Читайте также:
|
Всем ходом эволюции тв-ва Крылова 1780—1790-х гг., сист.дискредитацией выс.идеол. жанров панегирика и торж. оды была подготовлена его драм. шутка «Подщипа», жанр кот. К. обозначил как «шутотрагедия» и кот.по времени своего создания (1800 г.) симв-ки замык. рус. драматургию и лит-ру XVIII в. По замеч. П. Н. Беркова, «К. нашел изумительно удач. форму — сочетание принципов народ. театра, народ. игрищ с формой класс. тр-ии».Т. о., фарсовый комизм народ. игрища, традиц. непочтительного по отношению к властям предержащим, оказался способом дискредитации полит. проблематики и доктрины идеал. монарха, неразрывно ассоциативной в нац. сознании жанр форме трагедии.
К. задумал и написал свою пьесу в тот период жизни, когда он практически покинул столич. лит.арену и жил в имении опального князя С. Ф. Голицына в кач-ве учителя его детей. Т.о., пьеса была «событием не столько лит., сколько житейским».
К. соблюдает канон.форму тр-ии кл-ма — ал. стих, но в кач-ве фарсового приема реч. комизма пользуется типично комед. приемом: имитацией дефекта речи и иностр. акцента в реч. хар-ках князя Слюняя и немца Трумфа.
Конфликт шутотрагедии представляет собой пародийное переосмысление конфликта трагедии Сумарокова «Хорев». В числе персонажей обоих пр-ий присутст. сверж.монарх и его победитель (Завлох и Кий в «Хореве», царь Вакула и Трумф в «Подщипе»), но только Завлох всячески препятствует взаимной любви своей дочери Оснельды к Хореву, наследнику Кия, а царь Вакула изо всех сил пытается принудить свою дочь Подщипу к браку с Трумфом, чтобы спасти собств. жизнь и жизнь Слюняя. Если Оснельда готова расстаться со своей жизнью и любовью ради жизни и чести Хорева, то Подщипа готова пожертв. жизнью Слюняя ради своей к нему любви.
Техника траг. и техника фарс.конфликта в основе своей схожи — обе состоят в макс. обострении и реализации в действии внутр. драм. противоречий. Но траг. конфликт необх. связан с победой духа над плотью, а фарс. — с победой плоти над духом. В шут-дии оба плана совмещены: чем выше парит дух, тем комичнее предает его плоть». Отсюда — типично быт., сатир. и фарс. мотив еды, кот. сопровожд. все действие шут-дии последующими аналогиями дух. терзаний и страстей с процессами поглощения пищи и пищеварения.
Бедствия, причинен.царству Вакулы нашествием Трумфа, Чернавка описывает так: «Ах! сколько видела тогда я с нами бед! // У нас из-под носу сожрал он наш обед»; наконец, и избав-ие царства Вакулы от нашествия Трумфа тоже носит нелепо-шутейный физиол. хар-р: цыганка подсыпала солдатам Трумфа «пурганцу во щи», войско занемогло животами и сложило оружие.
Этот парод.фарс. комизм столкновения высокой жизни духа идеологизир. трагед. мирообраза с низмен. плотс. мотивами обретает свой формально-содержат. аналог в бурлеск. стиле шут-ии. В чеканную, канонич. форму афористического ал.стиха К. заключ. самые груб. простореч. выр-ия, чередуя их через стих, то есть рифмуя стих низ. стиля со стихом выс., или даже разрывая один стих по цезуре на полустишия выс. и низ. слога: Подщипа.
Как вспомнить я могу без слез его все ласки.
Щипки, пинки, рывки и самые потаски! <...>
Это тотальное бытовое снижение идеологического мирообраза совершенно дискредитирует жанровые константы русской классицистической трагедии, которая как бы застыла в своей жанровой форме со времен Сумарокова и к концу века превратилась в такой же литературный штамп, как традиционная торжественная ода под пером эпигонов Ломоносова. «Трумф» является «насмешкой не над высоким жанром, но над литературой как таковой». Разумеется, под словом «литература» здесь нужно понимать не русскую изящную словесность вообще, но только ту ее линию, которая к концу XVIII в. утратила свои опоры в идеальной реальности: панегирик, торжественная ода и трагедии.
Трудно сказать, была ли у К. изначальная установка на созд-е полит. памф. сатиры, хотя все иссл-ли говорят о том, что образ немчина Трумфа явл. полит. карикат. на Павла I, фанатически поклонявш. прус.военным порядкам и имп. Фридриху Вильгельму Прусскому. К. пародически воспользовался устойч. признаками жанра тр-ии, полит.в самой своей основе. И высш. уровень пародии — смысл. — наносит лит. условности традиц. тр-ии оконч. сатир. удар.
В рез-те в шут-ии К. образ самодержца удваивается: он предстает в двух как бы традиц. фигурах: узурпатора (немец Трумф) и царя, несправедливо лишенного престола (царь Вакула). Один из них — Трумф, олиц-е воен. режима Павла I — властитель послепетр., якобы просв. формации, способен только «фелеть на фсех стреляй из пушка» (II;254). Др. — представитель допетр., якобы иск.нац. генерации властителей, патриарх. царь Вакула — способен только сокрушаться по поводу своего плачев. положения: «Ведь, слышь, сказать — так стыд, а утаить — так грех; // Я царь, и вы, вся знать, — мы курам стали в смех» (II;260). И если в классицистической трагедии деспоту, злодею или тирану-узурпатору противопоставлен или образ идеального монарха, или хотя бы понятие идеальной власти, мыслимое как реально существующее, то в «Подщипе», равным этическим достоинством (недостойностью) двух вариаций на тему самодерж. власти, дискредит. пр-п самодержавия как таковой. В своей послед. ревизии выс.жанров, связан. с проблематикой власти, К. доходит до логич. предела лит.пародии и лит. сатиры с уровня отрицания отдельного конкрет. проявления порока, не отвергающ. идею, он переходит к отриц-ю идеи через се конкрет.воплощения в отдельн. пороч.персонажах.
34. Пародийные жанры И.А. Крылова(«Каиб», «Похвальная речь в память моему дедушке»)
Крылов начал издавать сатир журнал «Зритель», в ктром были опубликованы знаменитые «ложные панегирики» Крылова — «Похвальная речь в память моему дедушке», восточная повесть «Каиб». Жанр ложного панегирика в сатире Крылова имеет глубоко символич историко-литературное значение. Искусство панегирич красноречия, реализ в жанре проповеди — Слова Феофана Прокоповича.В конце века жанр панегирич ораторского слова обретает в творчестве Крылова пародийн функции: каноническую жанровую форму оратор речи Крылов исп-ет для создания бытового сатирич мирообраза с отрицательной установкой. Крылов исп-т жанровый вариант бурлеска — извлечение комического эффекта из несоответствия формы и содержания. Он делает героями своих ложн панегириков повес, дураков, петиметров, провинциальных дворян.
Типичн образцом ложного панегирика является «Похвальная речь в память моему дедушке», выдержанная в традициях надгробной ораторской речи и ассоциирующаяся со «Словом на погребение Петра Великого» Феофана Прокоповича.Риторические приемы — обращения, восклицания, вопрошения и инверсия, оформляющие внешним интонационным рисунком типичный сатирический зоологизированный образ дворянина, неотличимого от собаки или лошади, порождают в ходе ложного панегирика два параллельно развивающихся мотива. Все деяния Звениголова — героя похвальн речи —соотносят его с животными, а авторские оценки этих деяний ставят события жизни героя в контекст всемирно-историч событий и уподобляют его подвиги подвигам великих героев мировой истории —властителей.
Так в ложн панегирике обознач два уровня сатиры Крылова, делающие его отрицание тотальным: дискредитация жанра ведет к дискредитации идеи, выражен этим жанром, и если для большинства современников Крылова понятие идеаль властителя, просвещенного монарха имело бытие хотя бы в качестве высокой идеологич абстракции, то Крылов вычеркивает его сразу из двух уровней реальности: материал-го и идеального.
Повесть «Каиб» была напечат в 1792 г. в журнале «Зритель» и явл пародическим использованием жанро. формы традиц. литературно-полити. утопии — восточнповести. Композиционно повесть распадается на 2 части: в 1ой содержится хар-ка Каиба как просвещ монарха, во 2ой развив-ся условно-фантастич мотив путешествия монарха по своей стране инкогнито, почерпнутый из араб сказок о Гаруне аль Рашиде; причем в ходе этого путешествия, видя собств глазами жизнь своих подданных, Каиб избавляется от своих заблуждений и становится идеал властителем. И в обеих частях повести очевидна систематич дискредитация устойч лит приемов создания образа идеал властителя.
Идея просвещ монархии неразрыв связан с ее конституцион, законосообразн хар-ром. У Каиба есть гос.совет — диван, и между Каибом и мудрецами дивана (Дурсаном, Ослашидом и Грабилеем, царит совершенн согласие(кто имеет на сие возраж, тот в сию ж минуту получит он 500ударов)Несоотв между смыслом эпитет. «великий», «мудрый»,«щедрый» и реал поступками Каиба, которые опред этими эпитетами, становится сильнейшим сред-вом дискредитации образа просвещ монарха, каким каж-ся,но не явд на деле герой восточ повести.
2ая композицчасть повести развивает условно-сказ сюжет странствия Каиба по своему царству. Здесь есть все традиц мотивы араб волш сказки: превращ-е мышки в прекрасную фею, волш перстень с пророчеством об условиях, при которых его обладатель будет счастлив, предсказание во сне, кукла из слоновой кости, заменяющ Каиба во дворце во время его отсутствия, поиски человека, который будет так же сильно любить Каиба, как ненавидеть его. Условность этой сюжет. линии подчеркивается постоянно возникающим в вост. повести мотивом сказочности.Систематич дискредитация идеи просвещ монарха сопровожд систематич пародированием трад лит жанров, имеющих дело с идеалреальностью: оды как формы воплощения идеала бытийного, и идиллии как формы воплощения идеала бытового.В этом парод контексте, разрушвсякую лит условность в столкновении с материальреальностью, жанр вост повести тоже дискредитируется в своей идеал утопичности. История перерождения Каиба в идеал монарха начинает восприниматься как лит штамп, совершенно подобный условности араб сказки, ирреальности облика одического героя и идиллической невещественности лит пастушка. От разрушительных последствий крыловской иронии уцелел только конкретно-быт жанр сатиры, стремящ к макс жизнеподобности своего мирообраза.
Дата добавления: 2015-02-16; просмотров: 141 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |