Читайте также:
|
При прогнозируемом сокращении нефтяных доходов шансы на то, что реальная и системная борьба с коррупцией в России начнется, маловероятны. При высоких ценах на нефть лозунги борьбы с коррупцией будут и дальше выглядеть как очередная предвыборная риторика. Сегодня в условиях глубокого спада промышленного производства и стагнации многих отраслей экономики противодействие коррупции становится в буквальном смысле вопросом национального самосохранения. Депрессия привела к пониманию экономической наукой (не только марксистской, но и западной) того, что кризисы обусловлены неправильным в том или ином смысле распределением совокупного общественного продукта или выражающих его стоимость денег. Грубо говоря, кризис – это когда в рыночной экономике предложение превышает спрос. Платежеспособный спрос. А этот спрос зависит как раз от вышеупомянутого распределения. От него же, кстати, зависит и мотивация производителей производить. Отсюда вытекает и другой вариант кризиса рыночной экономики или замедления темпов ее развития – вариант, обусловленный низкой прибыльностью производства (крайний случай – отрицательной).
Добиться реальных успехов в борьбе с коррупцией, воспринимаемой обществом как нормой социальных отношений, нельзя принятием тех или иных поправок к законодательству и даже специальных законов по борьбе с коррупцией. Опыт развитых стран показывает, что необходимым условием успеха является политическая конкуренция, независимость суда, свободные СМИ, правильная мотивация чиновников, активная антикоррупционная политика центра. Чрезвычайно полезными могут стать заимствование отработанных за рубежом правовых механизмов и институтов, делающих работу государственных органов открытой и подконтрольной не только гражданскому обществу, но и промышленной элите и наемным работникам.
Низкие темпы развития индустриальных образований видятся в незрелости действий со стороны частной инициативы, так как она подавляется доминированием крупных государственных проектов как в сфере промышленного производства, так и при создании и развитии индустриальной инфраструктуры. В хозяйственной системе России отсутствуют и не развиваются традиции долгосрочных промышленных инвестиций, поэтому не развивается механизм частного инвестирования при относительно динамичном векторе институциональных инвестиций. Это необходимо для стимулирования внутреннего спроса не только на потребительские, но и на промышленные товары – отечественную технику и технологии. Косвенный социально-экономический эффект заключается в снижении сырьевой зависимости и повышении уровня благосостояния граждан.
1.5. СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД В ОЦЕНКЕ И АНАЛИЗЕ КОРРУПЦИИ
Научная и общественная дискуссия о коррупции, ведущаяся в России с конца XX-го века, превратилась в рутинное занятие. Ученые различных направлений дают определения этого явления и рекомендации по его искоренению, общественные и медийные деятели формулируют свои рецепты решения проблемы, законодательная и исполнительная власти планомерно внедряют антикоррупционные процедуры (например, декларации о расходах чиновников), однако кардинального поворота в деле обуздания коррупции в российском обществе не наблюдается.
Изменение положения дел с коррупционностью во многих сферах жизни в России чрезвычайно актуально, поскольку это обеспечило бы такие существенные положительные сдвиги, как:
– повышение эффективности всей общественной жизни, так как снизятся многочисленные экономические, имиджевые, политические и др. потери государства, связанные с проявлениями коррупции;
– предотвращение опасности «цветной» революции, ведущей к деструкции государства (например, главным лозунгом очередного украинского майдана, проходившего в конце 2013 – начале 2014 г., была «борьба с коррупцией», однако результатом явилась замена одного президента-олигарха на другого, а также политический и экономический коллапс государства;
– обеспечение более справедливых условий для развития и самореализации как для отдельных членов общества, так и для корпораций – за счет фактической реализации установленных правил ведения дел в бизнесе, государственной власти, науке, образовании, здравоохранении (без искажающего коррупционного перераспределения обращающихся в этих сферах ресурсов);
– повышение международного авторитета России как державы, способной реализовать такую сложноразрешимую задачу, как подавление коррупции, установление контроля над политическими и бизнес-процессами, реализуемыми в стране.
Тем не менее многие события и действия власти, направленные на борьбу с громкими корыстными злоупотреблениями, могут восприниматься только как формальные. Нарушения, которые имеют явный коррупционный характер, обнаруживаются на всех уровнях нашего государства – в верхних эшелонах власти, на региональном уровне и в виде так называемой «низовой коррупции»[96].
Вот дело «Оборонсервиса», в связи с которым говорится о миллиардных убытках Министерства обороны, но результаты расследования которого обескураживают[97]. Другие примеры, касающиеся самых высоких уровней государственной и региональной власти: дело бывшего министра финансов Московской области А. Кузнецова, о котором утверждается, что «Кузнецов с товарищами увели из бюджета Московской области более 10 миллиардов рублей»[98], дело ОАО «Башнефть», где расследуется хищение и легализация акций, принадлежавших государству[99]. Примеров достаточно, имена десятков функционеров, обвиняемых в коррупции, публикуются[100].
Наша страна, разумеется, не уникальна. И в цивилизованной Европе непрерывно случаются скандальные события, связанные с коррупцией. Это происходит потому, что мероприятия по предотвращению и раскрытию коррупции там ведутся систематически.
Например, факты коррупции на самом высоком уровне раскрыты в Испании. «В рамках крупномасштабной антикоррупционной спецоперации арестовали уже 51 человека. Обыски проводились в правительствах Мадрида, Мурсии, Леона и Валенсии. Среди задержанных оказался Франсиско Гранадос, бывший заместитель президента Мадридского региона, долгое время занимавший эту должность. Помимо этого, задержали мэра Вальдеморо Хосе Карлос Боса Лечуга и мэра Парлы Хосе Мария Фраиле»[101]. Махинации обеспечили задействованному бизнесу контракты на сотни миллионов евро, «задержанные политики подозреваются в фальсификации документов, налоговых преступлениях, взятках, незаконном присвоении денежных средств, злоупотреблении доверием, разглашении тайн и мошенничестве»[102].
Но не только европейские бизнесмены и госслужащие реализуют коррупционные схемы представители политических партий также заняты незаконной деятельностью: в Испании «одним из арестованных является Франциско Гранадос, бывший генеральный секретарь столичного отделения правящей Народной партии, сенатор и министр внутренних дел и юстиции мадридского автономного правительства, а также экс-заместитель президента Мадридского региона. Чиновник был вынужден подать в отставку еще в феврале этого года (2014-го – В.Н.), после того как был обнаружен его счет в швейцарском банке с миллионами долларов. Тогда он заявил, что эти средства являются результатом его частной предпринимательской деятельности и что все они указаны в налоговой декларации»[103].
Как видим, борьба с коррупцией в Европе ведется солидарно разными странами, и это приносит свои плоды.
Распространение коррупции не ограничивается VIP-уровнем – есть она и среди рядовых граждан. И здесь в нашей стране можно наблюдать парадоксальную картину, зафиксированную Верховным судом России: «граждане активно дают взятки, но чиновники их практически не берут. Так, за дачу взяток в стране были осуждены более 1,3 тыс. граждан, а за получение – только 544 чиновника»[104]. Объяснения этому имеются разные, но в большинстве они сводятся к тому, что ловят мелких взяткодателей, подстраивая провокации. «В 2013 году за коррупционные преступления в России были осуждены 9,5 тыс. человек. Об этом сообщил председатель Верховного суда России Вячеслав Лебедев на семинаре-совещании председателей республиканских, краевых и областных судов. «За получение взяток осуждены 1700 лиц, за дачу – 3400», – отметил он. … По данным председателя Верховного суда, наибольшую часть осужденных за получение взяток составили государственные и муниципальные служащие – 50%. 29% осужденных за взятки составили работники здравоохранения и социального развития, 10,5% – работники образования, и 6,3% – службы исполнения наказаний»[105].
Причем размеры зафиксированных взяток в основном крайне невысоки: председатель Верховного суда России В. Лебедев сообщил, что «за взятки на сумму до 10 тыс. руб. осуждены 77%, от 10 тыс. до 50 тыс. руб. – 13,8% осужденных, а выше 1 млн руб. – менее 1%»[106].
Красноречивый пример местного уровня зафиксирован и в Санкт-Петербурге, где в 2014 г. были установлены 159 «антивандальных» остановочных павильонов. Газета «Невское время» сообщила, что «по данным городского комитета по благоустройству, стоит одна такая конструкция около 270 тысяч рублей (включая установку)»[107]. Однако, как информирует газета, установить один такой павильон стоит в 2,5 раза меньше – всего 100 тыс. руб., такую цену предлагает крупная петербургская фирма. Но пресс-секретарь комитета по благоустройству Елена Комарова утверждает, что «…всё происходит через конкурс. Поэтому странно подозревать, что мы можем как-то повлиять на его итоги»[108]. Очевидная нерациональность затрат в данном примере усугубляется не только кратным завышением закупочной цены, но и тем, что новые павильоны, снабженные алюминиевой сеткой, устанавливаются взамен стеклянных павильонов, которые всего несколько лет назад устанавливались также как антивандальные и к 2014 году в основном еще не имеют вид износившихся.
Приведенные примеры показывают, что проявления коррупции встречаются на всех уровнях власти, в разных регионах, происходит это с заметным постоянством. Это позволяет в очередной раз прийти к выводу, что коррупция в России имеет системный многоуровневый иерархический характер. И это неслучайно.
Если рассматривать наше общество как сложную управляемую систему, то ее можно представить структурно состоящей из подчиненных подсистем, которые, в свою очередь, также могут включать в себя подсистемы более низкого уровня. Такой подсистемой можно считать министерство, компанию или какое-то их подразделение и т.п. При таком подходе можно выделить иерархические (вертикальные, связанные с подчинением) и сетевые связи (горизонтальные, не связанные с подчинением), которые имеются как между подсистемами, так и внутри них.
Деятельность подсистемы подразумевает взаимодействие с другими подсистемами (управляющее, информационное, финансовое и т.п.), которое осуществляется через «входы» и «выходы». На вход поступает запрос (команда, сообщение и т.п.), на выходе – ответное действие.
Совокупность всех взаимодействий подсистем и внутри них можно считать «коллективным действием», совершаемым совокупно разными частями нашего общества, вплоть до отдельного гражданина.
Взаимодействие может быть трех видов:
– подчинение (подразделения министерства или корпорации и т.п.);
– конкуренция между подобными участниками рынка (корпорациями и т.п.);
– кооперация.
В случае иерархической структуры в главной системе правила функционирования для нижестоящих подсистем формулирует, обеспечивает и контролирует возглавляющая их подсистема более высокого уровня.
Следует отдельно рассмотреть случай, когда организационная система имеет сетевую структуру – целиком или в какой-то своей части.
Ее подсистемы, не связанные иерархическими связями, вообще не будут иметь вышестоящего руководящего звена (подсистемы более высокого уровня). В этом случае задание правил функционирования, обеспечение условий для их выполнения и контроль за их соблюдением может выполнять только внешние по отношению к данной системе структуры (системы). Например, коммерческие организации, конкурирующие между собой на каком-то локальном рынке товаров или услуг, могут косвенно обмениваться информацией о ценах, формах работы и т.п., но отношения между ними будут иметь только конкурентный характер – конечно, при отсутствии картельного сговора. Но тогда следует объединить рассматриваемую систему, фактически имеющую сетевую организацию, и внешние влияющие системы в общую надсистему, в структуре которой, таким образом, будут присутствовать как сетевые, так и иерархические связи. В данном примере внешней надсистемой, оказывающей влияние на сетевую подсистему конкурирующих организаций, будет совокупность потенциальных потребителей.
Таким образом, можно ограничиться рассмотрением организационной системы, имеющей в общем случае комбинированную иерархически-сетевую структуру.
Эффективность деятельности системы в целом, так же как и любой ее подсистемы, будет определяться знаниями, талантом, способностями, а также добросовестностью функционирующих в них лиц. Но как видно из примеров, это возможно только в идеальном случае, так как любая рассматриваемая подсистема вследствие некачественного управления может иметь неправильно подобранных работников, плохо разработанные правила функционирования, неверные цели и т.п. И, наконец, такая подсистема может быть поражена коррупцией, непрофессионализмом, безразличным отношением к обязанностям со стороны вовлеченных лиц и тому подобгыми явлениями.
В данном контексте для того, чтобы дать определение коррупции, используем трехуровневую модель взаимодействия в системе: «хозяин – исполнитель – клиент» («principal–agent–client model»)[109]. Здесь исполнитель (агент, супервайзер) по поручению хозяина (государства, корпорации, начальника) распоряжается предоставленными им ресурсами (как материальными, так и символическими) и распределяет их среди клиентов. Будем понимать под коррупцией недетерминированное (не заданное хозяином) использование исполнителем части подконтрольных ресурсов в целях личной выгоды или выгоды в пользу аффилированных с ним лиц. Например, в случае распоряжения материальными средствами это могут быть «откаты» – часть выделенного клиенту ресурса используется не на дело, а присваивается исполнителем по сговору с клиентом. В случае нематериального свойства подконтрольного ресурса (например, выдача лицензии/разрешения или наделение правом пользования муниципальным земельным участком) это может быть принуждение к предоставлению какой-либо выгоды исполнителю за счет самого клиента, и в данном случае подразумевается, что клиент возвратит дополнительно затраченные средства при дальнейшем использовании полученного разрешения – по всей вероятности, за счет увеличения стоимости товаров или услуг для своих конечных потребителей.
Такую модель можно сравнить с дырявым трубопроводом, в искусственные прорехи которого утекает ресурс, принадлежащий хозяину. К этим прорехам и присасываются коррумпированные исполнители, которые сами и создают искусственные «дыры» в порученной им «трубе» и отбирают часть ресурса себе. Некоторые исследователи дают, например, такую оценку потерям от несанкционированного распоряжения государственными ресурсами: «по подсчетам экспертов, только в сфере поставки работ и услуг для государственных и муниципальных нужд через «откаты» как минимум разворовывается 15% денежных средств, выделенных на эти цели. С учетом того, что государство на это направляет триллионы из федерального бюджета, в карманы коррупционеров ежегодно уходят сотни миллиардов рублей»[110]. По нашему мнению, 15% – это нижняя оценка потерь, и, скорее всего, урон больше в 2–3 раза.
Получается, что коррупция – это дефект управления сиcтемой, влекущий незапланированные потери ресурсов, имеющихся в системе. И противодействие этому – насущная потребность, требующая от системы специальных усилий.
Каждая подсистема имеет свой уровень резистентности (сопротивляемости) коррупции[111]. Понятно, что невозможно искоренить коррупцию на данном системном уровне или внутри данной подсистемы, если на соседнем уровне (в сетевом варианте) или на вышестоящем уровне (при иерархической структуре системы) она сохранит свое воздействие.
Если, например, одна конкурирующая корпорация имеет негласную (коррупционную) поддержку (льготы или преференции при закупках со стороны органов местной власти – например, то, что подразумевается в лозунге ««Своим – все, чужим – закон», витающем в современной административно-деловой атмосфере), а другая – нет, то вторая окажется в заведомо худших исходных условиях и с большими трудностями (ресурсными затратами) сможет вести деятельность на данном рынке.
Или если одно подразделение в организации пользуется экстраординарной поддержкой со стороны вышестоящей администрации по сравнению с другими департаментами (например, в целях ускоренного продвижения руководителя подразделения), то вероятность того, что «обычное» подразделение будет иметь показатели, сравнимые с показателями привилегированного отдела, резко снижается.
И следует признать, «…когда дело касается коллективных действий: в отсутствие «власти закона» компания не может рассчитывать на то, что закон и государство обеспечат соблюдение этических норм и заставят другие компании действовать открыто и честно. В таких условиях отдельная компания может пытаться соблюдать законы, действовать согласно этическим нормам и не давать взяток, но обеспечить аналогичное поведение со стороны других компаний она не может. Эти проблемы усиливаются, если конкуренты законопослушной компании не заинтересованы в долгосрочном развитии, а стремятся получить ежесекундную выгоду от государства за счет подкупа и протекционизма. Решение этой проблемы является ключевой задачей в борьбе против коррупции в частном секторе стран с развивающейся рыночной экономикой»[112].
Имеем однозначный вывод: подавление коррупции на отдельно взятом системном уровне, в отдельно взятой подсистеме принципиально невозможно, если соседствующие в структуре подсистемы не обеспечивают такой же уровень сопротивления коррупции. Об этом же говорит, например, К.Н. Рамазанов: «Коррупция на самых верхах особо заразна для всех ниже расположенных уровней»[113].
Противодействие коррупции действенно, только если оно проводится комплексно, то есть ведется одновременно и в самых разных направлениях. А.А. Храмкин выделяет четыре направления, по каждому из которых следует вести работу:
«1. Социально-психологические меры.
2. Технические меры.
3. Регламентные меры.
4. Контрольные и репрессивные меры»[114].
Можно сформулировать предложения по реализации данных мер.
1. Коррупция обладает мощным отрицательным нравственным потенциалом. Например, П.Н. Панченко говорит об этом так: «…особенность коррупции «российского разлива» состоит в том, что она с течением времени приобретает все более выраженный отрицательный морально-нравственный характер. «Брать» и «давать» сегодня считается «нормальным», а «не брать» и «не давать» – соответственно «ненормальным»»[115].
Причем динамика морального климата в обществе наблюдается отрицательная – от плохого к худшему: «…возрастает накал так называемой агрессивной коррупции, причем с обеих сторон коррупционных отношений – как со стороны подкупаемости, так и со стороны подкупа. Не желаешь «давать» или «брать» – будет «хуже». И действительно – отказ как «давать», так и «брать» довольно часто у нас оказывается «наказуемым», поскольку рассматривается как определенный отход от «нормы», как какое-то совершенно недопустимое «чистоплюйство» и даже как некий «протест против устоев», как некая угроза самому заведенному исстари порядку вещей»[116].
Какие меры могут противостоять такому развитию? Заниматься только разоблачением, наказанием пойманных коррупционеров представляется половинчатым подходом. Можно предложить два направления, по которым следует действовать в деле воспитания в обществе здорового антикоррупционного настроя. Для этого в информационном поле должны присутствовать два типа сюжетов:
– разоблачение и осуждение фактов коррупционного поведения (это в настоящее время имеется, хотя, как правило, создается впечатление кампанейщины, особенно при освещении инцидентов самого высокого уровня);
– успехи добросовестных работников, действующих в рамках заданных инструкций и получающих при этом в своей работе социально-значимые результаты, –причем всегда следует подкреплять такие примеры экономическими показателями, характеризующими эффективность такой работы.
Если первый вид сообщений средствами массовой информации выдается охотно, то создание положительного имиджа добросовестной работы сегодня, к сожалению, практически не встретишь. И можно предположить, что по аналогии с требованием со стороны государства публичного отчета о доходах и расходах высших должностных лиц может быть использован некий имиджевый показатель, связанный с позитивными явлениями в сфере общественной жизни, закрепленной за ответственным лицом или структурой. Ведь известно, что во время проведения избирательных кампаний заинтересованные структуры замеряют отношение общественности к данному кандидату, результатам его работы и т.п. Значит, и при решении обсуждаемой проблемы такие мероприятия вполне выполнимы. Предложенное должно относиться как к госслужащим, так и к занятым в частном секторе экономики.
2. Использование технических мер в преодолении коррупции также играет существенную роль. Например, в 2014 г. 20% школьников не смогли преодолеть нижний пороговый балл 2013-го года, а Минобрнауки вынуждено было в экстренном порядке понизить этот порог, чтобы не лишать такое большое количество выпускников 2014-го года аттестата зрелости[117]. Подобное произошло в том числе и из-за тотального использования технических средств (видеокамеры наблюдения, блокирование средств мобильной связи). Другой пример. Известно, что при сдаче экзаменов в ГИБДД для получения водительского удостоверения практически никаких злоупотреблений не обнаруживается при сдаче теоретической части, выполнение которой проводится в компьютерных классах, и при этом вмешательство «исполнителя» крайне затруднено. Таким образом, мероприятия технического характера демонстрируют достаточную эффективность и надежность, однако создание новых и совершенствование имеющихся технических средств не должно прекращаться, так как соблазн преодоления технических препятствий продолжает существовать.
3. При проведении антикоррупционной политики неоспорима роль регламентирующих процедур. Р.И. Качаев полагает, что «к основным компонентам психологических механизмов противодействия коррупции в органах государственной власти следует отнести: во-первых, создание системы информационной прозрачности в системе декларирования доходов и расходов государственными служащими всех рангов, включая их ближайших родственников; во-вторых, создание механизмов минимального общения государственных служащих и граждан; в-третьих, использование новой формы организации деятельности органов государственной власти – «электронного правительства», которая может обеспечить широкое применение информационно-коммуникационных технологий, качественно новый уровень оперативности и удобства получения гражданами и организациями государственных услуг и информации о результатах деятельности государственных органов»[118]. Эти три направления следует признать необходимыми, но только характеризуя их не как «психологические механизмы» (по А.А. Храмкину), а как механизмы регламентные. Совершенствование процедуры общения исполнителя и клиента имеет большой потенциал: если сравнить бюрократические мытарства гражданина советской эпохи (в ходу была поговорка «без бумажки ты букашка») с трудностями сегодняшнего дня, то мы увидим, что изменение процедуры с опорой на современные технические средства дают клиенту значительное облегчение в решении своих задач при обращении в государственные органы (принцип «одного окна», «личные кабинеты» на налоговых и пр. сайтах и т.п.), а хозяину (государству) – более надежную защиту от недобросовестности исполнителя.
4. Большую, хотя и не решающую роль в деле преодоления коррупционных явлений играют контрольные мероприятия[119]. Здесь интересно, учитывая скромные отечественные успехи, рассмотреть опыт других стран, – например, Белоруссии.
По мнению С.В. Сильченковой, «исследования, проводимые на протяжении 12 лет специалистами центра ИПМ по изучению коррупционной составляющей в Беларуси, говорят об успешности борьбы с коррупцией в стране. Считается, что ситуация с коррупцией в этой стране более благоприятная, нежели в России. Особенностью коррупционного поведения белорусов можно считать распространение так называемой «заячьей, или трусливой, коррупции”. То есть местные госслужащие берут взятки, но не с такой наглостью, как в России. Согласно анонимным опросам, 30% госслужащих игнорируют взятки именно по причине боязни. Белорусы понимают, что каждого в любой момент могут вызвать в КГБ и спросить о том, каким путем получены доходы. С должности министров в Беларуси снимают лишь за одно подозрение во взяточничестве»[120]. Известный принцип «неотвратимость наказания важнее его строгости» срабатывает в соседнем государстве весьма эффективно.
Другой сосед, Китай, однако, использует и ужесточение наказаний. По словам Л.Н. Смирновой, «несмотря на снижение применения смертной казни, ряд других факторов свидетельствует о сохранении жёсткой ориентации уголовной политики КНР в отношении виновных в коррупции. Во-первых, незаконное обогащение было криминализовано в китайском уголовном праве ещё в 80-е годы, задолго до введения в действие Конвенции ООН против коррупции. Во-вторых, в Китае даже высшие государственные лица не пользуются иммунитетом от уголовного преследования»[121]. Этот подход наших китайских друзей показывает, что ужесточение наказания вкупе с неотвратимостью, а также фронтальный подход в борьбе с коррупцией – с охватом всех (!) уровней власти и бизнеса – позволяет этому государству, имеющему многовековые национальные традиции коррупции и бюрократии, не только сдерживать рост, но и влиять на снижение уровня злоупотреблений.
Таким образом, понятно, что отрицать необходимость развития мер контрольного характера невозможно. В 2013 г. создано Управление Президента РФ по вопросам противодействия коррупции, которое, разумеется, наделено контрольными функциями. Однако считать процедуру контроля посильной такой структуре – утопия. Масштабность явления не позволит в достаточно полной мере подвергнуть мониторингу весь массив коррупциогенных зон общественной жизни. Для контроля обязательно следует привлекать заинтересованных лиц из числа клиентов, поддерживая таким образом «обратную связь» в рассматриваемой системе[122].
Эффективность применения всего спектра возможных мер, выполняемых с целью снижения уровня коррупции в обществе, не будет максимальной, если эти меры будут избирательны. Приведенная выше статистика коррупционных преступлений в России за 2013 г. показывает, что сегодня превалируют успехи в борьбе с коррупционными преступлениями мелкого и среднего размера. И потому следует согласиться с мнением П.Н. Панченко, что «начинать разрушение системы коррупции следует с ее головной («верхушечной») части, то есть на федеральном уровне, а затем уже постепенно подходить к региональному и муниципальному уровням»[123]. Здесь, однако, необходимо сделать уточнение: лучше сделать ставку не на «постепенность подхода», а на его фронтальность в приведенном выше понимании.
Зарубежный опыт также показывает, что противодействие коррупции не должно останавливаться ни на каком угодно высоком уровне. В.В. Полянский, например, утверждает: «зарубежная политическая и уголовная практика дает примеры коррумпированности высших должностных лиц, в том числе и президентов, их ближних и дальних родственников, извлекающих из публично-властного статуса главы государства ту или иную выгоду»[124].
Говоря о конкретных примерах противодействия коррупции в Китае, Л.Н. Смирнова говорит, что там фактически имеется «отсутствие иммунитета от уголовного преследования. О жёсткой уголовной политике КНР дополнительно свидетельствует и тот факт, что в Китае фактически нет системы иммунитета от уголовного преследования для высших государственных лиц. Формально иммунитетом от уголовного преследования пользуются члены Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП)»[125]. Можно предположить, что последнее обстоятельство вряд ли способствует борьбе с коррумпированностью китайских бонз.
Таким образом, следует признать, что успешно противостоять коррупции возможно, только осуществляя весь комплекс мероприятий на всех уровнях общественной иерархии.
Выполнение антикоррупционных мер, безусловно, должно быть методичным и постоянным. Фактически лучше даже заменить формулировки «выполнение мер», «комплекс мероприятий» и т. п. на другие: речь должна идти об антикоррупционном функционале, который должен быть присущ общественной системе. Если уж создано Управление Президента РФ по вопросам противодействия коррупции, то следует его воспринимать не как чрезвычайный орган, а как нормальный элемент государственной машины, способствующий снижению коррупционной опасности. Примером может служить принцип гласности, применяемый в Швеции. «Содержание принципа состоит в том, что все документы и вся информация, включая записи на пленках и информацию, заложенную в компьютеры, которые находятся в распоряжении властей, должны быть доступны для всех. Гласность является основным правилом, секретность – исключением»[126]. Эта важная институция была введена в Шведском королевстве еще в XVIII веке. Такое правило демонстрирует «функциональный», постоянный подход к организации антикоррупционной деятельности.
Рассмотренные стороны коррупционной проблематики можно охарактеризовать как «технологические». Но есть еще один аспект, который имеет значительный потенциал для решения данного вопроса. Его можно охарактеризовать как партийность коррупции.
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 74 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |