Студопедия
Главная страница | Контакты | Случайная страница

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Киты и дельфины

Читайте также:
  1. Племя Догон, Сириус Б и Существа-Дельфины
  2. Подводные роды и дельфины-акушерки

Они появились внезапно, в тот самый момент, когда Лунин уже устал всматриваться в горизонт, ожидая, вдруг да покажется среди ласковых и небольших сегодня волн спасительное суденышко.

Костер догорал. Все запасы плавника, притащенные с берега на скалу, показавшуюся Павлу самой подходящей для разведения сигнального огня, уже были пожраны ненасытным пламенем. И вместо густых клубов дыма в небо поднималась тонкая струйка, становившаяся с каждой минутой все прозрачнее, готовая превратиться в память о самой себе.

Отчаяние и страх не просто эмоции, это то, что может свести с ума.

Не любовь, не желание, даже не попытки найти пресловутый смысл жизни, а именно бездонное отчаяние и животный страх.

Лунин смотрел на море, хотелось лишь одного: прыгнуть со скалы вниз, положить конец этому мучительному ожиданию, ведь возвращение невозможно. Никогда не увидать ему Лизы, да и вся его жизнь, не очень богатая ни деньгами, ни событиями, временами суетная и безалаберная, но такая комфортная в своей обыденности, осталась в ином, недостижимом уже измерении.

Сколько придется падать?

Да какая разница, займет это тридцать, к примеру, секунд, или около минуты. Вряд ли перед его глазами пронесется жизнь, которую он так нелепо прожил, подобное бывает лишь в романах, да и то не в лучших. Вода внизу ощерилась острыми камнями. Прибой накатывает на них и разбивается. Белая пена скатывается с черных, склизких, усеянных ракушками и водорослями базальтовых клыков, на острой макушке одного из которых неподвижно примостилась медитирующая чайка. Ее белая головка с крючковатым клювом не видна с такой высоты, просто серо-белое пятно, шапочкой нахлобученное на голову, чуть выступающую из воды. Когда он долетит до низа, и закроет глаза, если, конечно, успеет, то чайка сорвется и, недовольно клекоча, исчезнет за скалой, он слишком большая рыба, чтобы ее можно схватить на лету.

Успеет ли он крикнуть, да и что захочет оставить ветру? Скорее всего, это будет просто вопль, прощальный, яростный привет покидаемому миру. Встать, подойти к краю и еще раз всмотреться в будущее. Паучки бегают по спине, ласково касаясь кожи. Но у них острые ножки, твари наглеют, ласка сменяется болью, капельки крови превращаются в ручейки. Будущее пенится, чайка, закончив медитировать, сорвалась с места и направилась в сторону горизонта, прямо в лучи непривычно палящего солнца. Лунин встал, решив, что пора лететь за ней.

Тут это и произошло.

Павел еще не увидел их, как почувствовал странное напряжение, будто поверхность моря вот-вот,да раскроется как гигантская пасть, и из глубины вынырнет библейское чудище. Разверзнет челюсти, как адовы врата, и всосет в утробу остров со старым и заброшенным маяком на вершине. Но внезапно воцарилась торжественная, никогда до этого не слышанная им тишина. Лунин начал вслушиваться в нее, и ему показалось, что сквозь онемевший шум прибоя на берег накатывают волна за волной странные звуки, исходящие от вдруг ставшей ослепительно голубой в этот час поверхности моря. Не клекот, не ор, не стоны, не привычное пение, а то, чему трудно подобрать определение.

Густые, вязкие, непривычные для слуха рулады, возникающие где-то внутри него, внезапно рассыпались на мириады маленьких капелек, но, спустя мгновение, вновь возникала плотная завеса, сотканная из бархатистых, живых нитей глубокого, темного окраса.

А потом один из них появился на поверхности. Горбатый кит, поющий свою песню. О чем была она? Сложно сказать, но в этом свисте и бульканье, клекоте и внезапно возникающих трубных звуках Лунин вдруг услышал отголоски неведомого языка, который пусть никогда и не станет понятным, но все же позволял хоть чуточку да представить другую землю, населенную иными существами.

Он ничего не знал о китах. Лишь общие сведения, да и то почерпнутые не из книг, а засевшие в памяти после нескольких случайных телепередач, что так любила смотреть Лиза ночами, когда ее настигала внезапная бессонница и она проваливалась в депрессию. В такие часы ей не надо было ни секса, ни общения, кинофильмы же вызывали у нее еще большую тоску, как и алкоголь. И она, почти до носа натянув одеяло, включала один из тех каналов, на которых показывались картинки будто другого мира, по крайней мере, очень далекого от их с Луниным жизни.

Такими ночами Павел тоже не спал, а ворочался рядом, пялясь на экран в ожидании, когда его подругу сморит сон и она забудется хоть на несколько часов. Разговаривать в это время с ней было бесполезно. Он лежал под своим одеялом, на экране джунгли сменялись пустыней, потом показывались древние разрушенные города, внезапно переходившие в безбрежную голубую гладь, наподобие той, что окружала его.

В последний раз киты вплыли в экран незадолго до этой лунинской командировки — всего за несколько дней до их визита к Мартыновым. На цветение черемухи депрессия у Лизы наступала ежегодно, как и похолодание на улице. Может, виной тому было отсутствие солнца, может, резкое понижение температуры как дома, так и за окнами. Синоптики уже обещали окончание майских холодов. Прогнозы на три дня они делать научились, так что Лунин подумал, что вот-вот да сможет вздохнуть спокойно и перестать дергаться из-за Лизиного настроения, как ее внезапно накрыла та самая волна дурного настроения и безмерной тоски, которая, как считал Павел, в этом году прошла стороной.

Низкий и отчего-то очень игривый голос начитывал русский текст, из которого Лунин вырвал отдельные фразы, повествующие то о синих китах, то о кашалотах, первые — представители семейства полосатиковых из подотряда усатых китов, вторые же — из подотряда зубатых китов. Глаза у Лунина слипались, голубая гладь и выныривающие на поверхность громадины действовали на него усыпляюще, как снотворное, которого он не пил уже много лет, предпочитая заменять любовью или, на худой конец, алкоголем. После любви сон приходил быстро, был очень сытным, хотя и легким, а вот выпивка вызывала противоположные ощущения, хотя иногда Павлу хотелось провалиться в алкогольный дурман, открыть ящик Пандоры, вызволить наружу всех спрятавшихся в нем змей и прочих гадов. Когда это случалось, то просыпался он разбитым, боялся признаться себе в том, что привиделось ему во сне, хорошо, что такое происходило с ним редко — всего несколько раз в год.

Зато засыпание под телевизор обещало несколько приятных часов забвения, даже бубнеж диктора не мог помешать: пусть и дальше рассуждает о финвалах, нарвалах, гриндах, сейвалах, малых полосатиках и горбатых китах.

Вроде бы они еще не все уничтожены и до сих пор встречаются, пусть и не в тех количествах, когда сотни тысяч их бороздили моря и океаны. А за ними, упорно и настойчиво, плыли китобойные суда, переваливаясь с волны на волну. Капитаны Ахавы стояли у штурвалов, вглядываясь в насупленный горизонт и ожидая, пока из глубин не всплывет на поверхность невероятное создание.

Выпустит фонтан и вновь нырнет, внезапно взметнув над сине-черной водой огромный многометровый хвост, одним ударом которого можно пустить на дно небольшую яхту, не говоря уже о шлюпке или баркасе.

Горбатые киты были уже неподалеку от берега. Лунину казалось, что еще немного — и они окажутся в бухте, возле скал, и тогда уже не смогут выбраться с мелководья. Но вдруг первый кит остановился, за ним те два, что шли в кильватере, плохо разбираясь в этих исчезающих с планеты млекопитающих, Лунин не мог сходу определить, кто был самкой, а кто самцом, наверное, первый, что побольше, все же мужского пола.

Кит опять запел, Павлу стало казаться, что он начинает понимать, что тот хотел сказать.

Горбач пел о свободе, которой все меньше и меньше в океане, о страшных существах, что уничтожали его предков, о прекрасных, упитанных самках, которые являются ныне только в его наваждениях и снах. Это была песня одиночества и одновременно любви к тому миру, что ушел и уже никогда не вернется, миру титанов, которым правили боги и киты.

А потом он, закончив песню, вдруг будто начал вставать из воды, расти метр за метром, пока не прыгнул, изогнув и так горбатую спину, хотя никакого горба у него не было, Лунин принял за него спинной плавник.

Море взметнулось следом, искрящиеся на солнце волны, пытающиеся достичь неба, но вдруг застывшие на мгновение, а потом начавшие опадать. Кит нырнул, два других ушли под воду следом, а когда вынырнули на поверхность, то были все еще неподалеку от берега, и тот, что нырнул первым, опять начал петь, будто не успел сказать Павлу все, что хотел.

Осознание иной возможной жизни пришло к Лунину. Такое уже было с ним один раз, когда на пятилетие совместной жизни они с Лизой поехали на море. Денег на приличный вояж не хватало, да и паспорт у Лизы был просрочен, так что они выбрались не в зарубежье, а в банальную Анапу, о чем потом оба вспоминали как с ужасом, так и с ностальгией.

С одной стороны, было полное ощущение остановившегося много лет назад времени, заржавелые стрелки все так же показывали час, когда прежняя реальность прекратила свое существование, вот только не здесь.

Те же люди, то же хамство, та же еда.

Хотя появились частные отельчики, и не надо было ходить в туалет на улицу, зажигая фонарик, чтобы распугать мокриц и тарантулов.

Если бы не один вечер, то та поездка была бы положена Луниным на полку с надписью «никогда не вспоминать». Именно он и вызывал потом ту сладкую и чуть печальную ностальгию от невозможности заново пережить некогда фантастические в своем счастье минуты.

Обычно они уходили с моря к обеду, а если и возвращались вечером, то просто гуляли по набережной, иногда доходя до самого конца, до маяка. Первую половину дня Лиза не вылезала из воды, три, а то и четыре раза доплывая до буйков и обратно, а Лунин предпочитал устроиться на лежаке и читать книжку, иногда посматривая в воду, чтобы убедиться, что с Лизой все нормально и она не исчезла навеки среди прибрежных волн.

Но в тот день на нее что-то нашло. Может, приближающийся отъезд так подействовал, или это была просто блажь, но к вечеру она заявила Лунину, что опять хочет купаться. Уже темнело, с моря начал дуть ветер. Павлу совершенно не хотелось к воде, он бы предпочел сидеть где-нибудь под терпко пахнущими южными деревьями и пить молодое местное вино, но спорить с Лизой, если ей что-то запало в голову, было бесполезно. Ну посидит, в конце концов, на берегу, пока она плещется, посмотрит на лунную дорожку, покараулит ее вещи, поможет выйти потом из воды да подаст покараулит ее вещи, поможет выйдти ов, пока она плещетсяое вино, но спорить с Лизой, если ей что-то западалов волн. ую Анапуполотенце.

— Надень плавки, Лунин, — сказала она, будучи уже в купальнике. — Я ведь не полезу в это время одна в воду!

Он подчинился, с тоской думая о том, что вода сейчас явно холоднее, хотя бы потому, что нет солнца, да и вообще он не любитель заплывов при луне.

Они дошли до моря и спустились по длинной лестнице на пляж. Серебристая дорожка чуть покачивалась на поверхности моря. Лиза сняла юбку, потом стянула через голову майку, аккуратно положила на полотенце и пошла в набегающую вечернюю волну.

Лунину ничего не оставалось, как последовать за ней.

Они доплыли до буйков, Павел уже собрался разворачиваться и брать курс на берег, как вдруг Лиза поднырнула под канатом и поплыла дальше, все по той же серебристой лунной дорожке, которая привела их сюда. Лунин чертыхнулся и тоже поплыл вперед, в сторону открытого моря.

Внезапно он вдруг почувствовал, что рядом кто-то есть. При его обычной боязни моря он мог напридумывать что угодно, но в тот момент страха не было, лишь чувство того, что его не оставят беспомощным здесь, среди мерно накатывающих волн, если у него вдруг случится судорога, схватит сердце, да мало ли что еще может произойти. Лиза заплывала все дальше и дальше, Лунин не мог угнаться за ней, да и не хотел.

И тут он почувствовал, как его тело прикоснулось к чему-то нежному и мягкому, будто вода вдруг превратилась в тонкий шелк. Внезапно ему показалось, что он слышит отчетливый щебет, перешедший в жужжание. В ответ послышались скрежет и щелканье. Затем странные скрипы, чмоканье, будто кто-то начал страстно, взасос целоваться, потом вдруг тонкий чуть слышный писк. Целая стая дельфинов окружила Лунина, каждый из них что-то пытался ему сказать. Но Павел не понимал ничего, лишь восторженно млел, ощущая какое-то безумное счастье среди этих темных, с белыми брюшками, окружающих его тел.

Лиза повернула обратно и вот уже плывет рядом с ним, дельфины все так же рядом сопровождают их до буйков. То ли как почетный эскорт, то ли наоборот — передовой отряд, охраняющий море от незнакомцев.

Когда они уже оказались за канатами и можно было различить надвигающийся берег, опять послышались уже знакомые скрежет и щелканье, будто кто-то хотел им сказать: «Берегите себя!»

Киты и дельфины, их становится все меньше, может, те, что встретились с ними в ночном Черном море у берега Анапы, уже уплыли совсем в иные моря, где найдут свой дельфиний рай.

Но то прикосновение к иному, незнакомому миру, что Павел Лунин пережил уже давней лунной ночью, оказывается, никуда не исчезло за эти годы. Появление китов вновь вызвало его. Отчаяние, которое еще недавно толкало его броситься со скалы в море, исчезло, как пропал и страх. Костер совсем догорел, спасительный корабль так и не появился на горизонте. Но Лунин вдруг осознал, что явившиеся вместо него киты принесли ему весть, которую надо лишь понять.

Он смотрел на уже начавшую чернеть в угасающих лучах солнца, еще недавно такую веселую и голубую, на удивление спокойную сегодня поверхность моря и думал, что настоящий мир вряд ли тот, в котором живут люди. Киты и дельфины — да, а вот люди ушли, оставив после себя лишь подобия. Лунин и сам был таким до сегодняшнего дня, пока не услышал песню горбатого кита, что заставила его посмотреть на все иным взглядом. Будто и он принадлежит к тем, кто нашел свой покой в давно уже утраченном мире, от которого на землю лишь иногда падает легкая и быстро уходящая тень, да порою ветер приносит странные звуки, так похожие на голоса дельфинов и китов.

Темно-серая, с коричневым оттенком спина последнего из гигантов выгнулась. Всей многотонной тушей он обрушился на еще недавно тихое море. Поднявшийся северный ветер уже гнал волны, которые расступились, давая дорогу в бездну одному из немногих титанов, придающих смысл жизни всем оставшимся на Земле.

Лунин помахал вслед китам рукой и направился обратно, в сторону маяка.

 




Дата добавления: 2015-09-10; просмотров: 68 | Поможем написать вашу работу | Нарушение авторских прав

Лунин-старший | Рекогносцировка на местности | Похмелье | Маяки-1. Из дневника смотрителя | Одержимость | Искусство собирательства | Ночные гости | Маяки-2. Из дневника смотрителя | Выстрел | Маяки-3. Из дневника смотрителя |


lektsii.net - Лекции.Нет - 2014-2025 год. (0.015 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав