|
Читайте также: |
Как-то раз в шахтинском драматическом театре на встрече ведущих спортсменов города с общественностью выступал Рудольф Владимирович Плюкфельдер. Он рассказывал о своей работе, о ребятах из нашей секции. Отвечая на традиционный вопрос о планах — своих и учеников — он, в частности, сказал:
— Давид Ригерт свои выступления в среднем весе заканчивает. Он переходит в полутяжёлый вес и через полгода, надеюсь, будет бить в нём мировые рекорды.
Для большинства это было неожиданностью. Но мы с Плюкфельдером ещё перед чемпионатом мира решили, что я в последний раз выступаю в средней весовой категории, хотя многие, в том числе и тренеры сборной страны, отговаривали нас от этого шага. Их доводы были вескими — там же Василий Колотов! И в самом деле, позиции полутяжеловеса Колотова казались неприступными. Только что в Колумбусе он стал одним из главных героев чемпионата, установив за несколько часов сразу четыре мировых рекорда!
Выхода у нас, однако, не было. Я чувствовал, что мышечная масса бурно растёт, и это было естественно: мне исполнилось уже 23 года. Интенсивные тренировки, железный режим и хорошее питание выполняли своё дело. Изнурять себя в таком возрасте постоянными и, вдобавок, значительными сгонками веса было неразумно. Я чувствовал, что, не сбрось я четыре килограмма перед Колумбусом, мог бы вполне успешно выступить там в полутяжёлом весе. Думаю, что ниже третьего места я не опустился бы.
Вскоре представился подходящий случай проверить нашу правоту. В Волгограде проходило первенство Российской Федерации. Я весил в ту порувсего 84 килограмма 200 граммов. Стоило разок сходить в баньку, сбросить около полутора килограммов, и я мог свободно выступать в среднем весе. Полтора килограмма не страшно сгонять и юноше. Но мы с Плюкфельдером решили не откладывать дело в долгий ящик и попробовать силы в полутяжёлом весе.
Против всех ожиданий, дебют оказался более чем успешным. И главное — не в сумме троеборья, хотя с этим результатом (515 кг) я был бы в Колумбусе серебряным призёром. Я установил свой первый в жизни мировой рекорд! Причём именно в рывке. То, что не удавалось сделать в среднем весе (153 кг,напоминаю, мне так и не покорились), получилось с первого раза в полутяжёлом. Для этого пришлось поднять почти на 10 кг больше — 162 кг. Я стоял под штангой и не мог сдержать счастливой улыбки. Похоже, что теперь я понял, как устанавливают мировые рекорды!
Но что было самое интересное: когда после соревнований я встал на весы, они показали... 82 килограмма 500 граммов. Тютелька в тютельку средневес! Однако о том, чтобы возвращаться в эту весовую категорию, уже не было и речи.
Мне и сейчас приятно вспомнить 1971 год. Кажется, получалось всё, чего я мог желать. За это время было установлено двенадцать мировых рекордов. Соревнования проходили одно интереснее другого. Что и понятно: когда выигрываешь, выступать всегда интереснее, чем когда проигрываешь... А впрочем, иной проигрыш стоит двух побед — как, например, это было у меня в Колумбусе.
Но туда я ехал зелёным новичком, фамилия Ригерт никому ничего не говорила. Иное дело, когда у тебя за плечами полдюжины совершенно "свеженьких" мировых рекордов и ты заявлен на чемпионате Европы первым номером сборной команды СССР в полутяжёлом весе. На чемпионат континента в Софии в этой весовой категории собралась солидная дружина атлетов, и среди них, например, шведские спортсмены Юханссон и Беттенбург, не раз устанавливавшие рекорды мира. Да и сумма троеборья у Юханссона была всегона 2,5 килограмма меньше моего мирового рекорда (542,5 кг). Так что, хотя я и считался фаворитом, душевного спокойствия не было. Упорно муссировались слухи, что на этот раз шведы сильны, как никогда, и первое место уступать не собираются.
Они впрямь были сильны, это я понял сразу, как только приехал в Софию. По тренировочному залу уверенно расхаживали два бородатых человека с мощными бицепсами и широкими спинами. У обоих вес был, наверное,за 90 килограммов. Я взглянул на себя в зеркало. Увы, по сравнению с этими парнями я выглядел мальчишкой. Позже протокол взвешивания подтвердил это: я оказался самым лёгким полутяжеловесом чемпионата.
Однако желания бороться от этого не убавилось. Я чувствовал, что за последнее время тоже стал очень сильным. И не вдруг: Рудольф Владимирович обратил внимание, что я уступаю многим своим соперникам именно в силе. Вот почему даже в ущерб, например, технике рывка мы основательно взялись за развитие силы. Рост результатов в рывке на время приостановился, но это нас не испугало. Наверстаем! Зато улучшились показатели в жиме — движении, которое у меня обычно отставало, — и, главное, в толчке.
Отправляясь на софийский чемпионат Европы, я планировал ход борьбы примерно так: в жиме проигрываю шведским спортсменам, но не очень много. В рывке всё это отыгрываю. В толчке выступаю на равных или чуть лучше. Никакое место, кроме первого, удовлетворить нас с Плюкфельдером не могло.
Но Бу Юханссон, мой главный на этих соревнованиях соперник, тоже, как выяснилось, был в прекрасной форме. Состязание в жиме он начал весьма убедительно, показав результат 182,5 кг. У меня же к тому времени техника жима всё ещё оставляла желать лучшего. И несмотря на то, что физически я чувствовал себя превосходно, зафиксировать сумел лишь 172,5 кг. Это оказалось весьма неприятным сюрпризом: больше 7,5 кг я в первом движении проигрывать никак не собирался. А теперь попробуй достань соперника, когда унего 10 килограммов "форы"!
Вдобавок Юханссон был в тот вечер в ударе. Ему всё удавалось, как никогда раньше. Большая группа шведских туристов, я думаю, надорвала голосовые связки, видя, как молодецки ведёт он борьбу на европейском помосте.
Даже рывок, в котором Бу обычно никогда не блистал, он провёл на сей раз удачно, подняв 155 кг. Я, правда, отыграл в этом движении 5 килограммов,зафиксировав 160 кг. Дышать стало немного легче. И задача стояла хотя и трудная, но не безнадёжная. Я ведь был легче шведского атлета и, стало быть, при одинаковом результате выходил вперёд. Имел, можно считать,фору 2,5 килограмма. Так что фактически Юханссон был впереди меня перед толчком всего на 5 килограммов. Жить ещё можно!
Но Юханссону, по-моему, так не казалось. Что-то уж больно рано в шведской сборной послышались громкие голоса и смех. Наверное, Бу тоже надеялся на свой толчок. "Ну что ж, поборемся..." — подумал я.
Я думаю, зрителям в тот вечер было на что посмотреть. Эмоции захлёстывали и помост, и зал, и даже судейские столики.
Надо заметить, что на тех соревнованиях мне впервые пришлось выступать со штангой шведского производства. Снаряд это отличный — гриф "мягкий", эластичный, блины облиты резиной. В общем, такую штангу поднимать одно удовольствие. Но... если уже имеешь навык. На последней тренировке я, правда, поднимал именно такой снаряд. Но ведь это была именно последняя перед соревнованиями тренировка, и "прочувствовать" штангу на больших весах я не мог — ходить на них было бы неразумно. Юханссон, конечно, о таких пустяках не думал — для него шведская штанга являлась привычной. Мне же пришлось вносить коррективы в свою технику по ходу состязаний.
Первая встреча со шведской штангой в толчке оказалась неудачной. Я довольно легко взял её на грудь и встал. Но когда вытолкнул 195 кг на выпрямленные руки, штанга тут же показала свой норов. Наши более жёсткие штанги в таком положении "молчат", а эта забилась, как живая. От неожиданности я качнулся вперёд. Штанга начала падать, а когда почти два центнера падают, подхватить их невозможно. Инстинктивно я попытался это сделать, но...
Зато во второй попытке я уже понял, что это за "зверь", шведская штанга. Долго стоял с нею на груди, прислушивался к тому, как ведут себя "концы", нет ли разнобоя в их качке. 6 И, когда снаряд успокоился, поймал момент и послал штангу вверх. Со стороны, наверное, это выглядело как очень тяжёлая попытка. Но я так не считал. Я поймал нужное движение! Появилась уверенность в себе, в том, что сегодняшние соревнования я не проиграю.
Ну, а шведы, увидев, как туго идёт у меня дело, совсем списали меня со счетов. Тем более что Юханссон блестяще толкнул 200 кг. В зале уже творилосьчто-то невообразимое, шведского атлета обнимали земляки, тренеры, его даже начали качать... О том, что у меня в запасе имеется ещё одна попытка, забыли все — даже судьи.
Проходили минута за минутой, а меня никто не вызывал на помост. Я начал нервничать. Но тут первым за судейским столиком опомнился Оскар Стейт, ответственный секретарь Международной Федерации тяжёлой атлетики. Я услышал его торопливый и как бы извиняющийся голос:
— На помост вызывается Давид Ригерт, Советский Союз. Третий зачётный подход.
Тут только все обратили внимание, что на демонстрационном табло давно уже горит число 205. Вес, который я заявил. Это было на 2 килограмма больше официального мирового рекорда. Только такой вес мог принести мне победу.
Когда я брал штангу на грудь, то понял, что можно было заказыватьи 210 кг. С удовольствием подержал я штангу на выпрямленных кверху руках и бережно опустил её на помост. Хороший снаряд, ничего не скажешь!
Юханссон бросил полотенце в лицо своему тренеру и в страшном возбуждении заметался по залу, что-то выкрикивая. Он никак не ожидал от меня такой прыти. Но потом Бу всё же успокоился, подошёл ко мне и поздравил с победой.
Я первый раз стоял на высшей ступеньке пьедестала почёта, слушая гимн своей Родины.
На чемпионате мира 1971 года от сборной СССР в полутяжёлом весе выступали двое: Василий Колотов и я. Чемпионат проходил в перуанском городе Лима, в высокогорье. Куда только не забросит спортсмена судьба! В команде у нас было много дебютантов, но выступили они хорошо. Чемпионами мира впервые стали Г.Четин, В.Каныгин, Б.Павлов, Ю.Козин и я. Отстоял своё высокое звание и наш капитан В.Алексеев.
Соревнования эти не оставили яркого следа в моей памяти. Звание чемпиона мира, конечно, одно из самых почётных для спортсмена. Но я гораздо больше был рад, когда выиграл в Софии чемпионат Европы, да ещё в такой захватывающей борьбе. Там я после победы два дня земли под собой не чуял. А здесь ощутил лишь мимолётную радость, и только. Может быть, это покажется нескромным, но новую победу мы с Рудольфом Владимировичем восприняли как закономерность.
Опыт рос от соревнования к соревнованию. Я уже довольно хорошо знал себя. У меня выработалась своя повадка, тактика, я научился взвешивать каждый свой шаг, с полувзгляда оценивать готовность основных соперников. В Лиме они были мне хорошо знакомы — Василий Колотов и Бу Юханссон. Но шведский атлет оказался далеко не в той форме, что была у него в Софии, а от Колотова я оторвался уже в рывке. Так что напряжённой борьбы не получилось. Сумма троеборья, которой хватило для победы — 542,5 кг, складывалась так: жим— 177,5 кг, рывок — 162,5 кг, толчок — 202,5 кг. Второе место срезультатом 535 кг занял Василий Колотов.
"Самый большой неудачник Олимпиады"
Как мне хочется никогда в жизни не приниматься за главу с таким вот названием... Но что сделаешь — учиться ведь нужно не только на победах. Как гласит старая русская пословица, "за одного битого двух небитых дают". Для меня дорого всё, что пережито в спорте, — и хорошее, и плохое...
А ведь ничто не предвещало той драмы, которая разыгралась на Олимпийских играх 1972 года в Мюнхене. Сразу после чемпионата мира в Лиме мы с Рудольфом Владимировичем составили точный план подготовки с тем, чтобы пик моей спортивной формы пришёлся именно на Олимпийские игры. Над этим планом нам пришлось изрядно поломать головы. Стоит ли распространяться, что такое Олимпийские игры для любого спортсмена? Не бывает титула выше титула олимпийского чемпиона, и не зря это звание присваивается спортсменам навечно и не допускает никакой неприятной приставки вроде "экс". Конечно, я мечтал об олимпийских баталиях и серьёзнейшим образом готовился к ним.
Результаты наших интенсивных, насыщенных разнообразными упражнениями тренировок не замедлили сказаться. Так, ещё недавно у меня отставал в развитии верхний плечевой пояс. Это меня постоянно беспокоило. Но однажды я совершенно случайно "подсмотрел" у одесского штангиста Валерия Кухарского очень интересное упражнение для развития брюшного пресса и рук. Нужно было лечь горизонтально на скамью, закрепить голени, а на грудь взять штангу. Затем одновременно стараться выжать её и подняться в сед. Упражнение, надо заметить, не из лёгких. Но я обратил внимание на Валеркин пресс: он был развит великолепно, гораздо лучше, чем у меня. Валерий уверял, что это — результат хитрого упражнения.
Я попробовал это упражнение раз, другой, третий. Мышцы невыносимо болели, но, значит, они получали основательную нагрузку. Вскоре я мог уже взваливать на грудь довольно ощутимый вес и вставать с ним. И на первых же соревнованиях убедился, что мои старания не пропали даром.
Это было в конце 1971 года, на розыгрыше Кубка СССР в Ереване. В первом же подходе я не побоялся пойти на свой личный рекорд в жиме. Я никогда не отличался в этом движении, а тут поднял сразу 185 кг! И, чувствуя себя в ударе, захотел даже побить мировой рекорд — 195 кг. Но, хотя я и сильно окреп за последнее время, видно, всё же был к этому не готов — и пресс, и руки не справились с огромным весом. Тем не менее на тех соревнованиях я улучшил мировой рекорд в сумме троеборья — 552,5 кг. Всё шло строго по плану и даже чуть лучше, потому что я рассчитывал закончить 1971 год с суммойтроеборья 550 кг.
Но не зря, наверное, говорят, что слишком хорошо — это тоже не хорошо. А я в начале 1972 года попал как раз в такую полосу: что ни соревнования, то победа и рекорды. Я не скупился на килограммы — сколько мог, столько и "выдавал". Всем это страшно нравилось, и мне самому в том числе.
Например, в апреле в Таллине проходил чемпионат СССР.Ответственнейший турнир, все наши силачи показывали товар лицом, никто не хотел уступать ни грамма. Оно и понятно — год-то олимпийский, а в сборную страны было множество достойных кандидатов. Тут уж любые соревнования — принципиальный спор за звание олимпийца. А мне как будто и не с кем было спорить, разве что со своими рекордами. Вот и в Таллине я выжал 185 кг почти одними руками, затем последовал мировой рекорд в рывке — 165,5 кг. А в толчке я вообще почувствовал такую силу, что одному журналисту, освещавшему чемпионат страны, показалось, будто я "готов поломать гриф".Рекордные 210 кг я поднял почти без участия ног, сделав что-то вроде толчкового "швунга". Сумма тоже оказалась новым мировым достижением— 555 кг. И, главное, сам я чувствовал, что потенциал не исчерпан. Наоборот, он рос с каждым днём.
Следующим важным этапом подготовки к Олимпиаде стал чемпионат Европы, проводившийся в румынском городе Констанца. Не секрет, что в последние годы на самых крупных соревнованиях — чемпионатах мира, Олимпийских играх — медали в тяжёлой атлетике разыгрывают в основном европейцы. В Америке и Азии осталось мало претендентов на высокие места. Так что нам представился случай посмотреть "в деле" на своих основных соперников.
Констанца — это порт на Чёрном море. В мае там вовсю светит солнце, стоит изумительная погода. И, куда ни глянешь, пестрят синевой тельняшки, вьются ленты бескозырок... Много было там в это время и наших, советских моряков. Один из них отыскал меня перед самыми соревнованиями и от имени экипажа торжественно вручил... морскую тельняшку. Оказывается, эти моряки однажды увидели по телевизору, что я выступал в полосатой спортивной рубашке, и кто-то тут же начал уверять, что я — бывший моряк.
Пришлось немного разочаровать земляка. Но тельняшку я взял и пообещал, что буду выступать теперь только в ней. С тех пор полосатая синяя рубашка и красное трико стали моей традиционной формой.
В общем, в Констанце выступать было чрезвычайно приятно. Моряки явились в зал всем экипажем и поддерживали меня во всю мощь своих здоровых лёгких. Да и у меня самого было, не побоюсь этих слов, ощущение полёта. И, несмотря на то, что борьбы за первенство как таковой не получилось, я установил два мировых рекорда — в рывке (166 кг) и всумме (557,5 кг: 185 + 165 + 207,5). Ближайший соперник отстал больше чемна 30 кг. Итак, всё складывалось как нельзя лучше, и на горизонте рисовались самые благоприятные перспективы.
В полутяжёлой весовой категории оставался лишь один мировой рекорд, все ещё не принадлежавший мне, — в жиме. Но теперь я чувствовал, что жить ему осталось недолго. В Констанце, на чемпионате Европы, я наблюдал замечательное выполнение этого капризного упражнения. Болгарский легковес Младен Кучев владел образцовым жимом. Если бы его так выполняли все, то жим никогда не исключили бы из тяжелоатлетической программы.
Должен заметить, что я всегда стараюсь смотреть все соревнования, от первого до последнего дня. Тренеры к этому давно привыкли и даже перед самым моим выступлением уже не прогоняют меня из зала. Иные говорят, что это сбивает настрой спортсмена, потому что он невольно начинает "болеть" за своих и т.д. Но я считаю, что лежать в гостинице и думать об одном и том же ещё хуже. А ведь крупные соревнования — великолепный парад разных школ и направлений тяжёлой атлетики. Где ещё увидишь столько блестящих мастеров? Кроме того, я считаю немаловажным "прочувствовать зал", привыкнуть к месту будущих соревнований.
Даже на собственных выступлениях я обычно не ухожу в себя. Идёт соперник на помост — стараюсь посмотреть, как у него получается попытка. Таким образом оцениваю его силы, прикидываю свои возможности. Исходя из этого, порой приходится на ходу менять тактику ведения борьбы.
Не для всех, возможно, это подходит. Некоторые атлеты привыкли в дни соревнований ни на что не отвлекаться, предельно сосредоточиваться на предстоящих выступлениях. Повторяю, у каждого своя манера. Но моё "любопытство" Рудольф Плюкфельдер всегда только приветствовал, и я ему за это благодарен. Иначе за многие годы выступлений в большом спорте я бы, по сути, ни одних крупных соревнований толком не увидел.
Учиться можно не только у чемпионов. Иногда даже у штангиста, не помышляющего о призовых местах, можно увидеть очень оригинальное выполнение того или иного элемента. И потому я считаю неправильным, когда спортивный специалист — допустим, тренер, — приходит в зал только тогда, когда на помост вызывают сильнейших. Каждый ведь поднимает штангупо-своему, и, на мой взгляд, на соревнованиях интересно буквально всё.
Итак, болгарин Младен Кучев, сам того не зная, оказал мне огромную услугу, продемонстрировав в Констанце блестящую технику жима. Буквально на следующий день после его выступления я явился в тренировочный зал и попробовал жать точно так же, как Младен. Получалось как будто неплохо.
А по приезде домой я всерьёз занялся перестройкой техники этого движения. Дело шло весьма успешно, на тренировках я поднимал уже такие веса, к которым раньше не подходил и на соревнованиях. Наконец представился случай проверить свою спортивную форму. В Риге проводился Кубок Балтики, последние крупные соревнования перед XX Олимпийскими играми. Все кандидаты в сборную проходили здесь последнюю проверку боем. Чувствуя, что жим уже достаточно стабилизировался, я в первой же попытке решил идти на всесоюзный рекорд: попросил установить на штангу 191 кг. И с поразившей меня самого лёгкостью поднял этот вес. Вот тогда я и решил попробовать осуществить свою давнюю мечту. Она ведь есть у каждого спортсмена, не правда ли? А я в последнее время всё чаще задумывался о числе 600.
Кому-то, может быть, это опять показалось бы дикостью, авантюризмом. Ведь всего три года назад такую сумму впервые набрал супертяжеловес — наш Василий Алексеев. А между прочим, когда-то американцы обещали поставить памятник при жизни тому атлету, который откроет "Клуб-600". Но памятник Алексееву они, кажется, так и не поставили...
Но сие к слову. Конечно, 600 килограммов — вес громадный, однако если его смог покорить один человек, то почему не сможет другой? Это ничего, что сам он весит на 60-70 килограммов меньше. Попытаться, во всяком случае, можно.
Вот я и решил сделать такую попытку именно сейчас. Но кто знал об этих моих мыслях? Сказать я о них никому не решался — ещё засмеют, чего доброго... Поэтому во втором же подходе без объяснений причин попросил установить на штангу... 205 килограммов. Это было на 9 килограммов больше мирового рекорда.
Кое-кто из присутствующих, наверное, посмотрел на меня с сожалением. Мол, с этим парнем происходит явно что-то не то. Переполошились, во всяком случае, все — и тренеры, и судьи. Какие там 205 кг? Об этом никто и слушать не захотел. Медведев и Плюкфельдер так сразу и объявили: "Не пустим тебя на помост, и всё! Ещё сломаешься перед самой Олимпиадой..."
Тогда я попросил разрешения пойти хоть на 200 кг. Чувствовал, что сегодня я всё, что на грудь возьму, то и выжму. Однако не убедил никого. Как ни петушился, больше чем 197,5 кг ставить на штангу не разрешили. Огорчился я страшно. Столько во мне тогда клокотало энергии, а люди не верили. Легче,чем 191 кг, выжал я ту штангу. Когда её взвесили, то оказалось, что наней 198 кг. Эх, не о таком мировом рекорде я мечтал!
Больше ни одной попытки в жиме мне сделать не дали. Наполовину в шутку, наполовину всерьёз, но на помост тренеры меня не пустили. Я понял, что сегодня шестисот килограммов мне уже не видать, как своих ушей. Ну, что же поделаешь... Видимо, к таким качественным рывкам надо не только самому готовиться, но и всех окружающих тоже постепенно готовить. Иначе не поверят в серьёзность твоих намерений и помешают, — как тогда.
Рывок я начал со 160 кг, затем во второй попытке попросилпоставить 165 кг с довеском 1,5 кг, чтобы на 500 граммов превысить мировой рекорд. Вырвал я это легко, даже без особенного настроя. Штангу снова взвесили и выяснилось, что в ней 167,5 кг. Такое случается нередко. Стало быть, новый рекорд оказался на 1,5 килограмма больше прежнего. От третьей попытки я отказался.
Обычно результат в толчке у меня был на 15-20 килограммов выше, чем в жиме. Исходя из этой арифметики, я решил начинать толчок с 200 килограммов.Чтобы толкать не столько, сколько выжал, а чуть больше. Я поднял эти 200 кг и стал смотреть, как выполняет толчок Василий Колотов. Посмотреть было на что: Василий пошёл на побитие мирового рекорда и справился с весом 211,5 кг. "Ну, — подумал я, — кто-кто, а Василий подойдёт к Олимпийским играм во всеоружии".
У меня оставались ещё два подхода. И хотя настрой был уже совсем не тот, что перед стартом, я всё же заказал 215 килограммов. И опять меня не захотели слушать, опять стали уговаривать снизить вес — зачем, мол, так много прибавлять? Я объяснял: "Зрители ждут именно 215 кг. Слышите, как они шумят?"
А ты, говорили мне, выйди и сделай "тягу" (то есть подними штангу чуть выше коленей) да и брось. Ты и без того сегодня уже "дров наломал", для одних соревнований этого вполне достаточно. Уговорили как будто. Решил — не буду стараться. Вышел на помост с какими-то посторонними мыслями: ведь чтобы сделать "тягу", настраиваться особенно не надо.
Наклонился над штангой, потащил её вверх. И вдруг мелькнула мысль: "А не взять ли всё-таки штангу на грудь?" Попробовать, во всяком случае, было можно. Я взял снаряд на грудь, но, поскольку в тот момент был немного расслаблен, локтем слегка коснулся колена. Всё, попытку можно было уже не выполнять — её не засчитали бы. Судья-фиксатор поднял скрещенные руки: мол, опускай снаряд. Я это прекрасно видел, но вдруг стало интересно, смогу ли я встать с таким весом из "мёртвого положения". Раз мечтаешь о 600 кг, то надо пробовать. Минуту, наверное, боролся я в подседе и всё-таки встал. Ноги были в то время, как домкраты. Судья поднялся с места, — думал, ослеп Ригерт, что ли? Он махал руками и кричал: "Опустите, опустите!" А я стоял и чувствовал — выжать эту штангу можно, не то что толкнуть. Засмеялся и опустил её. И в зале услышал смех. Зрители это тоже, по-моему, почувствовали.
580 килограммов в сумме в тот вечер можно было собрать без особенного риска. А так получилось 562,5 кг. Эта сумма троеборья, как и результат вжиме 198 килограммов, остались "вечными" мировыми рекордами тяжелоатлетического троеборья в полутяжёлом весе.
Вот в такой спортивной форме я был накануне Олимпиады. Не соревновался, а силой тешился. И краю, казалось, ей не будет. Но если бы штангу поднимали одной силой...
Много, очень много факторов влияет на выступление спортсмена. И не все они, надо заметить, были положительными для меня перед самыми ответственными в моей жизни соревнованиями. Во-первых, в Мюнхен совершенно неожиданно не взяли моего тренера, Рудольфа Владимировича Плюкфельдера. Я расценил это как явную несправедливость. Кто-кто, а олимпийский чемпион, заслуженный тренер СССР должен был ехать на Олимпиаду, раз там выступает его ученик. Стоит ли объяснять, как я привык к своему тренеру, какой неоценимой могла быть его помощь в трудную минуту? Плюкфельдер прошёл через две Олимпиады, он сполна испытал и горечь разочарования, и радость победы. Опытом такого человека никак нельзя было пренебрегать.
Во-вторых, сборную команду штангистов последнее время вообще что-тостало лихорадить. Тренеры никак не могли прийти к единому мнению относительно состава олимпийцев. Их споры, к сожалению, выплеснулись за пределы кабинетов и достигли ушей спортсменов. Этого никак нельзя было допускать. Не наше это дело — делить места в команде. Нам надо тренироваться, и как можно лучше. Ничто не должно было отвлекать нас от этого самого главного дела. И хотя тренерские споры непосредственно меня не касались (я был вне конкуренции в полутяжёлом весе), не действовать на нервы спортсменам они не могли. В то время я был комсоргом сборной и, понятно, волновался за всех ребят.
Дебаты, к сожалению, не прекращались вплоть до самих соревнований в Мюнхене. Туда мы выехали двумя партиями: вначале штангисты лёгких весов, затем — средних и выше. С каким волнением все ожидали первых вестей с олимпийского тяжелоатлетического помоста! Но начало было не особенно обнадёживающим.
Посредственно выступили наши ветераны Геннадий Четин и Дито Шанидзе. Зато отличную подготовку с первых стартов продемонстрировали болгарские штангисты.
Но вот уверенно завоевал золотую медаль в лёгком весе московский армеец Мухарби Киржинов. Мы облегчённо вздохнули: лиха беда начало. Дальше дело должно было пойти лучше — ведь, начиная со среднего веса, у нас в команде вернейшие претенденты на олимпийские медали.
Увы, впереди нас ждала настоящая беда. В полусреднем весе чемпион мира Владимир Каныгин встретил сильное сопротивление со стороны болгарского спортсмена Йордана Бикова. Болгарин был в блестящей форме. Наверное, Каныгину нужно было, трезво оценив свои силы и возможности, бороться за серебряную медаль. Он вполне мог её получить. Однако Владимиру предложили начать рывок со 137,5 кг, чтобы не отдавать инициативу Бикову. А для Каныгина это был слишком большой вес. Но разве спортсмен откажется, попросит, чтобы вес поставили меньше? И в результате получился почти закономерный "ноль" в рывке. Все мы, конечно, очень переживали по поводу этого срыва — и тренеры, и спортсмены.
На Олимпиаде атмосфера пронизана колоссальным напряжением. Этого ощущения никогда не поймёт тот, кто не был на Олимпиаде. У всех было такое состояние, что в любую минуту можно выступать. По ночам в гостинице скрипели двери — ребята не спали. А на следующий день от нашей команды на помост выходили двое: чемпион мира Борис Павлов и рекордсмен мира Валерий Шарий. Оба они были физически сильны, как никогда раньше. У норвежца Лейфа Енссена, основного конкурента, результаты значительно уступали результатам наших ребят. Все мы надеялись, что они выиграют золотые и серебряные медали, но...
Смотреть их выступление меня не пустили. Я не находил себе места, слоняясь по олимпийской деревне. Каждый час казался сутками. В одном из холлов было поставлено световое табло, на котором весьма оперативно "печатались" все протоколы олимпийских схваток. Я рассеянно просматривал результаты соревнований борцов, боксёров... Наконец очередь дошла до тяжёлой атлетики. Я впился глазами в протокол жима. Перечитал все фамилии раз, другой. Где же Павлов? Павлова нет. А Шарий? Шария тоже нет. Я подумал: может, это ошибка, может, там что-нибудь перепутали? Но нет, фамилии наших штангистов на табло так и не зажглись. Вывод мог быть только один: оба не справились с начальными весами.
Дело шло к ужину. Я механически побрёл в столовую. Надо же есть — завтра потребуется много энергии. Но кусок не лез в горло. Не чувствуя вкуса, ячто-то пожевал и выпил молока. Пришёл в корпус. Средневесы жили вместе со мной. Они уже были там. И наши руководители тоже. Все сидели и молчали.
— Ну что же вы? — спросил я
Они как будто не слышали. Я чертыхнулся, досадуя на всё на свете, махнул рукой и выскочил вон. В горле будто комок застрял...
Вдобавок ко всему случилась ещё одна неприятность. Тренерский совет решил не выставлять в полутяжёлом весе Василия Колотова. Узнав об этом, я страшно расстроился: мы так привыкли ощущать локоть друг друга... Столько раз бывали вместе в серьёзных делах... Штангу поднимать ведь гораздо легче, когда рядом товарищ. Такого испытанного бойца держать не у дел... А ведь Василий отлично подготовился к Олимпиаде, он так надеялся... Мне было за него страшно обидно. Представляю, какие эмоции испытывал он сам...
Я крутился на жестковатой кровати и думал об этом. Думал, что три срыва подряд — такого от нас не ожидал никто. Такого со сборной страны ещё никогда не случалось. Что же происходило? Почему наши сильные парни один за другим выбывали из борьбы? Мысли упорно возвращались к последним событиям на помосте, и сон бежал от меня. Это очень скверно — не спать вторую ночь подряд перед собственным выступлением. Со времени моего первого чемпионата мира в Колумбусе я не мог такого припомнить.
А я ведь был уже не новичком. Три года в сборной страны что-нибудь да значат. Я никогда не подводил команду и, даже будучи порой не в форме, выигрывал у самых грозных соперников. А здесь их и не было, этих грозных соперников. Я знал, что из тех, кто завтра выйдет на помост, никто даже не приближался к моим рекордам: ни болгары Шопов и Николов, ни штангист из ГДР Петцольд — никто. Но это почему-то не снимало напряжённости. Да, я должен был выиграть — так все говорили и писали, и я выиграю, только пусть он скорее приходит, мой черёд выступать!
Все свободные в тот день штангисты и тренеры из разных команд пришли в зал. Наверное, чтобы посмотреть, как Давид Ригерт будет творить чудеса. Многие ведь были наслышаны о моих последних результатах.
Мы долго решали с тренерами, с какого веса начинать жим. Физически и технически я был подготовлен не хуже, чем в Риге. Но ведь это был уже не Кубок Балтики, а Олимпиада! После трёх "баранок" никто не хотел рисковать, и я тоже. Мне предложили начинать жим со 180 кг, и я согласился, раз такое дело.
Стал готовиться к первому подходу. Вокруг меня собралось человек пять советчиков. Лучше бы, конечно, здесь был один Плюкфельдер. 180 кг ждали меня на помосте. Вес довольно скользкий. Одними руками его не выжмешь, а "вложиться" как следует трудно — для меня 180 кг всё-таки было маловато.
Первая попытка получилась неудачной. Все пятеро помощников тут же налетели со всех сторон и начали учить меня, как надо поднимать эту штангу. Я бросился от них в зал, а то не дали бы сосредоточиться. Походил там, успокоился, продумал, в чём крылась ошибка. Чувствовалось, однако, что координация движений у меня была основательно нарушена.
Во втором подходе я поднял штангу "как пустую". В третьем безо всякого напряжения выжал 187,5 кг. Пошло дело!
Ко мне, улыбаясь, подошёл старший тренер Алексей Сидорович Медведев.
— Поздравляю, — сказал он, — со званием олимпийского чемпиона!
Все ведь давно знали, что жим у меня — самое больное место, и если я уж даже в нём сумел оторваться от ближайшего соперника на 12,5 кг, то, значит, всё будет в порядке. Рывок и толчок — мои коронные упражнения, стало быть, беспокоиться не о чем.
Рано, слишком рано поздравил меня Алексей Сидорович со званием олимпийского чемпиона...
В рывке лучший из соперников одолел 150 кг. У меня же по предварительному плану было намечено начать это упражнение со 160 кг. На разминке я поставил на штангу 155 кг и вырвал этот вес в полустойку — хотя швырнуло меня в сторону ощутимо 7 Была мысль подстраховаться, перезаявиться на 152,5 кг или 155 кг. Но я услышал, как Медведев говорил:
— Ну что — начнём, как намечалось? Со ста шестидесяти?
Раз вес назван, отступать как-то неудобно. Да и зачем отступать? Я ведь не в первый раз стартовал с этого веса.
...Эти 160 килограммов — они веса не имеют, что ли? Я тянул штангу вверх и абсолютно не чувствовал тяжести. Неужели у меня сейчас столько силы? Я сделал подсед и, спружинив ногами, тут же начал вставать. И в это время... В это время штанга вырвалась из рук и глухо загрохотала сзади по помосту. Я не поверил, что "смазал" такую лёгкую попытку. Но ассистенты аккуратно выкатили штангу вновь на середину помоста, и голос диктора тут же призвал меня подготовиться ко второму подходу.
"Ничего страшного, — подумал я, уходя за кулисы. — Такое уже бывало. Я имею в запасе ещё две попытки. Вес-то пустячный. Я справлюсь.
Возле меня опять собралась толпа. Все махали руками, показывали ошибки, каждый от души старался, — но предлагали, по-моему,взаимоисключающие вещи. Впрочем, на соревнованиях я стараюсь вообще никого не слушать. Хуже такой ситуации не придумаешь. Атлет должен отдохнуть, сосредоточиться, за эти секунды его ничему научить уже невозможно, можно только сбить с толку. Скорее на помост!
Но на помосте произошло то же самое. Как в дурном сне, штанга совершенно потеряла вес, я — координацию, и снаряд снова грохнулся позади меня.
Но я не верил, что не смогу его поднять. "Ну, — подумал, — перед вторым подходом мне просто не дали сосредоточиться. Но теперь-то я уже должен прочувствовать движение. Сейчас всё будет в порядке. Тем более, что на этот раз меня оставляют в покое".
Я отправился на помост в третий раз, и тут кто-то мне уже в спину громко сказал:
— Сильно тянешь! Тяни её тише!
Никогда я не прислушивался к таким подсказкам, но эта почему-то засела в мозгу. "Дай-ка, — подумал я, — и правда начну потише..."
Осторожно так потянул снаряд, подсел, в сознании мелькнуло: "Есть!" Но штанга, не получив хорошего разгона, остановилась впереди, согнула мне руки и... упала на помост.
Смутно помню, что было потом. Говорили, что я подбежал к Алексею Сидоровичу, и закричал:
— Я её всё равно вырву!
Он покачал головой.
— Нет, Давид, это — всё...
А я никак не мог поверить, что это действительно всё.
Соревнования выиграл болгарский штангист Николов. Он показал результат, который был на 37,5 кг меньше моего мирового рекорда в сумме. Но ему вручили медаль чемпиона, а меня немецкие газеты назвали "самым большим неудачником Олимпиады".
Вечером в гостинице ко мне подошёл Василий Колотов.
— Эх, Давидка, Давидка... Выступал бы я сегодня, мы с тобой на пьедестале, как всегда, рядышком стояли бы...
Конечно, дружеское участие всегда дорого. Но я не хотел утешать себя разными объективными причинами. Да, они играли роль, и немалую. Яан Тальтс позже в интервью, опубликованном в журнале "Юность", сказал, что Ригерт ни за что не сорвался бы, если бы на Олимпийских играх присутствовал его тренер, Рудольф Плюкфельдер. Всё это понятно. Но я уже знал более глубокую причину своего поражения.
Почти полтора года я не встречал соперника, который сумел бы оказать мне серьёзное сопротивление. Как правило, большинство соревнований проходило так: последний участник в полутяжёлом весе заканчивал выступление, затем я просил добавить к его результату пять, а то и больше килограммов и делал первый подход. Во втором подходе я бил мировой рекорд, а до третьего зачастую дело даже не доходило. К этому все привыкли, и я в том числе. У меня потерялось чувство опасности, чувство серьёзной борьбы.
Отчего мне было не начать тот злополучный рывок хотя бы со 150 кг, а потом, если бы уж очень захотелось, заказать хоть 170 кг? Не рекорд ведь важен — важна победа. Старая, как мир, олимпийская заповедь. Но в Мюнхене я её позабыл.
Расплата за самоуспокоенность была страшной. Олимпийские неудачники в Мюнхене, как правило, не задерживались. Но мне руководители команды разрешили остаться до конца Игр, показывая этим, что не видят за мною особой вины. Мол, на парня повлияли предыдущие неудачи штангистов. Что ж, бывает... Но что я мог увидеть там, на Олимпиаде, когда весь мир казался мне в те часы совершенно серым? Я хотел только одного — оказаться дома, в семье. На следующее утро мы с Василием Колотовым поехали в аэропорт. Билетов на московский самолёт у нас не было. Но мы кое-как упросили лётчиков — они взяли нас в порядке исключения.
В Шереметьеве в зале аэропорта я немного задержался — встал на весы. Они показали 81 килограмм 500 граммов. Вместе с одеждой. А вчера на соревнованиях сколько было? 88 килограммов 650 граммов. Я потерялболее 7 килограммов. За одну ночь.
Дата добавления: 2015-09-09; просмотров: 39 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |