Читайте также:
|
Тем не менее естественное «живое Я» далеко не всегда (а скорее всего, никогда не) укладывается в рамки предлагаемого ему канона «единства и целостности». «Я» экзистирует — это означает, что все новые многочисленные и разнообразные проявления самобытия встречаются (и даже входят в противоречия) с тем, что уже привычно и усвоено как «Я». Эти «инородные» проявления воспринимаются (концептуализируются) как пришедшие со стороны, что вполне естественно, поскольку они изначально не принадлежат «Я»-концепции, но лишь потом включаются в нее или, напротив, отчуждаются.
Понятие множественности «Я» тесно связано с понятием спонтанности «Я». Единое и самотождественное «Я» не может быть спонтанным, поскольку оно неизменно и обязательно для самого себя. Напротив, спонтанность и множественность — это две стороны существования «Я», не замыкающегося в готовой и неизменной форме, а текучего и неожиданного, изменчивого и непредсказуемого. «Множественное Я» — это постоянный поток новообразований «Я», требующих дискурсивной концептуализации.
Как уже говорилось, политеистическая культура предлагает больше средств и возможностей для адекватной концептуализации множественности «Я», то есть принимающей спонтанность и множественность «Я». Напротив, концептуализация множественности «Я» в религиозном дискурсе идет в основном по пути этической оценки, связанной с резкой вертикальной поляризацией, с демонизацией «низших» проявлений субъективности и борьбой с ними. Апостол Павел говорит о вечной войне добра и зла в человеческой душе (Рим 7, 19). Добро может выиграть эту войну лишь иррациональным путем — алогической верой в невозможное, то есть полным отказом от рациональной субъективности, поскольку разум и исходящие из него сомнения — это главные «враги» веры. Принятое в христианском дискурсе разделение самобытия («Я») на тело, душу и дух подразумевает, что тело человека не обладает самостоятельной функцией, оно подчиняется или духу, или душе. Дух является сверхприродным, он дарован человеку от бога (Кор.1 2:12). Спасение — это, стало быть, победа духовного над душевным. В зависимости от исхода этой борьбы человек является или душевным человеком (ψιχικός άνθρωπος), θλи духовным человеком (πνευματικος άνθρωπος). έςот есть истинный «внутренний человек» (έσω άνθρωπος) (Ετес 3:16). «Следы» этой борьбы с самим собой прочно укоренились в европейском мышлении.
В медицинском (психиатрическом) дискурсе множественность «Я» концептуализируется как психическая болезнь, как отклонение в физико-химической структуре организма, которое нужно лечить. В психиатрии для обозначения множественности, вышедшей из-под контроля единого «Я», существует специальный термин-диагноз — «шизофрения» (от греч. σχίσις — расщепление, раздвоение, разветвление; φρενός — σм, мышление, сердце, душа); для устранения этого «отклонения» психиатрическая практика использует соответствующие лекарственные препараты, благодаря которым подавляется симптоматика множественности, то есть активность «Я», которая воспринимается в качестве отчужденной от привычной «Я»-концепции, как нечто «навязанное со стороны» (страх, возбуждение, депрессия, галлюцинации и пр.); такого рода медицинские мероприятия призваны в той или иной степени облегчить человеку формальное встраивание в стандартный социокультурный норматив, предполагающий единую и непротиворечивую «Я»-концепцию.
Больше возможностей для концептуализации множественного «Я» появляется в психолого-психотерапевтическом дискурсе. Здесь уже нет такой жесткой ориентации на норму, которую мы видим в медицинском (психиатрическом) дискурсе. Поэтому появляются разнообразные дескриптивно-нейтральные концепты, не рассматривающие субъективность с точки зрения этической нормы. Примером такого рода концептуализаций может служить теория К. Юнга [43], которая признает наличие отделенного от привычной «Я»-концепции («личности», «персоны») психического опыта («тени»): с одной стороны, полярного по отношению к «Я», с другой стороны, являющегося его необходимой частью; «встреча» и «принятие» этого опыта есть цель «индивидуации» — обретения полноты и целостности «Я» («самости»); единство «Я», таким образом, достигается не за счет «отсечения» аномального психического опыта, а за счет его интеграции (от лат. integer — неповрежденный, целый; integro — приводить в прежнее состояние целостности, восстанавливать целостность). И все же любая психолого-психотерапевтическая концептуализация в той или иной степени несет на себе отпечаток нормативности, если не этической, то своей собственной, проистекающей из теоретических конструктов «правильного развитии», «адекватного восприятия», «рационального мышления», «эффективного поведения» и пр. Скорее всего, ни одна психологическая теория не лишена нормативности, а значит, при концептуализации экзистенциального опыта так или иначе поляризует самобытие человека. Например, концепция психосинтеза Р. Ассаджиоли признает наличие многообразных «субличностей», располагает различными техниками актуализации и описания их, но одновременно призывает подчинить их «высшему Я». Еще один пример: трансактный анализ Э. Берна разделяет «Я» на три «Эго-состояния» — Родитель, Взрослый и Ребенок, — среди которых Взрослый считается инстанцией, осуществляющей руководство другими [9].
Повседневный дискурс также имеет средства для концептуализации естественной множественности «Я». Примерами могут служить понятия воли, долга, ответственности, верности, совести, самоконтроля — это официально признанные концепты, описывающие своеобразные «внутриличностные» взаимоотношения и которые в своей сущности подразумевают существование множественного «Я». Волевая активность состоит в том, что одна часть «Я» активизирует другую часть «Я», в результате человек совершает действия, выходящие за пределы его обыденного состояния; таким образом воля поддерживает единство и последовательность собственного «Я». Чувство долга и ответственности — это интериоризированный норматив, который становится частью «Я», нередко противостоящей другим проявлениям субъективности. Верность, в свою очередь, можно рассматривать как феномен, возникающий на пересечении спонтанных проявлений субъективности с той или иной значимой для человека ценностной константой: человек отказывается от «неверного» поведения, «неправильных» мыслей и желаний. Своеобразным органом, особой и обособленной от других частью души является совесть, которая оценивает все, что происходит с человеком, его внутренний опыт, его поступки. Феномен самоконтроля, по определению, есть необходимое самоотчуждение, совершающееся в целях приведения своих психических или телесных проявлений к тому или иному интериоризированному образцу. Когда же человек не справляется со своими вышедшими из повиновения частями «Я», он призывает на помощь других людей.
Оценочная и описательная концептуализация множественного «Я»
Итак, самобытие человека нуждается в разнообразных и адекватных средствах концептуализации, которые учитывают множественный характер самобытия. Разнообразие средств и их нейтральность в отношении этической оценки — суть два фактора, которые способствуют более адекватной и позитивной концептуализации множественности «Я», — концептуализации, которая не отвергает, а принимает (ассимилирует, интегрирует) проявления субъективности, — концептуализации, которая не поляризует, а гармонизирует «Я»-концепцию. Нетрудно заметить, что современные средства концептуализации множественности «Я» несут больше оценочный, а не описательный характер. Проявления субъективности, которые не вписываются в норматив оцениваются как «неправильные», «греховные», «патологические» и пр. — в зависимости от дискурса, в контексте которого концептуализируется экзистенциальный опыт. Такой нормативный подход поляризует субъективность, отчуждая (уничижая) одни ее проявления и утверждая (возвышая) другие. Результат оценочной концептуализации — «диссоциированная личность», «расколотое Я» (Р. Лэинг). Напротив, описательный, нейтрально-дескриптивный подход к концептуализации субъективности выводит на свет разнообразные и многочисленные проявления, не отвергая их и обогащая тем самым эмпирическое «Я». Можно сказать, что оценочная концептуализация приводит «Я» к единству, через его поляризацию и «отсечение» того, что не уложилось в существующий социокультурный (дискурсивный) стандарт. В то время как описательна концептуализация пытается обнаружить, различить и обозначить все новые горизонты «Я» и таким образом синтезировать многомерную «Я»-концепцию. Оценочная концептуализация аналитична, описательна — синтетична. Оценочная концептуализация закрыта, ее цель стандартизация «Я»-концепции, описательная — открыта, ее цель наиболее полная актуализация субъективности.
Поскольку опыт самопонимания самым непосредственным образом связан с концептуализацией субъективности, то в зависимости от того дискурса, который выбирает человек для самоописания, проявления самобытия предстают перед его рефлективным взором в том или ином свете. Рассмотрим это «разночтение» на примере различных моделей, используемых для концептуализации некоторых маргинальных переживаний, выходящих за пределы обыденного психического опыта, — так называемых «галлюцинаторных переживаний», или «сенсопатий» («голосов», «видений» и пр.).
1. Религиозная концептуальная модель оценивает галлюцинации в зависимости от их содержания: если оно совпадает с содержанием священного писания и религиозными догматами, то они концептуализируются как позитивные (например, «нисхождение Святого Духа», «голос Бога» и т.д.); если содержание галлюцинаторных переживаний не соответствует религиозной доктрине, то они оцениваются как безусловно негативные феномены, вызванные враждебными агентами, «искушающими» человека, то есть отвращающими от правильных мыслей и поступков.
2. Мистическая концептуальная модель также придает большое значение содержанию галлюцинаций, однако оценивается оно весьма индивидуально, чаще всего независимо и даже вопреки официально существующей религиозной доктрине. Обычно мистицизм придает голосам или видениям позитивную и даже развивающую функцию, поскольку расценивает их как показания духовного роста, а потому в большинстве своем галлюцинации вызывают не страх, а напротив, уверенность в себе и своем предназначении.
3. Психиатрическая концептуальная модель оценивает галлюцинации как следствие патологических процессов в организме человека, физико-химических нарушений в его нервной системе. Механистический подход к маргинальному экзистенциальному опыту исключает какую-либо позитивную его концептуализацию и оправдывает использование соответствующих средств для его коррекции (химиотерапия, инсулинокоматозная терапия, электросудорожная терапия и пр.).
4. Парапсихологическая концептуальная модель галлюцинаторных переживаний предусматривает как положительную, так и отрицательную их оценку в зависимости от содержания и коммуникативного контекста: это может быть «негативное воздействие окружающих», а может быть «откровение истины». В первом случае предусматриваются специалисты, которые освобождают человека от галлюцинаций, во втором случае человек обучается управлять своими голосами или видениями, стремится расширить диапазон своих ощущений, поскольку он считает это проявлением своих уникальных экстрасенсорных способностей. Парапсихологическая концепция является преемницей существовавшей до нее «спиритической концепции», теперь уже адаптированной к новой научной терминологии. Слова «одержимость», «инспирация», «наведение порчи» перекочевали в новый контекст, сосуществуя с такими терминами, как: «вторжение в биополе», «кодирование» и др.
5. Психоаналитическая концептуальная модель З. Фрейда видит в галлюцинациях проявление бессознательных мотивов, желаний, мыслей, содержательно связанных с сильными эмоциональными («психотравмирующими») переживаниями. Поэтому галлюцинаторные переживания не воспринимаются как абсолютно чуждые «Я», но как его проявления, которые по известным причинам были «вытеснены». Психоаналитическая концептуальная модель является альтернативой господствовавшей до нее «религиозно-спиритической концепции», которая в галлюцинациях видела негативную «инспирацию» и пыталась освобождать от них с помощью специальных «экзерсистских» процедур. В отличие от З. Фрейда К. Юнг не считал галлюцинации — как и другие «невротические симптомы» — болезнью; они понимались им как «послания самому себе», как необходимый этап на пути индивидуации.
6. Наконец, можно говорить об эзотерической концептуальной модели галлюцинаторных переживаний, в которой происходит своеобразный синтез различных моделей. Особо нужно отметить привлечение концептов, взятых из восточных религиозно-мистических систем, которые в целом с большей симпатией относятся к галлюцинаторным переживаниям, нежели бытующее в западном обществе настороженное отношения к данным явлениям. Например, идея перерождения может стать основой для объяснения необычных образных или слуховых переживаний («память предыдущих жизней»).
Все описанные выше концептуализации маргинального психического опыта существуют в настоящее время, конкурируя между собой за первенство в объяснении множественности «Я». Конечно, здесь не ставится вопрос о том, какая из них более истинная. Мы можем лишь говорить о том, к каким результатам приводит та или иная концептуализация. Вот одно из мнений: «Безусловно негативной для личности является ситуация, когда социальное окружение не поощряет попыток к сосуществованию с голосами, продуктивного взаимодействия с ними, способствует нагнетанию тревоги, диссимуляции и изоляции. Примером такого исхода может служить интерпретация голосов как проявления гипнотического влияния, действия психотронного оружия или зомбирования».
02_01_01_02 lit rus - 3
Дата добавления: 2014-12-20; просмотров: 36 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |