Читайте также:
|
|
Основным источником права на протяжении веков оставались обычаи, то-торые в течение длительного времени не записывались, а сохранялись в устной традиции и памяти соплеменников. Первые письменные памятники в основном закрепляли наиболее распространенные образцы поведения и устанавливали су-дебную практику.
Издревле, еще начиная с первобытнообщинного строя, люди выработали для себя определенные правила поведения, среди них выделялась группа пра-вил, нарушение которых могло привести к уничтожению рода. В связи с этим данные правила строго охранялись общиной. Священное писание уже в начале своего повествования обозначает два преступления, за которые наступает суро-вое наказание: воровство (Ева тайно, без воли на то Бога, сорвала яблоко) и умышленное лишение человека жизни, убийство, (убийство Каином Авеля).
Выделение уголовно-правовых норм по обычному праву особенно затруд-ненно в связи с тем, что материальная сторона нормы обычного права несет в себе моральные, нравственные, религиозные, обрядовые и правовые характери-стики. Существовала тесная связь права с религией и религиозной моралью. Так, например, в древнеиндийском языке даже нет специального слова для обо-значения права в том смысле, в котором мы понимаем в наше современное время. Что на сегодняшний день по позитивному праву не является уголовно-наказуемым деянием, по обычному праву было преступлением и наоборот.
У русских, например, приравнивался к преступлению факт отсутствия ого-родительных изгородей земли, находящейся в частной собственности. Или же наличие незаконных половых связей между членами общины, а особенно меж-ду членами разных родов (общин). Действительно, с точки зрения юридической техники и систематики в условиях раннефеодального общества Древней Руси отрасли древнерусского права были недостаточно разграничены.
В данном случае нельзя не согласиться с теорией Л.И. Дембо1, согласно которой в феодальном праве не может быть деления на отрасли права, а существует деление на церковное, ленное право, городское право, боярское право и т.д. Л.И. Дембо подчеркивал, что «классификация отраслей права в каждой системе права обусловлена не только наличием определенных областей общественных отношений, но также и основными принципами, заложенными в данной системе права, выражающими структуру общественных отношений, обусловленную объективными экономическими законами. Так, например, в системе права, покоящегося на сословном принципе, нет и не может быть деления на гражданское право, уголовное право, семейное право, земельное право и т.д., а существует деление на ленное право, церковное право, городское право и т.д.
Это объясняется сословным принципом феодального права, при котором не могло быть общего, например, семейного и наследственного права для феода-лов и крестьян или общего земельного права для помещиков и крепостных крестьян...»2. Л.И. Дембо полагал, что понятие «система права» включает в себя и соответствующую систематику отраслей права, которая не может быть оторвана от системы и принципов права. В феодальном обществе существовали семейные, имущественные и другие отношения, которые регулировались правовыми нормами и группировались в самостоятельные отрасли права по иному принципу, нежели в других системах права3.
Явным подтверждением тому является тот факт, что даже в Русской Правде нет четких разграничений между преступлениями и гражданскими правона-рушениями. В литературе можно встретить утверждение, что Русская Правда не знала грани между преступлениями и гражданскими правонарушениями. По мнению, В.И. Сергеевича, данные виды правонарушений в древности не разли-чались, «всякое правонарушение, как убийство, так и неплатеж долга, Одина-ково называлось обидою»1. Аналогичного мнения придерживались и другие дореволюционные ученые2.
Так как нормы обычного права это не просто сухое изложение опреде-ленного правила поведения, но они несут в себе глубокие морально-нравствен-ные начала, пронизаны духом религиозности, имеет смысл в данной главе при-открыть завесу религиозной мотивации преступлений.
Религиозная мотивация преступлений – это глубокая и многогранная про-блема, которая имеет очень древние корни. Еще в Священном Писании обо-значено убийство Каином Авеля, которое мотивировалось религиозной причи-ной: Бог не презрел жертвоприношение Каина, что вызвало чувство зависти к брату у последнего. Зависть же носила нематериальный характер, но духовный.
Уже в первобытнообщинном строе общество поклонялось богам, создавая морально-религиозные кодексы поведения, отступление от которых вело к оп-ределенным санкциям (кара богов). Изучая право древнего Востока, ощущается тесное влияние религиозной идеологии на нормы права. Так, в древнем Вави-лоне текст законов был высечен на базальтовой стеле, в верхней части которой изображен бог солнца Мардук, вручающий текст этих законов коленопрекло-ненному Хаммурапи. При этом древним обществом ревностно охранялась вера в своих богов, иные же религии воспринимались как неверные. Охрана же своей религии часто сопровождалась кровопролитием «неверных» (гонения святой инквизицией еретиков; джехат у мусульман).
С другой стороны, иной раз сама религия несла в себе антиморальные и ан-тигуманные начала, исполнение которых можно было квалифицировать как пре-ступление (сатанизм, масонство, и иные течения направленные против жизни и свободы человека). Религия - сложное духовное образование и общественно-историческое явление, которое не укладывается в однозначные, прямолинейные характеристики. Одной из исторических миссий религии, приобретающих в со-временном мире, выступало и выступает формирование сознания единства че-ловеческого рода, значимости общечеловеческих нравственных норм, непре-ходящих ценностей. Но в религиозном же мировоззрении могут выражаться и совсем другие настроения, идеи: фанатизм, вражда и модели другой веры, чему немало примеров в прошлом и настоящем.
Религиозные споры раскалывали народы и континенты, обусловливали, порой развязывание жестоких религиозных войн и конфликтов. К ним отно-сятся, например, захватнические войны, которые в XI - XIII вв. рыцари Западной Европы вели в Палестине, так называемые крестовые походы. Наибо-лее страшным эпизодом гугенотских войн стала Варфаломеевская ночь в авгус-те 1572 г. в Париже. В ночь на праздник Святого Варфаломея (24 августа) пос-вященные в дело католики пометили дома, где находились их будущие жертвы. Многие были убиты в своих постелях. Резня продолжалась три дня с вовлече-нием в кровавую оргию случайных людей. Убийства перекинулись в другие города. По данным специалистов в области истории зарубежных стран в это время погибло не менее тридцати тысяч человек.
Славным делом французского короля Генриха IV был Нантский эдикт –за-кон о веротерпимости, принятый в 1598 г. Господствующей религией остался католицизм, но гугеноты получили свободу вероисповедания и одинаковые с католиками права1. Это был первый в Европе подробно разработанный закон о свободе веры (второй в мире после указа падишаха Акбара в Индии).
Незабываемый след в истории оставила испанская инквизиция. В 1480 г. король Фердинанд Кастильский учредил так называемую Новую инквизицию во главе с доминиканцем Томасом Торквемадой. Она стала орудием абсолютиз-ма в борьбе против инакомыслящих, кроме еретиков - врагов церкви и короля она преследовала также крещеных евреев - марронов, обвиняемых в привер-женности к иудаизму, а также мусульман, принявших христианство – мори-сков, подозревающихся в тайном исповедании ислама. В 1492 г. Торквемада склонил испанских королей Изабеллу и Фердинанда к высылке из страны всех евреев. Всего в Мадриде с 1481 - 1808 гг. взошли на костер почти 32 тысячи человек и около 300 тысяч понесли другие тяжкие наказания. В Испании Торк-вемада намного чаще, чем инквизиторы других стран, прибегал к крайней мере: за 15 лет по его приказу сожжено 10 200 человек. Последний акт сожжения на костре имел место в Испании в 1826 году1.
На примере инквизиции наблюдается подмена сущности церкви, ее пред-назначение. В рамках различных религиозных вероучений формировались еди-ные образцы (каноны), нормирующие образ чувств, мыслей, поведения людей. Вследствие этого религия осуществляла функцию мощного средства социаль-ной регламентации и регуляции, упорядочения и сохранения нравов, традиций, обычаев. Это важная культурно-историческая роль религии в глобальном пони-мании.
На Руси первые религиозные преступления были связаны с насильствен-ным обращением русских в христианство, что повлекло к гонениям язычников и уничтожениям святилищей последних. Мощный взрыв преступлений на рели-гиозной почве породил раскол православной церкви на господствующую цер-ковь и на старообрядцев. Разделяя мнение В.Сенатова, который в своем труде «Философия истории старообрядчества»2, можно предположить, что отношение к старообрядчеству господствующего исповедания, как синода, епископов, так и отдельных лиц, не представляется твердо определенным и устойчивым.
Иногда для одних старообрядцы представляются чуть ли не врагами Хрии-ста, для других же они наиболее глубоко верующая и преданная истинной вере часть единого православия. Эта неопределенность сказывается иногда в меро-приятиях синода и правительства крупного исторического характера. И на наших глазах все священники украшались именно восьмиконечным крестом как символом своего сана. Найдутся архиереи, которые за стыд и бесчестие считают войти в единоверческий храм и совершить здесь службу по старым книгам и обычаям.
Вполне ясные и определенные отношения к старообрядчеству существо-вали только в царствование императора Николая I при общем руководстве цер-ковными делами московского митрополита Филарета. Тогда старообрядчество признавалось преступностью, как с церковной точки зрения, так равно, не больше и не меньше, и государственной. Эта преступность в глазах церковных и государственных деятелей получала особенно яркое выражение через то, что старообрядческая вера иначе не мыслилась, как верою невежд. По этим воззрениям старообрядчество решительно и бесповоротно относилось к типу невежественных преступников, и старообрядцы причислялись к людям, ничего и ни в чем не смыслящим, возмущавшим народную мысль и преисполненным всяких преступных замыслов.
Отношения эти имели двухвековую историю и создавались всеми условия-ми нашей исторической жизни за последние два века. Еще при царе Алексее Михайловиче старообрядцы были названы невеждами, причислены к преступ-никам против церкви и против государства и были обречены на церковное и царское наказание. При Петре I этот взгляд укрепился, расширился и получил как бы научную разработку. В глазах Петра и всех новых реформированных, пе-реодетых в заграничные камзолы людей, старообрядцы явились противниками западной цивилизации, насильственно призванной на Русь и встряхнувшей все вековые устои русской жизни.
Высшие церковные деятели, из коих к тому времени многие свободно вла-дели языками, латинским и греческим и в богословских спорах мыслили по за-падным католическим и протестантским образцам, опираясь на свою науку, це-лыми десятками позорных названий клеймили и умственное и нравственное со-стояние старообрядцев. Можно даже сказать, что из богатого русского словаря были пущены в оборот все слова, которыми подчеркивалось старообрядческое невежество. Старое имя "старовер" приобрело значение невежи, явственного глупца, и название "раскольник" обозначило дрянного, вполне безжизненного упрямца и передавалось не в полном виде, а только в уменьшительном, – вместо "раскольник" говорили и писали «раскольщик».
Вынужденное бегство старообрядцев в заонежские тундры, на берега Бело-го моря, в дремучие (Брынские) леса, их движение на запад – в Польшу, юго-запад – в Голицию, Румынию, Австрию и Турцию, на восток – в Сибирь и юг – к Кавказу, – все это бегство сотен тысяч, если не миллионов русского народа всюду сопровождалось колонизацией – оживлением дотоле безжизненных мест – и служило стихийно-народным подготовлением к будущему расширению государства.
Тем не менее это движение старообрядчества во все стороны от родных земель, свидетельствовавшее о культурном разбрасывании великорусского насе-ления, далеко за пределы собственной области, не шло ему в честь и служило только поводом к лишним укоризнам: за старообрядцами не только не призна-валось никаких культурных заслуг, но сами они считались "перебежчиками" и "изменниками" родной земли, несмотря даже на то, что им пришлось заселить вечно замерзшие тундры, завоевать болотистые устья Дуная, добраться до берега Мраморного моря.
Время императрицы Екатерины Великой в судьбах старообрядчества имело точно такое же значение, как 19 февраля 1861 года в общерусской жизни. 19 февраля отпустили на волю крестьян, ни к чему не приспособленных, не справляясь с их внутренними запросами, не призывая их на общее государст-венное дело и не вникая в их дальнейшую судьбу; отпустили, как хозяин собаку с цепи: хочешь – живи, хочешь – костью подавись, а нам до этого никакого дела нет. Императрица Екатерина II примыкала к рядам западных мыслителей.
С этой вершины умственного кругозора она глядела и на старообрядчество: с точки зрения западных философов старообрядчество для нее было дикостью, с точки зрения ее предшественников – императоров и бюрократов – оно было невежественной глупостью. И она даровала старообрядцам некоторую свободу, как глупцам и невеждам, без всякого соображения об их дальнейшем сущест-вовании и при полной уверенности, что старообрядчество не может оказать влияния на ход исторической жизни, и при полном незнании, что поста-новления старообрядческих соборов, именно в ее время, писались на более чистом и точном русском языке, чем ее собственные указы.
Времена императора Александра Благословенного отодвинули старообряд-ческий вопрос на задний план. Тогда старообрядчество "и признавалось, и не признавалось". На религиозные чаяния и побуждения русского народа смотрели с высоты идей французской революции, и эти побуждения, эту народную мысль находили убожеством, нищенством, детским лепетом, не имеющим ни смысла, ни значения. К началу нового царствования, временам императора Николая Павловича, спохватились, что "непризнание" религиозных сил в народе не уни-чтожает этих самых сил, а лишь только дает простор их развитию. Сочли необ-ходимым вступить с старообрядчеством в открытый и кровавый бой; для этого боя были вытребованы все наличные государственные и церковные силы, – и старообрядчеству пришлось испытать тяжелые, печальные времена императора Николая I.
Наряду с этою стройностью государственного взвода религиозная жизнь русского народа даже господствующего вероисповедания за означенный период наполнена темными и кровавыми страницами. Она еще не исследована и в будущем даст целые тома описаний, каким пыткам подвергался называемый "православным" русский человек, стремившийся к личной религиозной жизни и через это самое выходящий из всеобщего государственного фронта.
Наряду с этою стройностью государственного взвода религиозная жизнь русского народа даже господствующего вероисповедания за означенный период наполнена темными и кровавыми страницами. Начиная с 1824 года местным властям посыпались доносы, в которых монахи выставлялись развратителями народа, а помещики обвинялись в том, что они "держат в своих лесных дачах неизвестных подозрительных людей и склоняются ими к тому, чтобы крестьян сделать вольноотпущенными". Вследствие таких доносов сначала схватили и засадили в острог монаха Арсения, затем в 1824 году разорили пустынь в Бай-горах, а в 1825 – пустынь Екимовичскую. По всем обширным лесам края устраивались настоящие облавы, пустынников рассылали в разные стороны: приписанных к монастырям – в их обители, а остальных – на родину или к месту приписки.
Летопись этих гонений дает следующие фактические сведения: "Отца Афанасия при отношении от 18 октября 1825 года суд препроводил в Свенский монастырь; отец Досифей был выпущен из тюрьмы с лишком через два года и отправлен в Оптину пустынь; архимандрит Геннадий из острога отправлен был в Орел, в Площанский монастырь, а старец Авраамий ушел в жиздренские леса; монах Арсений после долгих странствий по разным острогам попал в Бело-бережскую пустынь; только один Досифей вернулся из острога в рославльские леса, но он поселился уже не в прежней своей пустыни, а в 15 верстах от нее, в имении помещика Брейера".
"Охранительное" начало тщательно выметало все, что бы так или иначе напоминало о старообрядчестве. Восьмиконечный крест на церковных куполах обязательно сменялся на четырехконечный и вовсе не допускался на вновь строящихся храмах. Старинные иконы, случайно уцелевшие в церквах, сноси-лись на чердаки, в подвалы и заменялись иконами нового письма. Двуперстное сложение на иконах переделывалось в именословное и троеперстное. Старо-печатная книга, найденная в избе истого "православного" ревнителя церкви, являлась "оказательством" старообрядчества и отбиралась с подпискою "впредь таких книг не приобретать и у себя не держать". Привычка к двуперстному сложению вела на "увещание" благочинного, консистории, особой комиссии и часто заканчивалась острогом.
"Охранительное начало" в применении к простой народной массе, как видно из приведенных примеров, являлось началом "истребления" старообряд-ческого духа, сохранившегося в народной жизни. Это явление, решительно замолчанное духовными исследователями, привело Церковь-народ к внутрен-ним потрясениям и создало такие условия, которые не только парализовали гонения на чистое, замкнувшееся в особые согласия старообрядчество, но и вдохнуло в него новую жизнь и расчистило для него пути к дальнейшему рас-ширению и внутреннему развитию.[14]
Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 80 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав |