|
Читайте также: |
Как большой праздник ожидали мы чемпионат мира в Москве. Впервые крупнейшие состязания штангистов проводились в нашей стране.
В 1975 году отмечалось 90-летие отечественной тяжёлойатлетики. 10 августа 1885 года на квартире известного петербургского врача Владислава Францевича Краевского собрались на первую тренировку любители гиревого спорта. Вот с этого скромного кружка и началась история нашей тяжёлой атлетики.
Сильные люди испокон веков пользовались на Руси особой любовью и уважением. Стоит ли удивляться, что сейчас, когда созданы хорошие условия для развития массового спорта, тяжёлой атлетикой в нашей стране занимаются тысячи людей? И не раз лучшие её представители прославляли свою Родину на самых ответственных международных соревнованиях: чемпионатах Европы, мира и Олимпийских играх.
Перед началом чемпионата в московском Доме кино на торжественное собрание пришла живая история советской тяжёлой атлетики. В фойе, в коридорах узнавали друг друга, обменивались крепкими рукопожатиями, обнимались те, кто прошёл через огонь и воду в большом спорте: Григорий Новак и Юрий Власов, Виктор Куренцов и Леонид Жаботинский, Аркадий Воробьёв и Алексей Медведев... Вот кто передал нам богатырскую эстафету!
Запомнились простые, задушевные слова, сказанные с высокой трибуны Михаилом Михайловичем Громовым. Первый чемпион СССР в тяжёлом весе, Громов сегодня — генерал-полковник авиации в отставке, профессор, почётный председатель Федерации тяжёлой атлетики СССР. Да-да, это тот самый Громов, именем которого бредили мальчишки, Герой Советского Союза, прославленный ас, друг легендарного Валерия Чкалова.
Михаил Михайлович говорил о том, что с наступлением Великого Октября именно штангисты первыми из советских спортсменов начали штурм мировых высот; что так же, как стремительно ушли вперёд скорости воздушных кораблей, космическими темпами растут результаты в тяжёлой атлетике. Громов призвал нас с честью нести звание советских спортсменов-штангистов. Вот перед какими людьми предстояло держать нам экзамен во Дворце спорта в Лужниках.
Должен заметить, что сборная СССР была перед этим чемпионатом ровной и сильной, как никогда раньше. Зрители могли наблюдать увлекательную борьбу за медали во всех весовых категориях. Наша команда с первого и до последнего дня жила как одна семья.
Мы все вместе радовались победам, вместе переживали неудачи. Но, собственно, явных неудач у нас и не было. Один лишь Мухарби Киржинов занял непривычное для себя пятое место, все остальные советские штангисты без медалей не остались.
Была на этом чемпионате дуэль, которую ждали с особым нетерпением. Все спортивные газеты мира, кажется, в эти дни решали, как могли, вопрос: чем закончится встреча на помосте Василия Алексеева и Христо Плачкова? Тут уж наш ветеран должен был отражать атаку молодого болгарского тяжеловеса. Как известно, накануне чемпионата Плачков установил высшее мировое достижение в рывке — 192,5 кг — и вплотную подошёл к казавшемуся недосягаемым результату Алексеева в сумме двоеборья.
Мнения об исходе их схватки приходилось слышать самые противоречивые. Сие и понятно: на стороне Алексеева был огромный опыт пятикратного чемпиона мира, а на стороне Плачкова — молодость, талант и дерзость. Что должно было оказаться весомее?
Я не буду приписывать себе роль провидца, но все мы, члены сборной страны, почти не сомневались в победе нашего капитана. Эта уверенность крепла с приближением дня соревнований, потому что никаких признаков волнения Василий не обнаруживал. А ведь он знал, что некоторые спортивные руководители совсем не уверены в благоприятном исходе его поединка с Плачковым. Молодость — это такой фактор, на который всегда можно ставить без особого риска. Тут в любом случае имеется путь для отступления: не получилось у парня сегодня — получится завтра.
"Сегодня" у Плачкова попытка оказалась неудачной. Алексеев отстоял свой титул уверенно, и для того чтобы обойти Плачкова в сумме двоеборья, ему потребовались всего две зачётные попытки в толчке. А ведь начал болгарский атлет очень здорово, он установил новый мировой рекорд в рывке — 195 кг,благодаря чему на 7,5 кг оторвался от Алексеева.
Но талантливый болгарин, наверное, пока ещё не был готов к очной схватке с таким "зубром" тяжёлой атлетики, как Василий Алексеев. Не был готов чисто психологически. Потому что как же это может штангист,рвущий 195 кг, через полчаса едва-едва фиксировать 225 кг в толчке? Все, кто присутствовал в тот вечер в разминочном зале Дворца спорта, могли наблюдать, как с каждой минутой становился увереннее в себе Алексеев и как неожиданно "потерял лицо" его молодой соперник.
А вот у другого болгарского юниора, Валентина Христова, соперников, по сути, не оказалось. Его выступление произвело на всех такое впечатление, что многое видавший корреспондент "Советского спорта" заслуженный мастер спорта Дмитрий Иванов озаглавил свою статью о Христове так: "Это — феномен!". Мировые рекорды, установленные в Москве болгарским штангистом первого тяжёлого веса (180 кг в рывке и 237,5 кг в толчке), потрясали воображение.
Но... не будет нескромным, если я сообщу, что меня они удивили гораздо меньше, чем многих других. Во-первых, я видел Христова "в деле" год назад, в Вероне. Уже тогда его огромные возможности не вызывали сомнений. Только опыт и мужество позволили Устюжину выиграть у Христова на чемпионате Европы. Год для молодого штангиста — большой срок, кое-что об этом я знал по собственному опыту. И этот год, как видно, Валентин не потерял зря.
А во-вторых (или, может быть, во-первых), я и сам готовился показать на московском помосте результаты, близкие к рекордам Христова. Не делая скидки на разницу 20 кг в собственном весе. Вот почему за девять дней до начала чемпионата я решил проверить себя на сверхпредельных весах. Но кто же мог знать, чем это кончится?
А всё началось с того, что я, отправляясь на контрольную тренировку, забыл в номере... шерстяные носки. Вроде бы мелочь, ерунда — носки. "Не бежать же за ними через всю Подольскую спортбазу," — решил я. Самочувствие было прекрасным, я хорошо разогрелся и начал работу с большими весами. Вскоре пот катил с меня градом, я стал мокрым от макушки до пяток. А пятки эти без носков довольно-таки свободно болтались в моих тренировочных ботинках. Я не обращал на это никакого внимания до веса... 230 кг. Да, именно такой вес я решил атаковать — вес, превышавший больше чем на 10 кг мой же мировой рекорд в толчке. Я просто хотел обрести перед ответственным стартом "суперформу". И ничего бы не случилось, если бы ноги мои "сидели" в плотных шерстяных носках. В тот момент, когда страшный вес ложился на грудь, моя правая пятка "уехала" в сторону в просторном ботинке. И этого оказалось достаточно для того, чтобы подвернуть стопу. От боли у меня моментально заложило уши...
Вот так за девять дней до чемпионата, которого я ждал целый год, моё выступление на нём оказалось под большим вопросом. Тренироваться со штангой я не мог. Даже 50-килограммовый снаряд вызывал сильную боль в ноге. Однако духом я не пал — время ещё имелось, травмы у меня заживают быстро... И правда, через неделю я уже сумел поднять в рывке 130 кг. "Ну, — подумал я, — рекорды не рекорды, а свои 170 кг на соревнованиях уж как-нибудьподниму." Я объявил тренерам о своей готовности выходить на помост. Сражение с болгарскими штангистами шло отчаянное, каждая медаль, каждое очко могли оказаться решающими для общего зачёта. Я знал, что нужен своей команде и потому не допускал даже мысли пропустить главные соревнования сезона.
Как и планировалось, в полутяжёлом весе мы выступали вместе с Полторацким. Особенно сильных зарубежных спортсменов как будто не было видно. Опасались только того, чтобы не подвела моя нога. Но всё шло нормально. На разминке я старался работать предельно аккуратно. Не снимая тренировочного костюма, благополучно добрался в рывке до 160 кг и неплохо поднял. Вместе с Рудольфом Владимировичем Плюкфельдером и тренеромсборной СССР Игорем Саввичем Кудюковым мы решили, что я начну соревнования с того веса, на котором остановится сильнейший зарубежный атлет. Главное — обеспечить нашей команде золотую и серебряную медали — такая перед нами с Полторацким стояла задача. А уж как мы в случае успеха станем делить их между собой, пусть решит толчок.
Вот почему я впервые появился на помосте, когда на штангестояли 167,5 кг — вес не очень для меня большой. На разминке я всё время страховал ногу, стараясь не делать слишком глубокий сед. А когда секретарь соревнований назвал мою фамилию, вышел под ослепляющие лучи прожекторов, взялся за холодный жёсткий гриф — и забыл обо всех на свете травмах. "С душой" потянул снаряд вверх, подсел, широко разбросив ноги, — и тут же мозг кольнула резкая боль. Точно такая же, как в Подольске, девять дней назад. Штангу я, однако, не бросил, поднялся и кое-как зафиксировал вес. Опустил снаряд, и боль как будто ушла. Постоял немного — ничего. "Обошлось", — подумал. Повернулся — и чуть не грохнулся на помост.
По предварительной договорённости наш доктор уже держал наготове шприц с новокаином. Мне сделали укол. Я начал просить, чтобы разрешили хоть одну попытку на 180 кг. Силу в себе чувствовал огромную, но... Не пустили. Правильно, в общем-то, сделали. Может быть, и не случилось бы ничего, но могло кончиться и очень плохо. К счастью, Плюкфельдер умеет, если нужно, отговорить атлета от рискованного шага. Это, кстати, большое искусство, и даётся оно не каждому. Правда, тренер может и просто приказать, но это уже совсем не то.
На 167,5 кг и решено было остановиться. Полторацкий уступилнемного, 2,5 кг. От плана мы как будто не отступали. Я очень опасался за исход толчка. Но после новокаина боль почти не чувствовалась. Прислушиваясь к объявлениям секретаря соревнований я, как обычно, за десять подходов до выхода начал разминку. Поднял 140 кг — всё хорошо. 160 кг —нормально. 180 кг — неплохо. 190 кг — почувствовал, как что-то вновь нарушилось в голеностопном суставе. Ах, дьявол! Я ведь начинал соревнованияс 210 кг. Хотел одной попыткой закончить все свои сегодняшние испытания.
Перезаявлять вес на меньший было уже поздно. Полторацкий в это время выполнял свою вторую попытку и поднял 207,5 кг. Пути назад, выходит, у меня не было.
"Ну что ж, — подумал я. — Настройся, Давид, надо потерпеть..."
Я, конечно, приготовился к боли, но не к такой же! Мне и прежде порой доставалось крепко: и плечо выворачивал, и о горячее железо в кузнице обжигался. Но подобной боли не припомню. Взял штангу на грудь — уши заложило. Почувствовал, что встать не смогу, потому что правая нога полностью отказывалась повиноваться. А на левую переложить вес штанги и свой собственный вес я не успел — не ожидал такого поворота событий. Уронил штангу. В полушоковом состоянии заковылял с помоста.
Участников больше не было, я остался один. На передышку рассчитывать не приходилось. Через три минуты — пожалуйте к штанге. Пока разматывали бинты и делали уколы, это время прошло. А разве можно поднять 210 кг, если ты как следует не настроился?
Вторая попытка получилась безобразной: я "перетащил" штангу, и она опрокинула меня на спину. Я упал тяжело, неловко. Представляю, что в тот момент чувствовали наши тренеры и руководители команды...
Потом мне говорили, и даже читать приходилось, что мало кто верил в мой успех. Это можно понять — уж больно беспомощной выглядела моя вторая попытка со стороны. Но, не хвастая, могу сообщить, что в тот необычайно тяжёлый вечер уверенность не покидала меня ни на минуту. Именно в те решающие секунды я почувствовал необыкновенный прилив энергии и решительности. Наверное, на любых других соревнованиях я отказался бы от дальнейшей борьбы: укол ведь только снимает боль, но не лечит травму, и неизвестно, чем всё это могло кончиться. Позавчера прямо из Дворца спорта "скорая помощь" увезла чемпиона и рекордсмена мира болгарина Неделчо Колева. Но в тот момент я и не вспомнил о трагическом выступлении Колева. Все свои душевные силы я направил на одно: загнать проклятую болькуда-нибудь внутрь, заставить её отступить именно в тот момент, когда буду бороться с железным снарядом. Боюсь, что я не слишком тактично попросил удалиться всех невесть откуда взявшихся советчиков, исключая Кудюкова и Плюкфельдера. Вот у кого надо поучиться работать со штангистами на соревнованиях — у Рудольфа Владимировича. Он никогда не суетится, не впадает в панику, хотя порой мы, спортсмены, вынимаем души из своих наставников. Слова, с которыми Плюкфельдер обращается к спортсмену, — самые необходимые и, главное, чаще всего те, которых ждут. За годы совместной жизни в большом спорте мы с Плюкфельдером научились понимать друг друга без лишних слов. Три-четыре реплики за время выступления — этого вполне хватает нам обоим.
Вот и тогда Плюкфельдер с Кудюковым прекрасно понимали, что я меньше всего хотел "баранки", и не мешали мне сосредоточиться для решающей атаки. Я даже не стал спускаться в тренировочный зал, а стоял почти рядом с помостом, за кулисами. Экономил секунды отдыха.
И, знаете, усилием воли забил-таки я свою боль. Далось это мне нелегко. Но когда я сделал подсед в третьей попытке, то почувствовал, что всё, я победил. Но что это была за попытка! Она запомнилась мне на всю жизнь. Вставать из подседа, как обычно, "в такт", то есть используя упругость собственных связок и амортизацию снаряда, было нельзя — связки были ненадёжными. Пришлось "сковаться" под штангой, особенно страховал я правую ногу. Тем не менее встал довольно легко.
Теперь всё внимание пришлось обратить на то, чтобы "не смазать" толчок от груди. На мгновение я забыл о своей травме: "автоматика", приобретённая на тысячах тренировок, работала безотказно. Привычным движением я послал штангу вверх. Оставалось только подтянуть правую ногу и приставить её к левой, что у меня всегда получалось безотказно. Но в тот момент я чуть не выронил снаряд от ожидаемой и всё-таки неожиданной боли. Как успел подхватить штангу и зафиксировать вес — до сих пор не знаю.
Устал я ужасно. Когда понял по знаку судьи и по рёву в зале, что всё уже закончено, я опустил снаряд, на секунду расслабился, и, если бы не Володька Рыженков да Рудольф Владимирович, зрители, наверное, снова увидели бы мои подошвы. Меня вовремя подхватили и поволокли за кулисы. Там стоял шум-гам,все были возбуждены... А Плюкфельдер даже нашёл в себе силы пошутить:
— Оказывается, на одной ноге тоже можно штангу поднимать?
Но после этой шутки он тихонько сел в кресло, и теперь нашему врачу пришлось от ученика переходить к учителю. Что и рассказывать, обоим пришлось нелегко... Да и не только нам. Даже такой железный парень, как Володя Рыженков, украдкой немножко всплакнул. А кое-кто вообще не стеснялся слёз...
Кто-то из зрителей, прорвавшись за кулисы, успел вручить мне букет цветов. Со стыдом признаюсь, что цветы у меня редко задерживаются — или подарю кому-нибудь, или вообще неизвестно, куда они исчезают. Но тот букет до последнего увядшего цветочка я привез из Москвы в Шахты и бережно поместил в шкаф, где хранятся мои главные спортивные трофеи.
Дата добавления: 2015-09-09; просмотров: 97 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |