Главная страница | Контакты | Случайная страница Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

СОЦИОЛОГИЯ И СОЦИОЛОГИ

СОЦИОЛОГИЯ И СОЦИОЛОГИ………………………………………………………….1

Введение……………………………………………………………………………………… …8

Глава 1

ПРИРОДА ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ……………………………………………….10

1. ЕЩЕ ОДНА ФОРМА ОБЩЕСТВЕННОГО СОЗНАНИЯ?……………………………………………………………………………11
2. «ПАРТИЙНАЯ» ИДЕОЛОГИЯ И «ОБЪЕКТИВНАЯ» НАУКА………………..12
3. ОБЫДЕННОЕ СОЗНАНИЕ ИЛИ ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ЗНАНИЕ?…………………………………14
4. ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ — ОСОЗНАННОЕ БЫТИЕ……………………….17
5. ДВЕ ФОРМЫ ОТРАЖЕНИЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ……………………………20
6. СЛОЖНЫЙ ХАРАКТЕР ОТРАЖЕНИЯ……………………………………………..23
7. «GENUS PROXIMUM» ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ………………………..28

Глава 2

ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ……………………………. 32

1. ГРАНИЦЫ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ В УСЛОВИЯХ СОВРЕМЕННОГО КАПИТАЛИЗМА……………………………………………………………………….33
2. ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ В СОЦИАЛИСТИЧЕСКОМ ОБЩЕСТВЕ…….37
3. ФУНКЦИИ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ……………………………………….43
4. ВОЗРАСТАНИЕ РОЛИ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ………………………….48

Глава 3

ОБЪЕКТ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ…………………………………………………53

1. МНЕНИЕ О БЫТИИ И МНЕНИЕ О СОЗНАНИИ. «ПОРОГ ДОСТУПНОСТИ»…………………………………………………………………....53
2. ОБЪЕКТИВНЫЙ И СУБЪЕКТИВНЫЙ АНАЛИЗ. «ПРИНЦИП ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИ»……………………………………………………………52
3. ОЪЕКТ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ И УГОЛ ЗРЕНИЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЯ…55
4. ПЕРВЫЙ КРИТЕРИЙ: ОБЩЕСТВЕННЫЙ ИНТЕРЕС……………………………..57
5. ВТОРОЙ КРИТЕРИЙ: ДИСКУССИОННОСТЬ………………………………………67
6. ТРЕТИЙ КРИТЕРИЙ: КОМПЕТЕНТНОСТЬ…………………………………………71
7. ИЗМЕНЕНИЕ ОБЪЕКТА МНЕНИЯ «ВШИРЬ» И «ВГЛУБЬ»………………………83

Глава 4

СУБЪЕКТ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ…………………………………………………88

1. ИНДИВИД ИЛИ ГРУППА?…………………………………………………………….88
2. МОНИЗМ ИЛИ ПЛЮРАЛИЗМ МНЕНИЙ?…………………………………………...88
3. БАЗА И ГРАНИЦЫ МНОЖЕСТВЕННОСТИ МНЕНИЙ……………………………91
4. ЧЬЕ МНЕНИЕ МОЖЕТ СЧИТАТЬСЯ ОБЩЕСТВЕННЫМ?………………………..98
5. ЗАДАЧИ ИНТЕГРИРУЮЩЕГО И ДИФФЕРЕНЦИРУЮЩЕГО АНАЛИЗА………107

Глава 5

ВЫРАЖЕНИЕ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ…………………………………………114

1. ЛОГИЧЕСКАЯ ПРИРОДА СУЖДЕНИЯ-МНЕНИЯ………………………………...114
2. VOX POPULI – VOX DEI? КОНТИНУУМ ИСТИННОСТИ…………………………118
3. ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ: ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ. ХАРАКТЕР И ИСТОЧНИКИ ОШИБОК ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ …………………………………………..120
4. МНЕНИЕ ВЫСКАЗАННОЕ: МНЕНИЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЕ. ХАРАКТЕР И ИСТОЧНИКИ «ВОЗМУЩЕНИЯ» ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ……………….134

Глава 6

ЗАДАЧИ ИЗУЧЕНИЯ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ…………………………………..143

28. СПОСОБ ПОЗНАНИЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ — ОБЪЕКТИВНОЙ И СУБЪЕКТИВНОЙ……………………………………………………………………144

29. БАЗА РАЗВИТИЯ ТЕОРИИ……………………………………………………………149

30. ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПУТЕЙ РЕШЕНИЯ ПРАКТИЧЕСКИХ ВОПРОСОВ…………….152

31. СРЕДСТВО РАЗВИТИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЯ……………………….159

Глава 7

СПОСОБЫ ФИКСИРОВАНИЯ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ……………………………………..164

1. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ОСНОВНЫХ МЕТОДОВ……………………….….164
2. ПЛЮСЫ И МИНУСЫ МЕТОДА ВЫБОРОЧНОГО АНКЕТНОГО ОПРОСА……171
3. ПРОБЛЕМЫ КАЧЕСТВЕННОЙ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ……………………………….178
4. ПРОБЛЕМЫ КОЛИЧЕСТВЕННОЙ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ……………………………195

МИ Г91

Предлагаемая вниманию читателя книга посвящена одному из сложных и малоисследованных явлений в жизни об­щества — природе общественного мнения и методологии его изучения. Автор, заве­дующий сектором Института философии АН СССР, руководитель Института об­щественного мнения «Комсомольской правды», обобщает в ней свой опыт конкретно -социологических исследова­ний, проводившихся в течение ряда лет. Книга содержит богатый фактиче­ский материал и удачно сочетает глу­бокий теоретический анализ с доступ­ной формой изложения. Она будет по­лезна всем интересующимся вопросами социологии.

Предисловие

СОЦИОЛОГИЯ И СОЦИОЛОГИ

Теперь уже невозможно не признать — конкретно-социологиче­ские исследования в Советском Союзе стали фактом. По мере их распространения уходят в область истории те абстрактные споры округ «вопроса о социологии», в том числе относительно значения даже самой правомерности конкретно-социологических исследований, которые еще совсем недавно столь активно велись в университетских аудиториях, на страницах научных журналов и в бесконечных устных дискуссиях самими социологами и, главным образом людьми, не проведшими ни одного конкретного исследования. Одновременно становится все более ясным и истинное содержание эволюции, переживаемой нашей философской наукой.

Очевидно прежде всего, что обращение философов к конкретно социологическим исследованиям, равно как и сравнительно быстрое распространение этих исследований в стране,— факт не только одной научной жизни. Истоки этого явления имеют четко выраженный социальный характер. Они связаны прежде всего с тем обстоятельством, что на современном этапе общественного развития резко воз­растает потребность в проведении научно обоснованной политики, в научном анализе и программировании социального процесса, а так­же в совершенном управлении им. Развитие общества поставило в повестку дня великое множество принципиально новых вопросов, касающихся экономики, классовой структуры, государства, права, семьи, связанных с воспитанием масс. Если раньше некоторые из этих вопросов ставились лишь в теоретической, то есть весьма общей форме, то теперь речь пошла и об ихпрактическом, то есть пре­дельно конкретном содержании. Сегодня для практики строительства уже недостаточно знать, что конечная цель движения предполагает высшее развитие производительных сил, стирание существенных раз­личий между городом и деревней, между физическим и умственным трудом и т. д.,— ежедневная деятельность масс в сфере экономики, политики, культуры, воспитания выдвинула и выдвигает десятки

конкретных «как» и «почему» и требует на них конкретного науч­ного ответа.

Вместе с тем интерес к конкретному научному анализу соци­альных явлений возрос не только в силу роста потребностей прак­тики, но и в результате создания в стране таких общественно-поли­тических условий, которые способствуют удовлетворению этих по­требностей. Выступив против талмудизма и начетничества как против явлений, в корне несовместимых с творческим духом марксизма-ле­нинизма, партия призвала философов к глубокому изучению всех сторон процесса общественного развития. Результатом этого явилась еще более тесная связь социальной науки с жизнью. Тогда-то где-то в середине 50-х годов и замелькало в литературе и устных дискус­сиях слово «социология».

"Сам по себе этот термин не был сколько-нибудь новым для марксистской философии — ни в смысле обозначения общей тео­рии общественной структуры и общественного развития, ни в смысле обозначения конкретных исследований социальных явлений. Что ка­сается, в частности, первого его содержания, то марксизм явился как раз такой теорией: именно термином «социология» Ленин обозначал исторический материализм Маркса¹. Что же касается конкретного социологических исследований, то они также самым широким обра­зом и в различных формах использовались и классиками марксизма-ленинизма («Капитал», «Положение рабочего класса в Англии», «Эко­номическое содержание народничества», «Развитие капитализма в России»²) и советскими философами середины 20-х — начала 30-х годов.

И все же термин «социология» применительно к советской марксистской философии был встречен многими с недоверием, а то и просто в штыки³. Среди советских философов началась дискуссия, в центре которой встала проблема о соотношении социологии и ис­торического материализма.

Если оставить в стороне людей, даже и слышать не хотевших о возможности существования марксистской социологии, а также тех, кто занимал в споре различные промежуточные позиции, то в общем и целом было высказано три точки зрения.

Сторонники первой, в сущности, полностью отождествляли исто­рический материализм с социологией. По их мнению, теоретическая социология совпадала собственно с теорией исторического материа­лизма, а конкретно-социологические исследования общественных яв­лений представляли «нижний этаж» этой науки: в нем «добывался» эмпирический материал, служащий пищей для теории.

Сторонники второй точки зрения полагали, что с историческим материализмом совпадает лишь часть социологии, а именно лишь теоретическая социология. Что же касается другой ее части, вклю­чающей в себя конкретно-социологические исследования, то тут мне­ния расходились: одни полагали, что эта часть представляет собой вполне самостоятельную науку — конкретную социологию, сущест­вующую наряду с историческим материализмом, другие же (против­ники конкретных исследований) — что она вовсе не должна сущест­вовать.

Наконец, третьи утверждали, что социология (вернее, социоло­гии — поскольку в данном случае речь шла о множестве различных дисциплин) — вообще совершенно самостоятельная наука, относя­щаяся к историческому материализму принципиально так же, как к нему относятся все «конкретные» (в смысле: нефилософские) общественные науки — история, политическая экономия, этнография и др. С данной точки зрения исторический материализм следовало рассматривать исключительно как философско-методологическую основу социологических дисциплин.

Природа этой дискуссии была понятной. В условиях, когда связь философской науки с практикой была недостаточной, термин «социо­логия» фактически утратил какой-либо смысл и исчез из философ­ского лексикона марксизма. Он был целиком отдан на откуп бур­жуазной философии, которая к тому же имела в данной области прочную традицию. Огромный размах социологических исследова­ний, начавшийся в 20—30-х годах на Западе, и прежде всего в Сое­диненных Штатах, окончательно способствовал такому отождеств­лению буржуазных социологических исследований с социологией вообще. А принципиально ущербный характер многих изэтих иссле­дований, их подчас ненаучная теоретическая и методологическая база обеспечили довольно широкое распространение взглядов, со­гласно которым социология уже сама по себе считалась псевдонау­кой, годной разве лишь для того, чтобы' заниматься апологией су­щего. Так в результате вместо противопоставления марксистской социологии, с одной стороны, и социологии немарксистской, с другой, возникло противопоставление марксизма и социологии вообще. В по­добной ситуации вернуться к «проклятому» термину означало, по видимости, пойти на «уступку» буржуазной философии, на огульное признание ее заслуг и принятие ее методов.

Но вместе с тем развернувшаяся дискуссия не была только спо­ром о словах. Она, пожалуй, даже меньше всего была именно таким спором — вопросы терминологии, безусловно, играют серьезную роль в науке, но в данном случае, если бы речь шла только об этой сто­роне дела, кажется, сравнительно нетрудно было договориться, будет ли исторический материализм называться марксистской социологией

или нет.

Речь шла, прежде всего, о другом — о задачах, предмете и самой правомерности конкретных социальных, в частности социологиче­ских, исследований. И в этом смысле — о борьбе нового и старого в философской науке. За дискуссией часто вырисовывался главный вопрос: останется ли философия в рамках одной дедукции (или, как говорил В. И. Ленин, в рамках простого логического развития общей истины⁴), или она обратится к еще не исследованным фактам и будет с новой силой развивать лежащее в ее основе творческое начало. Осо­бую остроту спору придавало то обстоятельство, что в нем перепле­тались интересы отдельных личностей: ведь позиция наиболее ак­тивных противников социологии, то есть конкретных исследований, объяснялась, помимо всего прочего, и тем, что, будучи знакомы лишь с одним видом научного исследования — «формально-дедуктивным», они не владели методами конкретного анализа фактического мате­риала и сама мысль о необходимости переучиваться и идти «делать науку» на заводы и в колхозы казалась для них чем-то непопра­вимо катастрофическим.

Между тем, пока гремели эти теоретические споры, жизнь шла вперед. Практика предъявляла спрос на решение множества важных вопросов — в области труда, массовых коммуникаций, семьи, градо­строительства, культуры, отношений между людьми и пр., и этот спрос, как всегда, определил предложение. Появились люди и даже целые организации, которые еще до решения кардинальных вопро­сов «о предмете социологии», «о соотношении социологии и истори­ческого материализма», о правомерности конкретно-социологических исследований и т. д. приступили к проведению самих исследований. Нельзя сказать, чтобы они нигилистически или позитивистски отно­сились к общим вопросам теории,— нет, они просто остро чувство­вали потребности практики и полагали, вслед за Наполеоном, что сначала нужно ввязаться в бой, а там уже посмотреть⁵.

В результате первые шаги в развитии социологии — в развитии, так сказать, «на деле», а не только «на словах»,— несмотря на всю их неуверенность и робкий характер, были сделаны. И уже этот пер­вый после столь долгого перерыва опыт сразу же пролил свет на многие из тех вопросов, которые в рамках абстрактной дискуссии казались неразрешимыми. Разумеется, тогда можно и нужно было говорить и о недостатках и ошибках (в том числе весьма серьезных), допущенных в той или иной работе тем или иным исследователем. Но главное в этом опыте было другое: обнаружилась бесспорная не­обходимость и важность конкретных исследований для удовлетворе­ния нужд как теории, так и практики.

В самом деле, ныне нельзя уже больше представить себе нор­мальное существование какой-либо общественной науки, не опираю­щейся на конкретное изучение своего предмета, на анализ соответ­ствующего эмпирического материала. Проведение конкретных со­циальных исследований является необходимой составной частью и базой теоретических построений любой социальной науки — полити­ческой экономии и истории, правоведения и этнографии, эстетики и этики. И — исторического материализма. Эта последняя наука, изу­чающая наиболее общие закономерности развития общества, возникла, развивалась и развивается на базе философского обобщения дан­ных всех «частных» общественных наук — от антропологии до поли­тической экономии. Но вместе с тем ее развитие немыслимо без проведения конкретных исследований внутри ее собственного пред­мета — в области отношения общественного бытия (в различных его формах) к общественному сознанию (в различных же его формах). С этой точки зрения очевидна вся ошибочность позиции тех, кто полагал или полагает, что исторический материализм по своему пред­мету вообще не связан с проведением конкретных исследований, что он представляет лишь «философско-методологическую основу» для самостоятельно существующих социологических дисциплин, отно­сится к последним, как к другим «частным» наукам, и т. д. или что с историческим материализмом совпадает лишь так называемая «теоретическая социология», в то время как так называемая «кон­кретная социология» представляет собой самостоятельную науку или даже вовсе не должна существовать. Тут неверно уже само деление наук на «абстрактные» и «конкретные», на связанные с конкретным изучением своего предмета и «свободные» от такого изучения⁶. А главное — подобные взгляды обрекают исторический материализм на худосочие и даже полное бесплодие⁷.

Другое дело, что исторический материализм отнюдь не включает в себя все возможные конкретные социальные исследования, что применительно к этой науке речь должна идти лишь об эмпириче­ских исследованиях внутри ее собственного, строго очерченного предмета. Наряду же е ними, в рамках различных общественных наук, существует масса других конкретных социальных исследова­ний—экономических, этнографических, исторических и т. д.

Одновременно первый опыт конкретно-социологических иссле­дований пролил достаточно света и на другой вопрос — о возможно­сти существования какой-либо «самостоятельной» социологии (ка­ких-либо самостоятельных социологических дисциплин) наряду с историческим материализмом. Такая постановка вопроса кажется вполне правомерной, коль скоро речь идет о науках, предмет которых отличается от предмета исторического материализма. И, что самое интересное, она не противоречит (как это ни парадоксально, на пер­вый взгляд!) тезису о совпадении понятий «исторический материа­лизм» и «марксистская социология».

Дело в том, что в настоящее время в науке наряду с ярко вы­раженным процессом интеграции, отмечающим успехи человеческого мышления в обнаружении общих закономерностей мира, бурно идет и процесс дифференциации, отмечающий этапы углубления нашего познания в мир вещей. Это верно как в отношении естествознания, так и в отношении общественных наук, в том числе философии. Как известно, предмет этой некогда «науки наук» подвергается дифферен­циации на протяжении всей истории ее развития, причем уже в по­следнее время из нее выделились в качестве вполне самостоятель­ных дисциплин этика и эстетика. И нет оснований считать данный процесс сколько-нибудь завершенным. Скорее даже наоборот. «По мере развития и углубления конкретных социальных исследова­ний,— отмечали участники пражского совещания социологов,— изу­чение относительной самостоятельности отдельных общественных яв­лений и процессов, естественно, сопровождается дифференциацией в науке, созданием новых научных дисциплин, вроде социологии труда, социологии семьи и быта, социологии города и т. д.» ⁸.

Во всяком случае, бесспорным представляется тот факт, что в настоящее время существует целый ряд явлений общественной жизни — социальных отношений, которые в соответствии с острейшими потребностями практики и теории должны быть предметом самого тщательного, самого глубокого и пристального анализа. Будет ли этот анализ осуществляться в рамках исторического материализма или других общественных наук (этики, демографии и др.), или он «разрастется» до размеров самостоятельных наук — «социологии семьи», «социологии пола», «социологии религии», «социальной психологии» и др.,— покажет ближайшая история ⁹.

Практический опыт проведения социальных исследований не только внес большую или меньшую ясность в различные стороны об­щего «вопроса о социологии», но и поставил перед советской социо­логической наукой целый ряд новых важных проблем. Наиболее ак­туальными из них, на наш взгляд, являются три.

В первую очередь — проблема синтеза эмпирического исследо­вания и теоретического анализа, проблема преодоления опасности эмпиризма в социологии.

Как известно, в свое время крупные американские исследова­тели, крайне обеспокоенные этим явлением, выражали надежду на то, что им удастся преодолеть надвигающийся кризис. «Стереотип со­циального теоретика, парящего в эмпиреях чистых идей, не запят­нанных низменными фактами,— писал Р. Мертон,— ныне так же устаревает, как и стереотип социального исследователя, вооруженного анкетой и карандашом, который гоняется за изолированными и бес­смысленными статистическими данными. Ибо при построении зда­ния социологии за последнее десятилетие теоретик и эмпирик научи­лись работать совместно. Более того, они научились разговаривать друг с другом. Иногда это означает только то, что социолог научился разговаривать сам с собой, поскольку все больше и больше один че­ловек, занимается и теорией и исследованием» ¹⁰.

Однако данному предсказанию не суждено было осуществиться. Лишенные общей научной теории социальной структуры и социаль­ного развития, социологи Запада до сих пор, по их собственным признаниям ¹¹, буквально тонут в море разного рода эмпирических исследований (Соммервилл остроумно назвал их «зонтиковедческими»), о большинстве из которых невозможно сказать, какое значение они имеют для науки об обществе и даже с какой целью они про­водятся!..

Советские философы находятся в этом смысле в ином поло­жении. Они обладают общей теорией — марксистским историческим материализмом. Однако, как показывает опыт, одно лишь обладание теорией само по себе еще не избавляет от опасности эмпиризма при проведении конкретных исследований. Речь должна идти об органи­ческом увязывании этих двух аспектов социальной науки. Ясно, что конкретное изучение социальной действительности, которая всегда оказывается новой социальной действительностью, с необходимостью должно обогащать теорию, вести к новому знанию в теории. Ясно и то, что существующая теория должна направлять конкретные ис­следования, определять их цели, структуру, методологию и т. д. За­дача состоит в том, чтобы довести эту ясность до «рабочего состоя­ния». Только тогда можно быть гарантированным от появления ра­бот, проводимых «вслепую» и не могущих — несмотря на вcе обилие заключенных в них цифр и фактов—ничего дать ни теории, ни практике.

Вторая важнейшая проблема, реально возникшая перед нашей социологией,— проблема методологии и методики, конкретно-социо­логических исследований. Смысл ее состоит в том, что социальные исследования в нашей стране начали осуществляться (и сравни­тельно широко) в массе случаев еще во овладения социологами не­обходимой методологией и методикой работы..В результате в этой работе оказалось множество ошибок, в том числе самых грубых, которые не только значительно снижают эффективность получаемых результатов, но и зачастую подрывают репутацию конкретной социо­логии вообще. Значение этого обстоятельства тем важнее, что задача советских социологов состоит не только и даже не столько в том, чтобы изучить методологию и методику конкретных исследований» уже имеющуюся в распоряжении социологической науки, сколько в том, чтобы самостоятельно разработать ее применительно к специфи­ческим условиям социалистического общества.

Образно говоря, наша социология получила (наконец!) помещение, куда предстояло завезти современное научное социологическое оборудование.

И это техническое вооружение социологической мастерской не, завершилось еще до сих пор и является актуальной задачей совет­ской социологической науки — как в смысле «пригонки» уже имею­щегося добротного оборудования, так и в смысле изготовления но­вого, собственного инструмента.

Наконец, крайнюю актуальность приобрела сегодня еще одна, третья проблема, которая в известном смысле является даже перво­очередной (поскольку именно в ее решение во многом упирается Решение других названных проблем). Мы имеем в виду проблему

организации социологической науки в стране. Ясно, что социология принесет зримую пользу для теории и практики социального строительства тогда, когда она получит «законное», естественное для всякой «нормальной» науки организационно-материальное выражение, когда начнется широкая подготовка специальных социологических кадров и т. д.

Вполне понятно, что каждая из названных проблем предполагает свои пути и средства решения. В настоящей книге мы хотели бы ос­тановиться на рассмотрении лишь одной из них, именно второй проблемы, касающейся разработки методологии и методики социологи­ческих исследований. При. этом речь идет отнюдь не о том, чтобы взять предмет во всем его необъятном виде. Наша цель значительно уже. Мы ограничимся рассмотрением вопросов методологии (преиму­щественно) и методики применительно лишь к одному из частных разделов социологической науки — социологии общественного мне­ния. Что же касается более конкретных границ и характера нашего исследования, то они определяются в первую очередь его материа­лом: в качестве последнего выступает главным образом опыт работы «Института общественного мнения «Комсомольской правды» за пер­вые 3 1/2 года его деятельности.

Этот Институт возник в мае 1960 г. по инициативе работников редакции и с точки зрения официальных академических институтов явился типичным «незаконнорожденным ребенком». Впрочем, в то время тягу к конкретной социологии испытывали довольно многие учреждения и организации не академического толка — партийные и _ советские органы, администрация заводов, правления колхозов и т. п. Институт общественного мнения выгодно отличался от всех этих са­модеятельных центров тем, что ему на редкость повезло с «матерью»» авторитет и популярность «Комсомольской правды», ее большие тех­нические и организационные возможности позволили придать делу с самого начала сравнительно большой размах и общественное зву­чание

Открывая Институт, редакция газеты в специальном обращении к читателям объясняла его происхождение и цели¹². Несмотря на некоторую скомканность изложения, эта программа, тем не менее, содержала в себе указания на основные задачи созданного Института и основные особенности его деятельности. Возникший в рамках ре­дакции, Институт общественного мнения, бесспорно, не мог не ста­вить перед собой задач, продиктованных пропагандистскими и про­чими интересами газеты, как таковой. Однако главная цель его была иной. Современный этап в развитии общественной жизни страны во

весь рост поставил вопрос о необходимости научного, квалифициро­ванного и целенаправленного, изучения общественного мнения. Имен­но с целью хотя бы частичного решения этого вопроса редакция «Комсомольской правды» предприняла попытку пойти в данном на­правлении.

Выполняя намеченную программу, Институт провел за первые 1/2 года своей деятельности 8 массовых опросов общественного мне­ния, большинство из которых имело всесоюзный, а два — междуна­родный характер ¹³.

Ради экономии дальнейшего изложения назовем здесь их темы:

I опрос. Удастся ли человечеству предотвратить войну? (1960, май. 1000 человек.)

II опрос. Как изменился уровень Вашей жизни? (1960, конец лета. 1399 человек.)

III опрос. Что Вы думаете о своем поколении? (1961, январь. 17 446 человек.) (Одновременно был проведен опрос по анкете «Что Вы думаете о советской молодежи?» среди людей старших- поколе­ний, в том числе среди «100 авторитетов» —широко известных в стране государственных и политических деятелей, ученых, рабочих, колхозников, писателей, педагогов и др.)

IV опрос. Что Вы думаете о разведчиках будущего? (1961, ав­густ — октябрь. 1295 человек 4- 367 коллективов -коммунистического труда.)

V опрос. Ваше мнение о молодой семье? (1961, декабрь. 12 104 человека.)

VI опрос. Что означают слова...? (1962, январь — февраль. 1000 детей — учеников 3-х классов.)

VII опрос. Во имя чего Вы учитесь? (1962, весна, осень. -2000 студентов Москвы и Парижа.)

VIII опрос. Как Выпроводите свободное время? (1963. 10392+" + 2730 человек.)

Само собой разумеется, в задачи настоящей книги не входит рассмотрение конкретных результатов того или иного опроса, тем более что основная часть их уже (частично или полностью) опублико­вана ¹⁴. Как было сказано, предмет книги — вопросы методологии изу­чения общественного мнения.

Задача овладения методологией и методикой исследования стоя­ла перед Институтом с первых шагов его деятельности — как в смысле освоения уже имеющегося опыта, так и особенно в смысле творческой разработки вопросов метода: дело в том, что Институт с самого начала столкнулся со спецификой изучения общественного мнения в условиях СССР, делавшей недостаточным, а то и невоз­можным простое перенесение принятой на Западе методологии и методики. Однако, к огромному сожалению, в силу условий, в которых протекала работа Института — утилитарные потребности ре­дакции, отсутствие специально подготовленных, а на первом этапе — и просто элементарно свободных от ежедневного выпуска газеты лю­дей и т. д.,— этой весьма важной стороне дела уделялось крайне мало внимания. В сущности, первые два года работы Института представ­ляли собой скорее медленное продвижение вперед по методу проб и ошибок, нежели планомерное, на современной научной базе постав­ленное изучение предмета. Предлагаемая теперь книга должна в ка­кой-то мере восполнить этот пробел и путем критического анализа извлечь основные уроки из проделанной работы.

Можно ожидать, что подобное ограничение темы — выделение внутри социологии общественного мнения преимущественно вопро­сов методологии изучения общественного мнения — вызовет возраже­ния со стороны некоторых исследователей. Во всяком случае, как бы предвидя такое наше намерение, А. К. Уледов (один из немногих со­ветских философов, занимающихся данным предметом) писал: «Ко­нечно, изучение методов получения материала, необходимого для анализа общественного мнения, является одной из задач социологии, но оно не представляет единственной и тем более главной задачи социологии в области исследования мнений». Главными вопросами являются: определение специфики общественного мнения, изучение закономерностей его формирования и развития, выяснение его роли в жизни общества и др.¹⁵.

И все же мы решили сузить свою задачу. И не только в силу тя­готения наших личных интересов, прежде всего к методологическим проблемам — на то были и более веские, принципиальные сообра­жения.

Разумеется, невозможно спорить с тем, что изучение методов исследования общественного мнения не является единственной за­дачей социологии общественного мнения. Равно невозможно сколько-нибудь умалять и значение таких проблем, как закономерности формирования общественного мнения, особенности его функциониро­вания и т. д. Но с чем нужно решительно спорить — это с механиче­ским противопоставлением одного из названных аспектов исследова­ния другому. Думается, в подобном подходе снова проявляется старая ошибка — стремление к некоей общей теории, оторванной от конкретного анализа конкретного материала, в свою очередь невоз­можного без разработанной методологии и методики такого анализа.

В действительности «теория» общественного мнения и «методо­логия» его изучения — две стороны одной медали. Здесь нет главного и второстепенного. Эти аспекты связаны друг с другом даже гораздо органичнее, нежели это обычно изображаемся в традиционной ана­логии со строительством здания: ведь если верхние этажи здания действительно не могут быть воздвигнуты без фундамента, то фун­дамент все же сооружается до сооружения этих верхних этажей. Иное дело здесь. Субстанциальный анализ социальных явлений предполагает разработанной методологию изучения этих явлений в такой же мере, в какой сама разработка этой методологии предпола­гает знание природы, субстанции социального.

Другое дело, что в силу существующего в науке разделения труда вовсе не обязательно, чтобы каждый «теоретик-социолог» был одновременно и «социологом-методологом». Вполне допустимо — а в жизни так и бывает,— что одни исследователи отдают предпочтение преимущественному изучению «субстанции» общественного мнения, в то время как другие — процессам его выявления и научного изу­чения. Такое положение, повторяем, вполне нормально. И оно цели­ком оправдывает проведенное нами ограничение темы. Что же ка­сается момента, переживаемого в настоящее время советской социологической науке, то такое акцентирование внимания прежде всего на проблемах методологии и методики является, как мы уже отме­чали, вообще в высшей степени актуальным.

Ограничивая, таким образом, предмет своего исследования, мы, в свете сказанного, не сможем полностью отвлечься от проблем «суб­станциального анализа» феномена общественного мнения. Более того, мы уделим этому анализу достаточно много внимания. Однако по­нятно, что степень глубины, полноты и форма рассмотрения этой сто­роны дела в каждом случае будет определяться потребностями решения нашей главной задачи. В этой связи следует отметить и еще два момента, уточняющих выделенный нами объект анализа.

Во-первых, речь пойдет о методологии исследований, осуществляемых в рамках и условиях советского общества. Это значит, что в наши задачи не будут входить специальное рассмотрение разного рода буржуазных теорий общественного мнения и критика методо­логии его изучения на Западе. Хотя, разумеется, мы не сможем во­все отвлечься от этой стороны дела.

А во-вторых, в соответствии с имеющимся практическим опытом работы Института общественного мнения «Комсомольской правды», речь будет идти преимущественно об анализе одного из методов изучения общественного мнения, а именно метода выборочного анкет­ного опроса. Это значит, что все иные формы изучения обществен­ного мнения — такие, например, как анализ прессы или позиций по­литических лидеров, как голосование на выборах, референдумы или получившие в последнее время широкое распространение открытые всенародные обсуждения и др., будут рассматриваться нами лишь в связи с характеристикой выборочного анкетного опроса. Впрочем, данный метод является одним из важнейших в системе конкретно- социологических исследований вообще, и потому он заслуживает самой детальной разработки применительно к условиям социалистического общества.