Главная страница | Контакты | Случайная страница Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

ВТОРОЙ КРИТЕРИЙ: ДИСКУССИОННОСТЬ

Второй существенный признак объекта общественного мнения связан не столько со спецификой собственно общественного мнения, сколько со спецификой мнения как тако­вого, как особого типа человеческого суждения.

Специфика Эта специфика обнаруживается уже в сфере индивидуального суждения- сознания. Как известно, далеко не каждая высказан­ная человеком мысль мнения может быть отне­сена к разряду мнений.

Прежде всего, совершенно ясно, что мнениями не яв­ляются все те наши высказывания, которые передают непо­средственные чувства, настроения, желания,— выражения типа «хочу пить», приказание «принеси воды!» и т. д. Из круга мнений выпадает и та огромная масса предложений, в которых человек фиксирует результаты своего непосред­ственного восприятия действительности, констатирует оче­видные факты. Таковы суждения: «Это мой дом», «Я только что был в кино», «Висящая на стене картина выполнена в красно-зеленой гамме» и др. Подстановка к этим суждениям слов «думаю», «кажется», «можно было бы», «нужно было бы» и пр., обычно являющихся внешними признаками суж­дений-мнений, применительно к нормальной обстановке (к здравомыслящему человеку и типичным условиям его дея­тельности) образует бессмыслицу: «Думаю, что это мой дом», «Мне кажется, я только что был в кино», «Нужно было бы, чтобы эта картина была выполнена в красно-зеленой гамме» и т. д.

Наконец, не высказываем мы своего мнения и тогда, когда говорим: «2X2 = 4». Подобное предложение, как и вышеприведенные, также лишь устанавливает некий оче­видный факт. Правда, природа очевидности в данном слу­чае иная: очевидность здесь имеет уже умозрительный ха­рактер, то есть фиксируется не непосредственно в восприя­тии, не с помощью одних только органов чувств, но в ре­зультате определенной, хотя бы (как во взятом примере) самой примитивной, умственной деятельности. Но это ни­чего не меняет по существу: предложение, подобное «2X2 = 4», передает абсолютную истину и потому не яв­ляется мнением. И такова, в сущности, специфика всех пред­ложений науки, истинность которых строго доказана. Нельзя сказать: «С моей точки зрения, 2X2 = 4» или: «По моему мнению, Земля вращается вокруг Солнца», не желая впасть в детство или проявить свое невежество. Известно, что ссылка на мнение любого авторитета всегда была недоста­точной, когда речь шла (или идет) о первоначальном обосно­вании истинности какого-либо предложения: истина обосно­вывается не мнением, не голосованием, но специфически научным доказательством, опирающимся на анализ фактов и уже известные истины. И тем более невозможно высказы­вать мнение по поводу уже доказанной истины. Следова­тельно, из числа мнений должна быть исключена и та огром­ная масса суждений, которая заимствуется индивидом из арсенала, вернее, из мастерской науки.

С аналогичным положением вещей мы сталкиваемся и ^в сфере общественного сознания, существующего в форме политической идеологии, правосознания, морали, религии, науки, искусства, философии; из всей совокупности напол­няющих эти формы суждений лишь определенная часть мо­жет быть отнесена к числу тех, которые являются по своему характеру мнениями. Именно такого типа суждения господ­ствуют, как известно, в сфере политической идеологии, мо­рали или искусства. Зато в сфере права и особенно филосо­фии или науки их удельный вес резко падает. Что же ка­сается религии, включая и любые светские ее формы, то, представляющая собой систему незыблемых догматов, она вообще едва ли не исключает какие-либо мнения: способ­ность суждения здесь замещается верой.

Каков же отличительный признак того круга суждений, индивидуальных или коллективных, который связывается с понятием «мнение»? Ответ на этот вопрос легче всего по­лучить, если обратиться к науке. Например, суждения «Существует внутривидовая борьба», «Земля вращается вокруг Солнца» и им подобные не являются мнениями. Однако из­вестно, что в свое время они были именно таковыми. Во времена Дарвина тезис о внутривидовой борьбе был пред­метом самых острых научных споров, да и для самого Дар­вина он поначалу был не более чем гипотеза, чем мнение,— его превращение в безусловную, доказательную истину по­требовало знаменитого кругосветного путешествия на «Бигле» и многих лет напряженной работы ученого. Еще более затяжной и драматичной была борьба мнений вокруг уче­ния Коперника: научные доводы сторонников системы Птоломея подкреплялись более «жесткими» аргументами в виде позорного костра на Кампо ди Фиори или инквизиторского судилища над Галилеем. И понадобились столетия разви­тия математики, естествознания, философии, как и вообще цивилизации, чтобы новое учение восторжествовало в каче­стве истинного, а тезис о гелиоцентрическом строении мира превратился из мнения, поначалу разделявшегося лишь не­большой горсткой ученых-смельчаков, в абсолютную истину, известную ныне каждому еще со школьной скамьи.

За вычетом тех или иных исторических обстоятельств, иногда принимающих форму подлинной трагедии, таков, в сущности, путь развития каждой научной истины: от перво­начального предположения, гипотезы, индивидуального мне­ния отдельного ученого или группы ученых через борьбу мнений, разделяемых различными группами ученых, и победоносное завоевание правильным мнением все большего количества умов к строго доказанному, то есть истинному положению науки, принимаемому всеми людьми, за исключением клинических сумасшедших и безнадежных обскурантов. Что отличает в этой схеме исходный пункт от результата,— так это именно недоказанность, спорность, не безусловность суждения. И именно здесь кроется важнейшая differentia specifica любого мнения, именно здесь лежит водораздел, отделяющий мнение от суждения непосредственного восприятия или научного предложения. Когда мы говорим: «Мое мнение по этому поводу такое-то», этим самым мы, так или иначе, утверждаем (безразлично, сознательно или нет), что на данный вопрос могут быть и иные точки зрения, отличные от нашей. И подобное предположение об ином взгляде на предмет, по крайней мере о возможности такого иного взгляда, содержится имплиците в любом высказываемом мнении.

Отмечаемая специфика суждения мнения, как такового, сохраняет все свое значение и применительно к собственно общественному мнению. Это дает нам возможность сформу­лировать второй важнейший критерий, определяющий гра­ницы объекта общественного мнения. В соответствии с этим критерием из всего бесконечного ряда явлений действительности, вызывающих общественный интерес, предметом рассмотрения общественности становятся только те, которые предполагают различия в оценках, суждениях, характеристиках и т.д., то есть заключают в себе больший или меньший момент спорности, дискуссионности. Словом, подобно индивидуальному мнению общественное мнение также всегда складывается по вопросам, еще не решенным, только жду­щим своего окончательного решения, и никогда — по вопро­сам, относительно которых существует бесспорное, непо­средственное или научное, знание.

Однако в этом пункте между двумя рассматриваемыми видами мнений можно обнаружить и некоторое различие, Она связано со степенью произведенного нами обобщения: строго говоря, слова «всегда», «никогда» не могут быть отнесены к индивидуальному мнению. Дело в там, что отдель­ный человек иногда как раз высказывается и по поводу тех проблем, которые уже решены наукой, и решены оконча­тельно. Это может произойти как в силу воинствующего не­вежества, безнадежного цепляния человека за старые, оши­бочные представления, так и в силу его простой неосведом­ленности в тех или иных результатах научного знания. При этом последнее случается довольно часто, и не только, так сказать, с «простыми», то есть далекими от науки людьми, имеющими пробелы в образовании, но и с учеными, даже «узкими специалистами» в своей области. Известно, что по­следние сегодня, в условиях практически необозримого и все более возрастающего потока научной информации, нередко занимаются изобретением давно уже изобретенного велоси­педа, то есть ведут разговор на уровне мнений в то время, как он уже состоялся на уровне точного знания²¹.

В отличие от этого общественное мнение никогда или, точнее, почти никогда не впадает в подобную ошибку: то, чего может не знать отдельный член общества, как правило, всегда знает общество в целом. Правда, в истории иногда бывали случаи, когда общественное мнение выступало по поводу (чаще всего в поддержку) того или иного доказанного положения науки (как, например, в упоминавшемся нами «обезьяньем процессе» в США), но ясно, что речь тут почти всегда шла совсем о другом: объектом высказывания обще­ственности в подобных случаях являлись не истины науки, как таковые, но социальные, моральные и тому подобные позиции людей, отстаивающих старые взгляды, выступаю­щих против научного прогресса и к тому же борющихся с наукой отнюдь не научными средствами.

Отмечаемый признак объекта общественного мнения — возможность его раз-

Дискуссионность личных толковании и оценок — доволь­но единодушно признается

и единодушие всеми социологами, во всяком случае не является предметом дискуссии²².

Вместе с тем в этом недискуссионном пункте есть, с на­шей точки зрения, один момент, который вызывает возра­жения или по меньшей мере нуждается в принципиальном уточнении. Мы имеем в виду утверждение некоторых иссле­дователей, будто общественное мнение не может формиро­ваться по вопросам, вызывающим единодушное отношение. Наиболее определенно на этот счет высказывается видный французский социолог А. Сови: «Не говорят об обществен­ном мнении, когда имеется полная общность идей. Не было бы почти никакого смысла утверждать, что общественное мнение высказывается против землетрясений, кровосмеше­ния или полиомиелита... Для того, чтобы сила проявилась, необходимо, чтобы она натыкалась на точку опоры, т. е. на

сопротивление, на некоторую оппозицию» ²³.

О чем тут, в сущности, идет речь? О том ли, что обще­ственное мнение не может складываться и высказываться по поводу безусловно недискуссионных проблем, так назы­ваемых абсолютных истин? Или о том, что общественное мнение не может быть единодушным, что категории «еди­нодушие» и «общественное мнение» вообще исключают друг друга? Ясно, что это совершенно разные суждения. И если первое из них абсолютно справедливо (хотя примеры с зем­летрясениями и полиомиелитом очень неудачны), то второе элементарно ошибочно. Между тем в приведенном высказы­вании—то ли в соответствии с замыслом их автора, то ли в силу неточного выражения мысли — довольно четко про­глядывает именно второе понимание вещей когда имеется полная общность взглядов — не говорят об общественном мнении.

С этим согласиться никак нельзя. И прежде всего по­тому, что объективные факты свидетельствуют об обратном. Конечно, А. Сови, равно как и другим социологам Запада, имеющим дело с «разорванным» буржуазным обществом, в «состав» которого входит множество классов и слоев с резко отличными и даже противоположными интересами, нечасто приходится иметь дело с единодушным обществен­ным мнением: как правило, общественное мнение здесь так­же является «разорванным», состоящим из различных и про­тивоположных точек зрения на предмет. Однако уже и в этом обществе можно обнаружить полное единодушие обще­ственности относительно некоторых проблем, особенно тех, которые касаются не внутренней жизни общества, но волнуют все человечество. Как известно, широкая обществен­ность многих капиталистических стран, включающая пред­ставителей всех классов и слоев, имеет единую точку зрения по многим вопросам, например по вопросу о недопустимости фашизма, о необходимости прекращения испытаний атом­ного оружия, развития культурных связей между народами и т. д.

И тем более это верно по отношению к социализму. От­сутствие классов и слоев с антагонистическими интересами, социальная монолитность социалистического общества по­рождают принципиальную возможность возникновения мо­нолитного же, единодушного общественного мнения. Как мы отмечали в своем месте, наиболее полное осуществление эта возможность получит при коммунизме. Однако множество фактов показывает, что сплошь и рядом она становится реальностью уже теперь, в наше время. Не будем для этого ссылаться на результаты всенародных обсуждений. Приве­дем более частные примеры из практики работы Института общественного мнения: А они таковы. По вопросу: «Удастся ли человечеству предотвратить войну?» (I опрос) нами было выявлено единство мнений 96,8 процента опрошенных; по вопросу: «Что Вы думаете о своем поколении, нравится ли оно Вам, довольны ли Вы его делами?» (III опрос) — 83,4 про­цента; по вопросу: «Что, по Вашему, больше свойственно Вашим сверстникам: целеустремленность или отсутствие цели?» (тот же опрос) —85,3 процента; по вопросу: «Можно ли, на Ваш взгляд, лишать человека (коллектив) почетного звания?» (IV опрос) — 68 проценте и т. д.

Словом, более или менее единодушное общественное мнение является очевидным фактом. Значит, об обществен­ном мнении можно и нужно говорить и тогда, «когда имеется полная общность идей», когда отношение людей к объекту высказывания «является одинаковым в силу разделяемых ими традиций и обычаев, общих идеологических взглядов». В чем же тогда дело? Откуда возникает этот явно про­тиворечащий объективной действительности тезис о несов­местимости общественного мнения с единодушием? Как ка­жется, суть ошибки — независимо от того, проистекает ли она из сознательной установки исследователя или появляет­ся случайно,— состоит в подмене понятия «абсолютная истина» понятием» единодушное суждение», в смешении, отож­дествлении этих понятий. Между тем на самом деле они далеко не идентичны. Тут верна только одна сторона дела—что абсолютная истина, то есть всякое строго доказанное положение науки или очевидное суждение (аксиома, пред­ложение, фиксирующее непосредственное восприятие, и т. д.), действительно не может вызывать каких-либо спо­ров, расхождений во мнениях, единодушно признается всеми. Но никак не наоборот! «Коллективный опыт» никогда еще не был и не может быть по своему характеру крите­рием истины, и самое единодушное признание какого-либо положения само по себе еще отнюдь не свидетельствует о его бесспорности, абсолютной истинности.

Совершенно верно, что объектом высказываний обще­ственности не может быть абсолютная истина. Но она не может быть таким объектом не потому, что в отношении ее имеется полное единодушие мнений, но в силу самой логи­ческой природы абсолютно истинного знания, полностью исключающего момент какого-либо сомнения, дополнительного выяснения, обсуждения предмета и т. д. Действительно не­лепо обращаться к общественному мнению с вопросом: «Сколько будет 2 X 2?», как и в отношении «вреда» и «поль­зы» землетрясений или полиомиелита. Но, повторяем, де­лать это нелепо не потому, что мнение всех членов общества будет по этому поводу одним и тем же, но исключительно потому, что по этому поводу вообще, в принципе не может быть каких-либо мнений. Утверждать обратное можно, лишь полагая, что всякое, любое суждение, высказываемое чело­веком, является мнением. Однако выше было показано, что это заведомо не так.

Из сказанного вытекает вывод: границей объекта обще­ственного мнения является абсолютная истина, исключаю­щая всякое обсуждение и всякие споры, но не единодушие, как таковое. Последнее, напротив, вполне совместимо с вы­сказываниями общественности. И это требует от нас поста­новки специального акцента в формулировке, касающейся второго критерия объекта общественного мнения. Таким объ­ектом может быть любое связанное с общественным инте­ресом явление действительности, которое предполагает раз­личие в оценках, суждениях, характеристиках и т. д. Именно предполагает. А это значит, что многозначность суждений по поводу такого объекта может быть не только реальной, но и мнимой, не только актуальной, но и потенциальной. Единодушное суждение общественности по поводу того или иного явления остается мнением (даже при стопроцентном единодушии!) до тех пор, пока обсуждаемое явление хотя бы в потенции заключает в себе возможность спора, раз­личия в подходе, дискуссионное. Если же этот момент ис­чезает—что происходит, когда суждение превращается в абсолютную истину (доказанное научное предложение или очевидное, опирающееся на непосредственный опыт сужде­ние),— тогда высказывание перестает быть мнением. И это происходит независимо от того, произносится ли оно всеми членами общества единодушно или нет (ведь некоторые ин­дивиды, как уже отмечалось выше, могут не соглашаться и с абсолютно истинными суждениями).

В этой связи очень важно отметить, что объектом обще­ственного мнения может быть любая проблема, связанная с желаниями, вкусами, настроениями людей, то есть с теми секторами субъективного мира, где, в соответствии с посло­вицей «на вкус и цвет товарища нет», существует наибольшая возможность расхождения в точка зрения. При этом пер­востепенное значение приобретает уточнение объекта высказывания — определение того, идет ли в данном высказывании речь об оценке, пересмотре абсолютной истины (вещь совершенно невозможная и нелепая) или отношении к явлениям действительности, связанным с этой истиной (вполне нормальный объект общественного мнения).

Это можно показать на примере: В I опросе мы предла­гали общественности высказать свое отношение к проблеме: «Удастся ли человечеству предотвратить войну? Некоторые товарищи возражали против подобной постановки вопроса: мол, и практически бесполезно, и с принципиальной стороны недопустимо «ставить под сомнений истину, установленную марксистско-ленинской теорией и записанную в решении XX съезда КПСС». Однако задачей исследования в данном случае вовсе не являлось апробирование этого вывода. Речь -шла совсем о другом — об оценке населением СССР конкретной ситуации, существовавшей в мире накануне Па­рижского совещания Глав Правительств, об измерении пси­хологического состояния людей, о выявлении их настроении и т. д. А это, как легко понять, был уже совсем иной поворот в проблеме, поворот вполне оправданный и вполне законо­мерный с точки зрения изучения высказываний общественности. Теоретический вывод, как известно, не отрицает прин­ципиальной возможности возникновения новой мировой войны, и, следовательно, каждая конфетная ситуация может быть совершенно «законным» объектом общественного мне­ния, поскольку она допускает различие в оценках, то есть содержит в себе необходимый момент спорности, дискусси­онности.