Читайте также:
|
Некоторые из нас мечтают о дружной и любящей семье, тогда как на других сама мысль о семейной жизни наводит страх. Если мы едва можем позаботиться о самих себе, как нам заботиться о ком-то еще? К рождению детей никогда не стоит относиться легкомысленно, независимо от того, есть у вас синдром Аспергера или нет. Но в случае СА, существующие проблемы умножаются. Завести ребенка означает проститься с покоем, тишиной и уединением – с тем, что мы так любим. Нам придется выполнять социальные функции, общаться с другими родителями, посещать различные мероприятия – от школьных пьес до родительских собраний. Мы должны будем заботиться о ребенке, ставить его нужды выше своих, быть взрослыми людьми, принимающими зрелые решения – то есть, делать все то, что дается нам с трудом. Многие из нас не будут похожи на большинство матерей, не будут вести себя, как другие матери, или ощущать материнство так же, как они. Мы можем противиться самому слову «мама», так как оно обозначает общую категорию для всех женщин, в которую мы не вписываемся.
«Я избегаю мыслей о браке и детях. Я не хочу терять контроль над своим телом. Я не хочу, чтобы, будучи матерью, мне приходилось все время находиться во «включенном» состоянии.» (Kes)
«У меня нет детей, и я не планирую их заводить. Я не хочу брать на себя ответственность за воспитание ребенка. Мне довольно сложно заботиться о самой себе, не говоря уже о ком-то еще.» (Shannon)
«Мне очень нравилось быть беременной, я чувствовала себя такой красивой! И мне нравилось воспитывать своих детей. Это замечательно – каждый день делать богаче их речь и взгляд на мир. Я вырастила троих. Другие родители тоже часто просили меня присмотреть за их детьми.» (Widders)
Я часто говорила, что рождение ребенка – это не плюшевые мишки и воздушные шарики, как изображают повсюду от обоев до открыток, а боль, кровь, грязные подгузники, отрыжка и прочее. В родах не было ничего красивого или приятного, а появление ребенка лишь усилило все мои проблемы с сенсорикой, общением и контролем. Кроме того, в то время я была весьма эгоцентрична, и жертвовать своими интересами в угоду кому-то еще мне совершенно не нравилось. Однажды, когда моей дочери было два года, я ехала с ней на поезде из Калифорнии в Нью-Йорк. Она играла с мальчиком, который сидел рядом, и его бабушка, глядя на обоих ангелочков, риторически спросила: «Разве это не прекрасно – быть матерью?» Я со всей своей прямотой ответила: «Ничуть.» На лице женщины отразился чистый ужас, она отодвинулась подальше и отвернулась к окну, старательно избегая смотреть на меня. Определенно, она зачислила меня в категорию серийных убийц. Я мысленно посмеялась и задумалась, как же часто люди кривят душой.
Она не спросила, люблю ли я свою дочь. На этот вопрос я без сомнений ответила бы «да». Мне не нравилось именно быть матерью, потому что, как оказалось, эта роль требовала от меня слишком многого. С момента, как моя дочь появилась на свет, она стала кричать, терзать мою грудь, нарушать тишину моей крошечной квартирки в Сан-Франциско, наполнять ее ужасными запахами – моя дочь была худшим кошмаром для аспи. Я улыбаюсь, когда пишу это, потому что она знает, как сильно я ее люблю, и сейчас, зная мои сенсорные особенности, она сразу выключает музыку, когда хочет поговорить со мной, и успокаивает собак, когда я работаю. Но когда она была ребенком, я не могла спокойно посмотреть фильм без ее крика, что нарушало правило номер 14 моего кодекса аспи: «ни при каких обстоятельствах не отвлекать меня от фильма».
По странной иронии, хотя у моей дочери нет аутизма, в раннем детстве она совсем не любила обниматься. Она была единственным существом, которое я хотела обнять, но она отталкивала меня, и с каждым разом моя привязанность к ней таяла. В воспитании ребенка я стала похожа на Спока – и я имею в виду вовсе не доктора. Я ошибочно решила, что она не любит меня и не нуждается во мне. Возможно, ей будет лучше с отцом, подумала я – к тому моменту он уже ушел от меня. Я препоручила дочь его заботе, и через какое-то время мое сильное чувство связи с ней начало возвращаться. И когда оно вернулось, оно оказалось внезапным и всепоглощающим. Моя дочь говорит, что примерно в то же время она испытывала такое же охлаждение, а затем воскрешение чувств. Я переехала жить в Европу, и она отправилась вместе со мной.
«У меня есть сын, ему десять лет. Он живет с отцом в другом городе, далеко отсюда, и приезжает ко мне пять-шесть раз в год. Думаю, это к лучшему. Я люблю его, он счастье и смысл моей жизни.» (Siv)
Когда моя дочь вернулась ко мне, я стала очень преданной и заботливой матерью. При всех странностях, моя потребность в ритуалах и правилах означала, что обстановка в доме будет упорядоченной, безопасной и предсказуемой. Наша жизнь вошла в ровную колею, и дочь смогла привыкнуть к моему распорядку. Мне нравилось быть матерью-одиночкой гораздо больше чем замужней, потому что мне не приходилось делить контроль с кем-то еще.
«Я счастливая одинокая мама с двухлетним сыном, у нас фантастические отношения. Я не хотела бы жить с кем-то еще. Материнство – лучшая вещь на свете.» (Kylli)
Наша потребность в контроле, сенсорные особенности и любовь к книгам обычно означают, что наши дети будут много читать и мало смотреть телевизор. Наша чувствительность к пище и искусственным добавкам означает, что они будут правильно питаться. Они будут делать зарядку и бывать на свежем воздухе. Судя по тому, что я узнала от других аспи-девочек, из нас получаются довольно нестандартные, но консервативные мамы: строгие, надежные, логично мыслящие, способные защитить и стимулирующие интеллектуальное развитие.
Из-за стремления все контролировать и недоверия к системе образования многие из нас предпочитают обучать детей на дому. Когда моей дочери было семь лет, я полгода обучала ее дома, потому что в школе маленького городка в Северном Уэльсе, где мы жили, ей было слишком скучно. Мы начинали день с сериала «Моя жена меня приворожила», а затем уроков пения и рисования, но также охватывали и все необходимые предметы – математику, чтение, письмо, географию, обществознание и физику. Когда моя дочь вернулась в школу, она сразу стала круглой отличницей. Я старалась подобрать для нее самую лучшую школу, с дружелюбной и творческой атмосферой – пусть даже расположенную не так удобно. Одно время мне приходилось ехать с пересадками на другой конец города, чтобы отвезти ее туда, при этом выкраивая время на свою учебу в университете и подработку. Другие аспи-девочки, с которыми я говорила, также обучали своих детей на дому или принимали активное участие в их образовании.
«В школе я была достаточно умной, но никогда не получала помощи, которая была мне нужна. Так что теперь я сама обучаю своих трех мальчиков-аспи.» (Naga Empress)
Несмотря на все свои старания, я всегда ощущала, что делаю недостаточно. До того, как мне поставили диагноз, моей дочери приходилось наблюдать мои постоянные метаморфозы. В то время как я пыталась разобраться в себе и найти свое место, ей приходилось следовать за мной, поскольку мои душевные скитания часто сопровождались реальными переездами. К тому времени, как ей исполнилось 14 лет, она успела пожить или побывать в 14 странах. У других матерей было больше денег, больше терпения, больше стабильности, они никогда не выглядели такими изможденными, как я. Они болтали друг с другом на детских площадках, приглашали друг друга на кофе. Меня никто никуда не приглашал.
Однажды дочь воскликнула: «Ну почему ты не можешь быть нормальной, как другие мамы?» Это было больно. Перед этим я очень громко пела оперную арию, сидя в машине. Очевидно, другие мамы так не делают.
Но были и плюсы. Наличие умной, но эмоционально незрелой матери означало, что моей дочери было с кем играть и не только смотреть вместе детские фильмы, но и петь все песни из них. В Новую Зеландию мы переехали потому, что нам понравились пейзажи во «Властелине колец». Когда она была подростком, мы обменивались одеждой. Мы слушали одну и ту же музыку. Потом она повзрослела – а я нет. Я по-прежнему смотрю детские фильмы и пою песни, но теперь делаю это без нее.
Сейчас она учится в колледже и живет далеко отсюда, совершенно самостоятельно. Какая-то часть меня знает, что ей повезло иметь аспи-маму. Другая часть жалеет, что я не знала о своем диагнозе раньше и не имела достаточной поддержки, чтобы обеспечить ей бытовую и финансовую стабильность. Но я надеюсь, что справилась хорошо. Она умеет сопереживать и никогда не станет подвергать кого-то травле, у нее очень открытый взгляд на мир, она лишена многих предрассудков и очень легка в общении. Последнее у нее явно не от меня. А я снова живу для себя, и, должна признаться, мне это очень нравится.
Притом что большинство аспи-девочек, с которыми я говорила, не испытывают особой любви к детям в целом, те из них, у кого есть свои дети, по-настоящему их любят и находят в них источник огромной радости, дружбы и поддержки.
«У меня нет особого чувства материнства, но я очень люблю своих двоих детей.» (Sam)
Я никогда не была в гостях у целой семьи аспи, но представляю себе их дом – должно быть, это замечательное место, похожее на музей, где комнаты заполнены предметами их необычных увлечений, на стенах висят модели нашей галактики, и кипы книг высятся до потолка, а вокруг свободно бегают домашние животные.
«Когда мы идем на пляж или в парк, мы копаемся в песке (или в земле), исследуем округу и просто делаем то, что нас радует и успокаивает. У бабушки мы играем в игры с многочисленными кузенами, поем песни и танцуем.» (Dame Kev)
«Мы ходили в походы по лесу, притаскивали со свалки электронику и разбирали ее, рассматривали сбитых машинами животных. Мы ходили в музеи, делали костюмы и даже создали клуб по дрессировке собак. Мы читали друг другу книги перед сном. Я 12 лет не работала, воспитывая детей, и радовалась каждой минуте. Я ответственная, но сама веду себя как ребенок, и проводить время с детьми было просто замечательно.» (Widders)
Однако, если в семье несколько аспи – это может обострить некоторые проблемы.
«Я думала, что сын хочет поцеловать меня в щеку, но вместо этого он схватил меня за лицо и укусил за верхнюю губу. (Он видел, как меня целует муж, и, видимо, неправильно это понял.) Результатом стала двойная истерика. У него случился срыв, потому что я стала кричать и размахивать руками. Он убежал в свою комнату и стал громить игрушки. Я расплакалась, ушла на кухню, стала вытаскивать из холодильника еду и швырять ее на пол. Осознав, что сделала, я забилась в угол кухни и какое-то время сидела там, покачиваясь взад-вперед. Через несколько минут пришел сын и принес одну из своих игрушек, которая нас обоих успокаивает. Мы немного поиграли, потом я все прибрала и уложила его спать.» (Dame Kev)
Как уже говорилось, некоторые из нас имеют очень консервативные и традиционные взгляды на семью. Семья – наша защита и поддержка. Но что случается, если брак заканчивается? Потеря партнера – удар для любой матери, но в нашем случае мы можем потерять единственного кормильца семьи и важнейшего посредника между миром и нами, того, кто решал все проблемы, которые не могли решить мы. И тогда нам приходится брать на себя роль и матери, и отца, со всеми последствиями.
«Мой муж был адвокатом. Он бросил меня с детьми и почти без денег (а позже отобрал и детей). Тем временем, появился еще один мужчина, который утверждал, что любит меня. Я родила от него двойню, мальчика и девочку, но он тоже ушел. Я осталась одна с пятью детьми, и мне пришлось идти работать, чтобы кормить семью, притом что до этого у меня не было опыта работы. К тому времени как я возвращалась домой, у меня почти не оставалось сил на детей. Следующие 16 лет я пыталась хоть как-то собрать свою жизнь воедино. Наверное, в мечтах я замечательная мать, но на деле все совсем не так.» (Widders)
Проблемы с детьми не заканчиваются, когда они становятся взрослыми. Наши аутичные черты по-прежнему могут конфликтовать с родительскими обязанностями. А дети могут оказаться самыми требовательными людьми в нашей жизни. Даже зная о нашей аутичности, они хотят, чтобы мы оставались их родителями.
«Время от времени кто-то из моих детей (сейчас им 29, 27, 21 и двоим по 16) начинает требовать от меня чего-то, что я не могу им дать, и не оставляет меня в покое. Я прошу уединения, но они следуют за мной по всему дому и не сдаются. В результате, я оказываюсь взвинчена до такой степени, что просто срываюсь. От остальных я могу скрыться, но не от своих детей. Не подумайте о них плохо. Они умные и талантливые, но у каждого из них очень сильный характер. Они винят меня за все мои ошибки в браке с их отцом. Так как я все потеряла при разводе, они думают, что я бесхарактерна и ни на что не способна. Я оказалась в нищете, и они относят меня к низшему классу. Он забрал их от меня и годами не позволял даже навещать, это было ужасно. Моим детям еще во многом предстоит разобраться. Они думают, что я была плохой матерью, но постепенно они начинают узнавать меня лучше.» (Widders)
Окружающим (например, социальным службам или суду по делам семьи) бывает трудно понять противоречие между нашим интеллектом и эмоциональной незрелостью, между стремлением к порядку и исполнительной дисфункцией. Иногда нас подозревают в том, что мы плохие родители. Некоторые женщины, с которыми я разговаривала, подвергались обвинениям со стороны органов опеки. По меньшей мере, у двоих временно забирали детей на основании всего лишь подозрений, без каких-либо доказательств. Впоследствии обвинения с них были сняты.
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 112 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |