Читайте также:
|
|
Я продолжал молча курить, размышляя, что она связывает с этой темой. Очень скоро мне стало ясно.
- Это было нелегко. Первые две недели были мучительны, но я решила не сдаваться. В конце концов, у меня был
резон...
- Избавиться от кашля? - предположил я, позволяя себе маленькое удовольствие отыграться за ее намеренно провоцирующее поведение в прошедшие полчаса.
- Конечно же, нет! - воскликнула она. - Вы же знаете, что у меня были веские причины для того, чтобы бросить курить - как, впрочем, и во всем остальном.
- Какие же это причины?
- Вам это должно быть известно лучше, чем кому бы то ни было.
- Скажите мне.
- Ну, я просто хотела стать другим человеком, стать лучше. Если вы только слушали то, о чем я вам рассказывала на протяжении этих прошедших недель, вы знаете, как я себя вела. Теперь я хочу искупить свою вину, хочу измениться...
- И вы думаете, что если вы бросите курить и тому подобное, то это поможет вам стать лучше?
Она замолчала. Глядя на нее, я почувствовал, что все ее тело как-то странно напряжено. Ее руки, которые до этого момента расслабленно лежали на ее животе, сжались в кулаки. Я посмотрел на часы и мысленно назвал себя дураком. Осталось только десять минут. Надо было спешить на поезд! Зачем я позволил поймать себя на эту приманку? Зачем позволил этому разговору затянуться так, что его вряд ли можно было сейчас закруглить? Можно ли было найти какой-то выход, какой-то способ избежать бури, ко-
Роберт Линднер
торую я сам накликал? Я решил положиться на того бога, который хранит всех идиотов, и сделал глубокий вдох.
- Ну? - спросил я.
-Все, что я делаю, -все плохо, -безжизненно произнесла она, - нет никакого смысла стараться. Я только делаю хуже.
- О чем это вы?
- О себе, - сказала она. - О себе и вообще обо всем, что я делаю. Я стараюсь поступать так, как нужно - но только глубже и глубже запутываюсь. Это слишком для меня, это слишком...
Время сеанса истекло, я поднялся, открыл для нее дверь.
- Увидимся в понедельник. Ее глаза поблескивали.
- Желаю приятно провести время, - вздохнула она.
В поезде я думал о Лоре и только что закончившейся беседе, слово за словом прокручивая ее в памяти и думая, где же я допустил ошибку. В том, что я совершил серьезную ошибку, у меня не было никаких сомнений, и в этом убеждала меня не только внезапная перемена в настроении Лоры. Нагнетать чувство вины и тревоги перед перерывом в терапии было уже само по себе неразумным. В данном случае я еще усугубил свой промах тем, что потерял контроль над собой и ответил, что со мной редко случается во время лечения, на критику и провокацию. Я спрашивал себя -не затронула ли она какой-либо чувствительной струны во мне? Неужели я столь чувствителен к придирчивости? Или, может быть, дело (как я подозревал тогда и уверен сейчас) в том, что я принял решение подготовить изменение направления анализа Лоры, но неожиданная демонстрация ею своего восприятия происходящего как бессмысленного заставила меня нарушить расписание терапии?
В тот вечер я пообедал с друзьями и провел запланированный семинар, после которого многие из нас соб-
Девушка, которая не могла прекратить есть _____
рались для того, чтобы пропустить на ночь по паре рюмок и продолжить дискуссию у одного из коллег. К тому времени, когда я вернулся в гостиницу, я уже совершенно забыл о Лоре, и когда служащие передали мне сообщение о том, чтобы я перезвонил в Балтимор через оператора какой-то междугородной связи, решил, что это либо связано с чем-то личным, домашним, либо звонили из офиса. Я был очень удивлен, услышав в телефоне, голос Лоры.
- Доктор Линднер?
- Да, Лора. Что случилось?
- Я уже несколько часов пытаюсь до вас дозвониться.
- Мне очень жаль. Но что же случилось?
- Я не знаю. Я просто хотела поговорить с вами.
- О чем?
- О том, что я чувствую...
- И что же вы чувствуете?
- Я боюсь.
- Боитесь чего?
- Не знаю. Просто боюсь. Ничего определенного -просто всего... Мне трудно быть одной.
- Но большинство других ночей вы проводите в одиночестве, разве не так?
- Да... Но сегодня я чувствую себя как-то по-другому.
- Почему?
- Ну, из-за одного обстоятельства. Вы не в Балтиморе. Настала тишина, так как я ждал, что она скажет дальше.
- И потом, - сказала она, - мне кажется, вы сердитесь на меня.
- Почему вы так думаете?
-Это из-за моего поведения сегодня. Я знаю, это было нехорошо с моей стороны. Но я ничего не могла с собой поделать. Меня как будто подстрекало что-то внутри меня.
- Что же это было?
Роберт Линднер
- Я не знаю. Я этого еще не поняла. Что-то...
- Давайте поговорим об этом в понедельник,- сказал я.
Снова тишина. Я услышал какой-то отдаленный звук,
в котором, казалось, различил ее крик.
- Вы меня прощаете? - услышал я всхлипывание.
- Мы разберем все, что произошло в этот час, в понедельник,— сказал я, пытаясь найти выход из этой неловкой ситуации. — А сейчас вам лучше всего лечь спать.
- Хорошо, — сказала она кротко. - Извините, что я побеспокоила вас.
-Никакого беспокойства, -сказал я.-Спокойной ночи, Лора, - и я с облегчением повесил трубку.
В пятницу днем я отчитал лекцию и вернулся в свой номер, чтобы немного соснуть перед тем, как начнется мой выходной с обедом в любимом ресторане и долгожданным вечером в театре. Я принял ванну и лег в тихой комнате. Только я задремал, как зазвонил телефон. Звонила моя жена из Балтимора. Она сказала мне, что Лора перерезала себе вены: мне лучше вернуться и побыстрее...
Я и врач сидели в углу комнаты и шепотом разговаривали. На кровати шумно дышала Лора, которую нам с трудом удалось успокоить. Даже в неярком свете можно было заметить, как она бледна. Я видел легкую белую линию, очерчивающую ее губы. На одеяле лежали ее вялые руки. Белые бинты на ее запястьях как обвинение приковывали к себе мое внимание. Время от времени ее руки вздрагивали.
- Я сомневаюсь, чтобы это была серьезная попытка, -говорил мне врач, -хотя, конечно, трудно сказать наверняка. Это гораздо труднее, чем можно подумать, -уйти из жизни, Нужно этого действительно хотеть -хотеть достаточно сильно. Не думаю, что она к этому стремилась. Порез на левом запястье не очень глубок, а на правом - почти царапина. И крови было не очень много.
Девушка, которая не могла прекратить есть _____
- Я думаю, вы приехали очень быстро, - сказал я.
- Довольно быстро, - ответил он. - Все произошло так: сразу же после того, как она перерезала себе вены, она начала кричать. Немедленно прибежал сосед и тут же позвонил мне. Мой офис - в том же доме, на первом этаже, и как раз так получилось, что в это время я был там. Я бросился наверх, взглянул на запястья, увидел, что порезы не глубокие, и...
- Она резала лезвиями? - прервал его я.
-Да, - сказал он и продолжал,- потом я наложил пару жгутов, позвонил в больницу, куда собирался ее отправить, и вызвал скорую. А потом приехал к ней сюда. К этому времени ей уже наложили швы в отделении несчастных случаев. Она все еще была очень возбуждена, поэтому я решил подержать ее здесь день или два. Я сделал ей укол морфия и послал ее наверх.
- Кто позвонил мне домой? - спросил я. Он пожал плечами.
- Не знаю. До того, как приехала скорая, сосед Лоры позвонил ее сестре и рассказал ей о том, что случилось и что я собирался делать. Наверное, сестра попыталась связаться с вами.
- Наверное, - сказал я. - Она знает, что Лора лечится у меня.
- Я вам не завидую, - сказал он. - Таких поискать.
- Что она наделала?
Он пожал плечами и, подойдя к кровати, сделал неопределенное движение рукой.
-Ну, во-первых, само по себе это происшествие. Потом она ужасно себя вела до того, как подействовал укол.
- Что она делала?
- Ну, — неопределенно сказал он, — она кричала, металась по комнате. В обшем, вела себя довольно дико. -Он поднялся. — Не думаю, что вам есть о чем беспокоиться,
Роберт Линднер
по крайней мере, в том, что касается ее физического состояния. Утром все будет в порядке. Может быть, будет некоторая слабость, но не более того.
- Я вам очень благодарен, - сказал я.
- Не за что, - проговорил он, выходя из комнаты. -Вероятно, утром нужно будет уладить формальности с полицией. Позвоните мне, если я понадоблюсь.
Лора все-таки добилась того, что сеанс в субботу состоялся, - в больнице. Во время этой и многих последующих бесед мы обсуждали причины ее экстравагантного, саморазрушительного поступка. Как указал врач, это была не более чем драматическая демонстрация без серьезного намерения, хотя в подобных случаях могут быть гораздо более серьезные последствия. Ее целью было сорвать мне выходной и вызвать меня для того, чтобы снова пробудить во мне то сочувствие, которое, как она полагала, она сама подорвала своим провоцирующим поведением в четверг. В целом же, причины, как мы потом поняли, лежали гораздо глубже.
Мотивация этой попытки Лоры совершить самоубийство была двоякой. Бессознательно она стремилась повторить ситуацию ухода своего отца, только с более благоприятным исходом; в то же самое время это должно было послужить наказанием за так называемые «грехи» ее поведения и преступления, совершенные мысленно в возрасте от двадцати до двадцати четырех лет. В том, что касается первого из этих странных мотивов, вполне понятно, что Лора истолковала мой короткий перерыв в лечении как уход, что было сходно с тем, как ее раньше покинул отец. Однако на этот раз, как убеждает ночной звонок ко мне в гостиницу, она чувствовала себя, по крайней мере, частично ответственной за то, что она сама прогнала его (в лице аналитика). Для того чтобы вернуть его, ее отчаявшееся сознание замыслило покушение на самоубийство - которое было не чем иным,
Девушка, которая не могла прекратить есть _____
как безумной попыткой - спланированной, как казалось, но не осуществленной более чем десять лет тому назад -повторить первоначальную драму, обеспечив при этом другое и более благоприятное завершение.
• Этот сумасшедший поступок был также подстегнут той фантастической арифметикой признаний и наказаний, которые Лора, как какой-то помешавшийся бухгалтер, не уставала придумывать, чтобы успокоить воспоминания, раздражавшие ее чувство вины. Я опасался, когда эта модель поведения стала мне ясна, что та мысленная ведомость, которую она вела относительно своих ежесеансных признаний в виновности и относительно степени аскетичности ее жизни, никогда не будет закрыта. Самоотрицание необходимо вело к муке. Моя попытка помешать этому провалилась - и не потому что она была неверно спланирована, но потому что была неряшливо выполнена. Мои собственные неосознаваемые потребности - остаточный инфантилизм во мне самом - в данном случае побороли рассудок и вовлекли меня в ошибочные действия, которые едва не стоили Лоре жизни.
И она, и я извлекли хороший урок из этого ужасного опыта, и в конце концов это оказалось даже некоторого рода благом для нас обоих. Разумеется, я бы предпочел получить этот урок в какой-то другой форме. Что же касается Лоры, то она довольно быстро выздоровела и вернулась к процессу анализа со значительно более трезвым взглядом на вещи после того, как она встретилась со смертью. Помимо всего прочего, этот эпизод помор ей обрести подлинное понимание себя и своего поведения, благодаря чему она сумела отказаться от своего ложного аскетизма и прекратила играть роль «образцового», «приспособившегося» психоаналитического пациента среди своих друзей.
Происшедшие события предоставили нам массу материала для работы в последующие месяцы. В особенности
Роберт Линднер
это касалось ситуации, которую в психоанализе технически з называют «трансфером» (переносом) - т. е. отражением в \ терапии прежних форм взаимоотношения с людьми, иг-] равшими значительную роль в жизни пациента, -покушение 1 Лоры на самоубийство привело даже к более глубокому! пониманию ее настоящего невротического поведения. И noj мере того, как мы все серьезнее занимались темой транс-1 фера, составляющей органическое ядро всякого терапев- j тического предприятия, по мере того, как мы вместе еле-J довали от беседы к беседе его извилистым путем, Лора! быстро делала новые и весьма существенные успехи. d каждым новым шагом к самопониманию все полнее раскрывалась личность Лоры, и та ноша несчастья, которую ей так долго пришлось носить, становилась все легче и легче.
Это было чудесно - наблюдать за метаморфозой Лоры. И мне, как живому инструменту происходивших в ней перемен, это доставляло огромное удовлетворение. Тем неЧ менее мое удовольствие было неполным, так как я понимал, что мы по-прежнему не нашли объяснения для единственного оставшегося симптома, который до сего времени избе-; жал воздействия терапии. Мы не достигли никакого прог-; ресса в отношении той странной жалобы, которая и привела ] ее ко мне: приступы не поддающегося контролю голода, лихорадочного поглощения пищи и ужасных последствий этого.
У меня была собственная теория по поводу этого упрямого симптома, и меня часто искушала возможность последовать предположению одной из «школ» психоанализа и сообщить мои идеи Лоре. Однако поскольку я считал - и по-прежнему считаю, что такая техника теоретически неоправданна, ибо является выражением неуверенности и нетерпения психоаналитика, а не хорошо продуманным подходом к проблеме психотерапии, именно поэтому я решил обуздать свое нетерпение и стремление поставить симптом
Девушка, которая не могла прекратить есть _____
Лоры в центр нашей работы путем проверки того, какой эффект произведут на нее мои интерпретации. Придерживаясь проверенных методов, я посчитал необходимым попридержать язык и дождаться развития событий. К счастью, они не заставили себя ждать. В одной из бесед к моей пациентке пришло могучее прозрение, которое расчистило все те психические наслоения, которые превратили ее жизнь в муку.
Лора редко опаздывала к назначенному времени и никогда не пропускала сеансы без основательной причины, предупреждая об этом заранее. И в тот день, когда она не появилась к указанному времени, я почувствовал нарастающую тревогу. Минуты истекали, и наконец после того, как прошло более получаса, а Лора по-прежнему не давала о себе знать, я попросил своего секретаря позвонить ей домой. Там никто не отвечал.
На протяжении дня, будучи занятым с другими пациентами, я лишь несколько раз вспомнил о том, что Лора не пришла на свой сеанс и не сообщила мне об этом. Когда я снова вспомнил об этом по завершении рабочего дня, я постарался, как обычно делаю в таких случаях, припомнить предшествующую беседу с ней и найти какой-то ключ к такому необычному небрежению своей терапией. Но не найдя ничего существенного, я выбросил это из головы и уже собирался уходить.
Но, ожидая в коридоре лифт, я услышал звонок телефона. Я не был настроен отвечать на звонок, но Джин, моя секретарша, более обязательная в таких делах, настояла на том, чтобы вернуться и поднять трубку. И пока я стоял в лифте, она вернулась. Через некоторое время она вышла из офиса и в ответ на мой вопрос лишь пожала плечами.
- Должно быть, ошиблись номером, - сказала она. -Когда я ответила, то послышался какой-то странный шум, похожий на смех, и потом положили трубку.
5-68 |
Роберт Линднер
Я приехал домой вскоре после шести часов и переоделся для того, чтобы встретить гостей, которые должны были прийти на ужин. В ванной я услышал звонок телефона. Трубку подняла моя жена. Когда я вышел из ванной, то спросил, кто звонил.
- Очень странно, - ответила она. - Кажется, тот, кто звонил, был пьян, и я не смогла разобрать ни слова.
Во время ужина меня не покидало чувство некоторой тревоги. Я старался поддерживать оживленный разговор, протекавший за столом, но что-то в глубине сознания не давало мне покоя. Не могу сказать, что я связывал оба таинственных звонка с Лорой и ее отсутствием на сеансе в этот день, но они, безусловно, имели какое-то отношение к переживаемым мною неясным чувствам. Во всяком случае, когда телефон снова зазвонил (в этот момент мы пили кофе), я сам бросился к нему, чтобы ответить.
/
- Алло? - сказал я. В ответ я услышал ка'кой-то булькающий, гортанный звук голоса, который я не могу сравнить с чем-либо мною слышанным. Безусловно, это был человеческий голос; было слышно, что кто-то будто бы задыхается; но в то же время в нем было что-то звериное. Он издал ряд бессмысленных, но настойчивых звуков.
- Кто это? - спросил я более требовательно. После некоторой паузы я услышал первый слог имени, произнесенный с большим трудом.
- Лора! - сказал я. - Где вы находитесь? Снова пауза, за которой последовал судорожный вдох, и как будто бы через пустую трубку она выдохнула: «Дома...»
- Что-нибудь случилось?
На этот раз получилось лучше.
- Я ем.
- Как долго?
-...Не знаю.
Девушка, которая не могла прекратить есть ______
- Как вы себя чувствуете? - сказал я, чувствуя всю абсурдность этого вопроса, но беспомощно соображая, что бы еще сказать.
- Ужасно... Ни-че-го - не - оста-лось... Хо-чу-есть... Я лихорадочно соображал. Что я могу сделать? Что вообще можно было сделать?
- Помогите мне, - сказала она, и я услышал стук выпавшей из ее рук трубки.
- Лора! - прокричал я. - Подождите! - Но связь была прервана, и слова прозвучали эхом у меня в ушах. Я быстро повесил трубку и стал просматривать телефонные справочники в поисках ее номера. Затем набрал номер. После паузы я услышал пронзительный звонок ее телефона. Он настойчиво звенел снова и снова, но ответа не было.
Я понял, что должен делать. Извинившись перед гостями, я взял машину и поехал к дому Лоры. По пути я думал о том, что бы сказали некоторые из моих коллег по поводу того, что я собираюсь предпринять. Без сомнения, они бы ужаснулись такому нарушению ортодоксальной процедуры и заговорили бы со знанием дела о «контртрансфере», о моей «тревоге» по поводу «выходок» Лоры. Ну и бог с ними. Для меня психоанализ - это искусство жизни, которое требует от практикующих его больше, чем просто изобретательное использование своих мозгов. Здесь участвует также и сердце, и в некоторых случаях искренние человеческие чувства должны брать верх над ритуалами и догмами ремесла.
Я нашел в вестибюле почтовый ящик с именем Лоры и бросился по ступенькам ко второй двери. Перед дверью я остановился и, приложив ухо к металлической обшивке двери, стал прислушиваться. Но ничего не было слышно.
Я нажал кнопку. Где-то внутри зазвенел звонок. Прошла минута нетерпеливого ожидания. Я снова стал звонить, усиленно нажимая раз за разом кнопку. К двери по-прежнему
и* |
Роберт Линднер
никто не подходил. Наконец я схватил ручку одной рукой и ударил в дверь ладонью другой. В последовавшей тишине я услышал тяжелый стук чего-то упавшего на пол. Затем послышались шаркающие шаги.
Я приложил рот к щели между дверью и рамой.
- Лора! - прокричал я. - Откройте дверь!
Внимательно прислушиваясь, я услышал что-то похожее на всхлипывания, какие-то слабые стоны, а затем голос медленно произнес: «У-хо-ди-те».
Я с силой рванул ручку двери.
- Откройте! Дайте мне войти!
Ручка повернулась, и дверь открылась. Я толкнул ее, но она поддалась лишь на расстояние цепочки. В полутемном коридоре, на фоне темной глубины квартиры, выделялось что-то белое. Это было лицо Лоры, которое быстро отпрянуло.
- Уходите, - сказала она глухим голосом.
-Нет.
- Пожалуйста!
Она нажала на дверь, пытаясь снова ее закрыть, но я поставил ногу на пороге.
- Уберите сейчас же эту цепочку! - сказал я со всей строгостью и убедительностью, на которые только был способен.
Цепочка соскользнула, и я вошел в квартиру. В комнате было темно, и я с трудом мог различить неясные очертания лампы и мебели. Я двинулся вдоль стены, пытаясь нащупать выключатель. Прежде чем мои пальцы нашли его, едва различимое пятно сбоку от меня, которым бьша Лора, метнулось в другую комнату.
Наконец я нашел выключатель. В неожиданном и резком свете я осмотрел комнату. Она была заполнена мусором. Повсюду валялись засаленные листки бумаги, порванные пакеты, пустые бутылки, открытые консервные банки, раз-
_____ Девушка, которая не могла прекратить есть ________
битая и грязная посуда. На полу и на столе поблескивали довольно большие лужи. Все было усеяно остатками еды -крошками, обглоданными костями, рыбьими головами, кусками непонятно какой пищи. Комната выглядела так, словно в нее вывалили контейнер с мусором. Стояло невыносимое зловоние, которое все усиливалось.
Я с трудом справился с поднимавшейся волной тошноты и поспешил в другую комнату, в которой скрылась Лора. В луче света я увидел смятую кровать, на которой подобным же образом был нагроможден разного рода мусор. Наконец в углу я разглядел сжавшуюся фигуру Лоры.
У входа я нашел выключатель и нажал его. Когда зажегся свет, Лора спрятала свое лицо и прижалась к стене. Я подошел к ней и протянул ей руки.
- Вставайте, - сказал я.
Она усиленно замотала головой. Я наклонился и поднял ее на ноги. Ее пальцы по-прежнему закрывали лицо. Так мягко, как только мог, я убрал их. Затем я отступил на шаг и взглянул на Лору. Мне никогда не забыть того, что я увидел.
Самое тяжелое впечатление производило ее лицо. Оно было подобно церемониальной маске, на которой какой-то вдохновенный маньяк изобразил все возможные пороки плоти. На нем были нарисованы злоба и обжорство, похоть и жадность. Казалось, порча сочится изо всех пор, широко раскрывшихся на туго натянутой коже.
Я моментально закрыл глаза при виде этого призрака воплощенного разложения. Открыв их, я увидел слезы, ручьем лившиеся из тех впадин, где должны были быть глаза. Словно загипнотизированный, я смотрел, как они стекают по оплывшим щекам и падают на халат. И только в этот момент я наконец увидел ее!
На Лоре была надета ночная рубашка из какого-то простого материала, которая свободно спадала от завязок
Роберт Линднер |
, которая не могла прекратить есть _
на ее плечах. Первоначально белая, она теперь была покрыта жирными и грязными пятнами - свидетельствами происходившей орган. Но я почти не замечал запачканной одежды, ибо мое внимание приковало к себе место пониже талии, шарообразно выдававшееся вперед так, словно бы Лора была беременна.
От невероятности увиденного у меня перехватило дыхание — моя рука автоматически потянулась туда, где вспухла ее ночная рубашка. Пальцы натолкнулись на что-то мягкое, легко поддавшееся под их давлением. Я поднял глаза и вопросительно посмотрел на эту карикатуру человеческого лица. Оно искривилось в то, что я принял за улыбку. Рот открылся и закрылся, силясь найти форму для нужного слова.
- Ре-бе-нок, - сказала Лора.
- Ребенок? - повторил я. - Чей ребенок?
- Ре-бе-нок Ло-ры... Смо-три-те.
Пьяным движением она наклонилась и взялась за кайму рубашки. Медленно потянув ее вверх, она подняла руки высоко над головой. Я посмотрел на ее открывшееся тело. Там, куда ткнулись мои пальцы, длинными полосами клейкой ленты была прихвачена подушка.
Лора опустила рубашку. Покачиваясь, она расправила ее в выдававшемся месте.
- Видите? - сказала она. - Так - будто по-настоящему.
И она снова закрыла руками лицо. Ее плечи затряслись от рыданий, и сквозь пальцы полились слезы. Я отвел ее к кровати и сел на краешек рядом с ней, пытаясь, пока она плакала, как-то привести в порядок свои растрепанные мысли. Вскоре она прекратила плакать и открыла лицо. Затерявшийся в складках рот опять открылся, чтобы произнести слово.
-Я-хочу-ребенка, -сказала она и, сонная от усталости, упала на кровать...
Я укрыл Лору одеялом и вышел в другую комнату, где, как я помнил, был телефон. Я позвонил сиделке, с которой я некогда работал и которая, как я знал, смогла бы помочь. Через полчаса она приехала. Я коротко объяснил ей, что нужно было сделать: следовало убрать и проветрить квартиру; когда проснется Лора, нужно было позвонить жившему внизу врачу, чтобы тот осмотрел Лору и порекомендовал ей лечение и диету; сиделка должна была регулярно сообщать мне о положении дел, а через два дня привести Лору ко мне. после этого я ушел.
Хотя ночь была холодной, я опустил верх моей машины. Домой я ехал медленно, глубоко вдыхая чистый воз-
дух.
Спустя два дня, пока сиделка ожидала в другой комнате, я и Лора начали складывать последние кусочки в головоломке ее невроза. Как и всегда, Лора очень смутно помнила о том, что происходило во время припадка и, пытаясь оживить в памяти события, вынуждена была пробиваться сквозь туман полной интоксикации. До того, как я воспроизвел ей случившееся, она не могла ясно припомнить мой визит. Ей казалось, что это было всего лишь фантазией. А о жалкой попытке имитировать беременность в ее памяти не осталось ни малейшего следа.
Было совершенно ясно, что Лорой владело навязчивое желание иметь ребенка, которое и порождало ощущение пустоты, и что спазмы ее волчьего аппетита бессознательно были направлены на достижение иллюзорного удовлетворения этого желания.
Загадкой, не поддававшейся немедленному раскрытию, оставалось, однако, почему это естественное желание женщины претерпело такое немыслимое искажение в случае с Лорой, почему оно стало столь сильным и почему оно Должно было выражаться в такой чудовищной, загадочной и саморазрушительной форме.
Роберт Линднер |
Моя пациентка сама предоставила ключ к этой загадке, когда, пытаясь реконструировать эпизод, которому я был свидетелем, сделала оговорку, вряд ли нуждающуюся в интерпретации.
Это случилось приблизительно через неделю после описанного инцидента. Лора и я вновь рассматривали его, стараясь подобрать к нему ключи. Меня заинтриговала ее затея с подушкой, с помощью которой она пыталась симулировать внешность беременной женщины, и я задал вопрос относительно деталей конструкции. Лоре ничего не приходило в голову. Она предположила, что пристроила подушку уже на стадии высокой интоксикации от пищи.
- Это было в первый раз, когда вы делали нечто в этом роде? - спросил я.
- Не знаю, - сказала она после некоторого колебания. - У меня нет уверенности. Может быть, я и делала, но устраняла все до того, как выходила из тумана. Мне кажется, что-то подобное тому, что вы описывали, я обнаружила пару лет тому назад после приступа, но я не знала - или не хотела знать - что же это было, поэтому я просто разобрала эту штуку и забыла об этом.
- Может быть, вам стоит внимательно поискать в своей квартире,- сказал я наполовину в шутку. - Не найдется ли там запасной.
- Не думаю, - ответила она в том же настроении. -Мне кажется, я должна симулировать (mike) ребенка каждый... - Тут она поднесла руки ко рту. - О Господи! -воскликнула она. Вы слышали, что я только что сказала?
Майк (Mike) - это было имя ее отца; конечно же, от него она хотела иметь ребенка. Голод этого невозможного желания мучил Лору - голод, который нельзя было насытить...
Дата добавления: 2015-09-11; просмотров: 80 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |