераздирающими криками, похожими на пронзающий вопль, заполняющий стены монастыря. Маньон присела рядом с ней, обняла ее и прижала к себе:
- Не стоит, дитя мое, не стоит! Не плачьте, умоляю вас! Так угодно Богу, милая моя, что мы можем сделать? Помолитесь за спасение ее грешной души и простите за все, что она вам сделала…
- О чем ты говоришь?- сквозь слезы прошептала Андреа.- Я не сержусь на матушку, не держу на нее зла. Могу ли? Имею ли право?
- Я не должна вам говорить, но скажу,- женщина замолчала, посмотрела нерешительно на госпожу и тяжело вздохнула.- Недавно объявился кузен ваш Жюль. Матушка ваша обрадовалась ему и пригласила погостить в нас. Они начали проводить время вместе, и сначала я этому радовалась – она опять стала нормальной, даже улыбалась и шутила. Но вскоре ее восхищение и увлеченность сорокалетним мужчиной заставили меня сменить свое мнение. Я долго не понимала, в чем дело, потом подслушала их разговор, и до меня дошло, как несправедливо поступила ваша матушка относительно вас. Признаюсь даже, что вначале решила, будто несчастная влюбилась в нашего гостя, вот и ведет себя так. И лучше бы так случилось, милая госпожа! Тогда мы еще исправили б вашу жизнь! А так я уже ничем не смогу вам помочь!
- Что это значит, Маньон? О каком кузене ты говоришь?
- О сыне двоюродной сестры покойной. Вы его не знаете, потому что ваша матушка не поддерживала никаких родственных связей, жила в ужасных условиях и не показывалась на людях. Жюля она разыскала за два месяца до своей кончины и попросила приехать. Видимо, чувствовала, что недолго проживет.
- Чего она хотела от него? Тебе ведь известно?
- Только не сердитесь на меня, госпожа, за то, что скажу. Видит Бог, не хочу огорчать вас, но должна рассказать то, что знаю.
Маньон достала из кармана своей накидки небольшой узелок, завернутый в кусок старого одеяла, и неуверенно протянула девушке:
- Я знаю, ваша матушка не желала вам зла и делала все с лучших побуждений, хотя последний ее поступок я не могу не осуждать.
- Так скажи же, наконец, что она сделала, не тяни, прошу тебя!
- Она составила завещание, в котором выдает вас замуж за вашего кузена и в качестве приданого передает ему все ваше имущество.
Новость пронеслась в ушах Андреа громом среди ясного неба. Она уставилась на служанку, окончательно выбитая с колеи, и несколько минут не могла промолвить ни слова. Все чудилось ей таким нереальным, что она готова была выскочить с кельи и бежать куда угодно, лишь бы не слышать звенящих в ушах слов, решительно разрушающих ее жизнь.
- Этот узелок ты должна спрятать и никому о нем не говорить,- продолжала сочувствующе женщина.- Мне неизвестно, что внутри, но я знаю наверняка, что узелок ценный. Госпожа просила тебя не открывать его, потому что если ты узнаешь о его содержимом, то погубишь себя. Советую прислушаться к ее словам и избавиться от него поскорее. А еще,- она наклонилась поближе к девушке,- убегай отсюда как можно быстрее, чтобы Жюль не нашел тебя. Понимаю, ты будешь несчастна, живя в нищете, но большее несчастье, чем нищета – нелюбимый муж.
«1 марта.
…Третью ночь подряд мне снился один и тот же сон. Я видела силуэт мужчины, стоящего у ворот моего дома и подающего мне непонятные знаки. Из-за широких полей его шляпы у меня не получалось рассмотреть его лица, но что-то подсказывало мне, что я знакома с ним. Он звал меня в дом. Сначала я колеблюсь, но потом иду. Следую за ним, как тень. Мы входим. Его окна наглухо забиты досками, не пропускают внутрь света, из стен отпадает штукатурка, по полу бегают громадные крысы. Я чувствую отвращение и не хочу идти дальше. Он останавливается и зовет меня. Я не в силах отказаться.
Миновав гостиную, подымаемся на второй этаж и становимся у спальни. На дверях, выкрашенных в красный цвет, висит портрет моей матери. Ее выражение глаз будто говорит мне "Остановись, Адреа, не иди за ним!"
Я вопрошающе смотрю на своего спутника. Он открывает дверь и приглашает войти. Я долго не решаюсь и поглядываю на маму, ищу у нее ответа, но она молчит, угрюмо уставившись на меня. Когда вхожу, мужчины уже нет. Окно спальни распахнуто настежь, в комнату врывается ветер и подымает в воздух занавески. Одновременно разочаровываюсь и радуюсь, что он ушел. До моего слуха доносятся необычайные звуки, напоминающие взмах крыльев. Я осматриваюсь по сторонам, потом подхожу к окну и выглядываю наружу. Он стоит там, ослепительно прекрасен, без темной одежды, а рядом лежат сломанные крылья…
Я просыпаюсь и пытаюсь вспомнить его лицо. Не могу. Ничего с того, что видела. Все мгновенно теряется в памяти, будто кто-то специально руководит сознанием, чтобы я ничего не помнила…»
«2 марта.
…Я не перестаю думать о словах Маньон. Немного успокоившись, возвращаюсь в привычное русло, хотя мысли о случившемся не дают покоя. Жизнь в приюте становится невыносимой. Карла делает все мне назло и получает от этого исключительно удовольствие. Я еле держу себя в руках, чтобы не наброситься на нее с кулаками, напоминая себе каждый раз, что она мать-настоятельница, заведующая нашим приютом.
Говорить о побеге Тамессе и Николь я пока не осмеливаюсь. Да и о сорокалетнем кузене тоже молчу. Что, если они не поймут и не подержат меня? Что я тогда сделаю? Но к словам нашей служанки все-таки прислушаюсь. По-другому быть не может. Мало того, что у меня в кармане ни су не останется, я буду полностью зависеть от мужлана, который, не сомневаюсь, обкрутил мою несчастную матушку и сам вытурил у нее согласие на брак. Я ни за что не дам своего согласия! Лучше умереть на улице между бродячих псов, чем отдать себя ему!..
Загадочный узелок, переданный Маньон, тоже не открываю. Спрятав его в часовне возле алтаря, где каменные плиты подымаются, я никому о нем не говорю, даже своим подругам. Если последним требованием покойной матушки было сохранить и не открывать его, я так и поступлю. Что с того, если узнаю, что в нем? Легче мне не станет. Только прибавлю проблем на свою невезучую голову…»
Андреа захлопнула дневник и несколько раз устало зевнув, поднялась со скамьи. Часы на башне давно пробили за полночь, все улеглись спать, а к ней сон никак не шел. Сначала она читала старый молитвенник, подаренный матерью, но мысли, как вороны, кружились в голове и не давали ей покоя. Тогда девушка отложила молитвенник в сторону, отыскала в тайнике потрепанную брошюру, перо, чернила и принялась писать то, что не позволяло спокойно вздыхать по ночам. Большинство записей в дневнике были короткими и не вмещали в себе важных событий из жизни. Зато поля молитвенника она помечала недолгими фразами, скрытыми для других глаз на тот случай, если тайник обнаружат. Эти фразы имели личный характер и хоронили в себе тайны ее сердца, нежно трепетавшего в груди среди серых стен приюта и ненавистных обитателей, живущих злобой и завистью к другим.
Покинув часовню, она поплотнее закуталась в плащ и направилась по знакомой тропинке к задним дверям, ведущим в правое крыло, отведенное для больных. Несколько прядей темных волос выбилось из-под капюшона и прилипло к лицу, из-за чего она каждые несколько минут убирала их покрасневшими от холода руками, сжимавшими мягкую материю на груди. Ее ноги бесшумно ступали по гравию в деревянных башмаках, не совсем удобных, но вполне терпимых, чтобы идти. Подол скромного черного платья еле прикасался земли, слегка шурша тканью, и подымал с камешков в воздух маленькие пылинки, невидимые для человеческого глаза. Ее легкая походка напоминала полет птицы, а неровное тяжелое дыхание выдавало волнение, охватывающее ее с каждой минутой сильнее и сильнее, будто она чего-то боялась.
Темное небо покрывало множество звезд разных размеров, отбрасывающих бледный свет на тропинку, с обеих сторон засаженную каштанами. Холодный ночной воздух со слабым ароматом мандаринов, доносящимся из амбара, заставлял Андреа останавливаться и вдыхать его всем телом. Слишком возбужденная, чтобы уйти, не насладившись при этом красотой ночи, она остановилась под самым старым каштаном, прижалась спиной к стволу и подняла глаза к небу. Разглядывая звезды и прислушиваясь к каждому ночному звуку, девушка беззаботно улыбалась, зная, что скоро сбежит с пекла, устроенного ей Карлой. Как маленький ребенок, она радовалась тому, что оставит Сен-Мартен-д'Эр и больше не вернется в него. Ей хотелось скрыться ото всех, чтобы ее не смогли найти, чтобы жить одной и радоваться каждому прожитому дню. В городе ее больше ничто не держало. Мама умерла, а родственников и знакомых нет. Она одна-единственная, Андреа Иль-Сент-Ер, предоставленная сама себе и вправе руководит своей жизнью так, как захочет.
Легкий шорох насторожил девушку и заставил вслушаться в приближающиеся шаги. Испугавшись, что это мать-настоятельница, она вышла из тени каштана и зашагала дальше, мысленно моля Господа, чтобы помог ей не попасться на глаза недоброй женщине. Когда она коснулась закоченевшими пальцами ручки двери, кто-то поймал ее за руку и остановил.
- Мадемуазель,- послышался мужской голос,- прошу вас, подождите…
Она удивлено повернулась к говорящему и узнала в нем того самого юношу, с которым столкнулась две недели назад у старого дома, поджидая Николь и Тамессу.
- Что вы здесь делаете, сударь, в такое позднее время? Вход сюда настрого запрещен мужчинам любого возраста! Как вы умудрились только войти?
- Не сердитесь, мадемуазель, умоляю вас,- он сжал заледеневшие руки девушки и чарующе улыбнулся.
- Вы не должны здесь находиться, вас может увидеть кто угодно! Что они подумают? Что я привожу сюда своего любовника? Давайте, уходите!
- Мадемуазель!- горячо воскликнул он, сверкая черными, как смола глазами.- Я пришел сюда ради вас!
- Ради меня?- изумилась Андреа.- Я даже не знаю вас, сударь. Не говорите глупостей.
- Но я хотел увидеть вас опять и простоял здесь целый день, ожидая, когда вы выглянете на улицу.
- Целый день?! Безумец! Вы можете заболеть!
- Заметив, как вечером вы шли в часовню, я безумно обрадовался и решил дождаться, когда вы будете идти обратно.
- А если бы я там заночевала? Вы так и ждали бы, когда я выйду? Ох, самонадеянный глупец! Зачем я вам? Вы с ума сошли?
- Я сошел с ума с той минуты, как увидел вас.
- Нет, нет, нет,- Андреа замотала головой, пытаясь вырвать свои руки из его рук.
- Прошу вас, милая мадемуазель, не лишайте меня надежды… позвольте приходить сюда каждый день и видеть вас, хоть не долго…
- Я не могу позволить вам заболеть, сударь! Для чего эти встречи? Разве нравлюсь вам? Не говорите, все равно не поверю… я не одна из тех салонных красавиц, по которым можно вздыхать.
- Вы прелестны, мадемуазель, и я не устану повторять вам это при каждой нашей встрече. Будьте милостивы, позвольте только мне видеть вас!
- Сударь…- она встретила его глаза и залилась яркой краской, запнувшись на полуслове.
- Ничего не говорите,- юноша коснулся губами ее руки и улыбнулся.- Завтра в десять под этим каштаном.
Поклонившись, он надвинул на лицо шляпу и исчез в темноте между деревьев, словно и не приходил. Некоторое время девушка смотрела ему в след, растерянная и взволнованная сильнее прежнего. Не ответив "да", она точно знала, что с нетерпением будет ждать завтрашнего вечера, считая минуты, и придет к каштану, чтобы увидеть его опять. Ее сердце бешено колотилось в груди, выпрыгивая оттуда, как сумасшедшее. Возможно, она поступает опрометчиво, а потом будет горько сожалеть, но она счастлива, что встретила его. До поездки в город ее жизнь напоминала сплошной черед унылых дней, но когда он неожиданно оказался рядом, странный и молчаливый, прячущий свое лицо под широкими полями черной шляпы, она впервые что-то почувствовала и поняла, что живет просто так, без какой-либо цели в жизни. Сначала их необычная встреча не выходила с ее головы, она даже боялась, вспоминала все до мельчайших деталей, а когда решила, что теряет рассудок, рассказала обо всем Николь. Та только улыбнулась и успокоила ее: «Наверное, из-за того, что раньше не появлялась среди людей и не видела их, а, особенно, мужчин, ты испугалась его присутствию. Позже этот испуг стал приятным, скажем, чем-то значительным для тебя. Очарованная его красотой, ты влюбилась в него, но, не зная того, решила, что с тобой что-то не так. Не бойся, Андреа, это нормально. Не забудь только, что если это простое увлечение, ты скоро забудешь встреченного парня, если же любовь, будешь долго страдать, но потом тоже успокоишься и забудешь. Только Тамессе ничего не говори. Не стоит».
Вздохнув, Андреа улыбнулась, посмотрела в последний раз на звездное небо и скрылась за деревянной дверью, шурша юбкой платья.
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 87 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |