Читайте также:
|
Весна и лето 1970 года прошли для меня, по выражению одного издрузей-штангистов, в "чёрной пахоте". Мы с Плюкфельдером всё-таки надеялись попасть на основные соревнования года: чемпионаты Европы и мира. Но на европейское первенство сборная уехала без меня. Оставался мировой чемпионат в американском городе Колумбус.
В августе я получил вызов на тренировочный сбор в главную команду страны. Он проводился в Обнинске. Это, конечно, уже большая честь, и я был безмерно рад. Тренироваться в одном коллективе с Геннадием Иванченко, Василием Колотовым, Василием Алексеевым — рекордсменами мира и Европы, а может быть, и выступать вместе с ними — об этом я мечтал всегда. Особенно мне хотелось встретиться с прославленным советским тяжеловесом Яаном Тальтсом.
Тальтс привлекал моё внимание давно, ещё с 1967 года. Тогда он первым среди полутяжеловесов планеты набрал 500 кг в сумме троеборье. В то время это прозвучало не менее эффектно, чем недавние 600 кг Алексеева или 500 кгИванченко.
Потом я видел Тальтса на нескольких соревнованиях. Мне нравилась его уверенная, элегантная манера держаться, отточенная техника. В выступлении эстонского штангиста чувствовалась ясная мысль. Тальтс на любых соревнованиях работал в полную силу, всего себя отдавал борьбе. Ну и, конечно, впечатляли результаты чемпиона мира в первом тяжёлом весе...
С понятной робостью подошёл я к прославленному силачу на первой вечерней прогулке в Обнинске. Он сам шагнул мне навстречу и первый протянул руку.
— Ригерт, — представился я.
— Слышал. Видел. Я думаю, поедешь на первенство мира. Ты умеешь драться.
Я в жизни не слышал более приятных слов, да ещё от такого человека, как Тальтс. Подобно большинству жителей прибалтийских республик, таллинец многословием не отличался и обычно обдумывал свои слова. Стоит ли распространяться, как подбодрила меня его эта оценка — меня, новичка сборной, имевшего ещё кучу всяких недостатков? Но вот титулованный, опытный спортсмен говорил мне не о них, а о моих положительных сторонах. Это удваивало силы и желание встать в одну шеренгу с такими людьми.
Я многому научился у Яана Тальтса за время совместных тренировок и выступлений в сборной команде страны. Иногда мне приходилось слышать мнение, что Тальтс несколько высокомерен. Никогда не соглашусь с этим. Да, он сдержанный человек и даже порой кажется замкнутым. Но это можно понять — слава имеет оборотную сторону, и Тальтс таким образом защищается от излишнего внимания многочисленных любителей тяжёлой атлетики. Правда и то, что с ним никто не держал себя запанибрата — Яан всегда знал себе цену. Он никогда не давал советов, если его об этом не просили, и не любил поучать молодых атлетов. Но если кому-либо действительно нужна была помощь, то секретов Тальтс не таил.
Бывало, бьёшься на тренировке над техникой толчка. Никак не идёт он от груди. И так пробуешь, и этак. Тальтс на соседнем помосте тренируется по своему плану. Как всегда, он предельно сосредоточен и не обращает внимания на окружающих. Но я должен заметить: даже просто смотреть на Яана — это уже неплохая школа. Какая культура тренировки у этого атлета! Каждое упражнение выверено, "подогнано" под себя. Их последовательность обусловлена тренировочным заданием. Тальтс, как всегда, знает, что и зачем надо делать. И подумать только, тренируется эстонский силач, по сути, самостоятельно! Видно, он давно уже стал сам для себя незаменимым тренером. Но какая самодисциплина и светлая голова нужны для этого!
Итак, я корчусь под штангой десятый раз, а толчок всё "не идёт". Наконец не выдерживаю.
— Яан, у тебя сегодня по плану есть толчок?
— Нет. А что, надо толкать?
Тальтс уже понимает, в чём дело. Минут пятнадцать я наблюдаю за его уверенными движениями, и вот нужная "деталь" наконец найдена. Я подхожу к штанге, "прокручиваю" в голове только что увиденную картину толчка Яана Тальтса — и правильно поднимаю вес! 4
Тальтс доволен. Он подмигивает мне и, против обыкновения, разражается целой речью. У меня в ушах и сейчас звучит его голос с характерным прибалтийским акцентом:
— Надо иметь много смелость, чтобы толкать штангу от груди вверх. Встал — ты уже почти умер. Бывает, света не видишь, ничего не видишь. Предельный вес! А ты соберись — и толкай! 5 И не только смелость важна. Надо правильно толкать!
И сейчас со мной это бывает: встанешь со штангой — "почти умер": сердце колотится где-то в глотке, колени ходят ходуном, а на ключицы раскалённым прутом давит гриф штанги. Вот в такие моменты надо дать себе команды: вверх, толкать, упираться, держать! Мне не раз приходилось слышать, как некоторые штангисты трактуют технику толчка: толкнул, "освободился", затем "подставил ноги" — и штанга наверху. Не знаю, как им удаётся так расчленить свои движения. Когда вес предельный, никакая техника тебя не выручит, если не умеешь "упираться" из последних сил и даже больше.
Самое обидное, когда атлет не может толкнуть штангу от груди. Столько труда он затратил — взял на грудь, встал из глубокого подседа — и растерялся. У нас ведь, как и в лёгкой атлетике, на финише важно уметь отдать всё.
— В момент "подрыва" тоже нужна смелость, — говорил мне Яан Тальтс. — Ты уходишь под штангу, сейчас она на тебя будет наваливаться. Встречай её, как мужчина!
Он очень не любил, когда на соревнованиях атлет "дотянет" штангу до колен, подержит, да и бросит.
— "Тягу" делают на тренировке, — морщась, говорил Тальтс в таких случаях. — А если ты вышел на соревнования, то не смеши людей. Борись. Или не выходи совсем.
Этому большому искусству — быть на помосте бойцом — я и учился у Яана Тальтса, одного из лучших штангистов современности.
В том, что Тальтс действительно изумительный атлет, мне пришлось убедиться очень скоро. Ещё когда мы были на тренировочном сборе, разнеслась весть о том, что путём всяческих закулисных махинаций Тальтса хотят лишить звания чемпиона мира, которое он честно завоевал в Варшаве в прошлом году. Чемпионом, как ни странно, Международная Федерация тяжёлой атлетики, возглавляемая американцем Кларенсом Джонсоном, решила провозгласить занявшего второе место американца Роберта Беднарского. Такое сообщение могло выбить из колеи кого угодно. Тальтса же оно заставило лишь предельно мобилизоваться. Кажется, наши спортивные руководители переживали гораздо больше самого "потерпевшего". Тальтс же готовился, встретившись с Беднарским лицом к лицу, доказать свою правоту на помосте.
Это неприятное сообщение было для меня как вестник приближавшейся бури, которая называлась чемпионатом мира. Я начал понимать, что выступать в чужом краю — это не то, что поднимать штангу в Ташкенте или в Вильнюсе.Умом-то я это понимал. Но что может заменить собственный опыт? Будучи мастером спорта СССР международного класса, я ещё не участвовал ни в одних международных соревнованиях. И вообще никогда не бывал за границей. Открывать Америку мне предстояло в полном смысле этого слова, так как в сборную страны меня всё же включили.
Правда, к тому времени довольно неожиданно стал бурно расти мой собственный вес. Незадолго до чемпионата мира тренеры сборной держали совет, выступать ли мне в новой, полутяжёлой, весовой категории или оставаться в средней. Судя по тренировочным результатам, я мог неплохо выступить в полутяжёлом весе, где первым номером был заявлен рекордсмен мира Василий Колотов. Тренеры определили мою готовность приблизительнона 515 кг в сумме троеборья. С таким результатом можно было рассчитывать в Колумбусе на призовое место.
Я был совсем не прочь попробовать себя в новой весовой категории, но... тренеры решили заявить меня в среднем весе, и мне пришлось "сгонять" около четырёх килограммов. Эта процедура была для меня ещё в диковинку. Обычно, выступая на соревнованиях, я был "недовеском", то есть самым лёгким среди средневесов штангистом. На зависть сгонщикам веса, я мог есть и пить всё, что мне заблагорассудится и в любом количестве.
А тут пришлось ограничивать себя в каждой котлетке, рассчитывать, можно или нет выпить после обеда стакан компота... Короче, сгонка веса немного выбила меня из колеи. Тем не менее вскоре я весил ровно столько, сколько нужно.
Но не это оказалось для меня главной сложностью. Говорят, что даже туристы, впервые выезжающие за границу, какое-то время чувствуют себя "не в своей тарелке". Я в полной мере понял, что это за ощущение, когда наш самолёт после двенадцатичасового перелёта приземлился в аэропорту имени Джона Кеннеди.
У меня, конечно, был кое-какой опыт дальних поездок и выступлений в разных городах. Но то ведь были наши города, пусть они и отстояли друг от друга на тысячи километров. И вдобавок, в первый год выступлений мне их некогда было особенно рассматривать. Я волновался, не до любопытства было. Так или иначе, но с первых своих шагов по Америке я, деревенский по сути парень, был просто ошеломлён. Это, наверное, будет наиболее правильным определением тогдашнего моего состояния.
Человек я впечатлительный, и, естественно, аэропорт Кеннеди, Нью-Йорк,Бродвей равнодушным оставить меня не могли. Новое, непривычное было на каждом шагу. Мы шагали по современному комфортабельному залу аэропорта, а навстречу нам бесцельно брели молодые люди в невиданных лохмотьях, босые, страшно грязные. Потом мы увидели, как среди гулявших по бульвару людей марширует пожилой мужчина в коричневой форме. На голове — стальной шлем с фашистской свастикой, на рукаве — такая же повязка. На него никто не обращал внимания, как будто он шёл в белой панаме.
Ну и, конечно, "свобода нравов". В кинотеатре мне всё время казалось, что на меня оглядываются зрители, и я боялся смотреть по сторонам. На, видя, что никто даже и не думает смотреть в мою сторону, я потихоньку выбрался из зала с пылающими от новизны впечатлений ушами. Больше фильмы "о любви" я в Америке смотреть не ходил.
С первого и до последнего дня пребывания в США нас преследовал запах ментола. Стояла жара, а американцы считают, что ментол создаёт иллюзию прохлады. Они курят сигареты с ментолом, жуют ментоловые резинки и т.д.Порой казалось, что даже бифштексы в ресторане тоже пахнут ментолом.
Чемпионат мира 1970 года в Колумбусе заслужил печальную славу. Он проходил, можно утверждать, в обстановке неприкрытой дискриминации атлетов социалистических стран. Слухи о присуждении звания чемпиона мира американцу Роберту Беднарскому, к сожалению, подтвердились. Пользуясь голосами угодливых представителей тех капиталистических стран, где о штанге имеют самое смутное представление, руководители Международной Федерации тяжёлой атлетики сумели узаконить своё абсолютно несправедливое решение: Яана Тальтса накануне ответственного старта всё-таки лишили звания чемпиона мира. Это был точно рассчитанный психологический удар не только по Тальтсу, но и по всей советской команде.
Но на этом грязная игра не закончилась. Путём сомнительных антидопинговых проверок в ходе чемпионата был снят ряд результатов, показанных штангистами из социалистических стран. Делалось всё, чтобысборная СССР проиграла мировое первенство. В канун выступления Василия Алексеева ему не давали спать телефонные звонки, кто-то несколько раз стучал в дверь... Обстановка была нервозной. Все эти происшествия, хотя и не касались непосредственно меня, воспринимались очень остро. За две недели не было ночи, чтобы я спал спокойно — всё время "переваривал" дневные впечатления.
От нашей команды были заявлены в среднем весе два участника: Геннадий Иванченко и я. Сильным и опытным соперником считался поляк Норберт Озимек. С первого и до последнего дня чемпионата шла острая командная борьба между нашей и польской сборными. Удачно выступив в более лёгких весовых категориях, лидерство захватила команда Польской Народной Республики. Мы всё время находились в роли догоняющих. Вот почему для командной борьбы имело огромное значение каждое выступление, каждое очко. Об этом нам говорили перед соревнованиями спортивные руководители сборной. Но слова доходили до моего сознания, как сквозь вату.
Наконец эти соревнования начались. Впервые в жизни мои ноги коснулись международного помоста. И где? За тридевять земель. Далеко занесло тебя, Давид, увлечение штангой... Я всё время думал что-то в этом роде вместо того, чтобы по-деловому, сосредоточенно настроиться на борьбу со штангой и с соперниками. Соревнования в жиме прошли как во сне. Я чувствовал, что координация движений у меня нарушена, — возможно, сказывалась сгонка веса. Не помню даже, легко или тяжело, но я зафиксировал 152,5 кг. Основные соперники, Иванченко и Озимек, ушли вперёд.
Начался рывок, и я немного успокоился. Как-никак это моё любимое упражнение. Я чувствовал, что здесь могу бороться с лидерами по крайней мере на равных. В общем, так и получилось. И хотя золотую медаль за первенство в рывке завоевал Гена Иванченко, поднявший 150 кг, я отнёс свой проигрыш к невезению. Дело в том, что когда я вставал со 150-килограммовой штангой над головой, то не заметил отставшую от помоста резинку, зацепился за неё ногой и уронил снаряд. Досадно. Я ведь был легче Гены, мог выиграть. А так занял второе место с результатом 147,5 кг.
В толчке же развернулись события, о которых потом много и с удовольствием писали журналисты. Зрителям соревнования тоже понравились. Ещё бы, такой накал страстей!
А я? Я просто чувствовал, что ничего не могу поделать со штангойвесом 182,5 кг. Этот вес, бывший для меня давно пройденным этапом, вдруг начал давить на грудь тяжестью трёхэтажного дома. И если в первой попытке я ещё как-то боролся с ним и даже держал несколько мгновений вверху, мотаясь при этом по всему помосту, то вторая попытка вселила ужас в сердца наших тренеров. Я вообще не смог встать из подседа, грохнулся на помост рядом со штангой и какое-то время сидел там, мало что соображая.
Но в жизни человека бывают и счастливые минуты прозрения. Мне довелось испытать это на себе. Сидя в глубоком шезлонге, я отдыхал перед третьей попыткой. Наклонившись ко мне, о чём-то возбуждённо говорил старший тренер сборной Алексей Сидорович Медведев. Наверное, он говорил о том, что, если я не подниму сейчас снаряд, то наша команда ни за что не догонит польских спортсменов и что я должен во что бы то ни стало собрать все свои силы и спасти толчок... Я расслабленно кивал головой, — что, видно, мало обнадёживало Медведева. Наконец то ли нечаянно, то ли нарочно, он, растирая мне плечи, задел Герб СССР на моём красном трико. Как обожжённый вскочил я с шезлонга. Окружающее вдруг обрело реальность. Как я мог расслабиться, как мог позволить себе оглохнуть и ослепнуть, забыть, для чего летел сюда, за тридевять земель? Ведь в пропахшем ментолом зрительном зале многие сейчас с удовольствием ждали, чтобы этот советский парень в очередной раз грохнулся на помост вместе со штангой и чтобы сборная СССР распрощалась с надеждами на чемпионский титул в командном зачёте!
А товарищи, а тренеры? Они доверили мне честь защищать престиж советского спорта, — а я ведь знал, сколько прекрасных бойцов остались дома, не вошли в команду, хотя, может быть, имели на это больше прав, чем я...
Я почувствовал, как закипела кровь, почувствовал жажду борьбы. Да пусть я лучше умру на помосте, чем не возьму этот вес!
Вот так, к третьей попытке, очнулся человек. Фотография напоминает мне об этих мгновениях: штанга лежит на груди, глаза прикрыты, зубы блестят... Да, в тот момент мне было не до красоты...
Когда я вышел в зал, он приглушённо рокотал. "Ждут", — подумал я. Ох, и тяжело тянул штангу, а из подседа вставал ещё тяжелее... Я вставал, и зал тоже потихоньку вставал. Многие никак не ожидали, что я встану.
Немного постояв, я почувствовал, что шоковое состояние проходит. Ну, пора! Я толкнул штангу и долго не хотел бросать, чтобы судьи поняли, что весвсё-таки взят. И чтобы сам понял, как надо соревноваться на чемпионате мира.
На меня сразу налетели тренеры и ребята, принялись поздравлять и обнимать. А зрители ещё минут пятнадцать не садились — вызывали, как актёра. Ну, зрителям чем острее ситуация, тем лучше. К моему удивлению, и пресса, и руководители нашей федерации тяжёлой атлетики расценили моё выступление как успешное. Я занял третье место с результатом 482,5 кг, проиграв "серебро" Озимеку лишь по собственному весу. Первым, понятно, стал Гена Иванченко.
Многие спортивные журналы писали в своих отчётах и очерках о том, что в Колумбусе Ригерт проявил большое мужество, совершил спортивный подвиги т.д. Но я думаю, что просто не потерял тогда самообладания и выполнил то, на что был в тот момент вполне способен. Даже меньше. Позже в моей спортивной биографии бывали моменты, когда надо было действительно, стиснув зубы, заставлять себя в интересах команды выходить на помост. Вот в таких случаях ещё можно вести речь о мужестве. А в общем, это настолько высокое слово, что употреблять его надо как можно реже. Чтобы оно не входило в привычку.
Кто действительно был молодцом в Колумбусе, так это Яан Тальтс. Столкнувшись с явной несправедливостью, он остался таким же несгибаемым бойцом, как и всегда.
— На помосте разберёмся, кто сильнее, — говорил он перед соревнованиями. Новоявленный "чемпион мира" Роберт Беднарский явно нервничал. Это было очень заметно.
Мы пришли на состязания штангистов первого тяжёлого веса всей командой и от души поздравили Тальтса с заслуженной победой. А вконец раздосадованный Беднарский проиграл не только Яану, но и молодому болгарскому атлету Александру Крайчеву. Действительно, помост всегда рассудит, кто есть кто.
Победную точку поставил в выступлении советской команды мой земляк Василий Алексеев. Он вёл спор с американскими штангистами — тяжеловесом Патерой и чемпионом мира Дьюбом. Накануне соревнований эти американские спортсмены вместе с Беднарским были приняты президентом США Ричардом Никсоном и пообещали обязательно выиграть у сборной СССР. Но Алексеев не оставил им никаких надежд на победу. Приз за первое место на чемпионатемира 1970 года увозила из Колумбуса сборная Советского Союза. Кроме Алексеева, Тальтса и Иванченко чемпионами мира стали Василий Колотов и Виктор Куренцов.
Дата добавления: 2015-09-09; просмотров: 97 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |