Главная страница | Контакты | Случайная страница Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Впечатления игровых терапевтов от первого приема

Это действительно очень сильно зависит от индиви- Кэти:

дуальных пристрастий. Когда я начинал работать в иг­ровой терапии, я вел записи, но оказалось, что они от­влекают и меня, и ребенка. Пока я записывал, я смот­рел в блокнот, а когда поднимал голову, то оказыва­лось, что ребенок уже в совершенно другом месте, и я уже что-то упустил из его поведения. Таким образом, я упускал то, что ребенок стремился мне сообщить, по­скольку игра ребенка—это его язык. Я также заметил, что я записываю не все, что делает ребенок, а какие-то отдельные случаи, только то, что мне кажется важным. Ребенок тоже это заметил, и я понял, что ребенок чаще совершает такие действия, которые я стремлюсь за­писать. Таким образом, я непроизвольно влиял на игру ребенка и структурировал ее. Сам факт того, что что-то записывается, может выглядеть для некоторых детей угрожающим и, следовательно, может ограничивать иг­ру ребенка. Как-то раз, когда я вел записи во время сеанса с шестилетним Мэтыо, он подошел ко мне и за­хотел посмотреть, что я пишу; я дал ему свои записи (в игровой комнате не должно быть секретов). Мэтью Билл:

поставил мой блокнот на этюдник, быстро закрасил всю страницу черной краской и вернул его мне. Я воспри­нял это как очень сильное послание о том, как он реа­гирует на то, что я записываю, что он делает! Этот случай положил конец моим записям во время сеанса. Иногда я обучаюсь быстро! Когда я не связан необхо­димостью записывать то, что делает ребенок, я могу быть к нему более внимательным. Возможно, у других терапевтов есть более совершенная система записи, ко­торая позволяет им фиксировать наблюдения во время сеанса с минимальным отвлечением. Замечания о сеан­се можно зафиксировать непосредственно по его окон­чании; они важны для того, чтобы терапевт понял раз-, -витие сюжетов в детской игре и определил степень, продвижения.

Я знаю одного новатора в области игровой терапии, который занимается частной практикой. Он прикрепля­ет к поясу диктофон, включающийся от звуковых коле­баний, и наговаривает на кассету свои замечания, пока приводит в порядок игровую комнату после сеанса..

Все это началось еще до того, как я успела понять, что происходит. И вот я сижу на стуле, предназначенном челове­ку, которого называют консультантом, у которого есть игровая комната, о кото­ром я слышала, читала, и которым я в данный момент должна быть. Самые разнообразные мысли мелькают у меня в голове, и хотя я и не считала, но я могла бы покляться, что ко мне в желу­док забрались несколько бабочек. Я не помню, чтобы я сильно нервничала, но я хорошо помню, что я страстно ждала этого опыта и всего, что он мог бы с со­бой принести. Это было очень странное, но совершенно особенное чувство. Я ис­пытывала некоторые опасения, но за тридцать минут, промелькнувшие как несколько секунд, все это, как ни стран­но, отошло очень далеко от меня.

Мне казалось, что я готов. Я думал, что все получится естественно, но, честно го­воря, мне пришлось сражаться с тем, что происходит. Мне хотелось направ­лять действия ребенка, говорить ему, с чем играть, в буквальном смысле его «подталкивать». Мне хотелось объяснить ему назначение той или иной вещи и «прокладывать путь», делать что-то за него, например, укрепить, сложить, от­крыть, закрыть и т. д. Мне пришлось преодолевать свою фрустрацию и предо­ставить ему бороться с его собственной, чтобы мы могли вместе расти. Я думаю, что в действительности этот сеанс был более терапевтичным для меня, чем для Брайана; я так много узнал о себе, о собственных потребностях, особенно о своей потребности помогать, лидировать, направлять, облегчать деятельность де­тям. И что особенно важно, я научился сдерживаться для того, чтобы дать ре­бенку возможность расти.

Стивен:

Мэрилин: В ожидании своего первого сеанса игро­вой терапии я чувствовала, что я все более нервничаю и сжимаюсь. Казалось, что голова моя становится абсолютно пустой каждый раз, когда я пытаюсь вспомнить, что я должна сказать «по правилам». Это оказалось лучшим из то­го, что со мной когда-либо случалось. Когда я шла в игровую комнату рука об руку с Карен, я чувствовала, что напря­жение ослабевает и что мне нравится ребенок, идущий рядом со мной. Когда мы вошли в комнату, мне больше не ка­залось, что голова у меня пустая, а вме­сто этого я почувствовала себя откры­той, восприимчивой, готовой пережить с ней чудесные отношения, начало кото­рым уже было положено.

Мой первый опыт в игровой комнате стал радостным переживанием. Мне уда­лось отбросить роль знатока и целите­ля, принять девочку, и взять инициативу на себя. У меня не было ощущения, что я должен в чем-то убедить ее или чему-то научить. Я наблюдал за ней и пытал­ся понять ее мир. Мне удалось сосредо­точится на ней, а не на моей методике. Я знаю теперь, что я чувствовал себя таким же свободным, как и этот ребе­нок.