Главная страница | Контакты | Случайная страница Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

ГЛАВА III. ОХЛАЖДЕНИЕ РОССИЙСКО-АМЕРИКАНСКИХ ОТНОШЕНИЙ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ 1990-Х ГГ.

Уже во время первой рабочей встречи Е.М. Примакова с государственным секретарем США У. Кристофером в феврале 1996 г. в Финляндии произошел обмен мнениями по самым бо­лезненным проблемам российско-американских отношений. Обсуждались вопросы, связанные с ближневосточным урегулированием конфликта в бывшей Югославии, поставками Ирану российских ядерных технологий. Наибольшее расхожде­ние взглядов выявила проблема расширения НАТО на Восток. В Кремле констатировали, что в отношениях с США переходят к прагматичному курсу, отстаивая приоритет национально-госу­дарственных интересов. Такая декларируемая «жесткость» в пе­реговорном процессе с США соответствовала нараставшим ан­тиамериканским настроениям в обществе. Накануне встречи президентов обоих государств в марте 1997 г. в Хельсинки Го­сударственная дума приняла Обращение к Б.Н. Ельцину с при­зывом твердо отстаивать государственные интересы и проти­водействовать планам расширения НАТО на Восток. Встреча закончилась неудачей, взаимопонимание так и не было до­стигнуто.[13]

Охлаждение российско-американских отношений во вто­рой половине 1990-х годов стало в период новых президентских выборов в США одним из пунктов острой критики со стороны республиканской партии. Демократам во главе с Б. Клинтоном ставили в вину «потерянную Россию». Расхождение между дву­мя странами, еще недавно декларировавшими «стратегическое партнерство», было обусловлено рядом факторов. С одной сторо­ны, администрация президента Б. Клинтона активно проводила глобальную политику по всем направлениям международной жизни. К концу 1990-х годов США достигли апогея своего могу­щества, обеспеченного высокими технологическими успехами, экономическим ростом и, главное, безусловными позициями мирового лидера. Характеризуя особенности политического мышления американской элиты в этот период, крупнейший политик в области внешней политики Г. Киссинджер пишет в своей книге «Нужна ли Америке внешняя политика?», издан­ной в США в 2001 г.:

«Совпавшее по времени с окончанием холодной войны, это сочетание самодовольства и процветания породило ощущение особой “американской миссии”, выразившееся в двойном мифе. В стане левых многие увидели в Соединенных Штатах главного арбитра по внутриполитическим вопросам во всем мире. При­верженцы этого взгляда стали действовать так, как если бы у Америки всегда имелось в наличии правильное демократическое решение, пригодное для любого общества, независимо от его культурных или исторических особенностей. Для них внешняя политика стала аналогом политики социальной … Среди правых … считают, будто решение всех сложных мировых проблем лежит в признании гегемонии США и беззастенчивом утвержде­нии американского всемогущества. Каждый из этих взглядов за­трудняет детальную разработку долгосрочного подхода к проблемам меняющегося на наших глазах мира. Подобное противо­речие в подходах к выработке внешней политики приводит к тому, что кто-то предлагает заняться благородной миссионерской деятельностью, а кто-то считает самоценным дальнейшее аккумулирование мощи». [14]

С другой стороны, российская внешняя политика достаточно последовательно выстраивала новую тактику в отношениях с СIIIА. По существу, самостоятельные линии нового курса неизбежно приводили к конфликтам интересов России и США: под­держка Москвой партнерских отношений с Ираном, противодействие американской политике в Персидском заливе, особенно в от­ношении Ирака, резкое выступление российского МИДа против действий НАТО в югославском кризисе, несогласие Москвы со стратегией расширения НАТО. В мае 1996 г. Примаков посетил Мексику, Кубу и Венесуэлу. Он передал их лидерам обраще­ние президента России Б.Н. Ельцина и приглашение посетить Россию. Была достигнута договоренность о поставках венесуэльской нефти на Кубу в обмен на встречные поставки российской нефти в Европу по контрактам Венесуэлы.[15] В Гаване российского министра иностранных дел принимал Ф. Кастро, была подписана Декларация о принципах взаимоотношений. Е.М.Примаков заверил Ф.Кастро, что Россия выступает против блокады Кубы со стороны США и намерена содействовать нормализации отношений между этими странами.

Все эти акции вызывали в Вашингтоне критику внешней политики России» и в западных СМИ все чаще стали публико­ваться статьи о том, что Кремль «бросает вызов международной стабильности». Однако обострение отношений на уровне ритори­ки переговорного процесса вовсе не означало, что обе стороны не готовы продолжать диалог, столь успешно начатый в первые годы после распада СССР. Лидера США и западноевропейских государств продолжали демонстрировать признание мировой роли России и декларировать уважение к соблюдению ее националь­но-государственных интересов. В 1997 г. на встрече в Денвере (США) глав семи крупнейших промышленно развитых стран, при участии президента Б.Н. Ельцина, было одобрено вступле­ние России в Парижский и Лондонский клубы кредиторов в ка­честве государства-участника.[16]

По-прежнему в центре внимания российско-американских переговоров оставались вопросы сокращения ядерных и химиче­ских вооружений, прежде всего Договор по противоракетной обороне. В сентябре 1997 г. в Нью-Йорке были закреплены до­стигнутые в первой половине 1990-х годов договоренности о вы­воде ядерного оружия с территорий Беларуси, Украины, Казах­стана, а также разграничению стратегических и нестратегических ПРО. Этими государствами, а также Россией и США был подпи­сан «Меморандум о правопреемстве в отношении Договора по противоракетной обороне». Одновременно Россия и США дого­ворились перенести ликвидацию стратегических наступательных вооружений по Договору СНВ-2 на более поздний срок (до 31 де­кабря 2007 г.). Еще одним фактором, создавшим неблагоприят­ную ситуацию для России, являлось намерение администрации американского президента Б. Клинтона пересмотреть двусто­ронний советско-американский договор 1972 г. по ПРО (про­тиворакетной обороне). Летом 1999 г. президент Б. Клинтон утвердил закон о развертывании системы национальной про­тиворакетной обороны. США добивались от России согласия на пересмотр договора. Но российская сторона настаивала на незыблемости основ достигнутых в период разрядки догово­ренностей.[17]

Помимо традиционного направления российско-американских переговоров вокруг проблемы оружия массового уничтожения (ОМУ) и ракетно-стратегических комплексов, во второй половине 1990-х годов, в связи с активизацией посредничества Москвы в урегулировании международных конфликтов, сущест­венно расширился круг проблем, по которым Россия и США имели разные позиции. В первую очередь это связано с процес­сом урегулирования израильско-палестинского конфликта и югославского кризиса. В апреле 1996 г. Е.М. Примаков по лич­ному указанию президента вылетел на Ближний Восток, где провел переговоры в Дамаске, Бейруте и Тель-Авиве. Пресса и государственные деятели России, учитывая хорошие отноше­ния Е.М. Примакова с руководством Сирии и Ирана, сочли его участие в процессе урегулирования довольно перспективным. По­началу ситуация складывалась весьма благоприятно. Е.М. Прима­ков, обладающий глубоким знанием обстановки на Ближнем Востоке, развил чрезвычайную активность. Посольство России в Сирии стало эпицентром переговоров. Российская сторона поддерживала как основу для переговоров план урегулирова­ния израильско-палестинского конфликта, предложенный французскими экспертами, считая его наиболее реальным. Но Госсекретарь США У. Кристофер был недоволен активизацией российской политики на Ближнем Востоке, «в связи с напря­женным графиком визита и отсутствием времени» не смог встретиться с Е.М. Примаковым и вообще не выразил желания координировать свои действия с кем бы то ни было. Даже пре­мьер-министр Израиля Ш. Перес официально заявлял, что «у нас есть посредник - Соединенные Штаты. Второй посред­ник будет просто мешать первому». Тем не менее Россия вклю­чалась в переговорный процесс по Ближнему Востоку на пра­вах полноправного посредника. «Четверка», в которую вошли представители США, Европейского союза, России и ООН, стала признанным координирующим арбитром в израильско- палестинском конфликте.[18]

Итак, новый внешнеполитический курс второй половины 1990-х годов не сужал поле взаимодействия между США и Рос­сией и не являлся по своей сути «антиамериканским». Сохраняли прежнюю актуальность вопросы сокращения ОМУ, прежде всего ядерно-стратегического потенциала. Российская политика стала демонстрировать собственные национальные интересы, ко­торые расходились с внешнеполитическими стратегиями США. Попытки Кремля использовать прежний, сохранившийся с со­ветских времен, потенциал влияния на Ближнем Востоке и Балканах вызвали определенное охлаждение в российско-амери­канских отношениях. В этот период произошли серьезная перестановка приоритетов и изменение стратегий выстраивания взаимных отношений со стороны как США, так и России. Сущест­венно изменился их стиль и тональность, постепенно они переходили из формата «стратегического партнерства» на уро­вень политического прагматизма. Соответственно уходила в про­шлое либерально-демократическая дружественная риторика официальных речей и выступлений. Качественно новый этап отношений с такой глобальной державой, как США, стал своеобразным «вызовом» для формирующейся внешней политики Рос­сии, поставил перед необходимостью консолидации ресурсов и потенциала, а также концептуального, стратегического переос­мысления своей роли в мировой политике.[19]