Читайте также:
|
блока в войну 1914-1918 гг. [73]
| Страны | В тыс. человек |
| Германия | |
| Австро-Венгрия | |
| Турция | |
| Болгария | |
| Итого |
Причем часто это были неоправданные потери из-за неправильной организации командованием ведения боевых действий, как печальный пример - наступательная операция, предпринятая 18 марта 1916 г. близ озера Нарочь. На Северо-Западном фронте 300 тыс. русских противостояли лишь 180 тыс. немцев. На Западном фронте 700 тыс. русских против 360 тыс. немцев (917 батальонов против 382). На Юго-Западном фронте с обеих сторон было по полумиллиону солдат (684 русских батальонов против 592 австрийцев и немцев)[74]. Было сделано заключение, что Западный фронт (генерал Эверт) должен предпринять попытку наступления. Его пять тысяч пушек имели теперь по 1250 снарядов на орудие. Направление наступления – Вильно. Немцы заранее узнали о наступлении противника. Немцы в этой операции потеряли 20 тыс. человек, русские – 100 тыс.
А.А. Брусилов справедливо упрекал Ставку в том, что оперативные успехи Юго-Западного фронта[75] так и не привели к решающим стратегическим результатам: «Ставка... не выполнила своего назначения управлять всей русской вооруженной силой, и не только не управляла событиями, а события ею управляли, как ветер управляет колеблющимся тростником»[76]. Далее А.А. Брусилов прямо указывает на нерешительность и неумение верховного главнокомандования[77].
Необходимо отметить, что при проведении указанной военной операции русская сторона не обладала превосходством. У Брусилова было 132 тыс. человек (сорок пехотных и пятнадцать кавалерийских дивизий) против тридцати восьми с половиной пехотных и одиннадцати кавалерийских дивизий австрийцев. На русской стороне было 1770 легких и 168 тяжелых орудий против 1301 и 545 средних и тяжелых австрийских орудий. Основной ударной силой русской армии была 8 армия. Ее 15 дивизий противостояли 13 австрийским. Правда, ее запас снарядов был впечатляющим – до двух тысяч на орудие. Намечалось использовать сто снарядов в день. Новые русские окопы рылись в 75 шагах от линии австрийской обороны. Но основой всему было новое качество руководства.
Оценивая приведенные данные противников, Стоун назвал наступление Брусилова «Самой блистательной победой в войне»[78]. С таким мнением, полагают авторы монографии, просто нельзя не согласиться.
Факторами успеха наступательной операции, явились: момент неожиданности; одновременный удар в нескольких местах; грамотное расположение резервов; хорошо налаженная связь между наступающими частями.
Однако «Брусиловский прорыв» — это исключение из правил. По мнению автора, верховное командование Вооруженными силами России зачастую не обладало решительностью и волей; не принимало к введению и распространению на другие фронты удачные наработки по ведению боевых действий; допустило отставание армии в техническом оснащении не поощряло должным образом инициативу и заслуги наиболее отличившихся командиров[79]; не организовало надлежащий контроль за целевым снабжением армий[80] амуницией и продовольствием[81].
Тем не менее, Брусилов отвергает мнение, распространившееся в России о том, что после неудач 1915 г. Русская армия уже развалилась: «Она была еще крепка и, безусловно, боеспособна, ибо разбила значительно сильнейшего врага и одержала такие успехи, которые до того времени ни одна армия не давала[82]. Видимо, с данным мнением главнокомандующего армиями фронта трудно не согласиться.
К началу 1917 г. 10 800 –тысячная Русская армия[83], воевавшая на 4 фронтах, в своем составе насчитывала 13 армий[84]. Воинская повинность распространялась на 21 – 43-летних лиц, призываемых на действительную службу на 2,3 – 3 года[85].
Однако слабые стороны солдат русской армии обнаружились довольно быстро. Прежде всего они отражали факт бедности основной массы жителей России, неграмотность половины ее населения. Малообразованные солдаты, при всей их природной храбрости, плохо ориентировались на местности, трудно овладевали техникой, терялись в сложной обстановке. Иностранные наблюдатели видели и героизм и поразительные черты ущербности. Они описывают «бессмысленные круговые вращения через песчаные поля и грязь»[86], запоздалые приказы, непростительную слабость в деле организации тылового снабжения, отсутствие телефонной связи, упорное нежелание допрашивать пленных офицеров, слабость коммуникаций и слабую, бесконечно слабую организацию войск – особенно в сравнении с безупречной машиной, управляемой прусскими офицерами. Плохая организация войсковой разведки, пренебрежение маскировкой, разглашение военных тайн, отсутствие быстроты, неповоротливость, безынициативность и недостаток способных генералов снижали боеспособность армии. Во время мобилизации русского солдата надо было перебросить в среднем на тысячу километров – в четыре раза дальше, чем германского солдата.
Мы полностью разделяем точку зрения, высказанную рядом советских историков о том, что качественный состав призывников исследуемого периода имел явную тенденцию к увеличению представителей городского населения – фабричных рабочих, что, с точки зрения самодержавия, ухудшало армию в нравственном отношении. Уже в начале 90-х гг. XIX в. значительно увеличилось число солдат, привлекавшихся по обвинению в принадлежности к революционному движению[87].
В годы Первой мировой войны система расстановки офицерских кадров подвергалась преобразованиям. Их целью являлось расширение источниковой базы для укомплектования должностей, предназначавшихся замещению офицерами от штабс-капитана и выше, преимущественно в действующей армии.
Перестройка данной системы производилась по нескольким направлениям. К ним относились:
во-первых, создание резервов офицерских чинов, как в действующей армии, так и в тыловых округах[88];
во-вторых, сокращение сроков обязательной выслуги в каждом чине. С этой целью постепенно вводились преимущественно в виде досрочного производства в очередные чины или пожалования старшинства определенным категориям офицеров, и снижение сроков службы всем обер-офицерам, а также штаб-офицерам действующей армии в конкретных чинах[89];
в-третьих, установление категории офицеров, имевших право назначаться на нестроевые должности; организация переводов офицерских чинов, проходивших службу в тыловых округах, а также на нестроевых должностях, но пригодных к исполнению строевых обязанностей в действующей армии для службы в строю; изменение порядка назначения на некоторые должности, требовавшие от кандидатов специальной подготовки[90].
По нашим подсчетам, около 320 тыс. офицерских чинов проходили службу в сухопутных войсках с июля 1914 г. по декабрь 1917 г. В начале войны основным источником пополнения офицерского корпуса, численность которого в августе 1914 г. составила 74 460 чел.[91], стали офицеры запаса. Но так как после первой мобилизации резерв офицерских чинов был почти исчерпан, то у Военного министерства для обеспечения кадровых потребностей войск оставался только один путь – подготовка офицеров[92].
Всего на 1 января 1917 г. военно-сухопутные силы России располагали 38 школами подготовки прапорщиков[93]. Кроме того, наряду с постоянно действующими в военное время заведениями этого типа в 1915 г. на время летних каникул в помещениях некоторых кадетских корпусов были размещены 10 школ для подготовки одного выпуска прапорщиков[94].
В целом, по данным Главного управления Генерального штаба (далее ГУГШ), штат военных училищ, составлявший накануне войны 6943 чел., в мае 1917 г. насчитывал 11 925 юнкерских должностей, то есть увеличился на 42%[95]. Аналогичные процессы происходили и со штатными расписаниями школ прапорщиков. Если самые первые 6 школ формировались для подготовки в офицеры по 200 чел., с мая 1915 г. в школах разрешалось обучать до 500; а с августа этого же года – до 600 штатных юнкеров[96]. Также допускалось содержать в училищах и школах до 10% юнкеров сверх штата.
Согласно сводкам о пополнении армии офицерами, хранящимся в РГВИА в фонде военного кабинета министра-председателя, с 1 июля 1914 г. по 1 апреля 1917 г. из военных училищ было выпущено 74 418 чел. с офицерским чином. За это же время школы прапорщиков подготовили 113 483 офицеров[97]. Аналогичные данные за период с 1 января по 1 ноября 1917 г. – 28 207 и 40 230 прапорщиков соответственно[98]. По новым способам только за период с 1.12.1914 по 10.05.1917 гг. было произведено в прапорщики 19 622 чел. Из них отобрано по уровню образования 8 128, за боевые заслуги – 11 494 чел.[99]
В результате изменений, произведенных в системе комплектования, Военному министерству в основном удалось количественно обеспечить потребности армии в офицерских кадрах. Однако при этом наблюдалась неравномерность данного процесса, что особенно наглядно подтвердилось в 1917 г., когда в пехоте оказалось большое число сверхштатных офицеров, а в специальных родах войск, наоборот, наблюдался некомплект.
В ходе исследования было установлено, что комплектование офицерского корпуса сопровождалось снижением критериев при отборе кандидатов. Таким образом, в офицерском корпусе произошел процесс социального расслоения.
Качественные изменения в офицерском составе (не в лучшую сторону) к 1917 г. значительно усугубились тем обстоятельством, что масса потерь не распределялась пропорционально между кадровыми и произведенными за войну офицерами. Основная их часть как раз приходится на первых. Из 73 тыс. боевых потерь 45,1 падает на 1914-1915 гг., тогда как на 1916 г. – 19,4 и на 1917 г. – 8.5[100]. Получается, что чуть ли не весь кадровый состав выбыл из строя уже за первый год войны.
Понятно, что к 1917 г. это были уже совсем другие офицеры, чем их себе обычно представляют. К концу войны во многих пехотных полках имелось всего по 1-2 кадровых офицера, в других ими было обеспечено, в лучшем случае, батальонное звено. В среднем приходилось по 2-4 кадровых офицера на полк[101]. Ротами (а во многих случаях и батальонами) командовали офицеры военного времени, многие из них стали поручиками и штабс-капитанами, а некоторые даже и капитанами[102].
Офицерство как социально-профессиональная категория утратило прежний, преимущественно дворянский характер и начало пополняться главным образом за счет выходцев из разночинных и мелкобуржуазных слоев населения (см. табл. 3).
Таблица 3.
Сословное состояние офицеров Русской армии к 1916 г. [103]
| Потомственные дворяне | Духовного звания | Купцы | Мещане и прочие | |
| Генералы | 1,5 | 0,5 | ||
| Штаб-офицеры | ||||
| Обер-офицеры |
Среди выпускников военных училищ военного времени и школ прапорщиков доля дворян никогда не достигает 10%, а доля выходцев из крестьян и мещан постоянно растет (а большинство в прапорщики были произведены именно в 1916 – 1917 гг.). Свыше 60% выпускников пехотных училищ 1916-1917 гг. происходило из крестьян[104]. По данным, введенным в научный оборот генералом Н.Н. Головиным, из 1000 прапорщиков, прошедших школы усовершенствования в 7 армии, около 700 происходили из крестьян, 260 – из мещан, рабочих и купцов, и 40 – из дворян[105].
В отечественной историографии имеются подсчеты, согласно которым среди юнкеров доля выходцев из дворянского сословия по сравнению с их общим числом резко упала. Если в 1914 г. соотношение выражалось как 1:2,5, то в 1915 г. оно уже составило 1:4,5, а в 1916 г. – 1:6,5[106]. В то же время количество обучаемых в военных училищах представителей купцов, мещан, крестьян возросло с 1914 по 1916 г. примерно в 1,7 раза. Причем, процент обучаемых крестьянских детей возрос за это время более чем в 3 раза[107].
Необходимо подчеркнуть и такое немаловажное обстоятельство. Офицерский корпус к исследуемому периоду впитал в себя всех образованных людей России, поскольку все лица, имевшие образование в объеме гимназии, реального училища, им равных учебных заведений и годные по состоянию здоровья были произведены в офицеры. Но в то же время в числе офицерства оказалось значительное количество людей (по некоторым подсчетам, десятки тысяч)[108] с низким уровнем образования.
Социальная специфика офицерского корпуса была утрачена. Качественный состав резко трансформировался в сторону ухудшения. Прапорщики запаса и абсолютное большинство офицеров ускоренного производства были по своей сути не военными людьми, а производимыми из унтер-офицеров, имевшими плохую практическую подготовку и опыт боевых действий, не обладавшими ни точным уровнем образования, ни офицерской идеологией, ни устоявшимися корпоративными понятиями. Это, естественно, вносило существенные коррективы в мировоззренческие позиции «новых офицеров».
В рамках исследуемой темы мы считает необходимым сделать акцент на отношение армейской среды к факту падения самодержавия.
Офицерский состав ожидал династическую рокировку: Николай II – наследник Алексей при регентстве Великого князя Михаила Александровича. В своих мемуарах участник тех событий Г.М. Семенов[109] пишет, что телеграфное сообщение об отречении императора на меня, как и на большинство окружающих, не произвело особенно глубокого впечатления. Причиной этому послужила без всякого сомнения, и та работа, которую проделали в армии многочисленные агитаторы не только из революционного лагеря, но и со стороны вполне, «лояльных» правительству кругов. «Нам, строевым офицерам, усиленно старались привить взгляд на необходимость отречения императора, добровольно или насильственно, путем дворцового переворота. Ввиду того что со стороны высшего командования не принималось ровно никаких мер для пресечения этих слухов, мы как бы приучались считать отречение Государя Императора и передачу им верховной власти Великому князю Николаю Николаевичу чуть ли не одним из обязательных условий в лучшую сторону, так как имя Великого князя Михаила Александровича в армии и в народе пользовалось популярностью и доверием»[110].
Восприятие факта падения самодержавия в тот момент и.о. командира 3-го Верхнеудинского полка дислоцированного на Кавказском фронте, Г.М. Семенова можно считать наиболее характерным для армейского офицерства. О чем свидетельствуют различные источники и литература[111].
По сути, согласия высшего военного руководства Вооруженных сил России на отрешение от власти Николая II добивался начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал-адъютант М.В. Алексеев[112], предложив высказать мнение о дальнейшей судьбе Николая II.
Великий князь Николай Николаевич, генералы А.Е. Эверт, А.А. Брусилов, В.В. Сахаров, Н.В. Рузский, адмирал А.И. Непенин согласились c отречением безоговорочно. Адмирал А.В. Колчак не дал прямого ответа, но не возражал против развития ситуации[113].
Социальные изменения в офицерской среде и в армии в целом в известной мере способствовали проникновению антивоенных настроений. К концу 1916 г. в войсках действовало свыше 150 большевистских организаций и групп[114].
Однако советской историографии в силу ее гипертрофированной идеологизации было свойственно преувеличивать роль и значение большевиков в февральских событиях. Немаловажным историческим аргументом служит тот факт, что момент февральских событий из 29 человек, впоследствии избранных в ЦК партии[115], занимавшихся подготовкой Октябрьского переворота, в Петрограде никого не было[116], в то время большевиков в городе не насчитывалось и 2 тыс.[117] человек, так что, пожалуй, можно согласиться с выводами, сделанными С.В. Холяевым[118], что несмотря на то, что во время войны популярность большевиков значительно возросла, в феврале страна не была подготовлена к установлению большевистской власти: в февральской России 1917 г. еще имелись мощные политические силы, настроенные продолжать войну, тем более что армия готовилась к весеннему наступлению, которое могло существенно ускорить завершение войны[119].
Л. Троцкий впоследствии напишет, что ленинская установка на вооруженное восстание до 4 апреля 1917 г. была единоличной, ни один из руководителей партии, находившихся в России, … «и в мыслях не имел курса на диктатуру пролетариата, на социалистическую революцию, никто не шел дальше демократии»[120].
Неординарно и замечание: А.Ф. Керенского о событиях тех дней: «Ни одна партия левых, ни организации революционеров не строили никаких планов относительно революции»[121] … и депутата IV Государственной думы В.В. Шульгина: «Они – революционеры – не были готовы, но она – революция – была готова»[122].
Современный уровень накопления исторических знаний показывает: к концу 1916 г. революционный кризис страны определился полностью. Его важной составной частью был кризис армии. Например, донесения Департамента полиции правительству о настроениях в войсках Северного и Западного фронтов в январе 1917 г. свидетельствует: «Возможность того, что войска будут на стороне переворота и свержения власти, допустима, так как они слишком недовольны всем управлением страны»[123].
У А.А. Брусилова в воспоминаниях находим: «… Можно сказать, что к февралю 1917 г. вся армия – на одном фронте больше, на другом – меньше – была подготовлена к революции…»[124]. Вряд ли этому, можно возразить.
Следует отметить, что война вызвала небывалое напряжение российской экономики. Военные расходы России составили в 1914 г. 1655 млн р., в 1915 г. – 8818 млн р., в 1916 г. – 14 573 млн р., а за восемь первых месяцев 1917 г. они равнялись 13 603 млн рублей. Общая сумма военных расходов России между началом войны и 1 сентября 1917 г. составила 38 650 млн р.[125]. Чтобы покрыть эти расходы, Россия между августом 1914 г. и сентябрем 1917 г. взяла займы на сумму 23 908 млн р., из которых 11 408 млн р. составили внутренние займы, 4429 млн – облигации и 8070 млн – внешние займы. Займы, как мы видим, составили 61,9% всех фондов, мобилизованных для ведения войны, но только 33,8 процента были получены от зарубежных кредиторов[126].
Боевые действия потребовали существенных материальных затрат: один день войны 1914 г. обходился России в 10 млн р., уже в апреле 1917 г. эта цифра достигнет до 50 млн р.[127]
Россия тратила на войну 1/3 национального дохода (для сравнения: доход на душу населения в Англии составлял в то время 243 доллара, а в России – 44 доллара)[128].
Констатируя рост технического оснащения Русской армии, по сравнению с довоенным периодом, английский историк Н. Стоун отмечает массовые поступления на фронты грузовиков, телефонов и др. средств современной (в тот период времени) войны[129]. Далее делает вывод: «В 1916 г. начала возникать новая Россия»[130].
Британия в течение двух лет продала России тысячу аэропланов и авиационных моторов, 250 тяжелых орудий, 27 тыс. пулеметов, миллион винтовок, 8 млн гранат, 200 тыс. тонн взрывчатых веществ[131].
Генерал А.А. Брусилов в своих воспоминаниях говорит о том, что с 1909 г. в армии в целом произошли изменения к лучшему, тем не менее техническое оснащение оставляло желать лучшего [132] (см. прил. 1).
Несмотря на значительный рост производства военной промышленности армия испытывала нужду по всем позициям.
В русской армии приходилось 850 снарядов на каждое орудие, в западных армиях – от 2 до 3 тыс. снарядов. Русская армия располагала 60 батареями тяжелой артиллерии, а германская – 381 батареей. В июле 1914 г. всего лишь один пулемет, приходился более чем на тысячу солдат. (Только после грандиозных поражений в июле 1915 г. Генеральный штаб России заказал 100 тыс. автоматических ружей и 30 тыс. новых пулеметов[133]). В течение первых пяти месяцев войны военная промышленность России производила в среднем 165 пулеметов в месяц (пик производства был достигнут в декабре 1916 г. –1200 пулеметов в месяц). Русские заводы производили лишь треть автоматического оружия, запрашиваемого армией, а остальное закупалось во Франции, Британии и Соединенных Штатах; западные страны предоставили России 32 тыс. пулеметов.
Почти каждый тип пулемета имел свой собственный калибр патрона, что осложняло снабжение войск. То же можно сказать о более чем десяти типах винтовок (японские «арисак4а», американские «винчестеры», английские «лиэнфилд», французские «грас-кропачек», старые русские «берданы» использовали разные патроны). Более миллиарда патронов было завезено от союзников. Еще хуже было положение с артиллерией: более тридцати семи миллионов снарядов – два из каждых трех использованных – были завезены из Японии, Соединенных Штатов, Англии и Франции. Каждый снаряд до выстрела в среднем проделывал путь в шесть с половиной тысяч километров, а каждый патрон – в четыре тысячи километров. Недостаточная сеть железных дорог делала снабжение исключительно сложным, и к концу 1916 г. напряжение стало весьма ощутимым[134].
Огромные потери вооружения в армии объяснялись и тем, что в первые годы войны русские не подбирали с поля боя винтовки.
Немаловажное значение в экономике России принадлежало осуществлению экспорта – импорта. Этот показатель снижался за счет недостаточной разветвленности железных дорог, катастрофической нехватки вагонов и локомотивов. Кроме того порты, открытые внешнему миру – Архангельск, Владивосток, Мурманск были плохо оборудованы для приема импорта.
Если в 1913 г. русский экспорт доставляемый по южным путям сообщения составил 1421 млн р., из которого 95% - продовольствие, то к июлю 1915 г. объем снизился до 404 млн р.[135] Это в сою очередь оборачивалось негативными явлениями в экономике страны.
На Урале по разным причинам бездействовало 66 домен, или 50% общего их числа. С потерей западных губерний страна лишилась ряда крупнейших предприятий угольной, химической, металлургической и текстильной промышленности. В сельском хозяйстве посевные площади сократились на 10%, сбор хлеба – на 20%[136].
Тем не менее с начала войны Россия совершила большой бросок вперед в развитии своей военно-промышленной мощи. Несмотря на потерянные территории, мобилизованных квалифицированных рабочих и обезлюдевшее село, страна явственно мобилизовала свои ресурсы. Производство в промышленности выросло в четыре раза, синтез химических веществ удвоился. Страна могла гордиться 2000% увеличением производства снарядов, 1000% ростом производства артиллерийских орудий, 1100% увеличением производства винтовок[137].
В начале 1915 г. русская промышленность производила 358 тыс. снарядов в месяц, а через год – более полутора миллионов. Русская артиллерия приближалась к западной норме боеприпасов на орудие в условиях наступления – тысяча снарядов. К началу 1916 г. в армию влились еще два миллиона экипированных солдат.
Если принять экономическое производство 1913 г. за 100 %, то дальнейшее экономическое развитие страны будет выглядеть следующим образом[138]:
1914 - 101,2% 1916 - 121,5%
1915 - 113,7% 1917 - 77,3%
Производство машинного оборудования всех типов выросло с 308 млн. р. в 1913 г. до 575 млн. в 1915 г. и 978 млн. р. в 1916 г.[139]
Резко выросло производство вооружении. Пожалуй, наиболее наглядно это видно из цифр производства пушек (см. табл. 4).
Таблица 4.
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 67 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |