Читайте также:
|
Исходя из того, что отечественная система организации промышленного производства была изначально сформирована под влиянием принципов фордизма, дополненного не развитием маркетинговых технологий, как в США, а планово-распределительным механизмом, это во многом способствовало тому, что Россия не была ввергнута в орбиту Великой депрессии. В предвоенный период была проведена индустриализация отечественной экономики преимущественно на основе элементов третьего технологического уклада. Великая Отечественная война 1941-1945 гг. не только разрушила народное хозяйство, но и предопределила отставание производственного потенциала страны от передовых держав на один-два технологических уклада.
Полагаем, что социальная доктрина общественной собственности на средства производства была провалена, в том числе – и из-за массированных инвестиций в оборонный комплекс и другие общественные товары, в ущерб обновлению производства и, следовательно, невыполнения экономических законов «экономии времени», «возвышающихся потребностей» и др. Мы предлагаем подобный феномен назвать «несовершенством (ловушкой) социализма» по аналогии с «несовершенством рынка».
Еще одной проблемой, обусловливающей инновационную инертность промышленных предприятий России, стала их универсальная организация труда. К середине ХХ в. большинство промышленных предприятий страны функционировали как самодостаточные универсальные производственные системы – они соединяли функции основного и вспомогательного производств. Наряду с основным выпускаемым ассортиментом, на промышленных предприятиях производились инструменты и запасные части для самостоятельного ремонта производственных помещений и оборудования, содержался логистический блок – от транспортного парка до его ремонтного хозяйства. Все это дополнялось складами, автономным тепло-, водо-, энергоснабжением и т.п. В последние годы существования командно-административной системы управления хозяйственной системой страны предприятия-гиганты развивали так называемую заводскую науку. На промышленных предприятиях создавались отделы научно-технических и конструкторских разработок (ОНИОКР). Не умаляя новаторской инициативы подобных структурных единиц, следует отметить, что предлагаемые в отделах НИОКР новшества носили преимущественно улучшающий характер. А национальному хозяйству нужен был прорыв в новые технологические уклады.
Такая система организации производства приводила к относительно низкой производительности труда из-за большой численности вспомогательного персонала по сравнению с работниками основного производства. Но это позволяло расширять число гарантированных рабочих мест, снижало социальную напряженность и транзакционные издержки коррупции в промышленном секторе. Однако они росли в торгово-потребительской сфере. Более того, здесь можно говорить о рентоориентированном поведении не только чиновников, создавших феномен государственных привилегий в распределительной системе, но и отдельных граждан, что проявилось в феномене «фарцовки» заграничными товарами на относительно свободном теневом рынке.
Следует особо подчеркнуть, что в экономике с элементами рынка, каковой является современная хозяйственная система России при поведении субъектов хозяйствования, ориентированном на получение прибыли, происходит производство дополнительной стоимости за счёт взаимовыгодных сделок (транзакций) между ними, что влечёт рост общественного благосостояния, снижая влияние коррупции на экономический рост. В отличие от этого, рентоориентированное поведение возникает, когда третья сторона лишает одного из участников сделки определённых возможностей, превращая иначе взаимовыгодную транзакцию в инструмент получения ренты другой стороной. Иными словами, рентоориентированное поведение не подразумевает прироста благосостояния агентов – все эти коррупционные транзакции являются только перераспределением в чью-либо пользу уже имеющегося, созданного блага.
Отметим, что рентоориентированное поведение в экономике мы понимаем в данной работе как деятельность граждан, организаций, предприятий и (или) фирм, направленную на получение выгод при помощи манипулирования законодательными нормами, а не за счет производства и реализации товаров. Это поведение выглядит как узурпация прав на распределение и перераспределение ресурсов общества и государства. Именно такое поведение является основой коррупции на всех уровнях власти – как государственной, так и при административном давлении на предприятиях реального сектора экономики.
Сегодня исследователи нечасто обращаются к феномену «злоупотребление должностными полномочиями» (ст. 285 УК). Это уголовное преступление, которое относится к числу преступлений средней тяжести, однако при наличии квалифицирующих обстоятельств, предусмотренных чч. 2 и 3 ст. 285 УК, оно становится тяжким преступлением. Что же тогда есть коррупция? Здесь следует искать корни индустриальной трансформации общества, направленной на преодоление рентоориентированного поведения в сторону зарабатывания прибыли.
Возвращаясь к генезису промышленного производства в стране, отметим, что надежды на то, что приватизация, разразившаяся после выбора рыночного курса развития экономики России, будет мотивировать промышленные предприятия к инновированию и специализации, не оправдались. Более того, вынужденная специализация привела, в конечном итоге, к очередной волне деиндустриализации в российской хозяйственной системе.
По нашему мнению, российский экономический менталитет (если его можно выделить из интеллекта вообще) сложно перенастраивается на рыночный лад. Патронаж государства при осмыслении и решении рыночных вопросов «что? и сколько? производить и почем? продавать» и остается преобладающей моделью экономического мышления россиян. Это не позволяет пользоваться преимуществами специализации промышленного производства, поэтому большинство отечественных предприятий остаются организованными по старой, громоздкой универсальной схеме. Полагаем, что до тех пор, пока рыночные механизмы, и прежде всего конкуренция, не заставят промышленников искать и находить пути повышения эффективности производства за счет внедрения техники и технологии пятого и шестого технологического уклада, трудно надеяться на стабильный экономический рост в целом и на «сворачивание» коррупционной спирали, в частности.
Но опять-таки инициатива перехода на промышленное производство последних технологических укладов исходит от руководителей государства, а не от самих промышленников. Так, Президент России В.В. Путин неоднократно заявлял, что действующая экономическая модель российского общества себя исчерпала, необходим переход к новой модели экономического роста – необходима модернизация экономики[82].
В ходе дискуссии о выборе стратегии модернизации отечественной экономики выявилось, что одна группа экономистов предлагает вначале все силы направить на снижение коррупции. Для этого необходимо модернизировать судебную систему, перестроить государственное управление и на этой основе перейти к прогрессивной промышленной политике. Опыт развивающихся стран – например, стран «экономического чуда» — Японии, Тайваня, Южной Кореи, показывает, что там в периоды подъема экономики коррупция процветала. Еще в 1996 г., через семь лет после начала китайских реформ, агентство Transparency International оценивало коррупцию в Китае, развивавшемся бешеными темпами, как более высокую, чем в России[83]. В развитых странах со сложившейся институциональной структурой потери в целом менее разорительны для общества, чем в развивающихся странах, в которых все еще идут процессы ее формирования.
Разумеется, отсюда не следует, что коррупция не мешает экономическому росту. Но она и не исключает рост. Мы не разделяем точку зрения первой группы экономистов и исходим из того, что искоренение коррупции, улучшение институтов - важная задача, но решить ее за короткое время невозможно. Необходимо уже сейчас стимулировать экономический рост, а если это удастся, то будет легче совершенствовать рыночные институты. Государственная, бюрократическая коррупция, о которой прежде всего и идет речь и будет идти речь далее, действует и развивается постольку, поскольку государственные органы вмешиваются в общественную и частную жизнь, а изначально – в экономическую ее оставляющую. Проблема состоит в том, что, реализуя свое предназначение, институт государства обязан производить это вмешательство, но еще более проблематично то, насколько эффективно это вмешательство совершается. В этом смысле коррупция рассматривается как сигнал, показывающий неэффективность функционирования государства.
В то время как руководство страны провозглашает необходимость модернизации на основе передовых технологических укладов, предполагается, что это должно произойти за счет сокращения сырьевой составляющей. Для этого необходимо развивать отрасли производства с высокой долей добавленной стоимости в цене товара – такие как станкостроение, приборостроение, машиностроение и т.п. Проблема видится в том, что в стране еще не произошло восстановления даже того промышленного потенциала, который у нас был до начала перестройки и более чем наполовину был разрушен в ходе системного кризиса 1990-х годов. По итогам 2012 г. выпуск продукции обрабатывающих отраслей в стране был на 13% меньше, чем в 1991 г. Уже один этот факт свидетельствует о сохраняющемся отставании промышленного производства в целом. Восстановление же общего объема производства в обрабатывающих отраслях (как и промышленности в целом) прогнозируется Минэкономразвития России только к 2015 г.
В свою очередь, состояние перерабатывающего сектора промышленности определяется уровнем развития машиностроения, которое сегодня характеризуется глубоким спадом производства: по итогам 2012 г. объем производства машиностроительной продукции составил чуть более половины от уровня 1991 г., а к 2015 г., согласно прогнозу Минэкономразвития России, не превзойдет двух третей от объема 1991 г.[84]
Таким образом, годы перехода к рынку не избавили страну от сырьевой зависимости. В итоге гипертрофированного развития перераспределительных отношений доходы на капитал превышают совокупные доходы общества, что становится одним из факторов, снижающих эффективность производства и подрывающих стимулы к честному труду. Этот деструктивный элемент экономических отношений часто дополняется системой неразвитых отношений собственности, что существенно увеличивает возможности незаконного обогащения и выступает благоприятной почвой для развития организованной преступности и коррупции в государственном аппарате.
За более чем 20 лет, которые прошли с начала рыночной перестройки российской экономики, начавшейся под лозунгами «ускорения» и «приватизации» (по существу, предполагалось модернизировать промышленность за счет частных инвестиций и инициатив вообще), мы наблюдаем абсолютно противоположный результат. В стране произошло резкое замедление темпов экономического роста на фоне ускоренной деиндустриализации хозяйственной системы. Под индустриализацией принято понимать перевод экономической системы государства на промышленные рельсы – развитие техники и технологии на прогрессивном базисе нового технологического уклада (только так можно сделать выпускаемую продукцию конкурентоспособной), тогда под деиндустриализацией понимается обратный процесс. При ней наблюдается упрощение самого труда и, следовательно, всех его составляющих – техники, технологии, сырья, материалов, топлива. На смену сложным технологическим операциям приходят более простые, сокращается доля интеллектуального труда в добавленной стоимости товара, стареет производственный аппарат, расширенный тип воспроизводства постепенно вытесняется простым воспроизводством[85]. Возникает, по О.С. Сухареву, «эффект 2Д: деиндустриализация - деквалификация». Деиндустриализация — процесс, когда производство не просто сокращается или дает меньший выпуск, а когда оно становится более примитивным, теряет свой технологический уровень; при этом разрушается производственная инфраструктура, сокращаются фонды, снижаются уровень механизации и автоматизации, сложность производственных операций, сокращается интеллектуальная основа производства и т.д.[86]
В России исторически сложившаяся нерациональная и громоздкая структура управления, значительные финансовые ресурсы, перераспределяемые через властные структуры, а также номенклатурные традиции являлись объективными предпосылками для развития и постоянного воспроизводства бюрократии. Многие крупные международные организации рассчитывают целый ряд оценочных показателей, позволяющих хотя бы ориентировочно судить о масштабах коррупции в той или иной стране.
Интересным показателем, характеризующим коррупцию в экономиках государств мира, на наш взгляд, можно считать показатель степени экономической свободы. Так, более половины из 183 стран, перечисленных в индексе экономической свободы 2011 г., улучшили свои показатели. А вот ситуация в России без изменений – 143-е место из 179 возможных.
Аналитики The Heritage Foundation считают, что одной из существенных причин низкого рейтинга России выступают институциональные проблемы – такие как чрезмерно высокий уровень бюрократии и коррупции, а также трудности при ведении бизнеса. В свою очередь, принимаемые для борьбы с этими проблемами меры явно недостаточны и неэффективны.
Ярким подтверждением данного положения может служить весьма представительный показатель степени прозрачности государственной политики, рассчитываемый Всемирным экономическим форумом, по которому Россия занимает 115-е место из 142 стран, включаемых в расчет индекса конкурентоспособности WEF[87].
Таким образом, все признанные в мире рейтинги констатируют негативный характер коррупционной динамики в России. De facto признается, что в России коррупция в ряде сфер является скорее правилом, нежели исключением. Очевидно, что существенным фактором возникновения и существования коррупции в обществе следует считать монополизацию власти, которая приводит к формированию государственного бюрократического аппарата, извлекающего выгоды из своего положения посредством рентоориентированного поведения. Экономическая рента может рассматриваться как плата за ресурсы сверх максимальной величины альтернативных издержек при не монопольном использовании ресурсов. В связи с этим привилегии номенклатуры приобретают форму сверхдоходов для «особых» категорий, прежде всего в финансовой сфере и внешней торговле, которые в результате выступают в качестве финансовой олигархии.
Современность диктует необходимость сокращения давления коррупции во всех секторах экономики но прежде всего в «кормильце» – в углеводородном секторе минерально-сырьевого комплекса (МСК) России. Нельзя отрицать необходимость инновационного преобразования всей хозяйственной системы страны, однако участившиеся структурные и системные кризисы вынуждают искать и находить возможность экономического роста сектора даже в жестких рамках кризиса. Таковой возможностью, на наш взгляд, является аллокация промышленных производств.
Аллокация в современной экономической науке рассматривается как совокупность качественных и количественных изменений в системе взаимодействия участников интеграционного процесса и соответствующие изменения множества параметров структуры интеграционного объединения. Ее можно определить и как механизм распределения ресурсов (например, капитала, кадров, образования, квалификации) в разные сферы системы с целью обеспечения ее оптимального функционирования[88].
Аллокация промышленного производства дает возможность сохранения и развития накопленного производственного и научно-технического потенциала, так как государственный патронаж, как законный, так и незаконный, а также ужесточение глобальной конкуренции чреваты снижением экономической инициативы «снизу» как менеджеров, так и всех работников промышленных предприятий. Так, декларируемая сегодня эффективность процессов кластеризации, казалось бы, очевидна. Однако кластер не возникает на пустом месте. Для его возникновения нужен определенный набор условий для факторного роста производительности определенного региона. Да, государство берет на себя обязательства стимулирования экономического роста на конкретно взятом территориальном плацдарме. Но какова перспектива кластера?
Упомянутый выше российский экономический менталитет до настоящего времени не перестроился на понимание того, что в современной инновационной рыночной экономике любое предприятие не может существовать вечно. Его необходимо через определенный период времени или преобразовывать, переводя на технологию приходящего, пионерного технологического уклада, или «переливать» капитал в другую отрасль. В научно-методической литературе до настоящего времени теоретически и практически не рассматривают феномен производственной аллокации. Решение проблем аллокации считается основной причиной организованности хозяйственных процессов, поскольку является главной закономерностью любой экономики. Под аллокационными мероприятиями понимают мероприятия по перераспределению всех ресурсов неплатежеспособного предприятия для обеспечения эффективности их использования и достижения поставленных целей – восстановления платежеспособности предприятия, сохранения бизнеса в новой организационно-правовой форме или эффективной ликвидации предприятия[89]. Полагаем, что аллокационная методология управления интеграционной динамикой должна включать не только антикризисное управление, но и «настройку» процессов: как диверсификации – присоединения, объединения, перепрофилирования и прочее, так и дезинтеграции с отдельными звеньями интеграционного объединения, и территориальную диверсификацию – в том числе.
Но в любом случае институциональное закрепление нового статуса предприятия будет закрепляться, и государство снова получает возможность получать транзакционные платежи – возникает угроза коррупции. Однако регулярное функционирование промышленного предприятия снижает коррупционное давление.
Примером служит стремительное формирование Ванкорского нефтегазового кластера, возникшего как альтернатива монопроизводственному укладу на базе металлургического комплекса, созданного в Красноярском крае в советское время, и сохранения статуса промышленного региона за счет эффективного использования наработанного промышленно-производственного потенциала. ЗАО «Ванкорнефть» было создано в 2004 г. для того, чтобы осваивать Ванкорское месторождение нефтегазоконденсата. Оно входит в состав открытого акционерного общества Нефтяная компания «Роснефть», образованного более 20 лет назад. Ванкорский проект реализуется на базе крупнейшего из месторождений углеводородов в России, которое было введено в эксплуатацию на постсоветском пространстве. Месторождение охватывает площадь 416,5 кв. км и находится в Красноярском крае (Туруханский район) в 142 километрах от города Игарка[90].
Социологические исследования, проводимые администрацией Красноярского края и специалистами компании среди жителей края и сторонних экспертов, показали, что проект освоения Ванкорского месторождения планируется и реализуется в отрыве от других региональных проблем. Планирование исходит из логики «замкнутого производственного пространства», предполагающей основным путем повышения эффективности оптимизацию издержек. При этом не в полной мере учитывается механизм «сворачивания» и переспециализации создаваемого производственного и социального потенциала кластера. Не берется в расчет то, что грандиозное Ванкорское месторождение, запасы которого, по различным оценкам, составляют около 520 млн т. нефти и более 180 млрд м³ природного и растворенного газа, не может разрабатываться бесконечно длительное время. А оно, начиная с ввода в эксплуатацию в 2009 г., уже дало около 100 млн т. нефти и конденсата[91].
Нельзя отрицать, что главным условием устойчивого функционирования хозяйствующего субъекта является достижение и сохранение оптимальной эффективности производства и конкурентоспособности предприятия на рынке. При этом добыча, переработка и транспортировка углеводородов обеспечивается, как правило, крупными предприятиями, дополняемыми организационными образованиями, действующими на контрактной основе или на условиях аутсорсинга.
Дополнительное внешнее финансирование обеспечивается кластерным патронажем со стороны государства. В результате наблюдаются градо- и районообразующие тенденции, сопровождаемые инновационной парадигмой. Но кластер не является раз и навсегда гарантированным источником экономического роста региона с неизменной структурой и элементами, соединяемыми постоянными связями. Этот экономический организм развивается и преобразовывается[92]. В этой связи возникает необходимость создания новых моделей развития нефтегазодобычи с учетом интересов не только частного бизнеса и государства, но и складывающейся социальной инфраструктуры и необходимости освоения не только крупнейших, но и средних и малых месторождений.
Таким образом, внутри интеграционного объединения происходят аллокация как процесс встречного «самонастраивания» производственной, индустриальной системы, предполагающий «притирку» и последующую диверсификацию, специализацию входящих в объединение предприятий и дополнительное присоединение (поглощение) звеньев интеграции. В контексте исследования нужно понимать, что в новом добывающем районе освоение территории требует значительных инвестиций в первоначальное обустройство месторождений и формирование общехозяйственной и специализированной инфраструктуры. Именно в это время должны закладываться основы будущего роста доходов и активизироваться общее хозяйственное развитие территории, поскольку нефтегазовый сектор призван выступать в роли мультипликатора экономического роста.
Эта особенность присуща формированию нефтегазодобывающего кластера, каковым является Ванкорская группа месторождений углеводородсодержащих энергоносителей. Она заключается в том, что в определенные периоды времени на предприятиях кластера возникает необходимость в привлечении специфической узкопрофессиональной кадровой генерации высокого класса. Несмотря на завершение обустройства Ванкорского месторождения и строительства основных объектов инфраструктуры, включая нефтепровод Ванкор-Пурпе и газопровод до Хальмерпаютинского месторождения, обеспечивающих поставки сырья в единую систему газоснабжения «Газпрома», в ближайшие несколько лет Ванкор по-прежнему будет играть роль центрального, системообразующего объекта[93].
Сегодня «Ванкорнефть» приступает к обустройству и вводу в промышленную эксплуатацию других месторождений Ванкорской группы – Сузунского и Тагульского, отошедших к компании «Роснефть» после поглощения ТНК. Приступая к комплексному освоению Ванкорской группы, компания рассчитывает получить существенный синергетический эффект, разрабатывая Сузунское, Тагульское, Русское и Лодочное месторождения с использованием созданной инфраструктуры Ванкора.
После запуска очередного проекта актуализируется проблема сначала наращивания, а затем – сокращения численности и изменения структуры работников. Обостряется необходимость трудоустройства высвобождаемых работников, сопровождаемая ростом социальной напряженности. Создание ЗАО «Ванкорнефть» потребовало привлечения принципиально нового для региона блока профессий, связанных с нефтегазодобычей и как высококвалифицированных специалистов в этой области, имеющих опыт работы, так и молодых специалистов, для чего в регионе была создана целая система подготовки, включающая средние и высшие учебные заведения.
Мобилизация ресурсов на территориях с высококонцентрированной деятельностью предприятий должна также стать важнейшим резервом социально-экономического роста региона и увеличить производственную эффективность компаний, базирующихся в аллокационном пространстве; ускорить инновационные преобразования, в том числе – в геологоразведочном и добывающем секторах; стимулировать создание новых высокотехнологичных компаний. Поэтому при разработке стратегии развития кластера необходимо учитывать не только внешние эффекты центростремительного характера, но и прогнозировать эффективное использование формирующейся при кластеризации промышленной, логистической и социальной инфраструктуры. Полагаем, что экономически целесообразной формой развития ресурсной базы нефтегазовых корпораций является формирование центров нефтегазодобычи, так как уже имеющаяся транспортная, логистическая и иная инфраструктура, обеспечивающая добычу с основного месторождения, может быть полностью или частично использована месторождениями-спутниками. В то же время возможна реструктуризация производства, перепрофилирование основного производства, поскольку дорогостоящая и сложная инфраструктура уже имеется в наличии.
Коррупция является не побочным продуктом функционирования того или иного государственного органа, а едва ли не движущим мотивом его деятельности, поэтому увеличиваются не только политические, но множество других видов рисков. Так, геологоразведка практически во всех странах мира является прерогативой государственного финансирования (инвестирования).
Единый контур управления месторождениями на базе Ванкорнефти позволит консолидировать усилия в области геологоразведки, добычи, строительства соответствующей инфраструктуры, логистики, управления персоналом и т.д. Зарекомендовавшие себя на Ванкоре технологические решения будут масштабированы на новые месторождения Ванкорского промышленного кластера.
Наиболее чувствительными факторами риска, общими для всех месторождений, возникающими при приращении ресурсной базы ЗАО «Ванкорнефть», являются цена реализации нефти или газа, себестоимость добычи нефти и газа, капитальные вложения в строительство скважин (бурение), средний дебит нефти с одной скважины. Диапазон их изменений составляет ±30 %. Это преимущественно экономические, а не коррупционные факторы риска.
Алгоритм действий по воспроизводству минерально-сырьевой базы УВС Ванкорского блока месторождений основывается на оценке риска освоения месторождений-спутников. Особую группу рисков составляют специфические риски месторождений-спутников, относящимся преимущественно к объектам с трудноизвлекаемыми запасами, доля которых на сегодняшний день достигает 55-60% и продолжает расти, что требует повышенных капитальных вложений и эксплуатационных затрат и влечет за собой ряд дополнительных рисков, связанных не только с геологическими особенностями, но и с инновационной деятельностью[94].
Главным критерием эффективности вовлечения в эксплуатацию нефтегазовых месторождений-спутников с точки зрения приоритетности их освоения является прибыль с учетом рискованности проектов, величина которой зависит как от геолого-технических и экономических параметров месторождений, так и от рыночных цен, из-за неустойчивости которых представления о рентабельности месторождений и их предельных эксплуатационных параметрах нестабильны и в зависимости от конъюнктуры рынка нефти могут меняться в ту или иную сторону.
Конкурентоспособность интеграционных образований нефтегазового сектора, включающего в себя все стадии производственного цикла от добычи до логистики и сбыта, определяется рядом факторов, среди которых можно выделить формирование и развитие высокотехнологичных промышленных аллокаций.
Несмотря на заинтересованность ЗАО «Ванкорнефть» в развитии промышленного потенциала Красноярского края, участие региональных компаний в освоении Ванкора ограничено отсутствием у них опыта реализации нефтегазовых проектов и низким уровнем предлагаемых технологий. При этом Ванкор предполагает применение новейших производственных решений для разработки месторождения. Ограничения касаются прежде всего сфер производства, напрямую связанных с нефтедобычей. Например, ЗАО «Ванкорнефть» производит бурение высокотехнологичных скважин с горизонтальными стволами, имеющими интеллектуальные «начинки», пользуясь технологиями и услугами мировых лидеров в данном сегменте.
В этих условиях вопрос о необходимости локализации эффектов от нефтегазовых проектов для развития смежных отраслей в регионе для Красноярского края вновь становится актуальным. В 2013 году в Красноярске впервые были обнародованы инициативы создания нефтесервисного кластера, развитие которого может иметь большие перспективы в свете освоения месторождений не только Красноярского края, но и всей Восточной Сибири.
По прогнозным оценкам, повышение уровня локализации способно оказать положительное влияние на основные социально-экономические показатели региона. Так, повышение уровня локализации спроса нефтегазового сектора на продукцию обеспечивающих отраслей, в частности – на продукцию машиностроения, и привлечение местных подрядных строительных организаций позволят за счет формирования эффективных производственных цепочек добиться роста валовой добавленной стоимости в обеспечивающих отраслях региональной экономики, сформировать налоговые поступления, превышающие для региона прямые бюджетные доходы от нефтяной отрасли, и в конечном счете увеличить среднегодовые темпы роста ВРП Красноярского края более чем на 1% в год. Таким образом, локализация косвенных эффектов от формирующейся нефтегазовой отрасли через развитие смежных с ней отраслей является наиболее вероятной и надежной основой развития региональной экономики[95].
Освоение Ванкорского нефтегазоконденсатного месторождения стало крупнейшим новым проектом нефтедобычи России и флагманом среди развивающихся континентальных проектов ОАО «НК «Роснефть» - ЗАО «Ванкорнефть» превратилось в крупное нефтедобывающее предприятие, имеющее стратегическое значение для Красноярского края и России в целом. Реализация Ванкорского проекта в долгосрочной перспективе позволит усилить позиции региона на новых международных рынках Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР) - самого перспективного, с точки зрения роста, макрорегиона планеты. Такой вывод будет реальным при условии снижения коррупционного давления на развитие промышленного производства в регионе. Его можно экстраполировать и на экономику страны в целом.
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 99 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |