Читайте также:
|
— Какой великолепный вкус у этой рыбы. Она напоминает мне форель! — сказал Сид, накладывая на тарелку еще один кусок.
— Мне кажется, ее все-таки правильнее сравнить с чебаком, — заметил Дарнлей. — Правда, ни в одной из известных мне классификаций этой замечательной рыбе до сих пор не отводится места.
— Чего не скажешь о моем желудке: в нем я отведу ей весьма почетное место! — усмехнулся Сид.
Гранитный зал, в котором завтракали собеседники, являлся, по существу, обычной пещерой, которой изобретательность Дарнлея и его команды придала определенный комфорт.
В зале имелась необходимая для столовой мебель, изящные светильники, а сидения простых стульев облагораживало мягкое покрытие.
Теперь, с приходом каравана, “пиршественный зал” обзавелся и полным столовым сервизом — выполненная Гертоном просьба Семуэла.
Сквозь прорубленные во внешней стене пещеры узкие окна виднелся окружающий пейзаж — группы сосен и папоротников, причудливо разбросанные по красной каменистой земле, кое-где украшенной бородами мха.
Хорошо выспавшиеся в наркотическом сне верблюды к середине ночи уже домчали путешественников от Красной Поляны до лагеря ученого, и несколько часов беззаботного отдыха возродили их оптимизм и слегка потускневшее было остроумие.
— Я смотрю — здесь нет мимоз, — сказал Гертон.
— Да, эта природа напоминает мне родину, с ее скромными растениями, которые ничего не замышляют против человека, — ответил Дарнлей. — Лидерские замашки здесь начинаются с сосудосеменных и достигают апогея у мимоз.
Следом за рыбой на столе появилось жаркое из антилопы, и Сид положил себе в тарелку внушительный шмат мяса.
— Неужели представители местной фауны не выработали защитных мер против растений? — удивился сэр Джордж.
— Единственная защитная мера — как можно дальше обходить аристократов растительного царства, — усмехнулся Дарнлей. — Самые разные виды голосеменных, покрытосеменных и тайнобрачных представителей флоры совершенно безвредны, неприятности начинаются с односеменных, а затем опасность постепенно возрастает, принимая просто патологические размеры у мимоз. Кстати, я так и не понял пока, почему подобные способности выработались именно у них, а не у других разновидностей сростнолепестных. — Дарнлей пожал плечами. — Эта местность — сплошная загадка! Ну, например, по всем законам природы низшие растения при таком раскладе должны бы погибнуть. Но это не так — они процветают, занимая почти такое же пространство, как и “избранники судьбы”. И здесь, мне кажется, я нащупал причину подобного явления. Дело в том, что высшие растения быстро истощают землю — вы сами видели, какие это гиганты! — а низшие продуктами своей жизнедеятельности обогащают ее. Смешанные леса нередко говорят о частичном истощении земли: мимозам достаточно той подкормки, которую обеспечивают растущие вместе с ними простейшие виды. С обедненных почв мимозы уходят, захватывая участки, где произрастали только примитивные растения, предоставляя последним восстанавливать “съеденную” землю.
— За эту идею с радостью ухватились бы те сочинители, которые воспевают существующую в природе гармонию, — заметил Филипп.
— И в данном случае попали бы в яблочко, — согласился Дарнлей.
— Ах, какая умилительная картина! — съехидничал Сид, удовлетворенно отодвигая от себя тарелку. — А вот как складываются отношения тех, кто имеет корни, с теми, кто умеет бегать? Ну, хотя бы с этими “крупными пиявками”, которые чуть не полакомились нами? — В местностях, занятых простейшими растениями, их существование складывается по привычной для нас схеме. Разумные существа этого мира, при желании, могли бы даже обрабатывать землю. Только у них другие склонности, о чем напомнил наш юный друг. Правда, над этими гипотетическими полями всегда висела бы угроза захвата: удобренная почва весьма притягательна для мимоз. Кроме того, не возбраняется и посещение опасных территорий, где местные аборигены находят съедобные плоды и растения для своих ритуальных потребностей. Там же могут безопасно пастись и различные травоядные животные. Однако, когда по каким-то причинам та или иная местность становится запретной, всех заблаговременно предупреждают об опасности: меняется привычный вкус плодов, побегов и трав, становятся ощутимо болезненными прикосновения ветвей, возникает даже физическая преграда. И если живые существа не понимают этих сигналов, их останавливают, погружая в сон. Мне непонятны законы возникновения и пропадания опасных периодов. Возможно, это меры, принимаемые высшими растениями для того, чтобы не вытаптывали травяной покров, не срывали полезные мимозам растения, не утрамбовывали копытами рыхлую землю возле стволов. Да тысячи причин! Но, как бы то ни было, жизнь животных здесь менее подвержена опасности, чем там, где царит человек. Здесь все подчинено целесообразности, а не безответственному уничтожению.
— Человеку непривычно подчиняться законам, которые диктует не он, — задумчиво проговорил сэр Джордж. — И мы оказались слишком тупыми, чтобы понять чуждую и непреклонную волю.
— И учтите вот еще что, — сказал Дарнлей. — Мимозы великолепно умеют координировать свои силы. Ни одно отдельно взятое растение не смогло бы остановить вереницу людей и животных, подобную вашему каравану. Это удалось сделать объединенными усилиями всех особей, вставших стеной — не только в прямом, но и в переносном смысле — на защиту своих интересов. Кроме того, мне известен случай, когда мимозы помогли растущим по соседству магнолиевым, которым угрожала опасность быть вытоптанными слонами. Каким-то образом они снабдили растения своей способностью создания защитной ауры, и слоны, проспав несколько часов, забыли о своих намерениях и удалились восвояси.
Дружный смех гостей явился достойной наградой хозяину за забавный рассказ.
— В своем послании, — сказал Айронкастль, когда смех утих, — вы написали, что не знаете, являются ли поступки растений проявлением интеллекта. За последнее время не появились ли новые доводы в пользу той или иной точки зрения?
Дарнлей пожал плечами.
— Пожалуй, я затруднился назвать эти растения разумными, — сказал ученый. — Конечно, в их поступках имеется известная логика, но логика, четко отвечающая сложившимся обстоятельствам и всегда адекватная опасности. Никаких вариаций — все вполне конкретно и определенно.
— Тогда это инстинктивные действия? — допытывался Гертон.
— Инстинкт в нашем понимании — это набор раз и навсегда установившихся реакций на определенный ряд явлений. Здесь же все гораздо сложнее, — возразил Дарнлей. — Высшие растения реагируют на любые проявления опасности, в чем бы они ни заключались. Для них не существует неожиданностей, при которых инстинкты пасуют или оказываются неэффективными. Поверьте, реакция растений настолько непредсказуема и разнообразна, что заставляет думать об их интеллекте… Это явление не поддается классификации.
— Вы действительно убеждены в том, что высшим растениям здесь отводится доминирующая роль над прочими проявлениями жизни? — спросил сэр Джордж.
— Да. В этом мире все приспособлено к потребностям господствующих растений. Любое противодействие оказывается тщетным. Я, во всяком случае, не обнаружил способов сопротивления.
— А если здесь появятся люди, вооруженные всеми достижениями науки?..
— Растения смогут избежать даже уничтожения, — убежденно ответил Дарнлей. — Мне думается, даже атомная катастрофа, убийственная для всего живого, заставит их лишь уйти глубоко в недра земли, чтобы потом возродиться из пепла. Хотя само царство высших растений не проявляет разрушительной тенденции, соблюдая некое равновесие интересов всех порожденных природой видов жизни.
— Может быть, именно поэтому здесь так много удивительных созданий, — проговорил Филипп.
— Весьма вероятно, — согласился исследователь. — В каком еще месте вы увидели бы рептилий, достигших уровня млекопитающих? Или удивительных собакольвов? А странные существа, занявшие здесь нишу человека? Они разумны, имеют развитую систему общения, и более приспособлены к жизни, чем человек. Чего, например, стоит донашивание детенышей в сумках наподобие тех, что имеют двуутробные животные Австралии, или прекрасно защищающий тело покров из шерсти и чешуи, а практически безотходный вид питания? — Увидев, как передернулся Сид, Дарнлей рассмеялся, а затем продолжил: — Их речь значительно богаче людской. Они великолепно объясняются посредством свистящих модуляций, в которые входит повышение и понижение тона, сочетание определенных нот, изменения темпа и длительности звучания разнообразных переходов. Число комбинаций, которыми они располагают, по правде сказать, бесконечно и наверняка превосходит сочетания наших слогов. Они совершенно не реагируют на пластическую красоту: особи противоположного пола очаровывают друг друга не формами Адониса или Венеры, а звучностью и богатством голоса.
— Значит, при выборе партнера первое место отводится музыке? — удивленно спросил Айронкастль. — Похоже, этот мир помешан на звуках! Достаточно вспомнить эту синюю саванну…
— Верно, — кивнул Семуэл. — Но эта музыка не для наших ушей. Ее красоты и ритмический рисунок недоступны нам. Я пытался отыскать в речи аборигенов что-либо, похожее на мелодию или гармонический лад, присущие тому, что считаем музыкой мы, но потерпел поражение… Если коснуться их общественного развития, то здесь они остановилось на стадии племени, в которое входят несколько кланов. Жилищами им служат вырубленные в скалах пещеры, которые они выстилают специальной материей, очень похожей на мягкий фетр. Для его выработки требуются какие-то минералы, но что именно, я не определил: это, как и изготовление ядов, является секретом племени. Вооружение аборигенов вы уже видели, сторожевых “собак” тоже, а вот отсутствие какого-либо транспорта меня удивляет до сих пор: здесь предпочитают ходить пешком.
— А как вы с ними общаетесь? — спросил сэр Джордж.
— С помощью жестов, — ответил ученый. — И, кроме того, они каким-то загадочным образом угадывают мысли, если те относятся к конкретным категориям. Я внес усовершенствования в словарь знаков, предназначенных для глухих, исключив из него обозначения букв и обогатив обобщенными понятиями. Они прекрасно усвоили мои уроки, так что проблемы с общением исчезли.
— Аборигены не угрожают вам? — В словах Гертона прозвучала искренняя забота о друге.
— Нет, конечно, — улыбнулся тот. — Мы здесь в полной безопасности. Преступления, ложь, убийства и прочие прелести — это порождения цивилизации. А здесь не нарушают принятых обязательств, свято верят в честность и честь.
— В таком случае, они лучше нас! — вздохнул Гютри.
— В моральном смысле — безусловно. Как и сама природа, в которой непреложным законом является истребление лишь в силу необходимости. Даже в нашем привычном мире хищники не убивают ради удовлетворения инстинкта убийства, а здесь большинство и вовсе предпочитает не убивать жертву, а лишь частично обескровить ее, оставив в живых.
На мгновение над столом повисло молчание. Негры подали на десерт какие-то неведомые плоды размером с апельсин, а вкусом напоминавшие землянику.
— Вы не чувствовали себя здесь несчастным? — негромко спросил Филипп.
— Противоядием от подобных мыслей всегда являлось сжигавшее меня любопытство. Я не удовлетворил еще эту страсть, и поэтому вряд ли покину эту землю. Особенно теперь. — Он положил руку на плечо Айронкастля. — Вы, дорогой друг, ценой многих лишений обеспечили меня всем необходимым на многие годы, даже транспортом. — Он кивнул на окно, за которым виднелся пасшийся неподалеку скот.
Гертон вздохнул: он прекрасно понимал бродягу Семуэла Дарнлея, и сейчас остро завидовал ему.
Но вид своих молодых спутников, особенно Мьюриэл и Филиппа, вернул его мечты на грешную землю: тех манили другие горизонты.
Словно прочитав его мысли, Дарнлей сказал:
— Вам все равно придется задержаться здесь на четыре месяца: начинается сезон дождей. За это время вы сможете провести ряд исследований. — Взглянув на разом посветлевшее лицо Айронкастля, он оглядел остальных гостей и сказал: — У меня и для вас имеется сюрприз. Я, словно Гарун Аль-Рашид, хочу наградить вас за рыцарскую преданность, бескорыстие и беззаветную отвагу.
Неожиданные слова заставили всех отставить в сторону чашки с кофе и воззриться на хозяина гостеприимного дома. А тот, довольный произведенным эффектом, продолжил:
— Эта красная земля невероятно богата залежами золота и россыпями драгоценных камней. Вы покинете затерянный мир богатыми и независимыми. И, узнав вас, я твердо уверен, что вы не употребите во зло полученные сокровища.
Отчаянный Сид тут же представил себе, в какие уголки мира он сможет теперь отправиться. Фаргейма давно тяготила мысль о разрушавшихся родовых замках, на реставрацию которых никак не хватало средств. Филипп представил себе Мьюриэл и Монику во всем блеске светской жизни и облегченно вздохнул, мысленно простившись с делами о запутанном наследстве.
— Сейчас я покажу вам, что можно добыть в этой земле, — проговорил Дарнлей и приказал одному из негров принести голубые шкатулки.
— А вид богатства не совратит этого малого? — спросил Сид.
— Нет. Дарни — он родом из Флориды — вполне доволен своей судьбой и прекрасно знает, что станет весьма обеспеченным человеком, если мы когда-нибудь вернемся в Америку. Вскоре Дарни поставил на стол перед Дарнлеем довольно объемистые шкатулки.
Тот небрежно отпер их, и взглядам присутствующих предстали бесчисленные алмазы, сапфиры, изумруды и золотые самородки. Они не поражали воображение ослепительным сверканием граней: необработанные камни выглядели просто кусками гальки, выброшенной океаном на каменистый пляж. Но изощренный взгляд Фаргейма разглядел за их невзрачным видом огромную ценность собранной Дарнлеем коллекции.
— Итак, каждый получит по заслугам и распорядится богатством в соответствии со своими склонностями, — подвел черту сэр Джордж.
Айронкастль и Дарнлей смотрели на камни с искренним равнодушием.
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 31 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |