Главная страница | Контакты | Случайная страница Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Меры, предлагаемые высшим военным руководством для восстановления боеспособности в армии

ри желании данный список мероприятий по сохранению боеспособности Русской армииможно было бы значительно расширить. Например, из письма М.В. Алексеева председателю IV Государственной думы М.В. Родзянко от 25 июля 1917 г. нам становится известно, что М.В. Алексеевым предлагались следующие меры по оздоровлению армии:

1. Признать Временному правительству свои ошибки в оценке офицерского состава в армии.

1)Передать военное законодательство в руки Верховного главно­командующего.

2)Исключить из армии политику.

3)Уничтожить Декларацию прав солдата.

4)Уничтожить войсковые комитеты, военных комиссаров[421].

Л.Г. Корнилов в своих предложениях идет несколько дальше, предлагая расширить милитаризацию страны. Например, подчинить военному ведомству железные дороги, поскольку они являлись жизненно важным звеном в деле снабжения армии и дислокации войск. Следует признать, что в случае реализации предложений Л.Г. Корнилова, ситуация в армии могла бы значительно улучшится.

Совокупность предложений Л.Г. Корнилова по сути означали «откат от демократических завоеваний», тем не менее, в корниловское движение были вовлечены различные по своему влиянию и возможностям политические силы: Союз офицеров армии и флота (конспиративно действующей в Ставке); Союз Георгиевских кавалеров, Совет Союза казачьих войск, Военная Лига, группа крымской организации и члены Республиканского центра, тесно связанного промышленно-финансовыми кругами[422]. Кроме того, новый пост Верховного главнокомандующего давал возможность Л.Г. Корнилову определенные шансы реализации намеченной им программы.

Планы русского генералитета нашли поддержку среди части кадетских деятелей, видевших, что политика А.Ф. Керенского в отношении Русской армии – несостоятельна. Н.И. Астров, Н.М. Кишкин, В.Д. Набоков направили А.Ф. Керенскому открытое письмо, в котором настаивали на воссоздании мощи армии путем соблюдения строгой воинской дисциплины и решительного устранения вмешательства войсковых комитетов в вопросы военной стратегии и тактики, а также призывали к уничтожению многовластия и установлению порядка во всей стране. Кадетская «Речь» писала в начале августа в своей передовой: «Создание единой действительно независимой от Советов сильной национальной власти, которая могла бы возродить армию и спасти страну от грядущих ей холода и голода, - вот требование, единогласно выдвигаемое всей страной»[423].

Идея сильной власти была поддержана самыми влиятельными представителями общественности. 8-10 августа 1917 г. в Москве, в здании Московского университета проходила Всероссийская совещание общественных деятелей под председательством М.В. Родзянко. В нем приняло участие около 400[424] представителей кадетской партии, торгово-промышленных и финансовых кругов, землевладельцев, духовенства, членов Государственной думы, офицеров армии и флота. Открывая совещание, один из его инициаторов –князь Е.Н. Трубецкой охарактеризовал присутствующих как «государственно-мыслящих людей». Виднейший идеолог российского либерализма
П.Б. Струве в своем выступлении настаивал на «твердой государственной власти, которая незыблемо поддержала бы общий порядок и неумолимо смела всякие захватные стремления». Форум общественных деятелей, созванный накануне проведения Временным правительством Государственного совещания, демонстрировал власти, что призывы к наведению порядка являются требованием времени.

Несмотря на то, что депутаты все же не решились принять военную резолюцию, совещание продемонстрировало, что вокруг Л.Г. Корнилова готовы объединиться все силы, стоящее правее правительства и рассматривающие генерала в качестве своего лидера. О чем свидетельствует телеграмма председателя Совета Московского совещания в адрес Л.Г. Корнилова от 9 августа 1917 г.: «В грозный час тяжких испытаний вся мыслящая Россия смотрит на Вас с надеждою и верою. Да поможет Вам Бог в Вашем великом подвиге воссоздания могучей армии на спасение России»[425].

Прошедшее в Москве с 12 по 15 августа 1917 г. Государственное совещание показало, что характер взаимоотношений между А.Ф. Керенским и Л.Г. Корниловым играл далеко не последнюю роль в складывающейся политической ситуации. В работе совещания, проходившем в Большом театре, участвовало около 2500 чел.[426], представлявших различные общественные группы от бывших депутатов Государственной думы до членов исполкомов Советов. По своей политической направленности значительная часть присутствующих на совещании тяготела вправо. Делегаты от блока революционной демократии находились в явном меньшинстве, по подсчетам соискателя, менее 250 чел.[427] Большевики, входящие в состав профсоюзной кооперативной и некоторых других делегаций, демонстративно покинули этот, по их словам, «контрреволюционный сбор».

А.Ф. Керенский надеялся, что Государственное совещание окажет поддержку правительству, ему лично и поможет создать широкую коалицию, за исключением крайне правого и левого крыла. Однако большинство делегатов откровенно сочувственно отнеслись к позиции Л.Г. Корнилова, раскрытой им в его выступлении.

Речь Верховного лидера Русской армии отличалась краткостью и четкостью поставленных в ней задач. Л.Г. Корнилов заявил, что «меры, принятые на фронте, должны быть приняты и в тылу» и настаивал на решимости «твердого» и «непреклонного» их проведения. Последние слова генерала были заглушены овацией, устроенной ему правой частью собрания.

Главное значение речи Л.Г. Корнилова на Московском совещании, по определению видного зарубежного исследователя проблемы Г.М. Каткова, заключалось в том, что из нее вся страна узнала о стремлении Верховного главнокомандующего добиться от правительства проведения реформ, которые могли бы быть приемлемы для Советов и для всех тех, для кого охрана «завоеваний революции» была важнее, чем военная победа.

Речь Корнилова зашла далеко за пределы простого вопроса восстановления дисциплины в армии. Он сослался на данные, которые показывали упадок производства оружия и боеприпасов во всей стране: орудий – на 40%, тяжелых снарядов – на 60%, взрывчатых веществ 40%, винтовок и пулеметов – на 25%. Усиливался финансовый кризис. Огласил длинный список офицеров, предательски убитых своими солдатами. Страна теперь узнала, может быть впервые, как широко распространилось на фронте братание и как безрассудно были оставлены русские позиции на фронте[428].

Если Л.Г. Корнилов в своем выступлении был связан требованием
А.Ф. Керенского обрисовать положение в армии только в общих чертах[429], то в выступлении атамана Донского казачьего войска А.М. Каледина были четко сформулированы меры, необходимые для восстановления боеспособности русской армии:

армия должна быть вне политики, полное запрещение митингов, собраний с их партийной борьбой и распрями;

все Советы и комитеты должны быть упразднены как в армии, так и в тылу;

Декларация прав солдата должна быть пересмотрена и дополнена декларацией его обязанностей;

дисциплина в армии должна быть поднята и укреплена самыми решительными мерами;

тыл и фронт – единое целое, обеспечивающее боеспособность армии, и все меры, необходимые для укрепления дисциплины на фронте, должны быть применены в тылу;

дисциплинарные права начальствующих лиц должны быть восстановлены, вождям армии должна быть предоставлена полная мощь[430].

Таким образом, вместо ожидаемого одобрения правительственного курса Государственное совещание выявило углубляющийся социальный раскол страны и на его фоне возросшую консолидацию правого лагеря, объеди­нившегося вокруг Верховного главнокомандующего.

По свидетельству П.Н. Милюкова, «правительство вышло из Совещания с ослабленным авторитетом»[431].

По мнению соискателя, А.Ф. Керенский как министр-председатель еще острее переживал ущерб, нанесенный его личному авторитету на Совещании, нежели правительству в целом.

Все тот же П.Н. Милюков свидетельствует, что А.Ф. Керенский был «охвачен душевным припадком», его речь менялась «от истерического крика до трагического шепота». Общее же его состояние было определено бывшим министром иностранных дел как «психоз – страх»[432].

Впоследствии А.Ф. Керенский попытается оправдать свою медлительность в отношении принятия корниловской программы: «Там был изложен целый ряд мер, - объяснял свое колебание Керенский, - в огромном большинстве вполне приемлемых, но в такой редакции и с такой аргументацией, что оглашение ее привело бы к обратным результатам»[433].

Однако стремительное продвижение по службе генерала Л.Г. Корнилова в 1917 г. (командующий армией – менее 2-х месяцев, главнокомандующий фронтом – менее 2-х недель, затем Верховный главнокомандующий) при безусловной поддержке А.Ф. Керенского вопреки высказанным мнениям А.А. Брусилова и М.В. Алексеева свидетельствует об обратном. В глазах министра-председателя Временного правительства только генерал Л.Г. Корнилов был способен на решительные жесткие непопулярные меры, способные остановить обвальное разложение в армии.

До 3-10 августа 1917 г. видимых разногласий между Верховным главнокомандующим и министром-председателем по плану мероприятий по обеспечению повышения боеспособности Вооруженных сил не было. Об этом свидетельствует немедленное выполнение требований Л.Г. Корнилова о введении смертной казни на фронте[434] и назначение его Верховным главнокомандующим после оглашения телеграммы, содержащей программу мер по оздоровлению армии в ставке 16 июля 1917 г.[435]

Видимо, возросшая популярность Л.Г. Корнилова, особенно накануне и после Государственного совещания, побудили А.Ф. Керенского сделать невольный выбор в пользу своих притязаний на достижение беспредельной единоличной власти в стране, пусть даже в ущерб интересам государственным. Он понимал, что укрепление боеспособности армии безусловно будет связано с ростом авторитета Верховного главнокомандующего Л.Г. Корнилова, соответственно, падением его, Керенского...

Л.Г. Корнилов сделал признание Чрезвычайной следственной комиссии, что 3 августа А.Ф. Керенский спросил его, стоит ли ему (Керенскому) оставаться в правительстве? На что Л.Г. Корниловым с присущей ему прямотой было сказано, что, «влияние Керенского ослабло», но тем не менее, ему как символу революции все же стоит остаться в правительстве[436].

Корнилов требовал безусловного и немедленного выполнения своих требований, целью которых было предотвращение гибели армии.

Он, как человек военный, воспитанный на безусловном единоначалии, видел причину всеобщего развала в многовластии, а точнее, безвластии, которое сеяло в стране анархию. Заявляя, что он не стремится к личной власти и готов подчиниться тому, «кому будут вручены диктаторские полномочия, будь то сам А.Ф. Керенский, генерал Алексеев, генерал Каледин или другое лицо», причем он не отрицал возможности взять эту роль на себя[437].

Анализ архивных и опубликованных документов, а также источников личного происхождения и научной литературы, посвященной проблеме, получивший в советской историографии расхожее название, политический ярлык – «корниловщина» привел соискателя к следующим заключениям:

1. Вопрос о необходимости установления военной диктатуры был продиктован как сложившейся политической и экономической обстановкой в стране, так и состоянием армии, а вовсе не жаждой личной власти Л.Г. Корнилова.

2. Роль военного диктатора Л.Г. Корнилову предопределила не только должность Верховного главнокомандующего Русской армии, но и его личные качества, а также доверие со стороны офицерского корпуса и политических партий правого толка.

В пользу вывода о том, что выбор пал на Л.Г. Корнилова не только из-за занимаемой им должности Верховного главнокомандующего, говорит и тот факт, что еще весной 1917 г. офицерская корпорация, доведенная до крайнего возмущения существующим в армии положением, рассчитывала на поддержку со стороны именно Л.Г. Корнилова.

Офицеры предпринимали попытки создать тайные организации. Еще в апреле в Петрограде такая структура была создана генералом бароном
П.Н. Врангелем и графом А. Паленом. Она могла рассчитывать на целый ряд воинских частей и организовала ряд офицерских дружин.

Планы организации не осуществились в силу того, что Л.Г. Корнилов подал рапорт после апрельских событий о переводе его в действующую армию. Об этом пишет в своих мемуарах П.Н. Врангель[438].

Один из участников тех трагических событий, сыгравших роковую роль в истории страны, Б.В. Савинков в своих воспоминаниях описывает события, предшествовавшие и непосредственно касающиеся корниловского выступления. Савинков говорит о согласии Керенского создать триумвират взамен правительству, куда бы вошли А.Ф. Керенский, Л.Г. Корнилов, Б.В. Савинков[439].

Б.В. Савинкову не только было заранее известно о продвижении
3-го конного корпуса к Петрограду, фактически это было его инициативой в целях необходимости подавления возможного выступления большевиков, ожидаемого 28-29 августа. В ходе этой встречи была подтверждена необходимость введения военного положения в отдельных районах Петроградского военного округа. Причем, Савинковым были вручены полномочия Л.Г. Корнилову действий самых решительных и беспощадных»[440].

Доказательством соглашения генерала Корнилова с управляющим Военным министерством Савинковым о переброске к Петрограду третьего конного корпуса служит телеграмма, отправленная Савинкову в зашифрованном виде 27 августа 2 часа 40 минут: «Управоенмину. Корпус сосредоточится в окрестностях Петрограда к вечеру 28 августа. Я прошу объявить Петроград на военном положении 29 августа. № 6394. Генерал Корнилов»[441].

Единственное условие, которое нарушил Л.Г. Корнилов – назначение генерала А.М. Крымова командиром 3-го конного корпуса. Временное правительство считало генерала Крымова неподходящей кандидатурой[442].

Соискатель видит причину этого нарушения даже не в том, что
Л.Г. Корнилов всегда требовал исключительного права назначения старших начальников. Он просто посчитал, что замечание Савинкова не так важно – он сам впоследствии будет доволен, что назначен командовать отрядом именно генерал Крымов[443].

Этот факт демонстрирует неискушенность Л.Г. Корнилова в политических интригах.

Формально можно было бы обвинить Л.Г. Корнилова в недопустимой доверчивости в отношении явных политических авантюристов, таких как В.Н. Львов и В.С. Завойко, А.Ф. Аладьин, которые фактически привели к провалу планы Верховного главнокомандующего по спасению армии и страны.

В.С. Завойко, занимая скромную должность ординарца Л.Г. Корнилова, несомненно обладал харизмой, которая подкупала окружающих, кроме того, по утверждениям лиц, знакомых с состоянием дел в Ставке, составлял для Л.Г. Корнилова приказы, воззвания и прочее. Завойко привносил в документы не только свой стиль, но и влиял на их содержание[444].

П.Н. Милюков, характеризуя личность В.С. Завойко, представляет его человеком «... у которого честолюбие затмевало его ум»[445].

Другой фигурант в деле Корнилова – член I Государственной думы
А.Ф. Аладьин, по определению того же Н.П. Милюкова, - «непризнанный политический деятель» в короткое время сумел войти в доверие Л.Г. Корнилова и стать его советником в Ставке[446].

П.Н. Милюков видит секрет этой зависимости Корнилова от случайных людей в его характере, «в котором крайне ревнивая и упрямая защита своей самостоятельности очень своеобразно соединялась с какой-то детской доверчивостью к людям, умевшим ему польстить»[447].

С одной стороны, с этими выводами трудно не согласиться, с другой – у Л.Г. Корнилова, во-первых, не было времени на формирование подходящего окружения (имеются ввиду А.Ф. Аладьин и В.Н. Львов), во-вторых, через этих лиц он пытался довести свои намерения до широких общественных кругов и найти в обществе поддержку идее и о необходимости создания сильной власти, которая смогла бы обеспечить сохранение армии, остановить ее от дальнейшего разложения. Корнилов, надеясь на то, что В.Н. Львов как член IV Государственной думы, как лицо в недавнем прошлом входившее в правительство, имел определенный вес в общественных кругах, тем более, что он представился доверенным лицом А.Ф. Керенского, изложил ему предполагаемый и обсуждаемый с Б.В. Савинковым – управляющим Военным министерством и М.М. Филоненко, комиссаром Временного правительства при Верховном главнокомандующем, проект состава Совета обороны[448].

«Совет обороны должен был осуществить коллективную диктатуру, так как установление единоличной диктатуры было признанно нежелательным. На посты министров намечались гг. С.Г. Тахтамышев, С.Н. Третьяков, М.Н. Покровский, граф П.Н. Игнатьев, А.Ф. Аладьин, Г.В. Плеханов, князь Г.Е. Львов, В.С. Завойко»[449]. Далее Л.Г. Корнилов уточняет, что за исключением князя
Г.Е. Львова, А.Ф. Аладьина и В.С. Завойко, он с другими лицами не знаком[450].

Л.Г. Корниловым для обсуждения планов дальнейших действий были приглашены в Ставку на 27-29 августа влиятельные политики: М.В. Родзянко, Г.Е. Львов, П.Н. Милюков, М.И. Терещенко, В.А. Маклаков и министр-председатель А.Ф. Керенский.

У Л.Г. Корнилова сложилось убеждение, что А.Ф. Керенский не только в курсе разворачивающихся событий, но и вполне поддерживает их, что законопроекты, выработанные генералом и одобренные Керенским 17 августа, будут приняты правительством и немедленно применены. Это неизбежно должно было привести к противоправительственному восстанию, возглавляемому большевиками и, возможно, Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов, которое было бы тогда усмирено 3-м конным корпусом.

Вопреки ожиданиям Л.Г. Корнилова на первый план политической арены вышли не истинные цели по спасению Отечества, а интриги, домыслы, личные амбициозные притязания.

Точкой опоры всего дела Корнилова стал печально известный «ультиматум», который А.Ф. Керенский заставил В.А. Львова изложить на бумаге:

«Генерал Корнилов предполагает:

1. объявить Петроград на военном положении;

2. передать всю власть, военную и гражданскую, в руки Верховного главнокомандующего;

3. отставка всех министров, не исключая министра-председателя и передача временного управления министерств товарищам министров впредь до образования кабинета Верховным главнокомандующим.

Петроград.

Август 26 1917 г. В. Львов»[451].

В показаниях Чрезвычайной следственной комиссии, данных В.Н. Львовым 5 октября 1917 г., он признается, что эти требования ему сформулировал не Л.Г. Корнилов, а В.С. Завойко[452].

В.Н. Львов в эмиграции в 1920-х гг. частично опубликовал свои воспоминания, где внес еще больше путаницы в ситуацию вокруг Л.Г. Корнилова. Окружающие свидетельствовали о его неадекватном восприятии действительности[453].

Для дачи показаний Чрезвычайной следственной комиссии по делу Корнилова был вызван брат В.Н. Львова Н.Н. Львов, член Государственной думы трех созывов. Интересна его оценка личности своего брата, данная 24 сентября 1917 г.: «... брат мой Владимир, благодаря глубоко пережитым душевным потрясениям, связанным с революцией марта 1917 г., отличался крайнею неуравновешенностью характера и порывистостью принимаемых решений»[454].

В целом же, выступление Л.Г. Корнилова Н.Н. Львов оценивает следующим образом: «... почва, на которой возникло выступление Корнилова, совершенно ясна. Это общественное движение возникло с тех невероятных мучений, которым подвергалось офицерство и командный состав Русской армии, из того национального позора, который пережила Россия при постыдном отступлении от Тарнополя и бесславной сдачи Риги. Те, в душе которых не заглушено чувство национальной чести, не могут не признать себя моральными соучастниками в деле генерала Корнилова, и я лично счел бы для себя за высокую честь сесть на скамью подсудимых рядом с генералом Деникиным и Корниловым. Выставление генерала Корнилова как честолюбца, стремившегося к захвату власти, ложно, как равно ложно определение того общественного движения, которое группировалось вокруг генерала Корнилова, как контрреволюционной попытки реставрации монархии. Вся популярность генерала Корнилова вытекала из того, что с ним была связана надежда на избавление нашей армии от того растления, к которому привела ее революция»[455].

Учитывая то, что Н.Н. Львов допрашивался как свидетель, но положение его было таково, что в любой момент он мог стать обвиняемым, тем не менее, дает очень смелую честную оценку деятельности Корнилова. Эта оценка представляет научный интерес, поскольку общественный статус Н.Н. Львова был достаточно высоким, а со времени описываемых событий на тот момент не прошло и месяца.

Менее пафосную, но схожую оценку событий и роли Корнилова в них в августе 1917 г. делает П.Н. Милюков, он отрицает намерения Л.Г. Корнилова узурпировать власть: «... генерал Корнилов не хотел больше ждать и не возлагал больше надежд на правительство»[456], «... сам Корнилов был далек от этих интриг и ничего общего с шумихой, создавшейся около его имени не имеет»[457].

По оценке соискателя, генерал Л.Г. Корнилов не просто «не хотел», он не мог больше ждать:

1. во-первых, сдача немцам Риги 20 августа 1917 г. и вследствие этого создавшаяся угроза Петрограду заставляли действовать немедленно и определенно;

2. во-вторых, 27 августа надвигалась полугодовщина революции, в связи с этим ожидались выступления большевиков[458];

3. в-третьих, вероятность организации саботажей и диверсий в тылу (взрыв заводов и артиллерийских складов в Казани – было уничтожено 12 тыс. пулеметов и около 1 млн артиллерийских снарядов; на 20 августа была намечена забастовка железнодорожников)[459];

4. в-четвертых, продолжающиеся расправы над офицерами в действующей армии (убийство командира 111-й пехотной дивизии генерала Гершфельда и комиссара той же армии – Линде);

5. в-пятых, ухудшение положения на Румынском фронте.

Изучив материалы Чрезвычайной следственной комиссии по делу генерала Корнилова, только заключение которой составляет около 200 страниц[460], по делу допрошено около тысячи человек. Собраны показания некоторых членов Временного правительства, командующих фронтами, представителей казачества, а также ближайших помощников Корнилова, соискатель пришел к выводу, что следственная комиссия испытывала определенную симпатию к генералу Л.Г. Корнилову и стремилась облегчить участь участников выступления:

6. во-первых, именно комиссия настояла на подсудности генерала Л.Г. Корнилова суду гражданского ведомства[461], тем самым дала возможность избежать ему военно-революционного суда, соответственно, смертной казни;

7. во-вторых, приложила усилия к объединению производства дел по расследованию деятельности Л.Г. Корнилова и А.И. Деникина и переводу деникинцев в Быховскую тюрьму, тем самым предотвратив возможность самосудов над участниками выступления[462];

8. в-третьих, во время своей работы комиссия, скорее всего сознательно, допускала утечки следственной информации. В результате в прессе появлялись материалы по делу с целью формирования благоприятного общественного мнения в отношении Л.Г. Корнилова и других арестованных[463].

Это видно из сообщения газеты «Заря России» о завершении следствия по делу генерала Л.Г. Корнилова: «Вина генерала Корнилова в августовском походе, по заключению Следственной комиссии, представляется не столь значительной, как вина Керенского, который является, по мнению Комиссии, главным инициатором этого похода, поставившего генерала Корнилова в невозможное положение»[464].

И, самое главное, основной вывод Чрезвычайной следственной комиссии, опубликованный в газете «Новая жизнь», содержал следующее: «... Существование заговора лиц, объединившихся генералом Корниловым и ставивших своей целью изменение существующего строя и свержение Временного правительства, представляется по делу недоказанным» [465] (подчеркнуто соискателем).

Более того, комиссией было признанно отстранение Л.Г. Корнилова от должности Верховного главнокомандующего А.Ф. Керенским незаконным[466].

На данный факт было обращено внимание прессы: «Со стороны А.Ф. Керенского был допущен явный деликт – превышение власти, так как А.Ф. Керенский, посылая телеграмму Верховному главнокомандующему о сдаче должности, присвоил себе прерогативы Временного правительства, персонально ему, Керенскому, не принадлежащие»[467].

Абсурдность степени обвинений в адрес генерала Л.Г. Корнилова была ясна и ближайшему окружению А.Ф. Керенского. П.Н. Милюков свидетельствует о том, что министр-председатель отказался рассматривать «ультиматум» Верховного главнокомандующего как недоразумение[468]. Он проигнорировал просьбу Л.Г. Корнилова приехать в Ставку, тем самым пренебрег возможностью уладить конфликт.

Для истории не так важно, чем был мотивирован поступок министра-председателя – личной трусостью или амбициозностью. Несомненно одно: его безответственное поведение привело страну к роковым последствиям, была утрачена последняя возможность спасти армию от дальнейшего разложения.

А.Ф. Керенским были предприняты шаги по предотвращению последствий корниловского выступления, которые привели к необратимым последствиям для армии:

Самоличное отстранение генерала Л.Г. Корнилова от должности Верховного главнокомандующего;

Обращение к железнодорожникам, а) запрещающее исполнять приказы Л.Г. Корнилова, б) о необходимости остановки продвижения войск к Петрограду «не останавливаясь производством крушения поезда»;

Приказ по войскам Петрограда и радиограмма, разосланная «всем...», объявляющие Верховного главнокомандующего мятежником и изменником;

План обороны Петрограда от мятежников, давший возможность легального вооружения большевиков.

С «благословления» Временного правительства создавались сотни местных органов борьбы с «корниловщиной» в тылу и на фронте. Подобные организации носили соответствующие духу революционного времени названия комитетов спасения и охраны революции. Однако по той причине, что Верховным главнокомандующим генералом Л.Г. Корниловым не было предпринято каких-либо военных действий против Временного правительства, взятая этими организациями на себя функция защиты революции фактически свелась к выяснению «политической благонадежности» тех или других лиц. В подавляющем большинстве эти органы были образованы при местных Советах и являлись солдатскими организациями. Та поддержка, которую оказали Корнилову армейская верхушка и офицерство в целом, в частности и его центральный орган – Союз офицеров армии и флота, дала возможность развернуть широкое наступление на права офицеров.

С первых же дней работы Чрезвычайной комиссии в ее адрес стали поступать заявления офицеров и солдат различных воинских частей или же их собраний с сообщениями о поведении в дни выступления тех или других лиц. Как правило, они были оформлены как протоколы заседаний армейских комитетов или стихийно образованных следственных комиссий[469].

Протоколы – доносы свидетельствуют о широкой поддержке действий генерала Л.Г. Корнилова среди большей части офицерского состава, связывавшего с именем Корнилова надежды на восстановление дисциплины в армии.

Непосредственным следствием стало падение воинской дисциплины, что не могло отрицательно не повлиять на боеспособность Российской армии. В связи с этим Временное правительство вынуждено было принять 4 сентября 1917 г. специальное постановление «О ликвидации местных органов борьбы против корниловского мятежа».

В постановлении говорилось: «в минувшие дни мятежа генерала Корнилова в целях борьбы с ним в городах, деревнях, на железнодорожных станциях как в тылу, так и в районе действующей армии по почину самих же граждан образовались особые комитеты спасения и охраны революции...»[470]. Правительство призывало всех граждан «вернуться к обычным условиям жизни с восстановлением законного порядка деятельности каждого органа власти» и предупреждало, что «самочинные действия» комитетов недопустимы и «Временное правительство будет с ними бороться» как с действиями, «вредными для республики». Однако деятельность многих подобных комитетов продолжалась вплоть до Октябрьского переворота.

Всего за период с 27 по 30 августа 1917 г. генерал Л.Г. Корнилов отправил телеграфом 6 приказов-воззваний. 27 августа в ответ на приказ Керенского сдать должность Верховного главнокомандующего Корнилов направил по линиям железных дорог, начальствующим лицам и комитетам свою первую телеграмму с разъяснением причин, побудивших его выступить против Временного правительства[471].

28 августа им было обнародовано «Обращение к народу», также разъяснявшее причины его конфликта с Временным правительством (см. прил. 12) и воззвание «К казакам» (см. прил. 13). Того же числа им был выпущен приказ №897, в котором Корнилов возлагал ответственность за конфликт на Временное правительство (см. прил. 14). И, наконец, 29 августа им был распространен приказ №900, призывавший его сторонников сплотиться вокруг Ставки (см. прил. 15).

По свидетельству П.Н. Врангеля в войсках телеграммы и обращения Главковерха не доводились, командование не нашло в себе сил противодействовать требованиям комитетов, которые добивались оглашения правительственных сообщений[472].

Соискатель лишь отчасти разделяет мнение современных отечественных исследователей проблемы о плохо подготовленном выступлении генерала
Л.Г. Корнилова[473]. Действительно, для многих сторонников Верховного главнокомандующего его действия оказались неожиданными, даже для генерала Крымова, который командовал 3-й конной армией. Но это, по мнению диссертанта, лишний раз подтверждает то, что события разворачивались вопреки разработанному заранее сценарию, они явились неожиданностью и для самого
Л.Г. Корнилова. Он не мог предвидеть предательства Б.В. Савинкова,
М.М. Филоненко и непоследовательность и, возможно, явную провокацию А.Ф. Керенского.

Несомненно, главнокомандующие фронтами и армиями, получив практически одновременно телеграммы Верховного главнокомандующего и министра-председателя, отдавали себе отчет в том, что речь идет не только о выборе гражданской позиции, но и личной безопасности. Тем не менее генерал
В.Н. Клембовский отказался от предложенной ему должности Верховного главнокомандующего, признав очередную перемену верховного командования «крайне опасной» и указал на необходимость скорейшего «проведения мер для поднятия дисциплины и боеспособности армии»[474].

Сдержанная оценка действий генерала Корнилова и требование принятия «проектируемых мер в армии» содержатся и в телеграммах генералов П.С. Балуева[475], Д.Г. Щербачева[476].

В телеграмме А.И. Деникина[477] брошен открытый вызов Временному правительству: «Видя в этом возвращение власти на путь планомерного разрушения армии и, следовательно, гибели страны, считало долгом довести до сведения Временного правительства, что по этому пути я с ним не пойду»[478].

А.И. Деникин приказал принять меры по изоляции фронта от проникновения туда без ведома штаба каких-либо сведений о совершившихся событиях до ликвидации столкновения Корнилова с Временным правительством. Но что характерно, он отменил решение своего штаба о вызове 1-го Чехословацкого корпуса для обеспечения личной безопасности Главкома и правильной работы штаба, посчитав зазорным русскому Главнокомандующему защищаться от своих солдат чужими штыками[479].

Особое внимание следует акцентировать на том, что Деникин приказал генерал-квартирмейстеру Юго-Западного фронта М.И. Орлову лично руководить перевозкой по железной дороге 3-го конного корпуса, а начальнику штаба фронта генералу С.Л. Маркову – Кавказской туземной дивизии[480], то есть именно тех соединений, которые, по замыслу Л.Г. Корнилова, должны были стать ударным кулаком его выступления.

Необходимо согласиться с выводами Г.М. Ипполитова, В.Г. Казакова, В.В. Рыбникова, что, фактически, А.И. Деникин создал исключительно силовыми методами базу для решительной поддержки корниловского выступления на Юго-Западном фронте. Однако анализ архивных документов[481] позволяет утверждать и другое: у Главкома армиями Юго-Западного фронта не было широкой общественной поддержки. И это – главная причина относительно легкой ликвидации выступления А.И. Деникина в поддержку мятежного Главковерха[482].

Позиция казачества в связи с событиями, связанными с выступлением
Л.Г. Корнилова заслуживает особого внимания:

9. во-первых, в общественном сознании имена Л.Г. Корнилова и А.М. Каледина были тесно связаны из-за совпадения высказанных ими позиций на Государственном совещании 14 августа 1917 г. Об этом было уже сказано в данном параграфе настоящей работы;

10. во-вторых, в России традиционно к выполнению полицейских функций привлекались казаки[483], поэтому у А.Ф. Керенского возникло подозрение в несомненном привлечении Л.Г. Корниловым А.М. Каледина к заговору против правительства;

11. в-третьих, Л.Г. Корниловым 27 августа была направлена А.М. Каледину телеграмма с просьбой поддержки[484], а 28 августа – «Воззвание к казакам» (см. прил. 13) с призывом поддержать его выступление против Временного правительства.

По локализации возможных последствий корниловского выступления со стороны казачества Временным правительством были предприняты следующие меры:

12. 31 августа 1917 г. был издан Указ Временного правительства об отрешении от занимаемой должности с преданием суду за мятеж атамана Войска Донского генерала А.М. Каледина[485].

- военным министерством было собрано множество компрометирующих непроверенных надуманных сведений в отношении А.М. Каледина и передано в Чрезвычайную комиссию[486];

13. поскольку у Временного правительства не было достаточных юридических оснований для обвинения А.М. Каледина и предания его суду, оно заставило войсковой казачий круг или осудить или поручиться за него[487];

14. А.М. Каледин вынужден был 2 сентября 1917 г. передать должность атамана Войска Донского М.П. Богаевскому, отчитаться о своей деятельности перед Войсковым кругом, заявить о своем неучастии в корниловском выступлении и отвести от себя предъявленные правительством обвинения.

Таким образом Войско Донское и Временное правительство уладили конфликт.

По мнению диссертанта, казачество не оказало должной поддержки
Л.Г. Корнилову в силу следующих причин:

Выступление Л.Г. Корнилова явилось полной неожиданностью для А.М. Каледина;

Казачество уже не представляло собой единой социальной среды, в нем уже наметились тенденции расслоения.

В казачьих областях зрели замыслы по созданию автономии.

Соискателю представляется аргументированной точка зрения П.Н. Милюкова, объясняющая неучастие А.М. Каледина в корниловском выступлении: «Несравненно более сложная натура, чем генерал Корнилов, Каледин, вероятно, понимал отрицательные стороны корниловского предприятия и был в состоянии оценить по достоинству непосредственное окружение Корнилова. Я допускаю, что под влиянием этих соображений он мог оставаться в нерешительности до самого конца»[488].

Одним из самых конструктивных шагов Временного правительства по ликвидации последствий корниловского выступления диссертант считает назначение начальником штаба Верховного главнокомандующего генерала от инфантерии М.В. Алексеева и поручение ему миссии урегулирования конфликта, возникшего между правительством и Л.Г. Корниловым.

Только в результате его усилий удалось избежать кровавых столкновений. П.Н. Милюков в своем известном труде о второй русской революции делает вывод о том, что отказаться от посреднических услуг М.В. Алексеева между правительством и Корниловым – означало бы обострение вопроса о ликвидации Ставки[489].

Видимо, А.Ф. Керенский подозревал М.В. Алексеева в сочувственном отношении к мятежным генералам, близким к Л.Г. Корнилову и А.И. Деникину, об этом он пишет в соей книге «Россия на историческом повороте», что перед встречей с А.Ф. Керенским «В течение всей ночи 30 августа Крымов консультировался с Алексеевым»[490].

Остается только сожалеть о том, что генерал М.В. Алексеев был приглашен к урегулированию вопроса, когда он уже вовсю разворачивался по силовому сценарию.

Генералу М.В. Алексееву принадлежит и огромная заслуга в создании условий безопасного содержания[491] и формирование благоприятного общественного мнения в отношении быховских узников[492].

Разгром выступления Л.Г. Корнилова переломил политическую ситуацию в стране и армии, дал возможность усилить позицию левого фланга на политической арене.

30 августа 1917 г. Бюро военного отдела ВЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов выступило с обращением ко всем комитетам и комиссарам фронтов и армий «О мерах борьбы с корниловским мятежом», в котором о причинах провала «контрреволюционного мятежа» сказано: «Во-первых, весь фронт стал на сторону революции, армейские комитеты сохраняют революционный порядок, ими приняты меры к выяснению и изоляции участников заговора; во-вторых, все местные Советы рабочих и солдатских депутатов энергично мобилизовали все демократические силы, чтобы воспрепятствовать распространению заговора»[493].

После подавления корниловского выступления пошел бурный процесс большевизации Советов и армейских комитетов.

В связи с затянувшимся правительственным кризисом и заявлением меньшевиков и эсеров об отказе сотрудничать с кадетами Керенский принял решение образовать «для восстановления потрясенного государственного порядка» Директорию в составе: министра-председателя А.Ф. Керенского, министра иностранных дел М.И. Терещенко, военного министра А.И. Верховского, морского министра Д.Н. Вердеревского и министра и телеграфа А.М. Никитина. Остальные министры вышли в отставку. А.Ф. Керенский от имени правительства заявил, что главной своей задачей считает восстановление государственного порядка и боеспособности армии и что правительство будет стремиться к расширению своего состава[494].

Новый военный министр полковник А.И. Верховский объявил о необходимости переустройства армии «путем внушения широким солдатским массам идей права, справедливости... и строгой дисциплины». В соответствии с новыми взглядами 9 сентября 1917 г. появился приказ по армии и флоту, содержащий 4 основных требования:

Временное правительство производит смену всех начальников, которые, по его мнению, неспособны вести войска к отражению врага и к дружной работе по укреплению республиканского строя в России.

Временное правительство заменит весь руководящий состав в Ставке Верховного главнокомандующего, поскольку он замешан в мятеже генерала Корнилова, новыми, преданными республике опытными офицерами.

Временное правительство выводит из Ставки войска, принимавшие участие в мятеже, заменив их безусловно верными республике частями.

Временное правительство предает суду всех, чья преступная воля выявилась во время мятежа[495].

Издание данного приказа посеяло обстановку усиления недоверия со стороны солдатских масс к офицерскому корпусу.

Процесс разрушения армии принял необратимый характер.

Подытоживая приведенное выше, можно сделать следующие обобщения:

15. неудачное вследствие низкой дисциплины в войсках летнее наступление, предпринятое Русской армией на фронте, показало необходимость принятия жестких мер по повышению боеспособности Вооруженных сил;

16. назначение Л.Г. Корнилова на пост Верховного главнокомандующего Временным правительством вызвано способностью генерала к проведению жестких непопулярных мер в условиях предотвращения дальнейшего разложения войск;

17. Программа Л.Г. Корнилова явилась первым сформулированным и оформленным документом, содержащим систему мер по поддержанию боеспособности Русской армии в 1917 г.;

18. затягивание сроков принятия корниловской программы по обеспечению повышения боеспособности армий, в целом признанной правительством приемлемой, объясняется неприятием А.Ф. Керенского возросшей популярности Л.Г. Корнилова среди офицерского корпуса, военных общественных организаций и партий правого толка. А.Ф. Керенским был сделан выбор в пользу собственных политических амбиций ценой гибели армии;

19. объявив Л.Г. Корнилова мятежником, А.Ф. Керенский воспользовался явной провокацией с целью дискредитации Верховного главнокомандующего, в этом убеждает то, как построил бывший адвокат разговор (по прямому проводу) с Верховным главнокомандующим: а) задавал двусмысленные вопросы; б) сфальсифицировал присутствие В.Н. Львова (см. прил. 16). При этом А.Ф. Керенский не отдавал себе ясногоотчета о негативных последствиях, которые скажутся на снижении боеспособности Вооруженных сил;

20. военные приказы по локализации последствий корниловского выступления, изданные под игидой Директории, окончательно подорвали доверие широких солдатских масс в отношении офицерского корпуса;

21. подавление выступления Л.Г. Корнилова явилось катализатором раскола офицерского корпуса, часть офицеров поддержала Верховного главнокомандующего (см. прил.17).